Методические указания 3 страница

хайасов Уганну! И пишу тебе, мой брат Уганна, вот о чем: когда я находился

в городе Митанни, в пределы твоей страны бежало множество моих подданных и

рабов, будь они прокляты! Я пишу тебе, чтобы ты вернул мне их. И если ты,

царь и властелин Страны Хайасы и города Куммаха, Уганна, не исполнишь

моего требования, откажешь мне, тогда клянусь, едва я об этом услышу,

очень огорчусь. И еще считаю уместным напомнить тебе, как три года тому

назад я напал на твою страну и захватил несколько провинций. Вместе с

мастеровыми людьми я захватил стада быков и отары овец. Если ты не

исполнишь моего нынешнего требования, я повторю то, что сделал тогда. И

боги помогут мне в этом, они примут мою сторону. Потому что все, кто

становятся моими врагами, становятся и врагами моих богов. Так я захватил

земли врага моего Митанни. Кто не верит тому, что здесь начертано, пусть

пошлет своего человека в его страну и удостоверится в правоте моих слов,

увидит, как я там все разрушил и подчинил себе...»

Каранни знаком остановил чтение.

— Довольно, Каш Бихуни, не продолжай. Мурсилиса совсем занесло. — И,

обернувшись к послу, твердо сказал: — Я повторяю, хоть ты того и не

стоишь, что любому из ваших людей, кто пожелает вернуться восвояси,

запрета не будет, пусть с миром уходит!..

— Но если ты не прикажешь им, никто не вернется, божественный...

— Где находится твой царь, посол?

— У себя дома. Денно и нощно он пребывает в поклонении богам.

— Ну вот, пусть эти боги и помогают ему, если они не лживы. С угрозой

вы явились ко мне, так знайте... — Каранни выхватил у Каш Бихуни таблички

с письменами царя хеттов и ударом о камень разбил их вдребезги. — Ваш царь

захватил исконные владения моего отца, провинции Торгом и Тегараму, и при

этом ищет дружбы с нами?! Скажи своему Мурсилису, чтоб вернул нам наши

земли, да поскорее, пока я не добился этого огнем и мечом.

Оставив посольство Мурсилиса распростертым на земле, царевич

направился к своей колеснице и вскочил на нее, надо думать, спешил в

объятия дочери Миная.

За ним последовал и Каш Бихуни. Достаточно долго они ехали молча.

Наконец верховный военачальник не выдержал и сказал:

— Надо бы тебе немного помягче, божественный... Уж очень ты был груб

с людьми Мурсилиса...

Каранни засмеялся, да так, что даже затрясся весь.

— Ну, знаешь ли, такой старый волк, как ты, взывает к мягкосердечию?

Видно, хочешь, чтобы я проверил остроту своего меча на твоей шее?..

И они снова надолго замолчали.

Едва Каранни вошел в свой шатер, дочь Миная бросилась ему в ноги. Он

поднял полуобнаженную девушку и крепко прижал к себе, ощущая всю прелесть

ее молодого тела, тугих грудей и нежной кожи.

— Каким чудом тебя занесло ко мне, моя рассветная звезда?

— Ты не дал мне раньше рассказать, мой повелитель. Я прибыла из

Нерика сообщить тебе, что твоя царица-жена в беде.

— Ей угрожают хетты?

— Да, они.

— Знаю, знаю, звездочка моя небесная. А Мурсилис домогается моей

дружбы... Едва ли он сейчас направит свое войско к Нерику.

— Ну что же, — проговорила девушка, — я исполнила долг, мой

божественный повелитель.

Лицо ее горело огнем от жарких поцелуев Каранни.

 

 

* * *

 

Море Наири чудо как красиво. На яркой синеве отраженного в нем

небосклона белые гребешки пенящихся волн...

Близ берега качается небольшая лодка. На песке потрескивает костер, и

вокруг него сидят четверо.

Едва завидев приближающееся войско, они сорвались с мест.

— Стойте! — закричал Каш Бихуни. — Убежав от нас, вы же не спасетесь

от гнева своего господина. Стойте и слушайте!

Все четверо, ни живы ни мертвы, распластались на песке. Каш Бихуни

подъехал к ним совсем вплотную:

— Что вы за люди?

— Рыбаки мы, — несколько помедлив, ответил один из четверых. —

Принадлежим родоначальнику Андзеву, милостивый государь.

