НОВОГО ВРЕМЕНИ

Утверждая, что впервые была создана система канонического права, или, иначе говоря, право церкви стало систематизированным, в течение по­лутора веков между 1050 и 1200 гг., мы вовсе не отрицаем существование правового порядка в церкви с ее зарождения. Сам Новый завет, особенно в Посланиях апостола Павла и Деяниях апостолов, свидетельствует, что внутри христианской общины существовали юридически конституированные власти, которые провозглашали и применяли нормы, касающиеся учения церкви, бо­гослужения, морали, дисциплины и структуры церкви. С давних времен ста­рейшины (епископы) судили споры между христианами и налагали санкции за совершенные ими проступки. Такие книги, как "Didache" I в., "Didascalia Apostolorum" ("Учения апостолов") III в. и "Constitutiones Apostolorum" ("Предписания апостолов") IV в., содержали многие церковные нормы, пред­назначенные регулировать поведение и служить основой церковного судебного разбирательства. В III и IV вв. местные церковные соборы (синоды) в Се­верной Африке и в Арле издавали законы, а в 325 г. в Никее состоялся первый вселенский (экуменический) собор, который принял много законов. В то время греческое слово kanon, первоначально имевшее значение "прямой прут", затем "измерительная палочка", а впоследствии "правило" или "норма", стало приобретать специальное правовое значение — закона, из­данного синодом, вселенским собором или даже отдельным епископом. (Слово "канон" стали также использовать для обозначения истинного, или "канонического", списка книг Святого писания наравне со списком лиц, законным образом признанных, или канонизированных, святыми. Еще од­но значение относится к "каноникам" — членам соборного капитула, упол­номоченным местным епископом служить в храме.)

На протяжении столетий число канонов, изданных синодами и вселен­скими соборами, а также отдельными епископами, множилось, и их время от

25*

времени сводили в неофициальные сборники. Эти сборники содержали также нормы, изложенные в Писании и трудах отцов церкви, декретальные письма и решения патриархов, пап и епископов, наряду с рескриптами и постановле­ниями римских императоров и другими нормами, касавшимися церкви⁴. Ни один из этих сборников не позволял говорить о наличии осознанной правовой си­стемы. Ни один из них не претендовал на полноту или универсальность. В более ранних компиляциях содержание было организовано по хронологическому прин­ципу; позднее некоторые сборники строились по предметным рубрикам, и отдель­ные из них носили юридический характер. Все эти сборники соединяли правовые нормы с нравственными предписаниями, теологическими доктринами и литурги­ческими формулами. Тем не менее имелось много норм, и включенных, и не включенных в юридические рубрики, которые касались правовых вопросов: 1) церковные финансы и собственность, например десятина; благотворительные от­казы имущества; право владения, пользования и распоряжения церковными зем­лями и зданиями; 2) церковная власть (власть назначать на церковные должно­сти, процедуры улаживания споров между священниками, дисциплинарные сан­кции); 3) отношения между церковными и светскими властями, например исклю­чение духовенства из подсудности светским судам в определенных случаях; 4) преступления, например перечень покаяний, налагаемых за разные проступки, включая убийства и лжесвидетельство; 5) брачно-семейные отношения, например препятствия к заключению брака, законнорожденность детей, расторжение брач­ных уз.

Эти церковные законы как на Западе, так и на Востоке испытали сильное влияние римского права. Были заимствованы различные понятия и нормы классического и послеклассического римского права, особенно в вопро­сах собственности, наследования и договоров. В дополнение к этому компиля­ции Юстиниана и его преемников на Востоке содержали большое количество императорских предписаний относительно литургии и теологии, равно как и церковной власти. На Западе церковные предписания частенько издавались королями и императорами. Франкские императоры даже заявляли, что унас­ледовали власть над церковью вместе с мантией римского императора. Более того, в раздробленной на кланы Западной Европе считалось, что церковь — носительница римского права, и кодекс рипуарских франков VIII в. (Lex Ribuaria) прямо заявлял: "Ecclesia vivit jure Romano" ("Церковь живет по римскому закону"). Это означало, что как каждый человек нес с собой закон своего клана и должен быть судим по нему, где бы он ни оказался, так цер­ковь должна была нести с собой римское право.

