ОТНОШЕНИЕ КАНОНИЧЕСКОГО ПРАВА К РИМСКОМУ ПРАВУ

Иногда говорят, что новая система канонического права была "от­прыском" римского права Юстиниана и что "великие кодификации, состав­ляющие "София Juris Canonici", составлены по образцу кодификаций "Corpus Juris Civihs. Подобные утверждения по меньшей мере требуют уточнения. Происхождение канонического права следует возводить не к римскому праву Византии VI в., а к возрожденному и измененному "романистскому" праву христианского мира XI и XII вв. Однако даже с этим уточнением мысль о

том, что каноническое право каким-то образом создавалось по образцу рим­ского, основана на серьезных заблуждениях. Канонисты в изобилии исполь­зовали римское право (как его понимали в то время), библейское право и германское. Все виды права они использовали в качестве источников. Таким образом, в известном смысле можно говорить о "романо-канонической" пра­вовой системе. Канонисты также разделяли со своими современниками — знатоками римского права — одни и те же основные теории природы и фун­кций права и те же основные методы анализа и синтеза противоположностей. Эти теории специалисты римского права в той же мере заимствовали у них, и наоборот. На практике не только теории и методы, но и многие конкретные правовые понятия и институты были перенесены в тогдашнюю науку рим­ского права из новой науки канонического права.

Сравнение римского права и канонического права в конце XI, в XII и XIII столетиях затрудняется тем обстоятельством, что каноническое право было действующим правом церкви, а римское право не являлось таковым ни в одном политическом образовании на Западе. Конечно, римское право дей­ствовало в Восточной Римской империи, Византии, однако это отнюдь не было римское право "corpus juris Roraani", как его понимали западные ученые. На Западе римское право Юстиниана считалось идеальным правом, писаным воплощением разума, ratio scripta, принципы которого должны руководить правовым регулированием повсюду, и в церкви, и в светских государствах. Юристы обращались к Кодификации Юстиниана, как и к закону Моисееву, к Аристотелю, считая их источниками действующего права. Верно, что со времен Карла Великого императоры Запада претендовали на звание преем­ников власти императоров Древнего Рима, с открытием текстов Юстиниана западные императоры, как и папы, стали опираться на них. Но "Священная Римская империя германской нации" управлялась законами, установлен­ными западными императорами, да еще наложенными на племенные (кла­новые), местные, феодальные, городские, торговые, церковные и прочие кон­кретные законы. Нормы, понятия и институты римского права только тогда становились действующим правом Западной империи, равно как и западной церкви, когда их четко вводили в это действующее право через законода­тельство или с помощью юридического толкования. Римское право называли "служанкой канонического права". С тем же успехом его можно было назвать служанкой императорского и служанкой действующего права возникавших светских королевств и городов-государств. Однако оно было служанкой всегда. Ошибаются те ученые, которые полагают, будто Восточная Римская империя Юстиниана каким-то образом продолжала существовать на Западе как поли­тическая реальность.

Быть может, самое важное различие между римским и каноническим правом на Западе состояло в том, что римское право, за редкими исключе­ниями, воспринималось как законченное, неподвижное, подлежащее перетол­кованию, но не изменению. Напротив, каноническое право, хотя и пришло тоже из прошлого, было не закончено, оно постоянно переделывалось, имело качества органического развития, сознательного роста на протяжении поко­лений и веков. От этого оно было несколько неупорядоченным, что, возможно, делало его как интеллектуальное упражнение менее привлекательным, чем римское право, однако наверняка гораздо более интересным и с нравствен-

ной и с политической точек зрения. Ибо его "неупорядоченность" как науки была необходимой частью его динамического качества как системы — его дви­жения из прошлого в будущее. Существование такого временного измерения — это существенная черта западных правовых систем нового времени.

КОНСТИТУЦИОННЫЕ ОСНОВАНИЯ СИСТЕМЫ КАНОНИЧЕСКОГО ПРАВА

Гармонизирующие, или структурные, элементы канонического права, которые помогли ему сделаться независимой, целостной, развивающейся системой, отчасти происходили из конституции церкви, как она понима­лась в конце XI и в XII в. Слово "конституция" здесь употребляется в его современном значении для обозначения местонахождения и пределов суверенитета, процесса избрания правителей, распределения законодатель­ных, исполнительных и судебных полномочий, объема власти правитель­ства, основных прав и обязанностей подданных. Такое употребление может показаться анахронизмом, ибо церковь не только была лишена в XI— XII вв. формальной конституции, но и еще не привела в систему свое каноническое право. Наибольшим приближением канонистов к созданию подсистемы конституционного права внутри свода канонического права бы­ла разработка ими права корпораций и применение его к церковной пол­итической организации. Тем не менее определенные фундаментальные конституционные принципы были общепризнаны, и вот они-то и легли в основу новой системы канонического права в целом.

