Стихийные группы и массовые движения

 

Общая характеристика и типы стихийных групп. При общей классификации больших социальных групп уже говорилось о том,что существует особая их разновид­ность, которую в строгом смысле слова нельзя назвать «группой». Это кратковременные объединения боль­шого числа лиц, часто с весьма различными интересами, но тем не менее собравшихся вместе по какому-либо определенному поводу и демонстрирующих какие-то совместные действия. Членами такого вре­менного объединения являются представители разных больших орга­низованных групп: классов, наций, профессий, возрастов и т.д. Такая группа может быть в определенной степени кем-то организована, но чаще возникает стихийно, не обязательно четко осознает свои цели, но тем не менее может быть весьма активной. Такое образование ни­как нельзя считать «субъектом совместной деятельности», но и недо­оценивать его значение также нельзя. В современных обществах от дей­ствий таких групп часто зависят принимаемые политические и соци­альные решения. Среди стихийных групп в социально-психологической литературе чаще всего выделяют толпу, массу, публику. Как отмеча­лось выше, история социальной психологии в определенной степени начиналась именно с анализа таких групп (Лебон, Тард и др.).

В социальной психологии XX в. психологические характеристики таких групп описываются как формы коллективного поведения. Учи­тывая, что термин «коллектив» в русском языке имеет весьма специ­фическое значение, целесообразнее определять названный тип пове­дения как массовое поведение, тем более что стихийные группы дей­ствительно выступают его субъектом.

Прежде чем перейти к характеристике различных типов стихийных групп, необходимо сказать об одном важном факторе их формирования.

Таким фактором является общественное мнение. Во всяком обществе идеи, убеждения, социальные представления различных больших орга­низованных групп существуют не изолированно друг от друга, а образу­ют своеобразный сплав, что можно определить как массовое сознание.

Выразителем этого массового сознания и является общественное мнение. Оно возникает по поводу отдельных событий, явлений обще­ственной жизни, достаточно мобильно, может быстро изменять оценки этих явлений под воздействием новых, часто кратковременных обсто­ятельств, строится по принципу похожести «моих» взглядов и взгля­дов других людей. Исследование общественного мнения ― важный ключ к пониманию состояния общества. К сожалению, в социальной психологии исследования эти весьма ограниченны, чаще проблема изучается в социологии [Грушин, 1967]. Вместе с тем для социально-психологического анализа стихийных групп изучение общественного мнения, предшествующего формированию таких групп, весьма важ­но: динамичность общественного мнения, включенность в него эмо­циональных оценок действительности, непосредственная форма его выражения могут послужить в определенный момент стимулом для создания стихийной группы и ее массовых действий.

Это можно проследить более конкретно на примере формирова­ния различных типов стихийных групп.

Толпа как разновидность стихийных групп наиболее полно иссле­дована в социальной психологии. По определению Лебона, толпа ― это «человеческая совокупность, обладающая психической общнос­тью», она образуется на улице по поводу самых различных событий: дорожно-транспортного происшествия, поимки правонарушителя, недовольства действиями представителя власти или просто проходя­щего человека. Ее цели могут быть весьма различными: просто погла­зеть, протестовать против чего-либо, заявить о каких-то требованиях. Длительность ее существования определяется значимостью инциден­та: толпа зевак может разойтись, как только элемент зрелищности ликвидирован. В другом случае, особенно когда это связано с выраже­нием недовольства каким-либо социальным явлением (не привезли продукты в магазин, отказались принимать или выдавать деньги в сбер­кассе), толпа может все более и более возбуждаться и переходить к действиям, например к движению в сторону какого-либо учреждения. Ее эмоциональный накал может при этом возрастать, выражая страх, враждебность, радость, порождая иногда агрессивное поведение уча­стников. В толпе могут возникать элементы организации, если найдет­ся человек, который сумеет ее возглавить. Но если даже такие элемен­ты возникли, они очень нестабильны: толпа легко может и смести возникшую организованность. Стихия остается основным фоном по­ведения толпы, приводя часто к его агрессивным формам.