Кроме того, законы церкви в первое тысячелетие ее истории несли на себе сильную печать Библии, в особенности Ветхого завета. Из Библии цер­ковь выводила авторитет Десяти заповедей и многие нравственные принципы, сформулированные как божественные наставления. Сверх того, от Библии пе­решла всепроникающая вера во вселенский порядок, управляемый Господом, который одновременно верховный законодатель и верховный судья. В качестве наследницы традиции Израиля церковь принимала всерьез учение о божест­венно-покровительственном характере права, его всеприсутствии в божествен­ном мироздании. Более того, многие конкретные нормы поведения, содержа­щиеся в Ветхом и Новом заветах, равно как и многие библейские примеры и метафоры, были перенесены в церковные каноны.

Конечно, правовые понятия и нормы, господствовавшие в церкви на Западе с V по X в., испытывали влияние не только римского и библейского права, но в особенности народного права германских племен, в центре ко­торого стояли такие понятия, как честь, клятва, возмездие, примирение и коллективная ответственность.

Существование вплоть до XI в. большого количества церковных за­конов, которые регулировали широкий спектр отношений и внутри церкви и между церковью и светскими властями, заставило многих ученых усомниться в справедливости утверждения Рудольфа Зома, великого немецкого историка права. Зом считал, что "старокатолическое" церковное право, как он его на­зывал, было по природе своей сакраментальным, духовным и теологическим, и что только после трактата Грациана каноническое право стало наконец "правовым" в нынешнем значении этого слова. Зом утверждал, что до XII в. церковь была, по сути, духовным или сакраментальным сообществом, а не правовым. Однако, как указал Стефан Куттнер, "переплетение "духовной" и "материальной", корпоративной сторон Церкви старо, как сама Церковь и... коренится в двойственной природе Церкви как духовного сообщества и корпоративного общества в одно и то же время. В данном случае Зом не сумел разглядеть действия "правового" элемента в старом каноническом пра­ве, это отчасти можно отнести на счет отрицания им лежащего в самой основе дуализма, т.е. существования и сакраментального, и юрисдикционного эле­ментов в праве первоначальной и древней церкви"⁷.

Невзирая на эти оговорки, можно, пожалуй, извлечь истинное и важ­ное из тезиса Зома. Общепризнано, что вплоть до конца XI в. материальная и корпоративная сторона церкви была слита с ее духовной и сакраментальной стороной в гораздо большей степени, чем потом. Профессор Куттнер, воз­можно, согласился бы, что "лежащий в основе дуализм", о котором он говорит и который стал так заметен в столетие после правления папы Григория VII, в тот давний период не ощущался как "лежащий в основе", во всяком случае далеко не в такой степени. Различия между священным и профанным были гораздо менее выражены. Юрисдикционный элемент церковного права мыс­лился как неотъемлемая часть сакраментального элемента, который охватывал не только такие литургические события, как крещение, брак и посвящение в сан, но и несчетное число нравственных и духовных действий и обрядов. Это было связано с высокой степенью гетерогенности и ярко выраженным местным характером церквей в догригорианском христианском мире.

Говоря конкретнее, "переплетение" (выражение Куттнера) церковного права с литургией и теологией было столь прочным, что никому явно не при­ходило в голову выделять правовые аспекты и превращать их в некую систему. В самом деле, в сборниках церковных законов, составленных до XI в., правовые нормы были полностью смешаны с нормами (и высказываниями ненормативного характера), касающимися богослужения и веры. Термин "каноническое право" (jus canonicum) не применялся регулярно до XII столетия, а выражение "jus ecclesiasticum" относилось к той части императорского, королевского или фео­дального права, которая регулировала церковные отношения. Существовали цер­ковные законы, правовой порядок внутри церкви, но не было системы церковного права, то есть не было независимого, единого, развивающегося свода церковных правовых принципов и процедур, ясно отличимых от литургии и теологии.