Опираясь на григорианскую реформу и в особенности на "Dictates" Григория 1075 г., канонисты конца XII и XIII в. закрепляли за папой выс­шую правительственную власть ("imperium") в церкви. Папа был главой цер­кви, все остальные христиане были частями ее тела, ее членами. Папа обладал полнотой авторитета (plenitudo auctoritatis) и полнотой власти (plenitudo potestatis). Хотя на практике полномочия папы были ограничены, они воз­растали постепенно, особенно в XIII и XIV вв. Тем не менее по закону, начиная с эпохи Григория VII, папа был верховным законодателем, верхов­ным правителем, верховным судьей. Он мог создавать законы, устанавливать налоги, наказывать за преступления, учреждать и упразднять епархии, мог распоряжаться церковными бенефициями и имел последнее слово в отношении приобретения, управления и отчуждения церковной собственности. Все дей­ствия и решения должностных лиц или органов церкви, например решения церковных судов или спорные выборы епископов, можно было обжаловать ему. Кроме того, он был вселенским судьей первой инстанции: любой христианин мог обратиться к нему по любому вопросу, требующему судебного решения; он обладал исключительной юрисдикцией по так называемым главным делам, связанным, например, со смещением епископов или решением спорных воп­росов веры; обладал высшей властью отлучать от церкви непримиримых ина­комыслящих. Он один мог созывать вселенский собор, а решения собора об­ретали силу только после подтверждения их папой. Наконец, он был в церкви высшим учителем, имел решающий голос в определении церковных догм, норм литургии и других вопросов богослужения. Также в XII в. папа получил исключительное право канонизировать святых.

26-499

Эти полномочия принадлежали папе не потому, что он был епископом Рима. Они принадлежали епископу Рима потому, что он был папой, то есть папа имел свои полномочия не в силу своего посвящения в сан (potestate ordinis), а в силу своей юрисдикции (potestate jurisdictionis). В самом деле, архидиакон Гильдебранд был избран папой Григорием VII, не будучи даже возведен в сан священника, не то что епископа. Как только он стал папой, его суждения по вопросам, представленным ему как папе, имели предпочте­ние, по выражению Грациана, перед мнениями таких почитаемых богословов, как Св.Августин и Св.Иероним. Однако, добавляет Грациан, по вопросам толкования Писания следует предпочесть мнение Св.Августина и Св.Иеро-нима. В конце концов, заявляет Грациан, папа может же оказаться ере-тиком. Его власть разрешать доктринальные споры проистекала не из его высоких духовных качеств, а исключительно из его юрисдикции как высшего должностного лица церкви.

Резкая граница между посвящением в сан и юрисдикцией, впервые проведенная в конце XI и в XII в., стала одним из основополагающих кон­ституционных принципов римской церкви. Возведение в сан, рукоположение, было таинством, то есть священным символом божественной благодати. По­средством посвящения в сан каждый священник получал от Бога полномочия на служение обедни, празднование причащения, принятие исповеди и нало­жение покаяния, а также исполнение других таинств и священнических об­рядов; епископ в силу своего сана мог возводить в сан священников и других епископов. Напротив, юрисдикция была полномочием, которое налагалось церковью как корпоративным правовым образованием. Это была власть уп­равлять посредством закона — "говорить закон" (jus dicere, откуда "jurisdictia"), в установленных законом пределах. В силу юрисдикции каждый епископ имел высшую законодательную, исполнительную и судебную власть в своей епархии, подчиняясь при этом папе, точно так же как папа в силу юрисдикции имел высшую законодательную, исполнительную и судебную власть в церкви в целом. Такие полномочия, вытекающие из юрисдикции, могли осуществляться любым лицом, которому они были законным образом делегированы. Папа, например, мог назначить диакона судьей в споре между двумя епископами. Таких полномочий не было до Папской революции.

Так imperium и auctoritas или potestas папы, хотя они и были высшими и полными, определялись так же, как его mnsdictio, а это означало, что они носили правовую природу. Это в свою очередь означало, что существуют и правовые пределы их реализации.

Эти правовые границы содержались уже в самом способе избрания папы, равно как и подчиненных ему епископов, аббатов и других должно­стных лиц церкви. До Папской революции избрание пап, епископов, аббатов в значительной степени было под контролем императоров, королей, князей и баронов. Одним из первых событий, приведших к Папской революции, было постановление церковного собора в Риме, созванного папой Николаем II в 1059 г., по которому римские кардиналы, то есть епископы и священники соседних епархий, осуществлявшие также ряд литургических и других фун­кций в великих базиликах Рима, получили главную роль в избрании папы. Веком позже постановление Александра III дало кардиналам исключительное право избирать нового папу, а в 1179 г. Третий Латеранский собор установил

для избрания большинство в две трети голосов. (По постановлению Николая II достаточно было простого большинства, однако оно было квалифицирован­ным в том смысле, что требовалось большинство "большей и лучшей" части выборщиков.) Избранный папа правил пожизненно, если не подавал в от­ставку. Однако как только место освобождалось, большую роль в выборе пре­емника играла не только политика, но и право, и это, несомненно, укрепило ответственность папы перед церковью. Выборы папы часто проходили в же­сткой борьбе. Иногда даже появлялись соперничающие папы. Все 278 лет, с 1100 по 1378 г., кроме каких-то 82 лет, законно избранные папы вынуждены были жить за пределами Рима.

Разумеется, кардиналы назначались папой, и несмотря на это, со вре­менем они приобрели некоторую независимость. Они управляли церковью в периоды папских междуцарствий. Им оставлялись высшие посты в церкви. Сложилась норма обычного права, обязывающая папу получить коллективное согласие на учреждение новых епархий, перевод епископа из одной епархии в другую, на назначение аббатов и ряд других важных дел. Временами воз­никала острая напряженность, когда Коллегия кардиналов стремилась рас­ширить свои полномочия, а папа сопротивлялся подобным попыткам.