Лебон давал весьма негативные характеристики толпе: если инди­вид сознателен, то толпа неосознанна, иррациональна, консерватив­на, нетерпима, нуждается в поддержке вождя, одним словом ― «со­циальное животное, сорвавшееся с цепи» [цит. по: Московиси, 1996. С. 28]. Для того, кто хочет обуздать толпу, необходим специфический язык ― образный, с аллегориями, повелительными формулировка­ми, призывами с опорой на «высшую цель».

Для толпы характерны специфические формы коммуникации; она базируется на соединении разнородных источников информации: из­вестные суждения из общественного мнения, случайные, произвольно интерпретированные сведения из средств массовой информации, слу­хи ― принимаемые на веру утверждения, не подкрепленные вообще никакими источниками. Роль последних в толпе особенно велика: слу­хи придают значение событиям, которые людям непонятны, и тем самым «готовят» людей к действиям. Все это взаимодействует, порож­дая утрированные, чрезмерные оценки наблюдаемых событий, созда­вая специфический эффект доверия «здесь и теперь».

С. Московиси подробно анализируя взгляды на толпу Лебона, делает вывод: толпы ― это «перископы, отображающие на поверхно­сти подводные течения», поэтому их необходимо изучать, так как без этого не понять современный мир. Политикам необходимо знать тол­пу не для того, чтобы управлять ею (это весьма сложно), а для того, чтобы не идти на поводу [Московиси, 1996. С. 114].

Масса обычно описывается как более стабильное образование с довольно нечеткими границами. Масса может выступать не обязатель­но как сиюминутное образование, собравшееся ad hoc, подобно тол­пе; она объединяет людей, не обязательно находящихся в физичес­кой близости, и вместе с тем может оказаться в значительно большей степени организованной. Это обусловлено тем, что признаком массы является объединение людей, которых волнует одна и та же тема и которые достаточно сознательно собираются ради какой-либо акции: манифестации, демонстрации, митинга. В этом случае более высока роль организаторов: они обычно выдвигаются не непосредственно в момент начала действий, а известны заранее как лидеры тех органи­зованных групп, представители которых приняли участие в данном массовом действии. В действиях массы поэтому более четки и проду­маны как конечные цели, так и тактика поведения. Вместе с тем, как и толпа, масса достаточно разнородна, в ней тоже могут как сосуще­ствовать, так и сталкиваться различные интересы, поэтому ее суще­ствование может быть неустойчивым, в частности, вследствие того, что члены массы могут быть рассредоточены.

Публика представляет собой еще одну форму стихийной группы, хотяэлемент стихийности здесь слабее выражен, чем, например, в толпе. Г. Тард впервые разделил толпу и публику, обозначив в каче­стве специфической черты последней наличие лишь психической свя­зи, поскольку она разобщена и потому медленнее включается в любое действие. Пример ― «читающая публика», «театральная публика». Впрочем, публика может быть представлена и как кратковременное собра­ние людей для совместного времяпрепровождения в связи с каким-то зрелищем ― на трибуне стадиона, в большом зрительном зале, на площади перед динамиком при прослушивании важного сообщения. В более замкнутых помещениях, например в лекционных залах, пуб­лику часто именуют аудиторией. Публика всегда собирается ради об­щей и определенной цели, поэтому она более управляема, в частно­сти в большей степени соблюдает нормы, принятые в избранном типе организации зрелищ. Но и публика остается массовым собранием лю­дей, и в ней действуют законы массы. Достаточно и здесь какого-либо инцидента, чтобы публика стала неуправляемой. Известны драмати­ческие случаи, к которым приводят неуемные страсти, например бо­лельщиков футбола на стадионах и т.п.

В современной социальной психологии существует ряд теорий, объясняющих возникновение стихийных групп и называющих в каче­стве причин различные факторы: потребность разделить с другими «чувства» по поводу каких-либо значимых событий, участвовать в со­здании «норм», почувствовать уверенность в возможности как-то кон­тролировать события [Смелзер, 1994]. При всех обстоятельствах сти­хийные группы ― постоянный «спутник» общества на разных его эта­пах, и значение их нельзя недооценивать.

