Если говорить о философских воззрениях Монтеня, то следует заметить, что в своем духовном развитии он пережил увлечение разными философскими учениями. Так, из первой книги «Опытов» видно, что философские предпочтения отдаются Монтенем стоицизму. Затем значительное влияние на его мировоззрение оказывал эпикуреизм. И все же основное направление рассуждений французского мыслителя лежит в русле другого учения, известного с древности - скептицизма.
Сомнение — в силах человеческого разума, в возможности соблюдения человеком нравственных принципов, в исполнении неких общих для всех людей идеалов — вот что пронизывает все содержание «Опытов». Недаром главный вопрос, который ставится в этом сочинении, звучит следующим образом — «Что я знаю?».
Ответ на этот вопрос, который дает Монтень, в принципе, неутешителен — человек знает слишком мало, и, что еще более неутешительно, даже не может знать многого. Причина подобного положения вещей заключена в природе самого человека: «Изумительно суетное, поистине непостоянное и вечно колеблющееся существо — человек. Нелегко составить себе о нем устойчивое и единообразное представление».
О суетности, непостоянстве и несовершенстве человеческой природы говорилось задолго до Монтеня. Но он оказался первым, кто вдруг обнаружил — в этом несовершенстве и спрятана вся прелесть человеческого существования. Монтень как бы призывает своих читателей — признайте свое несовершенство, согласитесь со своей собственной посредственностью, не стремитесь подняться над своей неполноценностью. И тогда вам станет легче жить, ибо смысл жизни откроется в самой обыденности и повседневности, а вовсе не в служении каким-то оторванным от реальности идеалам. «Жизнь — вот мое занятие и мое искусство», — утверждает Монтень.
И тогда получается, что истинная мудрость выражается не в многознании или безраздельной вере, а совсем в другом: «Отличительный признак мудрости — это неизменно радостное восприятие жизни...»
Монтень утверждает, что не стоит предаваться страданиям или, наоборот, всячески стремиться к наслаждениям — и то, и другое только прячут от человека радость повседневности. Так, Монтень удивляется стремлению людей к свершению «великих дел» и тому, что люди мучаются собственной посредственностью, восклицая: «Я сегодня ничего не совершил!» «Как! А разве ты не жил? — спрашивает французский мыслитель и продолжает: — Просто жить — не только самое главное, ной самое значительное из твоих дел... А сумел ли ты обдумать свою повседневную жизнь и пользоваться ею как следует? Если да, то ты уже совершил величайшее дело».
Как можно заметить, признавая несовершенство человеческого разума, Монтень призывает именно таким разумом и руководствоваться в жизни, ибо другого нам все равно не дано: «Лучшее наше творение — жить согласно разуму. Все прочее — царствовать, накоплять богатства, строить — все это, самое большее, дополнения и довески».
И Монтень приходит к выводу — жить нужно так, как подсказывает тебе твой разум, не претендуя ни на что большее: «Надо не сочинять умные книги, а разумно вести себя в повседневности, надо не выигрывать битвы и завоевывать земли, а наводить порядок и устанавливать мир в обычных жизненныхобстоятельствах».
По сути дела, в своих «Опытах» Мишель де Монтень как бы завершает этические поиски мыслителей Эпохи Возрождения. Отдельное человеческое сознание, личное Я, свободное от поиска ответов на «вечные», «проклятые» вопросы о смысле жизни — вот на чем держится все человеческое общество. Гуманистический лозунг «Великое чудо — человек!» находит в рассуждениях Монтеня свое логическое заключение и практическое применение. Ибо вся мудрость веков состоит только в одном — признать несовершенство человека, успокоиться и радоваться жизни.
«Мы стремимся быть чем-то иным, не желая вникнуть в свое существо, и выходим за свои естественные границы, не зная, к чему мы по-настоящему способны, — пишет Монтень. — Незачем нам вставать на ходули, ибо и на ходулях надо передвигаться с помощью своих ног. И даже на самом высоком из земных престолов сидим мы на своем заду».