Как папа избирался кардиналами, так и епископ избирался соборным ка­питулом, то есть канониками и другими клириками, жившими и работавшими в столице епархии; аббат избирался монахами монастыря. То, что папа был апел­ляционной инстанцией для проигравших спорные выборы епископов и аббатов, свидетельствует о наличии у папы контроля над процедурой выборов. Однако па­па, по крайней мере в теории, мог вмешаться только в том случае, если выбор­щики проявили халатность, мнения разделились, или по какой-либо причине бы­ла нарушена должная процедура выборов. А на практике священники соборного капитула или монахи аббатства обычно играли важную роль. Если их воля не учитывалась, они могли причинить немалые неприятности. Здесь также принцип выборности — до его постепенного упадка и фактического исчезновения в XIV— XV вв. — помогал сохранить конституционный характер папской монархии и иерархической цепочки власти.

Папский абсолютизм существенно ограничивался не только принци­пом выборности и необходимостью удовлетворить кардиналов, епископов и ду­ховенство вообще, а также и самой сложностью церковной системы управле­ния. Хотя законодательство было прерогативой пап, они тем не менее в XII— XIII вв. чувствовали потребность в периодическом созыве вселенских соборов, чтобы те помогали им в законодательном процессе. Это и были первые за­конодательные собрания Европы. В области системы управления папство со­здало высокоэффективную бюрократию специалистов в разных областях (см. схему 1). Папская канцелярия отвечала за составление и издание докумен­тов, включая ордера для начала судебного разбирательства, а также за ве­дение записей постановлений, указов и решений папского правительства; кан­цлер был хранителем папской печати. Папское казначейство, именуемое Апо­стольской палатой, выступало и в качестве хранилища доходов престола, и в качестве министерства финансов. Кроме того, палата имела свой собствен­ный суд по гражданским и уголовным делам, связанным с налогообложением и другими финансовыми вопросами. Папский суд общей юрисдикции, как и первая и апелляционная инстанции, в XII в. назывался консисторией, сам

26*

папа был его председателем. По мере расширения юрисдикции папского пре­стола папы стали назначать судебных аудиторов (кардиналов, епископов или простых капелланов), чьи решения имели обязывающую силу после ут­верждения их папой. В XIII в. аудиторы составили постоянный суд под названием Слушание святого дворца, который функционировал как еди­ный орган (часто дробясь на отделы), а в конце того же столетия был создан отдельный апелляционный суд по гражданским и уголовным де­лам. (В XIV в. был учрежден верховный суд, названный затем Рота.) В дополнение ко всему этому при папском дворе имелся "пенитенциа­рий", рассматривавший дела на "внутреннем" форуме, то есть дела о таких грехах, которые должны наказываться не как уголовные или гражданские правонарушения, а исповедью или покаянием. "Большой пенитенциарий" занимался апелляциями по поводу покаяний, наложен­ных епископами, и распределял дисциплинарные взыскания и отпуще­ния грехов, находившиеся в исключительной компетенции папы.

Папское правительство действовало на региональном и местном уровне через папских легатов, а также через других уполномоченных и подчиненных. С самых давних времен папа время от времени назначал делегатов, чтобы те дей­ствовали от его имени, но только после Папской революции этот институт стал постоянным орудием папского управления. Делегаты были трех видов: прок­торский легат, посылавшийся в какую-либо местность с "полным правом" дейст­вовать вместо папы либо с общим, либо со специальным мандатом; судья-упол­номоченный, осуществлявший судебную власть папы в конкретных делах; и нун­ций, который до XVI в. обладал лишь ограниченными полномочиями представ­лять папу, например, он мог передавать послания, собирать информацию, вести переговоры и заключать соглашения по конкретным вопросам. Из этих трех наи­более могущественным был прокторский легат. Иногда ему даже поручалось председательствовать над епископами и выносить решения об их смещении. Од­нако решения всех этих легатов можно было обжаловать папе.

Папы осуществляли свою власть также через других должностных лиц, в особенности папских сборщиков (налогов) и папских банкиров (добы­вавших займы).

Более того, архиепископы и епископы, равно как и главы крупнейших религиозных орденов и монастырей, прямо подчиненных папе, тоже в опреде­ленном смысле были служащими папы. Начиная с конца XI в. они при вступ­лении в должность должны были принести присягу в верности папе. Для их назначения требовалось одобрение папы, а все их решения подлежали его ут­верждению.

Однако епископы были больше чем служащими папы и в теории и на практике. Каждый из них имел верховную власть на своем уровне. Даже по­сле Папской революции каждый епископ оставался верховным судьей, зако­нодателем и правителем в своей епархии, пока не вмешивался папа. Поэтому было бы полуправдой сказать, что папа правил всей церковью через корпус епископов; вторая половина правды состоит в том, что епископы правили сво­ими епархиями как подданные папы. У них тоже имелись imperium, auctoritas, potestas jurisdictionis, но не такой полноты, как у папы. Папе приходилось считаться с ними, он не мог просто ими командовать.

