M. M. ДОСТОЕВСКОМУ 2 апреля 1864. Москва

 

2-го апреля/64 Москва.

Любезный друг Миша, сейчас получил твое письмо. Пусть Аверкиев пишет статью о Костомарове, если хочет и если только теперь успеет, но с подписью имени, не от редакции. Я ведь чего боюсь? Только того, что мы как-нибудь разойдемся в направлении. Я ведь не историческую статью хочу писать, а по поводу русских историков и их знания своего дела. (Не беспокойся, я знаю что сказать и достаточно даже специалист - не в истории, а в развитии наших идей исторических в литературе, во взглядах наших историков (главнейших). Одним словом, в грязь лицом не шлепнусь, да, кроме того, тут все идеи "Эпохи" о "почве" должны быть выражены, не беспокойся.) Пусть (1) Аверкиев пишет, но очень бы мне желались, чтоб он собственно о Костомарове писал, а не о споре его с Погодиным. Но, впрочем, стеснять нельзя, как знает. Я же мою статью (2) напишу тоже как знаю. Насчет же того, что время уйдет и будет несвоевременно - то это ничего не значит. Всегда можно прицепиться и придать такую литературную форму. Написал же Чернышевский об Окружном славянофильском послании - год спустя. Это ничего.

Но вот что важное, Миша: что я наверно не напишу в этом месяце и не только этой статьи, но и ничего в этом месяце не напишу в критику. Ты пишешь о "Заметках летописца". Это превосходная мысль, но от меня всё будет после, а не теперь. С лихвой будет, а теперь надо подождать. Я теперь пишу повесть, да и с ней горе. Друг мой, большую часть месяца я был болен, потом поправлялся и до сих пор еще, по-настоящему, порядочно не поправился. Нервы расстроены, и сил до сих пор не соберу. Мучения мои всяческие теперь так тяжелы, что я и упоминать не хочу о них. Жена умирает, буквально. Каждый день бывает момент, что ждем ее смерти. Страдания ее ужасны и отзываются на мне, потому что... Писать же работа не механическая, и, однако ж, я пишу и пишу, по утрам, но дело только начинается. Повесть растягивается. Иногда мечтается мне, что будет дрянь, но, однако ж, я пишу с жаром; не знаю, что выйдет. Но все-таки в том дело, что она потребует много времени. Если я хоть половину напишу, то вышлю для набора; но напечатать я ее хочу всю, sine qua non. Вообще писать времени мало, хотя кажется (3) время-то всё у меня мое, но все-таки мало, потому что пора для меня нерабочая и иногда не то в голове. Вот что еще: боюсь, что смерть жены будет скоро, а тут необходимо будет перерыв в работе. Если б не было этого перерыва, то, кажется, кончил бы. Окончательно ничего не могу сказать. Представляю только факты, в каком положении дело. Сам можешь судить.

Ты хлопочешь о критике; правда, но три, четыре статьи, как н<а>пример Аверкиева (исторических, по летописям), не будут стоить (при всем их успехе) и одной руководящей, вводной статьи, вроде "Ряда статей", вроде объяснения направления "Эпохи". Вот мое мнение. И потому обратись к Страхову и умоляй его писать. Что же касается до критического отдела вообще, за весь год, то не беспокойся, будет с лихвой, даже эффект произведем (отвечаю за это), и на следующий год наш журнал будет решительно первый из толстых журналов, я в этом уверен. Увидишь. Но покамест хоть одну статью руководящую или задорную. Не беспокойся, и этого довольно для подписчиков. Но все-таки 1900 подписчиков мало. Стало быть, будет всего около 3000 подписчиков. Это великолепно для начинающего и нового журнала (потому что, как ни верти, а наш журнал и начинающий и новый), но мало для материальных средств журнала. Немало будет муки, хлопот и долгов. Будущий год поправит дело. Только бы этот год довести до конца.

Романа до сих пор не читал. Это очень ловко, если он хорош. Что же касается до статьи Ержинского, то она действительно хороша и прекрасно читается. Статья Горского производит здесь некоторый аффект. Это любят. Голая, дескать, правда, а публика - младенец. Объявлений мало. Нигде не встречаю. Только и видел в одном "Дне". Так ли поступила, н<а>прим<ер>, "Библиотека для чтения" с начала осени и до сегодня. Может, объявления и были в газетах. Но, значит, только мелькнули, а надо бы завалить всю Россию объявлениями.

Благодарю за все хлопоты и за Пашу. Он мне пишет, и пишет, что ты заплатил за квартиру и дал ему денег, но вот что, брат: уверяю тебя, клянусь, что деньги и для меня здесь необходимы. Расходы ужасные. Ты об моем положении понятия не имеешь и потому вышли мне еще 100, умоляю тебя. Ты писал, что вышлешь на этой неделе, но в этом письме твоем не упоминается. Если б была какая-нибудь возможность не брать у тебя, я бы не брал. На себя собственно я очень мало трачу. И потому пришли. Да мало того еще: я не знаю, что будет дальше. В повести моей наверно 3 листа будет, а может и больше, может и четыре. Сочтемся, пригожусь, но не оставляй и ты меня в это тяжелое время, ради бога. Не оставляй и Пашу; я надеюсь, что он не попросит у тебя лишнего. Он хоть и шалун, но честен. Я это знаю и за это отвечаю.

Без твоей помощи мне решительно не на кого здесь надеяться. Александр Павлович для нас как ангел божий, но денег у него нет.

Забыл, про что-то еще хотел писать. В следующем письме вспомню. Но объявлений ей-богу мало, очень мало, нужно повторять, надоедать объявлениями. Первая же книга так приятно пестрит статьями, что в объявлении очень хорошо могла бы фигурировать. (4)

Прощай, до свидания, всем твоим кланяюсь, а тебя обнимаю.

Твой Ф. Достоевский.

Доставь, ради бога, эту записочку Паше, от тетки, ради бога, не замешкай.

(1) было: Но пусть

(2) далее было начато: могу д<аже?>

(3) далее было начато: куда б<ольше?>

(4) вместо: могла бы фигурировать - было: фигурирует