Структура общей безработицы в России и странах Центральной восточной Европы
(ЦВЕ) по основным социально-демографическим группам* Группы 1992 1993 1994 1995 1996 1997 1998 1999 2000 Страны ЦВЕ Доля различных групп в общей численности безработных, % По полу мужчины 52,3 53 53,9 53,9 54,4 54,2 53,8 52,8 54 45,9-60,9 женщины 47,7 47 46,1 46,1 45,6 45,8 46,2 47,2 46 39,1-54,1 По типу поселения город 83,2 82,8 81,6 79,3 78,3 76,1 76,5 77,3 75,9 … село 16,8 17,2 18,4 20,7 21,7 23,9 23,5 22,7 24,1 … По возрасту** молодежь 35,8 33,8 28,8 29,4 28,3 26,6 26,1 23,4 24,3 24,0-44,5 лица активного возраста 49,2 54,5 60,6 61,6 62,1 63,5 63,6 63,6 63,4 50,2-66,0 лица предпенсионного возраста 8,1 6,9 7,1 5,9 6,5 6,9 7,4 8,4 8,1 4,3-10,9 лица пенсионного возраста 6,9 4,8 3,5 3,1 3,1 3 2,9 4,6 4,2 0,9-5,3 Уровень безработицы, % По полу мужчины 5,2 8,3 10 13,5 13 10,4 5,2-13,9 женщины 5,2 7,9 9,3 11,5 12,9 12,8 9,6 5,1-13,5 По типу поселения город 5,6 6,4 8,6 9,8 99 11,7 13,1 12,7 96 … село 3,7 4,3 6,3 8,4 8,9 12,3 13,5 13,8 11,6 … По возрасту** молодежь 12,9 13,6 16,1 18,6 19,1 23,3 26,8 23,2 19,6 7,0-33,5 лица активного возраста 3,9 4,8 7,1 8,3 8,5 10,5 11,8 11,8 9,1 4,0-12,0 лица предпенсионного возраста 2,9 3,2 5,1 5,6 6,2 7,9 8,8 9,6 6,6 2,1-9,5 лица пенсионного возраста 5,4 4,6 5,3 5,7 6 7,2 8,7 10,2 8,5 2,5-10,5 Источники: Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 1999 г.. М, Госкомстат России, 2000, выпуск 2; Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 2000 г.. М., Госкомстат России, 2001; база данных ОЭСР "OECD-ССЕЕТ Labour Market Data Base"; Boeri, Т., Burda, M.C., and J. Kollo. Mediating the Transition: Labour Markets in Central and Eastern Europe. N.Y.: Centre for Economic Policy Research, 1998, pp. 23-24. * Россия: 1992-1995, 1997-1998 гг. — октябрь, 1996 г. — март, 1999-2000 гг. — ноябрь. Страны ЦВЕ: 7 стран, середина 1997 г. ** Молодежь -15-24 года; активный возраст — 25-49 лет; предпенсионный возраст — женщины 50-54 лет, мужчины 50-59 лет.; пенсионный возраст — женщины 55 лет и старше, мужчины 60 лет и старше. Другое напрашивающееся объяснение — различия в распределении мужской и женской рабочей силы по отраслям. В течение переходного периода традиционно “мужские” отрасли (ВПК и др.) понесли особенно большие потери в занятости, тогда как в традиционно “женских” отраслях социального сектора (образовании, здравоохранении и др.) она, напротив, увеличилась — как абсолютно, так и относительно. Хотя этот фактор, по-видимому, внес определенный вклад в сдерживание женской безработицы, все же не следует забывать, что некоторые из наиболее “феминизированных” отраслей (текстильная и др.) длительное время были в числе лидеров по темпам сокращения занятости. На наш взгляд, решающую роль здесь сыграл традиционно высокий уровень участия женщин в рабочей силе, который десятилетиями поддерживался в бывших плановых экономиках. В большинстве стран мира значительная часть женщин либо никогда не выходит на рынок труда, занимаясь ведением домашнего хозяйства, либо делает в трудовой активности многолетние перерывы, посвящая их рождению и уходу за детьми. В результате по объему накопленного трудового опыта они значительно проигрывают мужчинам, что неизбежно ослабляет их способность конкурировать на равных за имеющиеся рабочие места. В отличие от этого, в плановых экономиках политика государства была направлена на предельную мобилизацию трудового потенциала женской рабочей силы: заниженная заработная плата делала модель семьи с одним кормильцем экономически непривлекательной либо вообще невозможной; перерывы на рождение детей чаще всего длились недолго; по уровню образования женщины превосходили мужчин, что дополнительно ориентировало их на профессиональную карьеру и т.д. В результате женщинами был накоплен опыт трудовой деятельности, мало уступавший по продолжительности опыту мужчин. На наш взгляд, именно это способствовало укреплению их позиций в переходный период, позволяя удерживать женскую безработицу на уровне, сопоставимом с мужской. Кривая изменения уровня безработицы по возрасту представлена на рисунке (по состоянию на конец 2000 года). Максимального значения он достигает в самой младшей возрастной группе (15-19 лет) — 35,1%, а затем почти монотонно падает на протяжении большей части возрастной шкалы. Минимум фиксируется в последней предпенсионной группе (50-54 года) — 6,2%, после чего наблюдается небольшое “постпенсионное” повышение (примерно на 1,3 процента). Сравнивая кривые, легко заметить, что только на самой нижней ступени возрастной шкалы женщины опережают мужчин. Скорее всего, этот разрыв в уровнях безработицы (почти на 9 процентных пунктов) объясняется отвлечением значительной части молодых мужчин данной возрастной категории на военную службу. Уже на следующей ступени вперед выходят мужчины, которые сохраняют “лидерство” вплоть до пятидесятилетнего возрастного рубежа. Однако в пожилых возрастах вперед вновь выходят женщины (наиболее значительный разрыв отмечается в группе 64-72 года). Важно, тем не менее, отметить, что во всех группах — за исключением самой младшей и самой старшей — уровни безработицы для мужчин и женщин оказываются практически одинаковыми. Рисунок. Изменение уровня безработицы по возрастным группам, 2000 год (ноябрь) Источник: данные Госкомстата России. Как и везде в мире, безработица среди молодежи в России выше, чем среди других возрастных групп. Это естественно, поскольку наиболее интенсивный поиск на рынке