Исходя из подобного мироощущения, Монтень по-новому решает и проблему, которая волновала многих мыслителей с момента возникновения христианства — проблема соотношения веры и разума, религии и науки. Французский философ просто-напросто разделяет сферы действия этих форм человеческого сознания: религия должна заниматься вопросами веры, а наука — познанием природных законов.
При этом только вера способна дать человеку хоть какую-то незыблемость в этом суетном и непостоянном мире: «Узы, которые должны связывать наш разум и нашу волю и которые должны укреплять нашу душу и соединять ее с Творцом, такие узы должны покоиться не на человеческих суждениях, доводах и страстях, а на Божественном и сверхъестественном основании; они должны покоиться на авторитете Бога и Его Благодати: это их единственная форма, единственный облик, единственный свет».
И так как вера руководит и управляет человеком, то она заставляет служить себе и все другие человеческие способности.
Наука же, как продукт несовершенного разума, может лишь немного помочь человеку в освоении религиозной истины, но никогда не сможет заменить ее: «Нашу веру следует подкреплять всеми силами нашего разума, но всегда памятуя при этом, что она зависит не от нас и что наши усилия и рассуждения не могут привести нас к этому сверхъестественному и Божественному познанию». Более того, наука без веры приводит человеческое сознание к атеизму — «учению чудовищному и противоестественному», по определению Монтеня.
Монтень считал, что возникновение, изменение и исчезновение сознания определяются состоянием человеческого тела, над которым сознание невластно; люди, как и их братья, животные, — дети «нашей матери-природы»; объективным непреложным законам природы подчинены все вещи, все живые существа, в т. ч. и люди. Волюнтаризм и антропоцентризм — вздорные иллюзии. Материальный мир — это все, что есть; никакого потустороннего мира не существует. Учение о бессмертии и воздаянии — такой же обман, как рассказы о сверхъестественном, о чудесах и прорицаниях. Все это противоречит здравому смыслу и законам природы.
Решительно отвергая христианскую этику с ее призывом к умерщвлению плоти и самоуничижению, критикуя этические взгляды стоиков (влияние которых он испытал на себе), Монтень провозглашает гедонизм и индивидуализм. По Монтеню, взгляд, будто образ жизни и образ мыслей его соотечественников единственно разумный и естественный, рушится при ознакомлении с античностью и с народом только что открытого Нового Света. Монтень провозглашал идею естественного равенства людей и идеализировал «естественное состояние» человечества, где счастливая жизнь и исключительно высокие моральные качества людей обусловлены отсутствием сословного и имущественного неравенства, государства и религии. Все эти преимущества были утрачены с развитием цивилизации.
Общепризнанные политические, этические, эстетические положения лишены, по Монтеню, разумных оснований, навязаны силой авторитетов, воспитания и обычаев. Монтень требовал отказа от мнений, принятых на веру, призывал представить все вопросы на суд разума. Вера, по Монтеню, вовсе не нисходит на людей свыше:
«... религия есть не что иное, как их собственное измышление...» («Опыты». Кн. 2. - М.—Л., 1960. - С. 292), созданное, «... чтобы налагать узду на народ и держать его в подчинении» (см. там же. - С. 353). Лежащий в основе всех религий взгляд, приписывающий Богу разум, волю и вмешательство в судьбы людей, явно антропоморфный вымысел. Монтень доказывал, что все религии противоречат здравому смыслу (там же. - С. 198). Поэтому «хорошими христианами» являются «простые умы, мало любознательные и мало развитые» (там же. - Кн. 1. - С. 390), те же, кто способен здраво судить о религии, лишь притворяются верующими (см. там же. Кн. 2. - С. 132). Монтень показывал, что религии, в особенности христианство, с момента своего возникновения порождают нетерпимость, бесчеловечные расправы с инакомыслящими, преследование науки, уничтожение культурных ценностей. Бесчинства представителей раннего христианства «... причинили науке гораздо больше вреда, чем все пожары, произведенные варварами» (там же. - С. 401). Монтень указывал на огромный вред, наносимый религией обществу: «Наша религия создана для искоренения пороков, а на деле она их покрывает, питает и возбуждает» (там же. - С. 134).