Специфика форм общения. Общие черты различных типов стихий­ных групп позволяют говорить о сходных средствах коммуникативно­го и интерактивного процессов в этих группах. Общественное мнение, представленное в них, дополняется информацией, полученной из разных источников. С одной стороны, из официальных сообщений средств массовой информации, которые в условиях массового пове­дения часто произвольно и ошибочно интерпретируются. С другой сто­роны, в подобных группах популярен иной источник информации ― различного рода слухи и сплетни. У них ― свои законы распростране­ния и циркулирования, что выступает предметом специальных иссле­дований в социальной психологии. Этот источник служит средством не только дополнения, но и проверки информации, поступившей из официальной пропаганды [Шерковин, 1975. С. 286]. Образовавшийся таким образом сплав суждений и утверждений начинает функциони­ровать в массе или толпе, играя роль побудителя к действиям. При этом утрачивается необходимость собственной интерпретации инфор­мации, происходит групповое стимулирование действий. Именно это и порождает специфические формы общения и взаимодействия.

Таким образом, отсутствие длительного контакта между людьми в таких ситуациях не снимает вопроса о том, что общение и здесь край­не важно и значимо для жизнедеятельности людей, так же как и спе­цифические средства их воздействия друг на друга. К сожалению, в связи с переходом социальной психологии к активному развертыва­нию экспериментальных исследований, перенесению акцента на малую группу интерес к этим способам воздействия на большом отрезке истории науки оказался утраченным. Лишь в последнее время эти про­блемы вновь стали привлекать к себе внимание.

Очевидно, в действительности вопрос заключается не в том, что проблемы устарели, а в том, что новый уровень развития науки пред­полагает новые методы для исследования этих старых проблем. Что же касается самого явления ― существования таких специфических общ­ностей людей, как толпа, масса, публика или аудитория большого массового зрелища, то вряд ли его можно отрицать, так же как и наличие в этих условиях специфических форм общения и воздействия. Напротив, усложнение форм общественной жизни, развитие массо­вых форм потребления произведений культуры и искусства, массовых форм проведения свободного времени, средств массовой информа­ции заставляют с особым вниманием отнестись к изучению и данного типа общения. Главный отличительный признак его в том, что здесь возникает стихийная передача информации и ситуация общения ха­рактеризуется тем, что личность действует практически без ощуще­ния личного контроля над ситуацией. Естественно, что и воздействие здесь приобретает специфику по сравнению с тем, которое имеет место в группе, связанной общей деятельностью.

Что же касается самих способов воздействия, реализуемых в сти­хийных группах, то они достаточно традиционны.

Заражение с давних пор исследовалось как особый способ воздей­ствия, определенным образом интегрирующий большие массы лю­дей, особенно в связи с возникновением таких явлений, как религи­озные экстазы, массовые психозы и т.д. Феномен заражения был из­вестен, по-видимому, на самых ранних этапах человеческой истории и имел многообразные проявления: массовые вспышки различных душевных состояний, возникающих во время ритуальных танцев, спортивного азарта, ситуаций паники и пр. В самом общем виде зара­жение можно определить как бессознательную невольную подвержен­ность индивида определенным психическим состояниям. Она проявляет­ся не через более или менее осознанное принятие какой-то информа­ции или образцов поведения, а через передачу определенного эмоционального состояния, или «психического настроя» [Парыгин, 1971. С. 10].

Поскольку это эмоциональное состояние возникает в массе, дей­ствует механизм многократного взаимного усиления эмоциональных воздействий общающихся людей. Индивид здесь не испытывает орга­низованного преднамеренного давления, но просто бессознательно усваивает образцы чьего-то поведения, лишь подчиняясь ему. Многие исследователи констатируют наличие особой «реакции заражения», возникающей особенно в больших открытых аудиториях, когда эмо­циональное состояние усиливается путем многократного отражения по моделям обычной цепной реакции. Эффект имеет место прежде всего в неорганизованной общности, чаще всего в толпе, выступаю­щей своеобразным ускорителем, который «разгоняет» определенное эмоциональное состояние.