— Это что же, у родоначальника Андзева все люди так трусливы, как

вы?.. Вон приближается и ваш государь, поклонитесь ему.

Рыбаки стали бить земные поклоны. Кони чуть не затоптали их. Еще на

ходу Каранни спрыгнул с колесницы, затем, когда она уже остановилась,

подхватил на руки дочь Миная. Девушка подошла к костру.

— Ой, — воскликнула она, — рыба сгорела.

Каранни выхватил из горящих углей обугленную рыбину.

— Все сгорает и исчезает... Э-эй, рыбаки, займитесь-ка делом,

изжарьте нам вашей рыбки. Я до нее большой охотник. Даже горной куропатке

предпочитаю. Ну, живо, живо! Не мешкайте!

Рыбаки бросились исполнять просьбу царевича.

— Заночуем здесь, Каш Бихуни? Как ты смотришь на это? — И, не

дождавшись ответа, царевич приказал: — Мой шатер пусть раскинут поближе к

воде.

Воинство облегченно вздохнуло — наконец-то привал. Урси Айрук

особенно ликовал. Престолонаследник дарит им целую ночь покоя после долгой

изнурительной скачки. Побывали они в грозной Бычьей крепости, что в

Тавруберанских горах. Там Каранни велел повесить прямо на крепостной стене

всех часовых, которые вместо несения службы сладко спали в караульном

помещении. Наведались они и в крепость на Козьей тропе. Пили там белое

прозрачное вино. Царевич напоил и дочь Миная, а потом потребовал новую

девицу. Когда привели, отдал ее Каш Бихуни, себе же оставил дочь Миная.

Море Наири чудо как красиво.

Каранни раздел дочь Миная, на руках понес ее к морю и бережно опустил

в воду. Девушка, точно рыбка, скользнула в синие волны, легко рассекая их

руками. Каранни нырнул вслед за нею.

Рыбаки сложили из больших камней очаг, развели огонь и стали готовить

рыбу. Они потрошили ее, натирали солью и распластывали на раскаленных

камнях.

Престолонаследник вышел из моря, держа за руку дочь Миная. Слуги тут

же одели их, и они примостились у очага. Каранни задумался. Вспомнился

рассказ о родоначальнике Андзеве. Сам он его не видал. Но слышал, что

человек этот обладает недюжинной силой, может схватить буйвола за ногу и

свернуть ему копыто. Еще говорят...

Васпуракан — восточная провинция Армении. То, что далее нее, одни

называют Егимаисом, другие — Ераном. Если забраться на вершину горы Нпат в

ясный, как божий лик, день, увидишь безбрежную степь Егимаиса-Ерана,

подернутую мглой. Родоначальник Васпуракана Андзев совершает частые набеги

в те места, с целью захвата пленников и скота...

Все это поведал Каш Бихуни. Он еще что-то хотел сказать, но Каранни

прервал его вопросом:

— Девушку, мною подаренную, держишь при себе?

Верховный военачальник вздохнул, лукаво усмехнулся и промолвил:

— Что тебе сказать, мой повелитель. Старый конь тоже жует ячмень.

Оба засмеялись. Дочь Миная закрыла ладошками уши, чтобы ничего не

слышать.

— Ты сказал, «если забраться на вершину горы Нпат», Каш Бихуни. А

зачем туда забираться?

— Там древнее обиталище армянских богов. Говорят, что рай был именно

там.

— И ты этому веришь?

— Так утверждают наши жрецы.

— И если мы туда взберемся, попадем в рай?

— Не знаю, не бывал там.

Каранни потрепал по щеке дочь Миная и сказал:

— Наш рай, старик, вот это море, эта дочь Миная, тело которой такое

нежное и горячее. И вот этот огонь, и этот клочок нашей земли, на которой

мы сейчас сидим. Не ищи иного рая, Каш Бихуни.

Рыбак положил зажаренную рыбу на ячменную лепешку и подал

престолонаследнику. Каранни с большим аппетитом принялся за еду.

— Ты бывал на вершине Нпарта? — спросил он у рыбака.

— Не доводилось, царь мой, не взыщи.

— Говорят, там находится рай. Веришь этому?

— Как верить тому, чего сам не видел, божественный? Прости раба

своего!

Каранни схватил Каш Бихуни за бороду.

— Этот рыбак умнее тебя, господин верховный военачальник.

Каш Бихуни почувствовал боль и сердито глянул на рыбака.