Систематизация законов церкви в конце XI—XII в. имела самое пря­мое отношение к Папской революции во всех ее аспектах. Уже в 1050 г., в самом начале движения за реформу, был опубликован сборник канонов и дру­гих текстов под названием "Собрание 74 титулов". Этот сборник пытался найти правовое обоснование верховенства папы над церковью и независимости церкви от светской власти, обращаясь к декреталиям первых пап и римских соборов. За ним последовали другие аналогичные сборники — Ансельма Лук-кского, кардинала Деусдедита и других ведущих реформаторов. В период между смертью папы Григория VII и трактатом Грациана появилось множе­ство новых собраний. В 1090-х гг. в произведениях Ивона Шартрского впер­вые была сделана попытка дать связное изображение всего права церкви ("Pannormia", то есть "все право", как он сам называл его). Этот всплеск юридической науки свидетельствует не только о возникновении сплоченной группы канонистов, но и о том важном значении, которое лидеры Папской революции придавали каноническому праву. Такое развитие событий было тесно связано с провозглашением папством своего права законодательство­вать. Впервые Григорий VII заявил о полномочиях папы "создавать новые законы в соответствии с нуждами времени"⁸. Эти новые законы, названные декреталиями, которые издавал сам Григорий и его преемники, считались не просто частичными дополнениями к уже существующим канонам, а совер­шенно новыми установлениями. Таким путем в истории церковного права по­явилась революционная периодизация и на ее основе стало возможным обоб­щать законы. Это движение по обобщению законов достигло кульминации в 1140 г. в великом трактате Грациана, который был немедленно признан окон­чательным обобщением так называемого "jus antiquum" и объединением его с так называемым "jus novum". Выражения "старое право" и "новое право", обычно используемые применительно к периоду сразу после Грациана, фак­тически подразумевались в разделении источников канонического права на две группы — (старых) соборных канонов и (новых) папских декреталий. Ученик Грациана Гугуччио разработал учение о том, что "декреталия выше канона", так как папа издает свои декреталии, "опираясь на достоверное знание, согласно закону"⁹. Таким образом, система канонического права,,в понимании Грациана, опиралась на постулат, что организм права — не мертвое тело, а жи­вое, "corpus" (лат. "тело"), а не "corpse" (англ. "труп"); этот организм имеет корни в прошлом, но растет в будущее. В противоположность иногда высказы­ваемому мнению эта концепция эволюции права отнюдь не является изобретением Эдмунда Берка, Фридриха фон Савиньи и "исторической школы" XVIII— XIX вв. Она была основополагающей для западных юристов и неюристов начиная с конца XI и в XII в. сначала в церковной сфере, а потом и в светской

Эти взаимосвязанные элементы. 1) периодизация права на старое и новое; 2) обобщение и объединение их в единую структуру; 3) представление о движении всего свода права во времени, в поступательном процессе — и есть определяющие черты западной традиции права.

Книга Грациана, которая сама рассматривалась как часть поступа­тельного движения права, почти сразу получила признание в качестве авто­ритетного изложения канонического права. Эта книга не только заняла свое место рядом с римскими юридическими текстами как главный предмет изу­чения в европейских школах права, но на ее авторитет ссылались папы, цер-

ковные соборы, церковные суды. Имея относительно свободную организацию и открытую структуру, трактат Грациана словно предназначался для глос­сирования и обобщения. И действительно, вскоре глоссы, комментарии, трак­таты и монографии по нему появились в изобилии.

На построенном трудом Грациана фундаменте стало возможным воз­вести здание не только научных глосс и обобщений, но и судебных решений и законодательства. Папа Александр III (1159—1181), сам знаменитый юрист (под именем Роландо Бандинелли) и бывший ученик Грациана, издал множество декреталий, из которых сохранилось семьсот. Многие из этих де­креталий являются по существу выводами из разрешенных дел, то есть нор­мами права, выражающими логический смысл решений. Папа Александр III созвал Третий Латеранский собор в 1179 г., а папа Иннокентий III, тоже выдающийся юрист, в 1215 г. созвал Четвертый Латеранский собор; эти со­боры породили сотни новых законов (Они проводились в Латеранском дворце в Риме, который одновременно использовался как кафедральный собор.) В последнее десятилетие XII и в первые десятилетия XIII в. были подготовлены пять крупных систематических компиляций декреталий. Наконец, при папе Григории IX вышло полное собрание декреталий, состоявшее примерно из двух тысяч разделов, в котором обобщался и систематизировался почти сто­летний труд; вместе с "Decretum" Грациана, "Декреталии" Григория IX ос­тавались основным сводом канонического права католической церкви вплоть до принятия в 1918 г. "Кодекса канонического права".

Ученые-юристы глоссировали, комментировали и обобщали эти ком­пиляции, папы даже официально направляли их прямо в университеты. С точки зрения тесной связи юридической науки и юридической практики, а также диалектического характера науки права, проявившегося в глоссирова­нии и обобщении авторитетных текстов, новая развивающаяся система кано­нического права оказала формирующее влияние на западные понятия о при­роде правовой системы.

Систематизация канонического права не была, однако, делом чисто интеллектуальным. Напряженность между новым и старым, целым и час­тями, теорией и практикой нельзя было привести в гармонию одними лишь книгами и лекциями, хотя наука права действительно играла важную роль в этом процессе. Одной теологии, и даже теологии вместе с юриспруден­цией, тоже не удалось бы сохранить целостность правовой системы. Было совершенно необходимо, чтобы в само действующее право были встроены гармонизирующие элементы.