При этом епископ в своей епархии был окружен самыми разными функционерами, которые на практике обладали значительной уравновешива­ющей властью. Каноники избирали епископа точно так же, как кардиналы папу. Каноники также избирали провоста или декана, который председатель­ствовал на собраниях духовенства собора. Капитул имел право судить своих членов своим судом за дисциплинарные нарушения. На разные действия епи­скопа, например на отчуждение церковной собственности, требовалось со­гласие капитула. Привилегии соборных капитулов варьировались от одной епархии к другой. Во многих местах трения между капитулом и епископом даже приводили к тому, что одна из сторон обращалась в Рим.

Число должностных лиц при дворе епископа стало умножаться в кон­це XI в., одновременно с ростом числа служащих папской курии. Возросла власть архидиакона как главного лица исполнительной власти, он обычно из­бирался епископом и вел повседневные дела епархии. Появился канцлер как хранитель епископской печати и чиновник, занимавшийся перепиской и внешними сношениями епархии. Юридически образованный "официал" (officialis) заседал в качестве судьи вместо епископа. Судебные хранители печати, нотариусы, секретари, адвокаты, поверенные, судебные исполнители, заседатели и прочие судебные и квазисудебные чиновники стали помогать епископу в суде точно так же, как протоиереи, коадъюторы и прочие клирики стали помогать епископу в его литургических функциях.

Как папа имел промежуточные инстанции для управления епархиями, так и епископы имели промежуточные инстанции для управления приходами. Для приходов побольше епископ (совместно с архидиаконом) выбирал диа­конов, причем у каждого имелись своя маленькая канцелярия, секретарь и судебный чиновник для управления собственностью, ведения учета, поддер­жки нуждающихся священников и доклада о серьезных проступках духовен­ства. Время от времени созывались также собрания священников епархии — местные синоды, а епископ должен был ежегодно наносить официальный ви­зит в каждую епархию. Как епископы приносили при возведении в сан при­сягу в верности папе, так и священники должны были поклясться в верности епископу. Епископы могли также посылать в приходы нунциев для передачи распоряжений и проверки состояния дел.

На уровне приходов также существовали разделение функций и си­стема обуздания произвола власти. Приходский священник отвечал и за ду­ховное руководство приходом, и за управление его собственностью. В отно­шении своих начальников — епископа и папы — он имел долг платить цер­ковные налоги. Каноническое право также требовало от него постоянного про­живания в приходе. В то же время, особенно в больших приходах, священника окружали помощники из клириков и мирян, желания и потребности которых он никак не мог проигнорировать без риска для себя. Ему помогали викарные священники, особенно в ведении литургии. Капелланы, которые могли быть клириками либо простыми мирянами, надзирали за благотворительностью в приходе; на них также часто возлагалось обучение детей. "Братства" ревно­стных христиан прихода посвящали себя религиозному рвению, благотвори­тельности и покаянию; Ле Бра называет их "ячейки благочестивых христиан... маленькие приходы внутри большого. Как правило, они проводили еже­годные собрания. В XII в. распространилась также практика создания "ма-

ПАПА

Монашеское духовенство

Светское духо­венство

Канцелярия Канцлер, вице-канцлер, нотариусы, писцы и др

Независимые

религиозные ордена Генеральный капитул — глава ордена Представители братств ордена

Примасы

Епархия архиепископа (метрополитанат) Провинциальные синоды — Архиепископ

Регион ордена Региональный капитул — региональный глава Представители братств ордена

Архиепископальное управление

Викарные епископы провинции

Коллегия кардиналов

 

Религиозное братство

Епархия

 

Аббат или аббатиса

Епископ

 

Ка Канцлер Другие суд должностны хранители поверенные судебные и консулвтан

Диаконство Диакон

Приход Священник

Капитул

Соборный капитул

Внутреннее управление братства

Канцелярия

Канцлер,

Другие должностные лица

по внутреннему управлению провосты,

приоры, советники, казначей, келаръ,

медицинские братья и сестры и т д

Внешнее управление братства

Провосты, управители мастерских и зданий, попечители епархий

Местные синоды -Викарные священники

Группы верующих братства, миряне прихода

Конгрегация мирян

Схема! Структуры западной церкви-государства (1100 1500)

стерских" (fabricae) из мирян, чтобы помогать управлять собственностью при­хода, они часто вызывали раздражение и у приходского священника, и у епископа.

Итак, хотя все полномочия по управлению церковью постепенно со­средоточились в руках папы, папская автократия была ограничена разделени­ем функций внутри бюрократии на высшем уровне, а также иерархической, или пирамидальной, структурой церковного правительства в целом. Эти огра­ничения, конечно, были далеки от нынешних понятий о разделении властей и федерализме, однако представляли собой важные факторы сдерживания абсолютизма и по меньшей мере взращивали те обычаи и традиции управле­ния, которыми папы по большей части не любили пренебрегать. Была создана формальная, правовая, бюрократическая структура, которая была совер­шенно новой для германской Европы. Правление перестало опираться на личную преданность человека своему господину. Развились сложные внут-риорганизационные взаимоотношения, которые резко контрастировали не только с племенными, но и с феодальными институтами, и даже с более древними имперскими институтами, и византийскими, и франкскими. Они сами стали источником конституционных принципов. "При такой тонкой, сверхразветвленной системе управления, как в средневековой Церкви, кон­сенсус решал абсолютно все".