— А рыба у тебя отменная, — пробурчал он. — У меня тоже вопрос к

тебе: а в Егемаис-Еране ты бывал?

— Бывал, — земно поклонился рыбак. Он отвечал на вопросы с опаской,

не переспрашивая, если и не все понимал. — Из тех краев к нам сюда, к

морю, иногда забредают львы и тигры.

— И еще кто? — улыбаясь, спросил престолонаследник. Ему доставляло

удовольствие общение с этим молодым рыбаком. Он словно бы ощущал в нем всю

силу и чистоту моря.

— Приходят оттуда и полудикие люди. Скот у нас крадут. Все оружие у

них — камень да палка.

Каранни ужасно захотелось побывать в тех загадочных местах, но не

теперь. Потом как-нибудь. Сейчас перед ним маячила тень Мурсилисова посла.

Все на забывалось, как заносчиво он держался. Жаль, сразу на ум не пришло:

надо было не о камень разбить таблички с письмом Мурсилиса, а о голову его

посла.

Над морем вдруг навис туман. День склонялся к вечеру. Каранни

поспешил к себе в шатер. Там горел медный светильник. На подушках,

скрестив ноги, с видом пугливой овечки сидела дочь Миная, окутанная

нежно-прозрачным покрывалом и намасленная благовониями. Прислуживающая ей

жрица начертала на глиняной дощечке какие-то линии и узоры и сунула под

подушку, затем вынула из-за пазухи малюсенькую — с мизинец, — тоже

глиняную фигурку, положила ее у светильника и, шаркая ногами, вышла вон.

Каранни сел на подушку из шкуры барса.

— А ведь я так и не знаю, как тебя зовут, дочь Миная.

— До того ли тебе, занятому человеку, величать простую девушку по

имени, божественный? — вроде бы недовольная тем, что это так, ответила

Нуар.

— Но тебя спрашивает престолонаследник страны, твой повелитель!

Дочь Миная смиренно поцеловала руку царевича.

— Нуар мое имя, божественный...

— Жена бога Ара тоже Нуар! Вот так-то.

Нуар сжала ладонями свои округлые узкие плечи. Ей вспомнился их дом,

тот уголок в нем, где стояла изваянная из камня богиня Нуар, и отец, по

которому девушка очень скучала.

— Прости, мой повелитель, не моего разумения это дело. Но как бы

сказать... Не слишком ли много их, этих богов?..

— А ты чья родом, Нуар? — прервал ее Каранни.

— Отец мой медник в Нерике. Он не знает, где я... Втайне от него, с

помощью жрицы-колдуньи, ушла я темной ночью в Дзюнкерт, чтобы поведать

тебе о беде твоей супруги... Но Урси Айрук-старший запретил мне выходить

из его дома. Целых три дня продержал взаперти...

— Урси Айрук тронул тебя?..

— Не успел он, божественный. Первые два дня я не подпускала его,

сославшись на то, что это дни воздержания богини Эпит-Анаит, а на третий

день богиня Цовинар утопила его.

Каранни взял с серебряного блюда краснобокое яблоко, протянул его

Нуар. И тоже подумал: почему их так много, богов?.. Кто так сказал? Эта

девушка?.. И царица, жена его, Мари-Луйс, тоже так говорит...

Нуар надкусила яблоко.

— Да пошлют тебе боги пять тысяч лет жизни, мой повелитель.

— А у тебя только один бог, Нуар?

— И одна любовь! — И она, заплакав, прижалась к Каранни. — Много,

очень много богов. О, если бы у меня был только один господин, только один

бог!

Каранни вновь тяжело вздохнул и, помедлив, спросил:

— Кто желал тебя?.. Любишь кого?

— Люблю того, кто не любит меня... Видишь, властелин наш, боги

немилосердны.

— А меня любишь, Нуар?..

Спросил и устыдился своего вопроса.

Нуар взволнованно сказала:

— Ты мой царь, мой властелин, мой бог. Я что конь в твоей колеснице,

что твоя гончая на охоте, принадлежу тебе от рождения!..

Раздался стук. Каранни, однако, не обратил на него внимания.

Зачарованный, глядел он на Нуар. Один господин, один бог?! О боги, сейчас

у меня разорвется голова!.. Снаружи послышался голос Каш Бихуни:

— Родоначальник Васпуракана Андзев пожаловал!..

— Пусть ждет рассвета.