Особой ситуацией, где усиливается воздействие через заражение, является ситуация паники. Паника возникает в массе людей как опреде­ленное эмоциональное состояние, являющееся следствием либо дефи­цита информации о какой-либо пугающей или непонятной новости, либо избытка этой информации. Сам термин происходит от имени гре­ческого бога Пана, покровителя пастухов, пастбищ и стад, вызывавше­го своим гневом безумие стада, бросавшегося в огонь или пропасть по незначительной причине. Непосредственным поводом к панике являет­ся появление какого-то известия, способного вызвать своеобразный шок. В дальнейшем паника наращивает силу, когда включается в действие рассмотренный механизм взаимного многократного отражения. Зараже­ние, возникающее при панике, нельзя недооценивать, в том числе и в современных обществах. Широко известен пример возникновения мас­совой паники в США 30 октября 1938 г. после передачи, организован­ной радиокомпанией Эн-би-си по книге Г. Уэллса «Война миров». Мас­сы радиослушателей самых различных возрастных и образовательных слоев (по официальным данным, около 1 200 000 человек) пережили состояние, близкое к массовому психозу, поверив во вторжение мар­сиан на Землю. Хотя многие из них точно знали, что по радио переда­ется инсценировка литературного произведения (трижды это объяс­нялось диктором), приблизительно 400 тыс. человек «лично» засвиде­тельствовали «появление марсиан». Это явление было специально проанализировано американскими психологами.

Паника относится к таким явлениям, которые чрезвычайно труд­но поддаются исследованию. Ее нельзя непосредственно наблюдать, во-первых, потому, что никогда заранее не известны сроки ее воз­никновения; во-вторых, потому, что в ситуации паники весьма слож­но остаться наблюдателем: в том-то ее сила и заключается, что любой человек, оказавшись «внутри» системы паники, в той или иной сте­пени поддается ей. Исследования паники остаются на уровне описа­ний, сделанных после ее пика. Эти описания позволили выделить ос­новные циклы, которые характерны для всего процесса в целом. Зна­ние этих циклов очень важно для прекращения паники. Это возможно при условии, что находятся силы, способные внести элемент рацио­нальности в ситуацию паники, определенным образом захватить ру­ководство в этой ситуации. Кроме знания циклов, необходимо также и понимание психологического механизма паники, в частности такой особенности заражения, как бессознательное принятие определенных образцов поведения. Если в ситуации паники находится человек, кото­рый может предложить образец поведения, способствующий восста­новлению нормального эмоционального состояния толпы, есть воз­можность панику прекратить.

Важным вопросом при исследовании заражения является вопрос о той роли, которую играет уровень общности оценок и установок, свойственных массе людей, подверженных психическому заражению. Хотя вопрос этот недостаточно изучен в науке, в практике найдены формы использования этих характеристик в ситуации заражения. Так, в условиях массовых зрелищ стимулом, включающим предшествую­щую заражению общность оценок, например популярного актера, являются аплодисменты. Они могут сыграть роль импульса, вслед за которым ситуация будет развиваться по законам заражения. Знание такого механизма использовалось, в частности, в фашистской пропа­ганде, где была разработана особая концепция повышения эффек­тивности воздействия на открытую аудиторию путем доведения ее до открытого возбуждения: до состояния экстаза. Нередко к этим при­емам прибегают и другие политические лидеры.

Мера, в которой различные аудитории поддаются заражению, за­висит, конечно, и от общего уровня развития личностей, составляю­щих аудиторию, и ― более конкретно ― от уровня развития их само­сознания. В этом смысле справедливо утверждение, что в современных обществах заражение играет значительно меньшую роль, чем на на­чальных этапах человеческой истории. Отмечено, что чем выше уро­вень развития общества, тем критичнее отношение индивидов к си­лам, автоматически увлекающим их на путь тех или иных действий или переживаний, тем, следовательно, слабее действие механизма заражения [Поршнев, 1968].

