Часть 3. Подтянутый, стройный мужчина медленно спускается по ступеням

 

…Подтянутый, стройный мужчина медленно спускается по ступеням. В подвале тихо, тепло и чисто настолько, насколько вообще возможно. Она дрожит, зная, что он пришёл наказывать. Она никогда не смотрела ему в глаза, поэтому для неё этот человек навсегда останется Человеком-Без-Лица. Её карающим Богом.

Руки дрожат так сильно, что книжка с заголовком «Мифы древней Греции» падает на пол и захлопывается, скрывая многократно очерчённое карандашом имя. Сердце колотится в районе глотки, глаза щиплет от сдерживаемых слёз, но она молчит. Просто потому, что плакать и умолять бесполезно, это только усугубит её вину. Он подходит вплотную…

 

Горячее дыхание на щеке, на шее, ниже, ниже. Пульсирующая боль в теле и на обожжённой коже. Холод камня под спиной и тепло чужого присутствия рядом. Лисса осторожно открыла глаза и увидела склонившегося над ней мужчину. Он улыбался. Одежда этого человека показалась ей странной, но больше всего поразил его взгляд. В нём сменяли друг друга радостное изумление, предвкушение и острое, неприкрытое желание попробовать… её.

Лисса с трудом сдержала вопль ужаса, когда мужчина протянул руку и провёл шершавыми подушечками пальцев по её щеке.

– Дорогая, – прошептал он.

В голове померкло, а в затылок вонзилась раскалённая игла боли. В сознании Лиссы что-то натянулось до предела и, тоненько звякнув, лопнуло.

– Привет, милый, – пропела Сука. Она хлестнула мужчину по лицу и, воспользовавшись его замешательством, вскочила.

Под ногами плескалась зловонная жижа, в трубах над головой булькала и шумела вода, а вокруг сжимались осклизлые стены канализационного туннеля. Сука ненавидела подвалы почти так же сильно, как мужчин.

Противники стояли, пожирая один другого настороженными взглядами. Лицо мужчины вдруг исказилось, словно он собирался заплакать, на его щеке наливались красным три кровавые борозды.

– Почему ты так поступаешь со мной? – с надрывом вопросил он.

Сука захохотала и вдруг исчезла. Лисса зажала рот рукой и прикусила палец, чтобы не закричать. Ей было страшно, очень страшно. Мужчина напружинился, готовый броситься в любой момент.

Позади него вдруг заплюхала вода, и из темноты туннеля выскочил человек, с ног до головы затянутый в светло-голубой научный комбинезон. Только бледное от ужаса лицо оставалось открытым. Увидев Лиссу и её оппонента, учёный остановился и попятился, но было поздно – его заметили.

– Эдди? – фальшиво-дружеским тоном пробормотал он. – А я думаю, кто это тут… Ну, не буду вам мешать.

– Ты, – сдавленным голосом ответил тот, кого назвали Эдди. – Ты. Ты!

Кожа на лице учёного приобрела зеленоватый оттенок, он повернулся и побежал обратно во тьму. Эдди метнулся за ним.

– Ты! – ревел он, огромными скачками покрывая разделяющее их расстояние. – Ты! Стой!

Учёный закричал отчаянно и страшно. В его крике было всё: обречённость жертвы, предчувствие медленной и очень мучительной смерти, безысходность. И всё это перекрыл утробный вой почуявшего кровь зверя.

– Я сплю, сплю, – шептала Лисса, ощупью пробираясь вдоль стены в противоположную сторону. – Это сон. Я не сумасшедшая.

За спиной затихала погоня, вошедшая в решающую стадию, когда хищник рвёт добычу на тысячу мелких кусочков, отдавая дань сидящему в нём демону. Нужно уйти прежде, чем он закончит и примется искать новую жертву.

Пальцы босых ног с маху врезались в щербатую каменную ступень. Из глаз брызнули слёзы, но Лисса не обратила на боль внимания. Ведь за этой ступенью были ещё, складывающиеся в лестницу, уводящую наверх. Туда, где горел яркий свет, и веяло приветливым теплом.