А рассвет был еще далеко...

Утром Каранни вышел из шатра царственно разодетый. Подумалось:

наверно, посол Мурсилиса уже вернулся восвояси и плетет там своему царю

все, что бог на душу положит. Бог лжи. И Каранни усмехнулся. У них, у этих

хеттов, небось и такой бог есть.

Он чувствовал себя спокойным и уверенным, ни на волосок не боялся

Мурсилиса. Тот не посмеет выступить в поход на Нерик. Напрасно Нуар

тревожится. Ни в коем случае не посмеет.

Как ни уверен, а приказал тем не менее позвать одну из

жриц-прорицательниц.

— Что сейчас делает в Нерике моя супруга царица Мари-Луйс? В

безопасности ли она?..

— В полной безопасности под сенью всеславного бога Шанта, — ответила

жрица, закрывая при этом глаза и вроде бы что-то обдумывая. — Вот по воле

богов я вижу царицу армянскую Мари-Луйс. Она в храме, молится о тебе, о

своем супруге. А вот я вижу, как ее натирают благовониями. Она содержит

свое тело в холе и неге, чтоб быть в радость тебе. Никакая беда ей не

угрожает, божественный.

Каранни щедро одарил прорицательницу и отпустил. И никто не ведал,

что жрица эта подослана хеттами и сама из хеттов.

Каш Бихуни по им самим установленному порядку велел построить войско

по четыре человека в ряд.

При появлении престолонаследника затрубили все трубы, загудели рожки.

Родоначальник Васпуракана Адзев чуть не бегом приблизился к Каранни. Надо

сказать, что это был действительно, как утверждали, крупный мужчина, с

кустистыми бровями, длиннорукий.

Каранни недовольно взглянул на Андзева, знал, что тот в давней тяжбе

с Урси Айруком из-за пастбищ и рек, что пролил немало крови в Тавруберане.

Одним словом, истинный смутьян. Однако что-то он слишком весел, чем-то,

видно, доволен. Может, уж прослышал о смерти своего врага Урси Айрука?..

Каранни сдержал гнев и, не успел еще Андзев раскрыть рот, громко

сказал:

— Привет тебе, любимец моего царя-отца, Андзев. Поведай,

родоначальник, благоденствует ли твоя страна, в полном ли здравии твой

род, все твои близкие?

Андзев медленно опустился на колени:

— Все хорошо, божественный. Вся моя жизнь...

— Отец мой велел спросить, в сытости ли живет у тебя мастеровой люд и

твои воины?

— Все сыты, государь мой!

— Не сетуют ли боги твои, что мало жертв им приносишь?

— Но...

— Мой царь-отец, который тебе повелитель, не имеет ли причины быть

недовольным тем, что ты недостаточное число работников посылаешь на

возделывание его земель, на устройство дорог? И тигровых шкур ты отцу

моему не шлешь, чтобы мог он упокоить усталые ноги свои в их тепле и

мягкости. Не шлешь ему и рабов в дар, из числа тех, что насильно угоняешь

у своего соседа, тавруберанского родоначальника Урси Айрука!..

Андзев и на коленях был почти вровень со стоявшим перед ним во весь

рост царевичем. Каранни с горечью посмотрел в его растерянные, бегающие

глаза.

— Встань, властитель Васпуракана. Если боишься, что накажу тебя, то

напрасно. Ты к другу приехал. А если, выражая почтение, склоняешься передо

мной, то этого делать не следует, потому как ты в возрасте отца моего, и,

повторяю, он любит и чтит тебя и просил приветствовать тебя, дать в твою

честь обед.

Родоначальники были восхищены мудростью и благоразумием

престолонаследника: «Страна наша сейчас во власти сильного человека!» — с

радостью думали они.

В честь Андзева Каранни устроил игрища, в которых участвовали все

царево войско и войска родоначальников. Затем выехали на лодках в

увеселительную прогулку по морю, не очень, однако, удаляясь от берега. Был

дан и отменный обед. От выпитого вина и пива все раскраснелись и обратили

взоры на запад, туда, где несет воды священный Евфрат.

Каранни вспомнил слова Мари-Луйс, которая как-то сказала: «Познай

того, к кому питаешь враждебные чувства, и тем освободишь себя от излишней

ненависти». Ненависть — состояние, недостойное похвалы, но она, увы, часто

сопутствует нам...

Родоначальник Андзев прибыл с двумя сыновьями и с полсотней воинов.

