Как рассказать о событии? Как расспросить о событии?Не считайте дальнейшее обязательным требованием. Это не более чем эвристические указания, но практика показала, что они бывают полезны. Они могут вам помочь, если вы растеряетесь, если вы не будете знать, о чем дальше спросить, о чем дальше рассказать. Это очень приблизительная схема, «палочка-выручалочка» — как можно устроить этот «образ на холсте». Хотя вполне возможно, что рассказ и его содержание «устроятся» совсем иначе. Я разделяю рассказ о событии (как и последующие темы) на четыре слоя. Первый слой — само событие, его сюжетная канва. Второй — контекст, т.е. те обстоятельства, которые нужно знать, чтобы вникнуть в индивидуальную окраску события. Скажем, студентка рассказывает о том, что к ней вчера приезжала в гости мама. Мы можем, расспросив, узнать, что студентка — не москвичка и живет в общежитии; что мама живет не очень далеко и имеет возможность приехать в гости на один день; это — минимум событийного контекста. Затем имеет смысл выяснить ее отношения с мамой. Одно дело, когда приезжает «как бы в гости» мама, которая дочку непрестанно контролирует, которой дочка боится; другое дело, — мама, без которой девочка скучает, с которой она привыкла жить вместе, а теперь они врозь; совсем иная окраска события, можно даже сказать — другое событие. Здесь есть очевидная зависимость: чем больше у людей общего контекста, тем меньше нужно описаний. Когда я общаюсь со своими близкими, с которыми я вместе живу, мне достаточно двух-трех намеков, чтобы событие стало понятным, потому что контекст известен. И чем меньше общего контекста, чем меньше люди знакомы, тем больше нужно пояснений, чтобы было понятно, в чем же действительно состоит событие. Это тоже вопрос искусства и мастерства: нужно не упустить чего-нибудь значимого, такого, что меняет в корне всю суть дела, и вместе с тем не увязнуть, не зависнуть, не утонуть в деталях, которые не очень важны. Времени, которое дается (минут 30-40), достаточно, чтобы узнать о жизни собеседника довольно много, но недостаточно для того, чтобы погрузиться в эту жизнь целиком. Тут нужно выбирать значимый контекст и смотреть, что имеет отношение к делу. Я могу вам рекомендовать эвристический метод, который уместен и полезен как здесь, так и во многих подобных ситуациях. Я называю его «методом ромашки». Всякое отклонение в сторону контекста — это уход, отдаление от центра, от сути события. Как только вы почувствовали, что вы отклонились слишком далеко, вы задаете себе и собеседнику вопрос: какое это имеет отношение к самому событию? Этот вопрос возвращает вас обратно, и так получается лепесток: отклонение и возвращение. Затем снова происходит отклонение, снова задается вопрос, какое это имеет отношение к делу, — следующий лепесток, и т.д. Этот способ позволяет постоянно возвращаться к сути дела. Здесь необходимо предупреждение. Если вы будете двигаться только по содержанию и не будете обращать внимания на то, что происходит в непосредственном живом общении, здесь и теперь, — вы рискуете набрать материал для собственных проекций. Вы, скажем, услышали слово «свекровь», у вас есть свое отношение к собственной свекрови (и соответственно — к «свекрови вообще»), и вы это отношение проецируете на рассказ собеседницы. Набрав некоторое количество таких проекций, вы начинаете строить совершенно вьщуманную картину, а не понимать то событие, про которое вам рассказали. Чем больше вы начинаете жить в своих проекциях, тем меньше вам хочется воспринимать реальные «пометы» (интонации, мимику и пр.) собеседника; и наоборот, — чем меньше вы их воспринимаете, тем больше вам приходится полагаться на свои проекции. Поэтому здесь особенно важно «распараллелить-ся» и быть одновременно и в содержании того, о чем речь, и в контакте с собеседником, т.е. смотреть, как и что происходит в общении. Третий слой — это то, как событие живет в человеке после того, как оно произошло, и, в частности, сейчас, когда он о нем рассказывает. Это очень интересный аспект; он заставляет нас очень ясно и чисто практически, без всякой далекой и излишней философии, психически представить себе, как интересно мы устроены в отношении к времени. Событие произошло, допустим, три-четыре дня тому назад, или пятнадцать лет назад, но если это значимое, осмысленное, наполненное событие, если человеку есть о чем рассказать, значит это событие до сих пор каким-то образом в нем живет. Во внешнем мире, в истории оно уже прошло, и его «там» больше нет, а в человеке, в его психике оно продолжает жить, обрастает отношениями, оценками, чувствами... Одними событиями мы гордимся, других с тыдимся, каким-то радуемся, по поводу других — огорчаемся и т.д. Причем отношения и оценки эти могут меняться; в момент события человек может относиться к нему одним образом, через полчаса — другим, через три дня — третьим, а через 15 лет — может быть и вовсе пятнадцатым. Наконец, четвертый слой, как бы «замыкание» этого гештальта, некоторый итог. Есть две возможности задать вопрос про этот слой. Одна возможность формально соответствует сути дела, но очень опасна по форме общения. Формально вопрос звучит так: «В чем для тебя смысл этого события?» Но таким вопросом мы рискуем вызвать человека на то, что в психотерапии называется «рационализацией». В ответ на такой вопрос многие могут начать выдумывать что-то, уместное с точки зрения общепринятых идеологических ценностей и пр.: что-нибудь «высокое» или «умное», что-то вроде «морали» в басне. Я очень люблю пример из одной пародии на басни Крылова, который позволяет на всю жизнь запомнить, что такое рационализация. В этой пародии после того, как рассказана история о вороне, лисице и сыре, предлагается «мораль»: «Когда хочешь сыр кушать, на сосну не садись». Так что если вы «впрямую» пытаетесь узнать, в чем для рассказывающего смысл описанного события, вы рискуете «промахнуться». Но есть возможность задать этот вопрос себе и своему собеседнику несколько иначе, и вместе над этим подумать; может быть и слов особых не понадобится, все станет и так понятным. Вопрос звучит так. После того, как достаточно интенсивно «вспахано поле», — рассказан сюжет, выяснен контекст, много поговорили о том, что переживается по этому поводу, как это осознается, — задается вопрос: «Ну так и в чем же состояло событие?» Может быть, по ходу рассказа и обсуждения объем материала, его целостность, его организация и сама суть события сильно смещались. Начинается рассказ как бы про одно, а потом он переориентируется, захватит какой-то другой материал, или отторгнет часть материала, как лишнее; и вот, чтобы подвести всему этому итог, понять, к чему же мы в конце концов пришли, проработав полчаса или чуть больше, можно задаться этим вопросом: «В чем же состояло событие?» Как раз здесь уместно еще одно пояснение. Бывает, что после всего моего длинного объяснения, люди начинают интересоваться «критериями»: что является событием, а что на событие «не тянет». В таких случаях я отвечаю, что событие — это то, что вы сами для себя (или ваш собеседник для себя) считаете событием. Э то вовсе не обязательно «эпохальное» событие, перелом в жизни. Но возможен все же один существенный критерий, являющийся одновременно подсказкой в ответе на последний вопрос: событие — это то, что для человека имеет некоторый собственный внутренний смысл. Это не просто «факт», внешний или внутренний, это нечто, что имеет, с одной стороны, какое-то «фактическое» выражение, а с другой — несет для человека некий смысл. Соответственно, событие данного человека с его смыслом может быть только у этого человека. Каков человек — таковы его события, и наоборот, каковы события — таков и человек.
|