Традиция, сложившаяся в социальной психологии, обычно рас­сматривает феномен заражения в условиях антисоциального и неорга­низованного поведения (различные стихийные бедствия и пр.), одна­ко этот тип поведения может иметь проявления и в массовых созна­тельных, социальных действиях, например, в ходе различных митингов и манифестаций, в массовых производственных ситуациях, при про­ведении спасательных работ в ситуации различных катастроф и т.д. Возможно, в этих случаях откроются какие-то новые стороны фено­мена заражения, например его компенсаторная функция в условиях недостаточной организации и т.п.

Таким образом, нельзя сказать, что в современных условиях про­блема заражения абсолютно устарела. Никакой рост самосознания не отменяет таких форм психического заражения, которые проявляются в массовых социальных движениях, особенно в периоды нестабильности общества, например в условиях радикальных социальных преобразова­ний. Социальная психология в большом долгу перед обществом при изучении этой проблемы: здесь пока существуют лишь отрывочные опи­сания и наблюдения, но по существу нет серьезных исследований.

Внушение представляет собой особый вид воздействия, а именно целенаправленное, неаргументированное воздействие одного человека на другого или на группу. При внушении осуществляется процесс передачи информации, основанный на ее некритическом восприятии. Часто всю информацию, передаваемую от человека к человеку, классифи­цируют с точки зрения меры активности позиции коммуникатора, различая в ней сообщение, убеждение и внушение. Именно эта третья форма информации связана с некритическим восприятием. Предпо­лагается, что человек, принимающий информацию, в случае внуше­ния не способен на ее критическую оценку. Естественно, что в раз­личных ситуациях и для различных групп людей мера неаргументиро­ванности, допускающая некритическое принятие информации, становится весьма различной.

Явление внушения исследуется в психологии очень давно, прав­да, в большей степени оно изучено в связи с медицинской практикой или с некоторыми конкретными формами обучения. Внушение, «суг­гестия», как социально-психологическое явление обладает глубокой спецификой, поэтому правомерно говорить об особом явлении «соци­альной суггестии». В остальном в социально-психологическом иссле­довании сохраняется терминология, используемая в других разделах психологической науки, изучающей это явление: человек, осуществ­ляющий внушение, называется суггестор; человек, которому внуша­ют, т.е. выступающий объектом внушения, называется суггеренд. Явле­ние сопротивления внушающему воздействие называется контрсугге­стией. В отечественной литературе впервые вопрос о значении социальной суггестии был поставлен в работе В. М. Бехтерева «Внуше­ние и его роль в общественной жизни» (1903).

При анализе внушения как специфического средства воздействия встает вопрос о соотношении внушения и заражения, на который нет однозначного ответа. Для одних авторов внушение является одним из видов заражения наряду с подражанием, другие подчеркивают отли­чия внушения от заражения, сводящиеся к следующему: 1) при зара­жении осуществляется сопереживание большой массой людей обще­го психического состояния, внушение же не предлагает такого «ра­венства» в сопереживании идентичных эмоций: суггестор здесь не подвержен тому же самому состоянию, что и суггеренд. Процесс вну­шения имеет одностороннюю направленность ― это не спонтанная тонизация состояния группы, а персонифицированное, активное воз­действие одного человека на другого или на группу; 2) внушение, как правило, носит вербальный характер, тогда как при заражении, кроме речевого воздействия, используются и иные средства (воскли­цания, ритмы и пр.) [Парыгин, 1971. С. 263-265].

С другой стороны, внушение отличается от убеждения тем, что непосредственно вызывает определенное психическое состояние, не нуждаясь в доказательствах и логике [Бехтерев, 1903]. Убеждение, на­против, построено на том, чтобы с помощью логического обоснова­ния добиться согласия от человека, принимающего информацию. При внушении же достигается не согласие, а просто принятие информации, основанное на готовом выводе, в то время как в случае убежде­ния вывод должен быть сделан принимающим информацию самосто­ятельно. Поэтому убеждение представляет собой преимущественно ин­теллектуальное, а внушение ― преимущественно эмоционально-во­левое воздействие.