Конституционализм в церковном управлении прежде всего облегчался ог­раничением объема самой церковной власти. Это ограничение налагалось отчасти теорией дуализма церковной и светской властей, а отчасти и привычкой светских властей сопротивляться церковным злоупотреблениям и чрезмерным притязани­ям. Правда, некоторые папы и канонисты, особенно в XII — начале XIV в., вы­двигали непомерные притязания на неограниченную компетенцию церкви. Они хотели законодательствовать не только в вопросах веры, учения, культа, таинств, церковных должностей и дисциплины духовенства, но и в вопросах договоров, соб­ственности, любых преступлений и даже светской политики. Однако в целом цер­ковь после Вормсского конкордата 1122 г. и в теории и на практике признала су­щественные ограничения объема своей власти. Само разделение церковной и свет­ской власти стало главным конституционным принципом, который пронизывал всю систему канонического права.

Кроме того, в самой церкви как отдельной от светских государств политии существовали и теоретические и практические ограничения произ­вола как папского престола, так и князей-епископов. Во-первых, было при­знано, что церковь как зримый институт основана самим Христом и что он и апостолы, а позже отцы церкви и вселенские соборы первых семи веков наделили ее определенными, неизменными нормами веры и поведения. Даже на вершине папской власти общепринятая каноническая глосса утверждала, что "опасно было бы доверить нашу веру воле одного человека. Всем было ясно, что ни папа, ни вселенский собор не могут по желанию изменять догму церкви или вводить новую. "Новые учения следует поверять существующей догмой, однако помимо того следует выдвигать только такие доктрины, ко­торые уже скрыто содержались в существующей сокровищнице учения Цер­кви и которые представляют собой органическое развитие существующих ос­нов веры".

Говоря более конкретно, папы и вселенские соборы, а также епископы и местные соборы были особо ограничены в объеме своей власти и божествен-

ным, и естественным правом. Правда, никто не имел права отменить или при­знать недействительным папское постановление, противоречащее божествен­ному или естественному праву. Единственным путем был путь политических действий или гражданского неповиновения. Тем не менее канонисты заложили правовые основы для такого сопротивления. Грациан писал, что "папу никто не может судить, разве что он будет уличен в отступлении от веры". Как заметил Брайан Тирни, это открывало дорогу теории низложения папы по причине ереси. Позднее канонисты добавили другие основания, включая растранжиривание церковной собственности, а в конце XII в. Гугуччио раз­работал теорию, что папу можно судить и низложить за злостное прелюбоде­яние, грабеж, богохульство или иное злостное преступление, которым папа ос­кандалит церковь.

Далее, канонисты XII—XIII вв. заявили, что папа не может поступать вопреки "состоянию" (status) всей церкви и что он не может издавать закон в ущерб ее "общему состоянию" (generaiis status ecclesiae), то есть ее характеру, общему благосостоянию или общественному строю, или, как сказали бы в после­дующие века, ее конституции. Даже папа Иннокентий IV (1243—1254), один из самых авторитарных правителей, допускал возможность ослушаться папы, ес­ли тот повелит несправедливое дело, которое может нарушить "status ecclesiae", например, если его повеление содержит ересь.

Теории конституционных ограничений папского абсолютизма ослабля­лись отсутствием трибунала, в котором можно было бы бросить вызов папе. До XV в. вообще не было ни одного суда над папой или его низложения, вплоть до того момента, когда Констанцский собор сместил двух противоборствующих пап и принял отставку третьего. Несмотря на это, даже на вершине папской власти такие теории ограничения имели прочную основу в социальных, политических и экономических условиях, которые очень способствовали местной автономии. Про­цитируем Тирни: "Несмотря на устойчивую тенденцию папства к централизации, церковь в целом, не менее чем другие светские государства, в определенном смысле оставалась федерацией полуавтономных единиц, союзом бесчисленных больших и маленьких корпоративных образований". Тирни называет епархии, аб­батства, коллегии, фонды средств для чтения молитв, гильдии, религиозные орде­на, конгрегации и братства, причем все они "пользовались существенными пра­вами самоуправления".

Так отождествление канонистами imperium с jurisdictio совпало с живой конституцией церковной политии. Церковь была Rechtsstaat, государством, ос­нованным на праве. В то же время ограничения, налагаемые на церковную власть, в особенности светскими политиями, а также ограничения, налагаемые на папскую власть внутри церкви, в особенности самими структурами церков­ного управления, взращивали нечто большее, чем законность в смысле Rechtsstaat. Это было ближе к тому, что сегодня в английском языке называ­ется "верховенством права", "the rule of law".

КОРПОРАТИВНОЕ ПРАВО КАК КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВО ЦЕРКВИ

Принцип юрисдикционных ограничений компетенции и власти был фундаментальным конституционным принципом, лежащим в основе новой си­стемы канонического права конца XI и XII в. Однако анализ способов, ко-

27-499

торыми применялся этот юрисдикционный принцип, требует рассмотрения не конституционного права как такового, а скорее корпоративного права. Со­гласно канонистам, именно церковь как корпоративное правовое образование наделяла юрисдикцией отдельных должностных лиц церкви (папу, епископов, аббатов), и именно право корпораций определяло природу и пределы предо­ставленной таким образом юрисдикции.