На душе у него было неспокойно. Он ненавидел Куммаху со всеми ее

уложениями и грезил о том, чтобы объявить себя царем Васпуракана. Из

страны хеттов к нему то и дело наезжают разного рода люди. Разве

престолонаследнику это неведомо, о боги?.. Царь хеттов Мурсилис говорит

ему: «Ты, Андзев, отойди от Уганны, и я пришлю тебе корону. Твоей голове

очень пойдет корона». И много другого обещал ему Мурсилис. От вожделений

сердце у Андзева разрывается. Да и что ж в том такого, что хочется быть

царем? Его родословная ведется от самого прародителя армян достославного

Гайка. В своем дворце он уже давно завел и царский трон, и правило

величать себя царем.

После завершения обеда Каранни попросил, чтобы Андзев прислал

каменщиков сюда, на берег моря.

— Мне очень нравится тот маленький островок. Видишь, вон?.. Будь

добр, подари его мне. Я хочу построить там башню и поставить на ней

часового. Царь хеттов Мурсилис делает вид, что ищет сближения с нами, но

на уме у него одно: уничтожить и меня, и тебя и захватить твое море Наири.

А за остров я дам тебе две сотни коней и десять колесниц.

Андзев опустил голову, скрывая лицо, которое — он это чувствовал —

страшно побледнело.

— О божественный, не надо мне ничего. Я с радостью дарю тебе этот

остров, в честь твоего, такого приятного для меня, приезда.

— Только в обмен, дорогой Андзев! — сказал Каранни. — Право на землю

священно. Там, где у земли нет хозяина, человек теряет честь и совесть,

там рушится разум, исчезает разница между скотиной и пастухом, ее пасущим.

 

 

* * *

 

Андзев поспешил исполнить просьбу престолонаследника, и каменщики

очень скоро были доставлены на берег. Каранни вместе с ними отплыл на

лодках и высадился на острове.

У одной из скал у рыбаков были построены шалаши. Именно там и

заложили основание башни.

Каранни сделал каменщикам подарки. А затем, обращаясь к Андзеву,

сказал:

— Поскольку остров этот теперь мой, то, выходит, и все, кто на нем

обитают, тоже принадлежат мне? И эти рыбаки, и каменщики? Не так ли,

Андзев?

— Так, так! О, конечно же так!.. — поспешил заверить родоначальник

Васпуракана.

— А ты, Андзев, мудрец!..

Каранни объявил, что освобождает от рабства и рыбаков, и каменщиков,

что теперь они свободные люди.

Изрядно опешившие, эти свободные люди в знак благодарности кинулись

ему в ноги. А Каранни уже занялся другим: он велел привезти к нему с

берега Нуар. Увидев девушку, престолонаследник не смог посмотреть ей в

глаза: сердце еще горело огнем.

Нуар вся дрожала, предчувствуя, что с ней произойдет что-то страшное.

Может, престолонаследник решил принести ее в жертву, бросить в основание

строящейся башни?..

Каранни взял девушку за дрожащую руку, подозвал того юношу-рыбака, с

которым беседовал у костра, потянул и его руку и соединил их ладони.

— Держи ее крепко, свободный человек. Знай, что я даю тебе ее в жены.

Этот остров и омывающие его воды — мой вам подарок, тебе и твоей жене.

Навечно владейте им из поколения в поколение.

Родоначальник Андзев побледнел. Каш Бухини незаметно наблюдал за ним:

«Лопни, чванливая свинья! Царем хочешь стать! Ха-ха-ха!..»

Нуар заплакала, не выпростав руки из горячей ладони растерянного

юноши, и оба они опустились на колени перед престолонаследником. Верховный

жрец благословил их.

Каранни приказал Андзеву, чтобы в башне, когда она будет достроена,

был установлен жертвенный алтарь супруги бога Ара богини Нуар.

— О Нуар! О райское диво! Нет другой радости, кроме тебя!..

Возвратились на берег. Каранни всю ночь пил виноградное вино и

обнимал то одного, то другого из пировавших с ним родоначальников.

— Братья мои, собственными руками я погасил светильник своей

радости!..

Тревога родоначальника Андзева не рассеивалась: царевич наверняка

знает, что у него на уме... И зачем надо было ехать сюда, да еще привез

обоих сыновей и целых полсотни воинов. Мурсилис обещал прислать корону.