Именно поэтому при изучении внушения установлены некоторые закономерности относительно того, в каких ситуациях и при каких обстоятельствах эффект внушения повышается. Так, в случаях соци­альной суггестии доказана зависимость эффекта внушения от возрас­та: в целом дети более поддаются внушению, чем взрослые. Точно так же в большей мере внушаемыми оказываются люди утомленные, ос­лабленные физически, чем обладающие хорошим самочувствием. Но самое главное заключается в том, что при внушении действуют спе­цифические социально-психологические факторы. Так, выявлено, что решающим условием эффективности внушения является авторитет суггестора, создающий особый, дополнительный фактор воздействия ― доверие к источнику информации. Этот «эффект доверия» проявляет­ся как по отношению к личности суггестора, так и по отношению к представляемой им социальной группе. Авторитет суггестора и в том и в другом случае выполняет функцию так называемой косвенной аргу­ментации, своего рода компенсатора отсутствия прямой аргумента­ции, что является специфической чертой внушения.

Так же, как это имеет место в ситуациях заражения, при внуше­нии результат зависит и от характеристик личности суггеренда. Фено­мен контрсуггестии иллюстрирует меру сопротивления внушению, которую оказывает отдельная личность. В практике социальной сугге­стии разработаны способы, при помощи которых можно блокировать в определенной степени эту «психическую самозащиту». Совокупность таких мер предложено называть «контрконтрсуггестией» [Поршнев, 1968]. Феномен контрсуггестии может быть использован не только для защиты личности от суггестивного воздействия, но и для опроверже­ния этой защиты. Так, если в качестве средства контрсуггестии высту­пает недоверие к суггестору, то путем включения дополнительной информации о суггесторе можно добиться отклонения этого недове­рия, и этот комплекс мер будет как раз представлять контрконтрсуггестию. Логично, конечно, предположить, что и в ответ на эти допол­нительные усилия личность постарается выдвинуть новый ряд защит­ных мер, но до сих пор практические исследования не углубились далее первого «слоя» контрконтрсуггестии.

В прикладном плане исследования внушения имеют большое значе­ние для таких сфер, как пропаганда и реклама. Роль, которая отводится внушению в системе средств пропагандистского воздействия, различна в зависимости от того, какого рода пропаганда имеется в виду, каковы ее цели и содержание. Хотя основная черта пропаганды ― апелляция к логике и сознанию, а средства, разрабатываемые здесь, ― это преимущественно средства убеждения, все это не исключает присутствия оп­ределенных элементов суггестии. Метод внушения выступает здесь как метод своеобразного психопрограммирования аудитории, т.е. относится к методам манипулятивного воздействия, что особенно очевидно в об­ласти рекламы, что будет специально рассмотрено ниже.

Подражание также относится к способам воздействия людей друг на друга, в том числе в условиях массового поведения, хотя его роль достаточно велика и в иных группах, особенно в специальных видах деятельности. Подражание имеет ряд общих черт с явлениями зараже­ния и внушения, однако его специфика состоит в том, что здесь осуще­ствляется не простое принятие внешних черт поведения другого чело­века или массовых психических состояний, но воспроизведение индиви­дом черт и образцов демонстрируемого поведения. В истории социальной психологии подражанию уделено большое место. Как уже отмечалось, разработка идей о роли подражания в обществе характерна для концепции Г. Тарда, которому принадлежит так называемая теория подражания.

В основных чертах эта теория сводится к следующему: подражание служит фундаментальным принципом развития и существования обще­ства, возникновения групповых норм и ценностей. Подражание высту­пает как частный случай более общего «мирового закона повторения». Если в животном мире этот закон реализуется через наследственность, то в человеческом обществе ― через подражание. Оно выступает источ­ником прогресса: периодически в обществе совершаются изобретения, которым подражают массы и которые входят впоследствии в структуру общества, а затем вновь осваиваются путем подражания. Подражание непроизвольно и может быть рассмотрено как «род гипнотизма», когда осуществляется «воспроизведение одного мозгового клише чувствитель­ной пластинкой другого мозга» [Тард, 1892].