Борьба против фидеизма и фанатизма средневековья - главная задача скептицизма. Но, излагая доводы скептиков, Монтень заходил дальше, чем требовала эта задача; он часто был не в силах справиться со скептической аргументацией и допускал агностические утверждения. На деле, однако, его скепсис направлен против теологии и схоластики. Монтень обличал пустоту догматической учености теологов, призывал свергнуть гнет авторитетов и поставить на место схоластического умозрения исследование, опирающееся на факты и разумное, естественное их объяснение. Ощущения, по М., это «... основа,... принцип всего здания нашей науки» (там же. - С. 302).
Монтень одним из первых в 16 в. выдвинул мысль о важной роли опыта в познании, а также мысль об историческом характере возникающих на пути науки и преодолеваемых преград: «то, что осталось неизвестным одному веку, разъясняется в следующем... Поэтому ни трудность исследования, ни мое бессилие не должны приводить меня в отчаяние, ибо это только мое бессилие» (там же. – С. 269).
Учение Мишеля де Монтеня о мудрости повседневной жизни стало крайне популярным в XVI—XVII вв., а его «Опыты» - одной из самых читаемых книг. Связано это было с тем, что произведения Монтеня оказались полностью созвучны новой социально-политической и духовной реальности, в которой начала жить Западная Европа в XVI—XVII столетиях. Все более набирающий силу буржуазный уклад жизни постепенно приводил западноевропейскую цивилизацию к торжеству принципов индивидуализма.
Монтень оказался одним из первых, кто откровенно заявил о нуждах и желаниях «личного Я» в условиях новой исторической эпохи. И не зря многие мыслители последующих времен столь часто обращались к мудрости «Опытов» французского философа. Подводя своеобразный итог развитию гуманистических учений, идеи Монтеня были обращены в будущее. Потому и сегодня «Опыты» стоят в ряду книг, в которых современный человек открывает для, себя прелести повседневности.
Опыты Монтеня – это проверки, испытания, которым он подвергает собственные мнения по разным вопросам. Воспитание, дружба, родительская любовь, свобода совести, власть над собственной волей – все рассматривается с точки зрения личного опыта и подкрепляется цитатами. Монтень приходит к выводу об относительности всех вещей.
Согласно одной из легенд, замысел «Опытов» пришел в голову Монтеня в тот момент, когда он однажды увидел, как художник расписывал стены монастыря замысловатой вязью орнамента. Монтень подумал, что таким же образом можно сплести в единое повествование свои размышления о жизни людей и природе.
Монтень начал работать над «Опытами» на 39-м году жизни; в 1572 г. первое издание «Опытов», включавшее только первую и вторую книги, вышло в Бордо в 1580 г.; первое издание третьей книги — в 1588 году.
Не стремясь к созданию собственной философской системы, Монтень выступил основоположником философско-морализаторского эссе в европейской культуре. В своих «Эссе»он открыл новую разновидность
— эссеистику: особый жанр несистематических очерков на самые разные темы. Отказавшись от педантичного следования какой-нибудь теме он предложил читателю свободное, ничем не связанное обсуждение философских, эстетических, социальных и моральных проблем. Это были первые испытания особого литературного приёма — «художественного беспорядка».
[Эссе {лат. essais) — «опыты над самим собой», или «опыты на самом себе». Форма «опыта» ведёт свое происхождение от сборников притч, цитат и изречений — род литературы, который всегда, начиная с античности, пользовался неизменной популярностью]. Предметом большинства эссе Монтеня являлось поведение человека в экстремальных ситуациях, раскрывающее как самые причудливые движения его души, так и самые разнообразные патологии его характера (с точки зрения М., "истинное зеркало нашей речи — это течение нашей жизни").
Сюжетно все фрагменты «Опытов» строятся одинаково — в каждом из них есть ряд утверждений автора на самые разные темы и множество исторических примеров, совпадающих, подтверждающих или развивающих идеи каждого из основных тезисов. Порядок чередования суждений и иллюстраций к ним закономерно не выражен, всё даётся вперемежку тремя возможными способами:
1) сначала позиция Монтеня, затем примеры;
2) сначала примеры, потом рассуждения Монтеня;
3) произвольное чередование авторского и привлечённого текстов.
