Краски.

Краски.

 

Утро.

Я сижу в такси, и под грустные симфонические «Крылья» - Наутилуса, мчусь в аэропорт «Пулково». За окном мелькают рекламные считки, освещаемые слабым Питерским солнцем. На фоне всего грустного и серого, они лениво подмигивают своими яркими красками, укрываясь слабым, печальным туманом. Тело, согретое теплом машины и зимней одеждой окутано уютом и сонным спокойствием: «Обычно, я сплю в такое время» - говорит мне память и я закрываю глаза.

Спустя пару часов, мои ноги нехотя поднимают меня по железному трапу…

Не люблю самолёты…

 

С виду, это большой мутно белый дом с крыльями и скудными надписями. Запах керосиновых паров с тошнотой проникает в лёгкие, толпа вокруг, громко суетится и спорит за каждый шаг, борт-проводница, спеша отрывает хвостики от посадочных талонов, сзади кто-то подпирает, и всё это, потихонечку затаскивает меня в желудок шумной машины, где я уже с радостью, сажусь на своё место.

Душно и неудобно.

Когда шасси покидают взлётную полосу, мои глаза с жадностью цепляются за землю, до тех пор, пока ватные облака, не сталкивают меня в небо, после чего я облокачиваюсь, и глубоко вздохнув, решаю отдохнуть. В плеере играет «U2 - One». Не знаю почему, но именно с этой песней мне нравится взлетать. Особенно ночью. Наверное, я даже сказал бы, что это один из самых приятных моментов который только может быть, летая на самолётах.

 

Где-то через полтора часа стюардессы угощают всех обедом. Под фольгой я нахожу рис и отбивную. Есть не хочется. Закрываю контейнер прошу минеральной воды, и открыв «Ящик с письменными принадлежностями» - Павича, погружаюсь в его лабиринт абсурда.

Как только на расстоянии 9000 метров от земли, всем удаётся прогнать свой голод, мне разрешают ослабить спинку кресла. Я облокачиваюсь и закрываю глаза. Засыпаю не сразу и какое-то время, мысли ещё качают сон в разные стороны. Вспоминаю родителей и сестру - живущих в Питере, брата обещавшего встретить, одноклассников, девчонок. Думаю о том, как изменился за три года город, о том, что зачем-то увёз ключи от Питерской квартиры, о не прочитанной книге, о рядом сидящих соседях, на редкость спокойных и вежливых, о том сколько ещё осталось лететь и, что если снять ботинки, то будет удобней.

 

Долго отдохнуть не удаётся.

Чей-то проснувшийся ребёнок, затягивает громкую песню отчаянья и несправедливости. Я терплю и до конца выслушиваю его пятиминутный track, после чего снова пытаюсь нащупать сон, но засыпаю не сразу. В голове, под музыку детства танцуют воспоминания о Норильске. Одно за другим. Как же раньше всё было не заметно...

 

С закрытыми глазами, ко мне приходит зима. Я стою посередине её хауса в синей тёплой куртке, и смотря по сторонам, что-то считаю. Снежная суета плавно замирает, шум метели заменятся томным дыханием ветра, и всё вокруг становится медленным, и сонным. Кроме меня.

Я иду сквозь запоздалое время. С каждым шагом моя фигура становится выше, лицо взрослее, улыбка твёрже, глаза темнее, а походка, увереннее. Ноги приводят меня в самолёт, и даже находясь в сонном состоянии, они не перестают двигаться, топая на месте. Я смотрю назад и вижу, что следы заметает снегом, но не все. Некоторые будто заколдованные ни как не пропадают, отбрасывая навязчивое покрывало, набитое холодным, облачным пухом. Я присматриваюсь к этим следам, и вижу, что каждое дно моего шага, имеет свой собственный рисунок. Одни притягивают и заставляют подолгу на них смотреть, другие вызывают грусть и неприязнь, ну есть и такие, которые я никак не могу разобрать…

 

Кто-то сидящий сзади меня решает выйти, прерывая мой сон толчком в кресло. Не много поразмыслив, стоит ли приподнять спинку или оставить всё как есть, я без лишних телодвижений снова закрываю глаза. Но больше ничего не снится. Через полтора часа, меня будят усталые ноги. Я прошу апельсиновый сок, и выпрямив кресло, пытаюсь найти более удобное положение, но такого не обнаруживаю. Осушив стакан, впускаю в себя воспоминания, и они, как по приглашению, заполняют мою голову. Их действие отражается на мне словно снотворное, и я опять засыпаю.

Осталось не долго.

Перед глазами появляется рыжая весна. Словно молодая девчонка, распустившая волосы после долгого запрета, она сияет и улыбается, танцуя до боли знакомый – зелёный танец.

С первыми лучами искусственного солнца, просыпается и настроение. Терпеливо отогреваясь после нудной зимы, оно с нетерпением начинает ждать лета. Именно летом, когда большая часть жителей уезжают смотреть на настоящее солнце, настроению многих людей, удаётся насладится свободой, после чего зимняя спячка, разбавленная цветными и интересными снами, не кажется такой долгой. Те же, кому не удаётся выбраться из города, без устали скитаются по тесным улицам, а с приходом зимы, замерзают быстрее загорелых прохожих.