Социальные конфликты, происходящие в обществе, объясняют­ся противоречиями между возможными направлениями подражания. Природа этих конфликтов подобна природе конфликтов в индивиду­альном сознании, когда человек просто испытывает колебания, вы­бирая новый образец поведения. Различается несколько видов подра­жания: логическое и внелогическое, внутреннее и внешнее, подра­жание-мода и подражание-обычай и т.п. Сформулированы законы подражания, среди которых, например, имеются следующие: подра­жание осуществляется от внутреннего к внешнему (т.е. внутренние образцы вызывают подражание раньше, чем внешние: духу религии подражают раньше, чем обрядам); низшие (имеются в виду низшие на социальной лестнице) подражают высшим (провинция ― центру, дворянство ― королевскому двору) и т.д. Очевидно, что подобная концепция дает классический пример абсолютизации роли подража­ния в обществе. По справедливому замечанию Э. Дюркгейма, при та­ком подходе смешиваются в кучу самые разнообразные обществен­ные явления, между тем как подражание ребенка взрослому, например, развивается по совсем иным законам, чем взаимоотношение классов в обществе.

Однако, если отвлечься от абсолютизации идеи подражания, можно в анализе, предложенном Тардом, выделить весьма полезные сообра­жения. Особое значение, конечно, подражание имеет в процессе раз­вития ребенка, поэтому именно в детской психологии проводится основная масса экспериментальных исследований подражания [Обу­хова, 1995. С. 317]. Однако коль скоро феномен включен в ткань обще­ния, он представляет интерес и для социальной психологии. Так, ис­следования механизма подражания стали предметом специальной те­ории подражания, разработанной в рамках необихевиористской ориентации Н. Миллером, Д. Доллардом и А. Бандурой [Андреева, Бо­гомолова, Петровская, 2000].

Все три описанных способа воздействия наталкиваются на ту или иную степень критичности личностей, составляющих массу. Воздей­ствие вообще не может быть рассмотрено как однонаправленный про­цесс: всегда существует и обратное движение ― от личности к оказы­ваемому на нее воздействию. Особое значение все это приобретает в стихийных группах. Стихийные группы, демонстрируемое в них мас­совое поведение и массовое сознание являются существенным ком­понентом различных социальных движений.

Социальные движения. Социальные движения ― особый класс социальных явлений, который должен быть рассмотрен в связи с анализом пси­хологической характеристики больших социальных групп и массового стихийного поведения. Социальное движение представляет собой до­статочно организованное единство людей, ставящих перед собой оп­ределенную цель, как правило, связанную с выражением коллектив­ного недовольства, поддержки или сопротивления каким-либо соци­альным изменениям. Это могут быть события, насильственно изменяющие образ жизни или привычные оценки каких-либо явле­ний. Социальные движения обладают различным уровнем: это могут быть широкие движения с глобальными целями (борьба за мир, за разоружение, против ядерных испытаний, за охрану окружающей сре­ды и т.п.), локальные движения, которые ограничены либо террито­рией, либо определенной социальной группой (против захоронения ядерных отходов на территории региона, за равноправие женщин, за права сексуальных меньшинств и т.д.), и движения с сугубо прагма­тическими целями в очень ограниченном пространстве (за смещение кого-либо из членов администрации муниципалитета).

Каким бы уровнем социальные движения ни обладали, они демон­стрируют несколько общих черт. Прежде всего, всякое социальное дви­жение базируется всегда на определенном общественном мнении, кото­рое как бы подготавливает социальное движение, хотя впоследствии само формируется и укрепляется по мере развития движения. Во-вто­рых, всякое социальное движение имеет в качестве цели изменение ситуации в зависимости от его уровня: то ли в обществе в целом, то ли в регионе, то ли в какой-либо группе. В-третьих, в ходе организации дви­жения формулируется его программа, с той или другой степенью разра­ботанности и четкости. В-четвертых, движение отдает себе отчет в тех средствах, которые могут быть использованы для достижения целей, в частности в том, допустимо ли насилие как одно из средств. Наконец, в-пятых, всякое социальное движение реализуется в той или иной сте­пени в различных проявлениях массового поведения, включая демонст­рации, манифестации, митинги, съезды и пр. [Штомпка, 1996].