Монтень общеизвестен как глубокий знаток и тонкий интерпретатор классической традиции: в "Опытах" им было содержательно использовано примерно 3000 цитат античных и средневековых авторов: 14 из апостола Павла, 12 из «Ветхого Завета», 4 из «Евангелия», а остальные, по нескольку сотен на каждого, из Экклезиаста, Вергилия, Горация, Платона, Эпикура, Лукреция, Плутарха, Сенеки и др.
«Опыты» оказали важное влияние на развитие философии и культуры в Европе.
Они способствовали развенчанию одностороннего рационализма и утверждению принципов натурализма и эмпиризма (Бэкон, Гассенди, Паскаль, Локк и др.), скептицизма (Декарт, Паскаль), вольнодумства (Паскаль, Бейль, Вольтер, Юм, французские материалисты), гуманизма в педагогике (Локк, Руссо).
Монтень сумел осуществить значимый поворот в системе ценностей западноевропейского интеллектуализма: "хорошо заполненной голове" (Рабле) Монтень предпочитал "правильно выработанный разум", воспитываемый на исторической эрудиции, склонности к парадоксам и двусмысленностям.
После Монтеня в Европе был подорван культ «строгого трактатного философствования» и стал популярным свободный стиль размышлений в форме «опытов», или «эссе», получивший наименование «эссеистского стиля философствования». Этой изящной форме в философии отдали дань Бэкон, Паскаль, Вольтер, Юм, Шопенгауэр, Ницше и многие другие.
Целью творчества Монтеня было написание своеобычного "учебника жизни": по Монтеню, "нет ничего более прекрасного и оправданного, чем хорошо и честно исполнить роль человека".
Владея виртуозной техникой интроспекции, Монтень — через описание самого себя — воссоздал в «Опытах» обобщенный образ философствующего аристократа эпохи Возрождения — мыслителя-скептика, гуманиста, моралиста и вольнодумца.
Провозгласив, что «философствовать — значит сомневаться» (здесь и далее цит. по изд.: Опыты в трех книгах. Кн. 2. - М., 1980. - С. 307), Монтень выступает с критикой схоластики, всякой отвлеченной философии, догматической теологии, притязаний разума на «всеведение». Однако этот критический скептицизм не мешает ему придерживаться четких позиций натурализма, эмпиризма и эпикуреизма. В отличие от философов-рационалистов он видит не только силу разума, но и его слабость, ограниченность и тенденциозность: вместо «неподкупного разума» человек имеет «инструмент из свинца и воска, который можно удлинять, сгибать и приспособлять ко всем размерам» и благодаря которому легко составить «сто мнений об одном и том же предмете» (Кн. 2. – С. 498).
Вслед за Монтенем Паскаль будет учить о «разуме-флюгере», который вращается во все стороны под влиянием чувств, воображения, памяти, интереса и вообще всякой выгоды. Схоластическому разуму Монтень противопоставляет «естественный ум» и здравый смысл человека, схоластической науке, «богом которой является Аристотель», и «колючим хитросплетениям диалектики» — «новое знание» и «новую науку», опирающиеся на жизненный опыт, фактическое изучение объектов, свободное исследование. Он признает, что «знание и мудрость являются уделом только Бога» (Кн. 2. - С. 389), человек же постепенно продвигается в познании, и то, «что осталось неизвестным одному веку, разъясняется в следующем» (с. 493); т. о., Монтень занимает гибкую позицию между «чистым неведением» (агностицизмом) и «самомнением всезнания».
Смелый критик исторического христианства с его религиозным фанатизмом, обличитель эмпирических нравов, бытующих в Церкви, Монтень обвиняет современных ему христиан в религиозном нечестии и сетует на то, что «божественное и небесное учение» находится в «столь порочных руках» (Кн. 2. – С. 383).
Все последующие вольнодумцы опирались на Монтеня в их оппозиции религии и Церкви.
Вместе с тем атеизм Монтень считал «чудовищным и противоестественным учением», обличал «безумие человеческого самомнения», гордыню «атеистического ума». Монтень намерен обуздать эти «высокомерные притязания» средствами самого разума, просветленного возвышающей верой в Бога-творца, «великого зодчего» вселенной. Он одобряет замысел испанского богослова Раймунда Сабундского обосновать в «Естественной теологии» (в духе Фомы Аквинского) «все положения христианской религии с помощью естественных доводов и доводов человеческого разума» (Кн.2. - С 381).