Термин "корпорация" (universitas; также corpus или collegium) был взят из римского права, как и многие слова, используемые для определения этого термина и применимых к нему норм. Однако есть существенная разница между корпоративным правом римлян и корпоративным правом западноевро­пейских юристов XII в.

Согласно римскому праву эпохи Юстиниана государство как тако­вое (все еще именуемое populus Romanus) считалось корпорацией, но ее пра­ва и обязанности регулировались не судебным, а административным путем, и она- не подпадала под действие гражданского права. Однако императорское казначейство имело все-таки права собственности и другие гражданские права и обязанности и могло быть субъектом и объектом представления исков в обычных судах. Муниципалитеты тоже были корпорациями, они имели право владеть собственностью и заключать договоры, получать дары и наследство, быть субъектом и объектом предъявления исков и в целом осуществлять пра­вовые действия через представителей. Аналогично многие частные ассоциа­ции, включая организации по поддержанию религиозного культа, общества для совершения похоронных обрядов, политические клубы, цехи и гильдии ремесленников и купцов, считались корпорациями, хотя объем их прав за­висел от дарованных императором привилегий и свобод. В 381 г., когда хри­стианство стало официальной религией империи, а в определенной мере еще до того церкви и монастыри тоже были включены в список ассоциаций, ко­торые имели право получать дары и наследство, обладать собственностью и заключать договоры, действовать через представителей как юридические лица. Кроме того, законодательство Юстиниана признавало за благотворительными обществами, такими, как больницы, дома для умалишенных, приюты для си­рот, дома престарелых, юридическое право принимать дары и наследство, за­крепив право общего надзора за епископом епархии. (Ни на Востоке, ни на Западе до конца XI столетия понятие корпорации как юридического обра­зования не применялось к церкви в целом, Вселенской церкви.)

Римские юристы, ненавидевшие определения и теории, никогда в об­щем виде не ставили вопрос об отношении universitas к совокупности ее чле­нов. Дигесты давали формулировки в стиле эпиграмм: "Что [собственность] корпорации, то — не отдельных лиц", или: "Если что следует корпорации, это не следует [ее] отдельным лицам; отдельные лица также не должны то, что должна корпорация". Однако многие вопросы не обсуждались римскими юристами вовсе, например: основываются ли существование и полномочия корпорации на разрешении публичной власти, на воле ее членов-основателей или на ее собственной природе как ассоциации; какие полномочия осущест­вляются ее должностными лицами и что не может ими делаться без согласия членов; как должны избираться должностные лица и как и почему они могут быть смещены. Даже выражения "юридическое лицо" и "юридическая лич­ность" римские юристы редко употребляли и никогда не анализировали. Толь-

ко ретроспективно можно выделить несколько имплицитных принципов рим­ского права, которые стали эксплицитными в западной правовой мысли в XII в., когда впервые начали систематизировать корпоративное право. Два из этих принципов состояли в том, что, во-первых, корпорация имеет правоспособ­ность действовать через представителей и, во-вторых, что права и обязанности корпорации не совпадают с правами и обязанностями ее должностных лиц.

Римские нормы корпоративного права были перенесены церковью в германские сообщества Западной Европы. Однако им там пришлось конку­рировать с христианскими понятиями о корпоративной природе церковных общин и с германскими понятиями о корпоративной природе ассоциаций во­обще. Св.Павел называл церковь телом Христовым (1 Кор. 12:27) и писал к галатам: "Ибо все вы одно во Христе Иисусе" (Гал. 3:28). Церковь также характеризовалась такими христианскими метафорами, как "жена", "супру­га", "мать". Все эти персонификации должны были прилагаться к товарище­ству верующих, "общности святых", "конгрегации верующих". Хотя счита­лось, что все христиане повсюду образуют духовное тело, главный акцент делался на духовное единство отдельных церквей или епархий. В этой связи подчеркивалось, что прелат отдельной церкви — будь это приходский свя­щенник, епископ или иной пастырь — соединен со своей церковью в духов­ном браке. Считалось, что подобно тому как Христос обвенчан с Церковью Вселенской, так епископ или священник обвенчан с церковью местной. Он представлял ее, как голова представляет остальное тело. Эти христианские идеи были диаметрально противоположны тем идеям римского права, которые имплицитно присутствовали в его трактовке церквей как корпораций. Я не хочу сказать этим, что при римском императоре или германских императорах и королях церковь была против того, чтобы предоставить отдельным церквам статус корпораций по римскому праву. Наоборот, она очень стремилась ук­рыться под защитой этого статуса. Однако было по меньшей мере ненор­мально, что по римскому праву христиане, составлявшие церковную корпо­рацию, не несли никакой ответственности за деяния своих прелатов от имени корпорации и для ее блага; а еще более ненормально было то, что сами пре­латы внутри этой ассоциации считались лишь агентами, а не членами-учре­дителями или партнерами.

Германские концепции ассоциации несколько напоминали христиан­ские концепции церкви как "одного лица", "corpus mysticum". Как подчер­кивал великий историк германского права Отто фон Гирке, германский двор, или военный отряд, клан, деревня считались групповой личностью, которую разделяли все ее члены. Собственность ее была и их общей собственностью, и они вместе несли ответственность по ее обязательствам. Однако, согласно Гирке, это Genossenschaft (товарищество) черпало свое единство и свою цель не из какой-то высшей власти, божественной или человеческой, а исключи­тельно из себя самого, то есть исключительно из добровольного объединения членов для достижения поставленной перед собой цели.