Исходным пунктом всякого социального движения является про­блемная ситуация, которая и дает импульс возникновению движения. Она одновременно преломляется и в индивидуальном сознании, и в сознании определенной группы: именно в группе достигается некото­рое единство мнений, которое и будет «выплеснуто» в движении. Здесь важно подчеркнуть, что значимыми будут как относительно устойчи­вые социальные представления, сформировавшиеся на протяжении предшествующего развития группы, так и подвижные элементы мас­сового сознания, сформировавшиеся на основе последней информа­ции, часто неполной и односторонней. Отсюда всегда ― относитель­ная легкость изменения содержания лозунгов и целей движения. Чрез­вычайно важными, с точки зрения социальной психологии, являются три следующих вопроса: механизмы присоединения к движению, соотно­шение мнений большинства и меньшинства, характеристика лидеров.

Механизмы присоединения к движению могут быть объяснены через анализ мотивов участников. Они подразделяются на фундаментальные, которые определяются условиями существования конкретной социаль­ной группы, ее статусом, устойчивым интересом по отношению к ка­кому-либо явлению, политическому решению, законодательству, и сиюминутные, которые порождены проблемной ситуацией, обществен­ным инцидентом, новым политическим актом. Последние в большей степени обоснованы чисто эмоциональными реакциями на происходя­щее в обществе или группе. От соотношения фундаментальных и сию­минутных мотивов в значительной степени зависит основательность и «прочность» движения, прогноз на успешное выполнение целей.

Рекрутация сторонников движения осуществляется различными путями: в локальных движениях это может быть и рекрутация «на ули­це», когда организуется сбор подписей в пользу какой-либо акции. В движениях более высокого уровня рекрутация происходит в тех груп­пах, в которых родилась инициатива. Так, в движении за гражданские права инициаторами могут быть люди, незаконно пострадавшие, под­вергшиеся репрессиям; в движении мира за сохранение окружающей среды инициаторы ― профессиональная группа экологов и т.д. Каж­дый новый потенциальный участник движения индивидуально решает проблему присоединения или неприсоединения по призыву ини­циативной группы. В данном случае он принимает в расчет и степень близости интересов группы своим собственным, и меру риска, готов­ность заплатить определенную цену в случае, например, неудачи дви­жения. В современной, преимущественно социологической, литерату­ре предложены две теории, объясняющие причины присоединения индивида к социальному движению.

Теория относительной депривации утверждает, что человек испы­тывает потребность достижения какой-либо цели не в том случае, когда он абсолютно лишен какого-то блага, права, ценности, а в том случае, когда он лишен этого относительно. Иными словами, потреб­ность эта формируется при сравнении своего положения (или поло­жения своей группы) с положением других. Критика справедливо от­мечает упрощение проблемы в этой теории или как минимум абсолю­тизацию фактора, который в действительности может иметь место. Другая теория ― мобилизиции ресурсов ― делает акцент на более «пси­хологические» основания присоединения к движению. Здесь утверж­дается, что человек руководствуется потребностью в большей степе­ни идентифицироваться с группой, ощутить себя частью ее, тем са­мым почувствовать свою силу, мобилизовать ресурсы. В данном случае также можно сделать упрек в односторонности и переоценке лишь одного из факторов. По-видимому, вопрос о рекрутации сторонников социальных движений еще ждет своих исследований.

Вторая проблема касается соотношения позиций большинства и мень­шинства в любом массовом, в том числе социальном движении. Эта проблема является одной из центральных в концепции С. Московиси [Московиси, 1984]. Учитывая неоднородность социальных движений, объединение в них представителей разных социальных групп, а также специфические формы действий (высокий эмоциональный накал, на­личие разноречивой информации), можно предположить, что во вся­ком социальном движении актуальна проблема выделения «несоглас­ных», более радикальных, решительных и т.д. Иными словами, в движе­нии легко обозначается меньшинство. Неучет его позиции может ослабить движение. Следовательно, необходим диалог, обеспечивающий права меньшинства, перспективы для торжества и его точки зрения.

Описаны условия, при которых меньшинство может рассчитывать на влияние в движении. Главное из них ― последовательный стиль поведения. Под этим понимается обеспечение последовательност