Теперь уж, пожалуй, опоздал. Скоро, чего доброго, и голова с плеч слетит.

Подумал такое — и от ужаса всего передернуло. Страшен этот совсем еще юный

престолонаследник.

Каранни поднялся и объявил:

— С рассветом тронемся в путь, пойдем в сторону горы Тондрак, в

Айраратскую страну.

— Доброго пути! — радостно воскликнул Андзев. Однако, тут же

опомнившись, что этой радостью выдает себя с головой, добавил уже другим

тоном: — Но почему так скоро уезжаете, божественный?

Каранни обнял его.

— Э, брат, так надо! Ты, как немощный, останешься у себя дома, а

сыновья твои поедут со мной. Оба будут при мне.

Андзев со страхом подумал: «Берет моих сыновей заложниками. До чего

же он хитер и жесток. Прощай теперь корона...»

Море билось волнами о берег, и луна качалась на них.

Бушует, родимое... Где ты, Нуар? Не свет ли белых твоих грудей

лучится в пенящемся море?

Оставайся с миром, море Наири! Оставайся с миром, Нуар...

 

 

* * *

 

Мари-Луйс приказала нерикцам закрыть храм Шанта и впредь поклоняться

только Мажан-Арамазду и его супруге богине Эпит-Анаит.

Это показалось опасным властителю Нерика, но он ничего не сказал,

только смиренно опустил голову. Царица недобро посмотрела на его крепко

сжатые губы.

— Ты не согласен с моим решением? — спросила она.

— Да как сказать... Шант злонравен и мстителен, божественная. К тому

же он почитаем хеттами...

Царица жестким и даже грозным голосом сказала:

— Знай, если пренебрежешь моей волей поклоняться только

Мажан-Арамазду, славе армянской нации, ее покровителю и благодетелю,

вселяющему мужество в наших людей, и его и мой гнев будут безмерны. Всяк,

кто не исполнит моего повеления, сгинет вовсе!

Властитель Нерика, который ненавидел хеттов, причинявших ему немало

ущерба, снова склонился в почтительном поклоне.

— Да будь благословенна твоими богами, царица наша! Тобою жива моя

земля! Твоими устами да глаголет благорасположенная к нам богиня

Эпит-Анаит! Воля твоя священна и будет исполнена! — И он облобызал ей

ноги.

— Не забывайте воздавать должное Мажан-Арамазду! — сказала

Мари-Луйс — И помните, если хоть чуть поколеблется величие и слава его

храма, быть беде: перестанет тогда плодоносить земля, недетородны будут

ваши женщины. Чего вы трусите перед Шантом, перед этим получужим богом? И

в заблуждении-то, и в обмане вы пребываете именно из-за вашей

приверженности ему. Итак, обратитесь отныне в почитании к богу

Мажан-Арамазду. Только к нему.

Властитель и его люди повернулись туда, где высился каменный идол в

образе Мажан-Арамазда. Все разом воскликнули:

— Прости, прости, Мажан-Арамазд, бог наш, спаситель! Даруй нам

отпущение грехов! Не гневайся на заблудших, коленопреклоненно молящих тебя

забыть наши прежние греховные думы и деяния!..

Было решено все священные обряды отправлять только в храме

Мажан-Арамазда, а храм бога Шанта держать закрытым и не воскурять ладана в

его честь.

Когда почти все уже вышли, Мари-Луйс знаком руки попросила астролога

Таги-Усака задержаться. Ее бесило, что Таги-Усак хоть и находится при ней

в Нерике, но его как бы нет. Не властна она над ним и очень это чувствует.

В минуты таких вспышек гнева она делалась сама не своя. Как-то

разбила вдребезги подарок египетской царицы — зеркало в серебряной оправе.

В другой раз распорядилась убрать вон из Нерика белого слона, ее же,

египетской царицы, дар, присланный ранее.

— Не нужно мне все это! Я задыхаюсь от чужих вещей, чужого духа!..

Мамка и служанки в страхе забились в дальних закутках, призывая в

помощь силы богов. Таги-Усак молча стоял в сторонке, ощущая себя

рабски-ничтожным перед этой грозной женщиной.

Мари-Луйс с неослабевающим гневом посмотрела на него.

— Ты, конечно, доволен, что вывел меня из себя?! О ничтожный раб!..

Таги-Усак спокойно, с достоинством поклонился.

— Только один бог, царица!..