Канонисты XII в. использовали более древние римские, германские и христианские понятия о корпоративных образованиях для развития новой системы корпоративного права применительно к церкви. В определенной сте­пени они привели в гармонию эти три соперничающие системы понятий. Од­нако это не было абстрактное упражнение в правовой аргументации. Они

27*

стремились найти практические решения практических правовых конфликтов, возникших на волне Папской революции: конфликтов между церковью и свет­скими политиями и конфликтов внутри церкви. В то же время канонисты изучали соотношения между этими правовыми конфликтами и стремились систематизи­ровать те правовые принципы, на основе которых их следовало разрешать.

Следующие вопросы служат иллюстрацией тех практических проблем, которые возникали в XII в. в судебных процессах.

Должен ли глава корпорации (скажем, епископ) советоваться с ее чле­нами (капитулом) прежде, чем принять решение подать в суд или отвечать по иску в суде? Должен ли он не просто советоваться, а получать согласие? И что делать, если речь идет об отчуждении собственности или предостав­лении каких-либо привилегий?

Как должно выражаться согласие капитула?

Кто должен осуществлять полномочия главы корпорации в период ва­кансии, то есть когда глава умер или подал в отставку, или уволен?

Если духовенство капитула имеет право действовать от имени своего епископа в случае его неспособности осуществлять свои обязанности по бо­лезни или старости, то может ли оно поступать так же в случае его нера­дивости?

Может ли корпорация совершать преступления? А гражданские пра­вонарушения? Отвечает ли она за преступления или гражданские правона­рушения своих должностных лиц?

Можно ли учредить церковную корпорацию без разрешения папы?

Если корпорация лишается всех своих членов, продолжает ли она свое существование? Если нет, могут ли ее возродить один или два заявителя, соответствующие требованиям членства?

Что происходит с собственностью прекратившей свое существование корпорации?

Может ли корпорация устанавливать закон для своих членов? Может ли она избирать магистрат для осуществления правотворческих функций от ее имени? Может ли она избрать судью для решения дел от ее имени?

Может ли корпорация, которой была предоставлена собственность для конкретной цели, законно использовать эту собственность для другой цели?

И последний вопрос: будут ли даны иные ответы на все эти вопросы, если корпорацией является не епархия, аббатство или другое местное обра­зование, а сама римская церковь, возглавляемая единственным Христовым на­местником на земле?

Как только церковь на Западе объявила себя корпоративным правовым образованием (universitas), независимым от императоров, королей и баронов, эти вопросы сразу же и возникли. Больше всего поражает в этих вопросах, во-первых, их юридическая формулировка; во-вторых, высокая степень их со­знательной взаимосвязанности; в-третьих (это связано со вторым), система­тизированный характер данных на них ответов, то есть обращение к осоз­нанной систематизации корпоративного права с целью прийти к набору удов­летворительных решений.

Свод корпоративного права, который развился в католической церкви в конце XI и на протяжении XII и XIII вв., можно охарактеризовать как подсистему внутри системы канонического права в целом. Оно существенно

отличалось от корпоративного права римлян в том виде, в каком было пред­ставлено в Кодификации Юстиниана. Во-первых, церковь отвергла точку зре­ния римского права, что помимо публичных корпораций (государственное казначейство, города, церкви) только коллегии, признанные в качестве кор­пораций императорской властью, могут иметь привилегии и свободы корпо­раций. По каноническому праву, напротив, любая группа лиц, имевшая тре­буемую организацию и цель — богадельня, госпиталь, студенческое общество, а также и епархия, да и сама Вселенская церковь, — составляла корпорацию, не нуждаясь для этого в специальном разрешении вышестоящей власти. Во-вторых, церковь не согласилась с римлянами, что только публичная корпо­рация может создавать новое право для своих членов и осуществлять судеб­ную власть над ними. По каноническому праву любая корпорация может иметь законодательную и судебную "юрисдикцию" над своими членами. В-третьих, церковь отвергла точку зрения римского права, что корпорация может действовать только через своих представителей, но не через совокуп­ность членов. Вместо этого каноническое право требовало в ряде ситуаций согласия членов корпорации. В-четвертых, церковь отвергла римскую макси­му: "Что относится к корпорации, не относится к ее членам". По канони­ческому праву собственность корпорации является общей собственностью ее членов, и корпорация может обложить налогом своих членов, если не имеет иных средств для уплаты долга.