Монтень видит в философии (не умозрительно-схоластической, а «живой античной мудрости») «умного наставника», высвечивающего главные жизненные ценности и дарующего духовное и физическое здоровье человеку. «Душа, ставшая вместилищем философии, непременно наполнит здоровьем и тело» (Кн. 1. - С150).
Культ «естественного человека», счастья и радостей жизни — основа гуманизма Монтеня, заостренного против христианского аскетизма, стоицистского нравственного ригоризма («пугала, устрашающего род человеческий») и всяческого насилия над личностью. Ему больше по душе «мягкий эпикуреизм», «этика наслаждения», в которой он видел средство избавления от страдания и трагизма жизни. Где для человека польза, там должны быть для него и радость, и здравый смысл. Не «ходульный аскетизм», а жизнь в соответствии с разумом и простыми требованиями нашей «матери-природы» — такова, по Монтеню, основа человеческого достоинства и «естественной добродетели».
Этой «великой простоте», малодоступной людям высшего света, вращающимся в «зачумленном мире» сословного лицемерия, суеты показной жизни, следует учиться у простых крестьян или даже у «дикарей» Нового Света, живущих в согласии и гармонии с природой. Несовершенному человеку, «полному лжи и слабости», Монтень противопоставляет идеал «естественного человека», считая даже, что «уменье достойно проявить себя в своей природной сущности есть признак совершенства и качество почти божественное» (Кн. 3. – С. 311).
Монтень развенчивает схоластическую трактовку человека как «царя природы» и считает его «сыном природы», как бы «забывая» о его сотворении Богом «по своему образу и подобию». Отсюда его «естественные размышления» о жизни и смерти («ни природа, ни разум ничего не говорят нам о бессмертии»), душе и теле и т. д.
Монтень выдвигал прогрессивные педагогические идеи: школа должна не «начинять память» учащегося, а развивать его разум; ни одно философское учение не должно ему преподноситься как догма - ознакомившись с различными воззрениями «пусть сделает выбор самостоятельно» (Кн.1. – С. 195-96). Изучаться должны не только книги, но прежде всего сама жизнь, природа и люди. При этом воспитание интеллекта должно сочетаться с физическим воспитанием.
По мнению Монтеня, "вся мудрость и все рассуждения в нашем мире сводятся в конечном итоге к тому, чтобы научить нас не бояться смерти... Предвкушение смерти есть предвкушение свободы. Кто научился умирать, тот разучился рабски служить".
"Опыты" Монтеня явили собой творческую процедуру метафорического соединения мира настоящего и мира прошлого с одновременным новаторским экспериментом бессюжетного художественного "беспорядка".
(По замечанию Аверинцева, "будучи в значительной степени платоническим по типу своего вдохновения, Ренессанс, в общем, избегал формализованного порядка. Темы "Опытов" Монтеня по своей широте могут показаться своего рода разрозненной энциклопедией; нельзя, однако, зная Монтеня, вообразить, чтобы он пожелал увидеть разрозненное собранным. Так вот, если проводить классификацию по вышеназванному признаку, энциклопедисты, видевшие в том же Монтене своего предшественника, довольно неожиданно оказываются вовсе не в его обществе, но в обществе ненавистных им создателей средневековых схоластических сводов, какими были, например, Винцент из Бове, автор "Великого зерцала", или Фома Аквинский с обеими своими "Суммами".)
Они оказались, видимо, первым в христианской Европе светским прецедентом создания высокоэвристичного ризоморфного гипертекста — в силу глубинной укорененности в сопряженной культурной традиции используемой Монтенем символики наряду с узнаваемостью в интеллектуальных кругах личностного ряда ассоциаций.
Мысль Монтеня о том, что "эта книга создана мной в той же мере, в какой я создан ею", была подхвачена Вольтером: "Прекрасен замысел Монтеня наивным образом обрисовать самого себя, ибо он в итоге изобразил человека вообще".