 

– Отсюда не сбежать. У каждого своя ловушка. Одного заперли в изолятор, другого убили, а третий обманут собственным разумом. Мы все бьёмся в запертые двери, расшибаясь в кровь, но нам не выбраться. Мы затеряны в лабиринтах клиники и некому указать нам дорогу. Мы живём вне остального мира, он игнорирует наше присутствие. Но мы существуем и сквозь хор голосов в голове стараемся услышать тот единственный, что объяснит – кто мы и как жить дальше. Как противостоять демону, взывающему денно и нощно: «Убей! Убей!»

Мысли копошились в черепной коробке, словно могильные черви. Кто-то невидимый бормотал и бормотал то из тёмного угла, то за ближайшей дверью, то в соседнем коридоре за толстой железной решёткой. Два раза Лиссе показалось, что она видит чёрную сутану, но всякий раз ошибалась. Этажом выше разносились ужасные крики, и настойчиво жужжало что-то опасно-металлическое.

Сознание то меркло, то невероятно обострялось, позволяя в деталях рассмотреть плавающую в воздухе пылинку. Разомлев от тепла и покоя, Лисса сидела в круге света под единственной уцелевшей в коридоре лампочкой. Девушка слушала успокаивающий голос, не особо вникая в смысл слов, и чувствовала, как страх и одиночество отступают.

– Что ты расселась, идиотка? – недовольно спросила Сука, возникая рядом.

– Иди к чёрту, – лениво ответила Лисса. У неё не было настроения ругаться.

Успокаивающий голос умолк, словно воспринял слова на свой счёт. Сука стояла напротив и брезгливо смотрела на Лиссу, словно на мерзкое насекомое.

– Ты такая идиотка, – сказала она, наконец. – Жалкая и глупая. Понятно, почему папочка тебя всё время наказывал – ты это заслужила.

Лисса почувствовала, что звереет. Она не хотела этого слышать, как не хотела смотреть на гадкое и наглое лицо Суки. Пальцы скрючились, словно уже были готовы рвать её в клочья.

– Убирайся!

В ответ Сука гибким, змеиным движением наклонилась, одной рукой схватила Лиссу за горло и крепко сжала.

– Или что? – сладко сказала она. – Тебе со мной не справиться, идиотка. Я рвала твоего папочку, как бумагу. Подстилку, которую он звал своей женой, собирали с пола по кусочкам в помойное ведро, где ей самое место. А папочкин член так и не нашли.

Сука ударила Лиссу о стену и засмеялась жутким, потусторонним смехом, показывая мелкие, острые зубы.

– Ты помнишь, идиотка? Ты ведь была там, помнишь?

– Заткнись! Заткнись! Сука! – взвыла Лисса в бешенстве. – Убью-у-у!

Она отбросила, сжимающую горло руку и сама сдавила глотку ненавистной стерве, но Сука снова исчезла, оставив девушку сжимать воздух. Лисса медленно разжала пальцы и осмотрелась. Крохотная комнатка с тремя закрытыми кабинками, раковиной у стены и большим зеркалом. Когда она успела сюда придти, Лисса не помнила.

Она подошла к зеркалу, заляпанному подсыхающей кровью и бестрепетно посмотрела в него. Суки не было. Собственное ледяное спокойствие не удивляло. Лисса отключилась от внешнего мира, уйдя в мир внутренний, где возникали жуткие картины. Этот видеоряд спонтанных воспоминаний то ли из прошлой жизни, то ли из кошмарных снов, разрушился при виде её отражения.

Протерев кровь ладонью, Лисса увидела себя и резко отшатнулась от зеркала. Осмотрела помещение ещё раз, чтобы убедиться, что Суки тут нет, и вновь взглянула на гладкое стекло, измаранное кровавыми потёками. Лисса не узнавала себя. Собственное отражение казалось чужим, будто принадлежало не ей, а постороннему человеку. Суке, например.

Глаза Лиссы полыхнули яростью. Она выживет. Плевать на ловушки. Она выберется. Плевать на запертые двери. Она найдёт тихую гавань и заживёт нормальной жизнью. Плевать на Суку.

Отражение язвительно усмехнулось, словно хотело сказать: «Ну-ну».