Эти и другие нормы и понятия канонического права, по всей види­мости, отражают германские представления о корпорации как товариществе, имеющем групповую личность и групповую волю, в противоположность рим­скому представлению о корпорации как "учреждении", сущность которого со­здается вышестоящей политической властью. Однако другие нормы и по­нятия канонического права, судя по всему, отражают "учрежденческое" пред­ставление о корпорации. Так, каждая корпорация должна была иметь главу (в церковной корпорации он обычно назывался ректором или прелатом, а в мирской — президентом или управляющим), уполномоченного совершать действия, которые корпорация не могла совершить сама (управление собст­венностью, разрешение споров), и имевшего права, отличные от прав кор­порации. Глава корпорации и другие должностные лица считались своего рода опекунами или попечителями, а корпорация — объектом опеки, чем-то вроде несовершеннолетнего. В противоположность норме римского права канони­ческое право возлагало на корпорацию гражданско-правовую и уголовно-пра­вовую ответственность в тех случаях, когда большинство ее членов дало со­гласие на противоправный акт, но в отличие от германского права противо­правные действия должностных лиц не вменялись в вину самой корпорации⁴⁴. Так, какой-нибудь город мог быть отлучен от церкви за преступления его граждан, но (теоретически) не за преступления его должностных лиц.

Пока, казалось бы, все сказанное подтверждает тезис Гирке о том, что корпоративное право средневековой церкви колебалось между германским представлением о корпорации как групповой личности и римским представ­лением о корпорации как искусственном учреждении (Anstalt). (Гирке затем доказывает, что в XIV в. одержало победу римское представление, что имело катастрофические последствия для Европы, так как на нем в итоге были по­строены теории абсолютизма.) Убедительность тезиса Гирке снижается в

силу того факта, что сами средневековые канонисты явно не были осведом­лены ни о той, ни о другой концепции, а также в силу того, что значение их обеих сильно преувеличено⁴*'. Сомнительно, чтобы корпоративная личность в юридическом смысле вообще могла возникнуть из одной лишь группы. Ее существование всегда отчасти зависит от признания ее извне, другими сло­вами, от признания ее тем обществом, частью которого она является. Равным образом сомнительно, чтобы корпоративная личность в юридическом смысле могла возникнуть исключительно по воле общества или государства, без пред­варительного наличия группы людей, имеющих общие интересы и способность действовать как единое целое.

Тирни подчеркивает, что канонисты "разработали связную теорию кор­поративного права" только к XIII—XIV вв., то есть через два столетия после начала систематизации канонического права корпораций, что даже и тогда они "не интересовались философскими проблемами сути корпорации"⁴⁷. Эти два за­мечания помогают понять, что система, а впоследствии и "связная теория" кор­поративного права были правовым ответом на реальную ситуацию и реальные проблемы, стоявшие перед церковью, и не являлись заранее построенной ин­теллектуальной конструкцией, к которой потом кое-как приспособили эту ситу­ацию и эти проблемы. Однако было бы неправильно полагать, что новое кано­ническое право корпораций с самого начала не опиралось на философские по­сылки. По большей части канонисты придерживались умеренной номиналистской точки зрения, что группа не может иметь личность или волю, отличные от лич­ности или воли ее членов. Эта философская позиция отличается и от роман­тической теории Гирке, и от тех позитивистских теорий, против которых он сра­жался. Больше того, это именно та философская позиция, которая лучше всего подходит для построения системы корпоративного права, потому что она пре­доставляет нейтральную философскую основу для поднятия ключевых правовых вопросов относительно распределения полномочий между должностными лицами корпорации и ее членами.

Таким образом, если понимать корпорацию как совокупность ее ча­стей, взятых как части, то легко рассматривать права и обязанности членов как членов, а главы как главы и отношения между этими двумя наборами прав и обязанностей. Этот подход и подразумевался в законодательстве конца XI — начала XII в., который Грациан обобщил, сказав, что епископ, как глава церкви в своей епархии, нуждается в участии членов, то есть капитула, при распределении бенефициев и привилегий, при отчуждении церковной соб­ственности и при рассмотрении судебных дел. Несколькими десятилетиями позже папа Александр III подтвердил и расширил эти нормы, заявив, что в ряде дел требуется "совет" или "согласие" капитула. Под "капитулом" по­нимались духовные лица. Расширяя содержание совета и согласия, более поз­дние канонисты различали три разные сферы прав: права главным образом корпорации как таковой; права отдельных членов или должностных лиц как отдельных членов или должностных лиц; права корпорации и отдельного чле­на или должностного лица в совокупности. Было сказано, что если следует назначить поверенного или другого уполномоченного в вопросе, касающемся главным образом прелата, то его должен назначать прелат с согласия капи­тула; если дело касается главным образом капитула, то его должен назначить капитул по совету прелата; а если дело касается и капитула, и прелата в

равной мере, то его (как в первом случае) должен назначить прелат с со­гласия капитула. Один позднейший канонист объяснил эти нормы в более общем виде: согласие капитула необходимо в тех случаях, когда действие касается корпоративного образования в целом, так как епископ и капитул вместе составляют это образование. Здесь использованы христианские ме­тафоры: епископ был повенчан со своей церковью так же, как папа, наме­стник Христа, повенчан с Вселенской церковью. Однако церковь как корпо­ративное образование юридически отождествлялась с духовенством; требова­лось получить согласие именно капитула, а не "конгрегации верующих.

Анализ полномочий главы и членов церковных корпораций, особенно соборных капитулов (епархий), привел к созданию в XII—XIII вв. правовой теории ограничений, налагаемых на единоличные действия церковных и свет­ских правителей, предпринимаемые без совета и согласия их советников и главных подчиненных. Здесь была взята, переделана и поднята на уровень конституционного принципа максима римского права: "Что касается всех, должно рассматриваться и одобряться всеми"⁵⁴.