труда, сопровождающийся неизбежными пробами и ошибками, приходится на начальный этап трудовой активности человека. На протяжении большей части 90-х гг. общая безработица среди молодежи примерно вдвое превосходила среднероссийский уровень. Однако в некоторых других переходных экономиках ситуация была еще более критической, причем даже после их вступления в фазу подъема. Только в 1997-2000 годах безработица среди молодежи в России приблизилась к показателям, характерным для стран ЦВЕ. В последние годы она достигала 20-25%. Высокую молодежную безработицу можно рассматривать как свидетельство того, насколько велика степень неопределенности и информационной непрозрачности, с которыми приходится сталкиваться "новичкам" при вступлении на российский рынок труда. К уязвимым категориям с точки зрения занятости нередко относят лиц предпенсионного и пенсионного возраста. Однако в переходных экономиках, включая российскую, вероятность попадания в состав безработных для данных возрастных групп относительно невелика. Так, в России безработица среди них была в последние годы на 2- 5 процентных пунктов ниже среднероссийских показателей. Таким образом, широко распространенное представление, что риск попадания в ряды "лишних людей" особенно велик для женщин предпенсионного возраста, не находит подтверждения. Если они и подвергаются дискриминации на рынке труда, то, скорее всего, в иных формах — меньшей оплаты или худших условий занятости. Что касается лиц активного возраста, то уровень безработицы среди этой группы практически совпадал с общероссийским. Как известно, один из наиболее кризисных секторов российской экономики — сельское хозяйство. Известно также, что многие регионы с критической ситуацией на рынке труда (например, республики Северного Кавказа) имеют по преимуществу аграрную ориентацию. Отсюда можно было бы заключить, что в России должна была сформироваться масштабная сельская безработица. Действительно, в пореформенный период "вклад" села в численность безработных вырос почти в полтора раза: с менее чем 17% в 1992 году до более, чем 24% в 2000 году. Тем не менее на протяжении всего переходного периода между уровнями безработицы сельского и городского населения поддерживался примерный паритет — с той лишь разницей, что в начале десятилетия немного "впереди" был город, тогда как в конце десятилетия — село. Так, хотя в конце 2000 года сельская безработица превышала городскую, разрыв составлял всего 2,0 процентных пункта. Чем может объясняться отсутствие сколько-нибудь значимых различий в масштабах открытой безработицы между городом и селом несмотря, на, казалось бы, глубоко кризисное состояние российского аграрного сектора? Во-первых, амортизирующую роль играл интенсивный отток в экономическую не активность (у сельского населения трудоспособного возраста темпы этого процесса были вдвое выше, чем у городского). Во-вторых, в случае потери формального места работы сельским жителям намного проще, чем городским, переходить к производству товаров и услуг в домашних хозяйствах. В-третьих, аграрные предприятия были особенно склонны к придерживанию избыточной рабочей силы. В-четвертых, цена сельского труда находилась на предельно низкой, подчас почти нулевой отметке, что до известной степени стабилизировало спрос на рабочую силу, позволяя избегать резких сокращений занятости (заработная плата в аграрном секторе была одной из самых низких, а задержки в ее выплате исчислялись месяцами, если не годами). Наконец, в условиях переходного кризиса в сельскохозяйственном производстве наметился определенный сдвиг от использования более капиталоемких к использованию более трудоемких технологий. Все это тормозило потенциальный рост сельской безработицы. Парадоксально, но даже в регионах, где, казалось бы, следовало ожидать давления аграрного перенаселения (например, в республиках Северного Кавказа), уровни безработицы на селе и в городе оставались примерно одинаковыми. По-видимому, сегодня на пути миграции сельских жителей в город уже не существует непреодолимых барьеров. Часть избыточного аграрного населения рано или поздно передислоцируется в город, способствуя выравниванию уровней сельской и городской безработицы. Интересно, что близость уровней сельской и городской безработицы сохраняется почти на всем протяжении возрастной шкалы. Единственное исключение — самая младшая группа 15-19 лет, для которой городская безработица оказывается на 10 процентных пунктов выше, чем сельская. Скорее всего, это отражает тенденцию к участию сельской молодежи в производстве товаров и услуг для реализации в семейном подсобном хозяйстве. Без учета этого фактора уровни безработицы в городе и на селе практически сравниваются и для данной возрастной группы. Рисунок. Изменение уровня безработицы по возрасту у городского и сельского населения, 2000 год (ноябрь) Одним из главных факторов, определяющих позиции работника на рынке труда, является уровень образования. Чем больше запас накопленного человеческого капитала, тем меньше риск попадания в ряды "лишних людей". Эта закономерность достаточно четко прослеживается и на российском рынке труда. Так, в 2000 году уровень общей безработицы среди лиц с высшим образованием был на 4,8 процентных пункта ниже, чем в среднем по стране. Напротив, среди лиц с низким образованием (не закончивших среднюю школу) он был в полтора раза — на 6,5-7,6 процентных пункта — выше среднероссийского. Структура общей безработицы в России и странах ЦВЕ по уровню образования*
|