Его спокойствие, показавшееся ей признаком крайней холодности, ужасно

задело самолюбие Мари-Луйс.

— И ты!.. Слышишь, и ты!.. Знай, то, что не принадлежит мне, должно

быть уничтожено!..

Таги-Усак опустился перед ней на колени.

— Знаю, божественная царица! Знаю и одобряю и мысли твои, и деяния.

Знаю!..

Царица встала, подлила в светильники масла. Таги-Усак заметил, что

руки у нее дрожат, значит, буря еще не миновала. Разгоревшееся масло

обдавало брызгами все вокруг, но Мари-Луйс ничего не видела. Не видела и

того, что платье ее тоже забрызгано жиром. Когда огонь в светильниках

разгорелся, царица кликнула Арбок Перча. Он вошел тотчас. Вид у него был

несколько странный, весь какой-то растерзанный, одежда в винных пятнах...

Царица показала на Таги-Усака и спросила:

— Тебе знаком этот человек?

— Да, — низко кланяясь своей повелительнице, ответил Арбок Перч. —

Знаком. Это астролог двора и твой управитель...

Прятавшаяся за шторой мамка затаила дыхание: неужто царица велит

обезглавить Таги-Усака?!

Таги-Усак стоял спокойный, как жертвенный бычок перед закланием.

Арбок Перч вытянул наполовину меч из ножен. Царица была необычно бледной.

— Знай, Арбок Перч, — грозно произнесла она. — Я позвала тебя

сказать, что запрещаю поклонение богу Шанту и отправление каких бы то ни

было обрядов в его храме! Следи за хеттскими жрецами. И если потребуется,

пусти в ход свой меч, испытай его острие на их шеях.

Мамка облегченно вздохнула. Таги-Усак пожалел, что царица не

обезглавила его: избавился бы наконец от вечной муки...

— Худо тебе придется, Арбок Перч, — сказала Мари-Луйс, — если будешь

думать не головой.

Арбок Перч пал к ее ногам. Затем по велению царицы поднялся и быстро

вышел вон. В зале остались один на один царица и Таги-Усак. В светильниках

потрескивало масло.

— Готовься к ночному пированью, Таги-Усак! — сказала царица. Голос ее

теперь был преисполнен ласки.

Пили много. Царица то и дело обхватывала ладонями помутневшую и

словно бы вконец опустошенную свою голову. В какой-то миг вдруг увидела в

зеркале свой блуждающий взгляд и воскликнула:

— Ты несправедлива, богиня Эпит-Анаит. Разве нельзя уберечь меня от

вспышек гнева?.. Наверно, нельзя. И ты, наверно, тоже пьянеешь от вина?..

При армянском царском дворе и в домах наших родоначальников женщина,

которая не пьет вина, не участвует в мужских пирушках, не пользуется

уважением... Это установлено тобою, Эпит-Анаит. Вон жена и дочери

военачальника Нерика тоже пьют...

Кутили долго. Было уже далеко за полночь, когда Мари-Луйс отпустила

музыкантов. Налив полный кубок, она своей рукой поднесла его Таги-Усаку:

— Пей и вспомни нашу священную землю, наш Сисакан! Там некогда

жила-была дикая серна, околдованная песнью леса. Сейчас эта серна в

заточении. Кончилась ее вольная жизнь. Она тоскует о своих предках, о

друге и мечтает о той невозвратной, такой милой сердцу дикости...

— А о чем мечтает моя венценосная госпожа, которая, вот она, с ликом

серны сидит передо мной! — нежно глядя на Мари-Луйс, спросил Таги-Усак.

— О вине с дурманом, чтоб забыться и чтоб все сгинуло! Хочу, чтобы

душа моя и тело обрели согласие, не желаю я жить в угасании, вспоминая

только минувшие радости.

Таги-Усак понимал, что причина ее душевного разлада отчасти в нем. И,

о боги, как он любит эту женщину, как стремится к ней!.. Когда они

встретились впервые?.. Вчерашней ночью или целую вечность тому назад,

когда был сотворен первый человек? Когда?

Рассвело. Уже не так искрилось золотистое вино.

— А теперь в путь! Отправимся навстречу солнцу.

 

 

Мари-Луйс взяла с собой только жену и дочерей властителя Нерика. И

они пошли по узким улочкам города. А на достаточно большом расстоянии за

царицей следовали хорошо вооруженные воины из ее охраны. Мари-Луйс многих