Отпуск – забава не долгая, и приезжие, привыкшие к чистому воздуху, прячут в рукавах, ладонях и платках, свои недовольные лица, избегая встречающего их едкого газа. Газ, среди всех прочих проблем города, является признанным авторитетом. Его не любят больше всего. Когда он решает прогуляться по улицам, все стараются, как можно быстрее их покинуть. Формальдегид, диоксид серы, оксид азота, оксид углерода, взвешенные вещества, аммиак и т.д. Вот не полный список одних из самых злостных преступников здоровья, которые нашли себе приют в маленьком, замкнутом городке, чьи дома, как замороженные грибы, растут на одинокой льдине…

 

Город имеет всего два цвета - белый и чёрный. Со стороны, кажется, что ленивый художник, просто не захотел разукрашивать картину передавая её таким же ленивым художникам. Тем временем, обжора - снег, жадно поглощает краски, глотая так же и настроения жителей, не имеющих понятия к какому ещё художнику можно обратиться что бы вернуть прежнюю веру в будущее.

Не так давно, эти люди, приехали сюда рисовать картину, имев при себе только один цвет - белый. Тогда же, один из людей, больше других знавший о рисовании, рассказал, как и откуда лучше всего начать писать картину. Его все очень внимательно слушали, и не говоря ни слова кивали головой соглашаясь со всем, что он говорил. Ещё бы, ведь он единственный кто имел - чёрный цвет, так необходимый для начального наброска. Сразу же после беседы, художник щедро раздал чёрные карандаши всем слушателям, и даже не много, пожертвовал своим. Время шло, и каждый, занимался своим делом, приближаясь всё ближе и ближе к одной общей цели. И всё бы ни чего, но художник, не давал людям другие цвета, утверждая, что к сложным краскам, тонким оттенкам и другим не менее важным нюансам, должен приложить руку настоящий талант, чей внутренний взгляд, мышления и опыт, дадут картине возможность ожить. Конечно же, люди верили ему, потому что – это были добрые люди, умеющие мечтать и ждать.

Время шло, и ранняя надежда на краски, утопала в догадках и понимание. Многие стали покидать это место, пообещав больше никогда не рисовать, а те, кто их заменяли, ни как не могли понять, для чего люди отдают свои жизни такому странному и грубому творению.

 

Детство в чёрно-белом городе, проходило однообразно и сжато. Я отчётливо вижу свой двор, дом, подъезд, этаж, квартиру, которая помнит большую часть моих шумных праздников. В детстве, я очень любил приглашать гостей, и родители, к моему огромному счастью, были не против этого. Но как бы часто я не приглашал к себе друзей, подъездная жизнь, всё-таки уделяла больше внимания нашему взрослению, и именно подъездные стены, были самыми преданными слушателями, имевшие огромную библиотеку различной информации.

 

Мы тогда учились в последнем - одиннадцатом классе. Некоторые уже знали куда поедут поступать, и все они, были довольны этим фактом. Был доволен и я. Бурные обсуждения, дальнейшие планы, хвастовство, всё это казалось настолько по взрослому интересно, что эмоции, сами выдавливали из себя радостные разговоры, не обращая внимания на своих друзей, в чьих глазах, не было ни чего кроме молчания. Кто-то тогда принёс разноцветные маркеры. Не помню кто. Мы решили нарисовать идеальный город, с нашими желаниями. Суетясь, меняясь цветами, смеясь и обсуждая одинаковые картинки, перед нашими глазами рос разноцветный мегаполис, где каждый из нас, мог найти свою мечту. Аттракционы, фонтаны, парки, корабли, машины, и многое-многое другое, чего не было в родном городе.

Пройдёт неделя, и вся наша картина превратится в чистую стену, а чуть позже, через три месяца, мы последний раз соберёмся вместе, обещая друг другу, что всё равно ещё увидимся. «Что бы там не случилось, но это не в последний раз», говорили мы себе. Но позже, случится очень многое…

 

Открыв глаза, первое, что я заметил - это проснувшеюся раньше меня печаль. Мои мысли вывели меня на дорогу, где остались те самые не исчезающие следы, вызывающие грусть и разочарование. Подняв голову, и стараясь на них не смотреть, я шёл, погрузив свои глаза в сплошные, белые облака безразличия…

 

Самолёт приземлился днём и практически не отставал от графика. Медленно разжёвывая вишнёвую жвачку, я пытаюсь глотками, прогнать заложенные уши, но получается это не очень успешно. Спешить и суетится в толпе выходящих причины нет, поэтому я просто сижу и жду последнего человека. Единственное что подталкивает моё тело встать - это ноги, уставшие сидеть без движения.

Забрав с верхней полки сумку, и не спеша, пройдя сквозь спертый кислородный коридор самолёта, мою грудь заполняет холодный воздух города.

- Всего вам доброго. – Красивой улыбкой, провожает меня симпатичная стюардесса.

- Всего доброго. – Отвечаю я, слегка устало.

 

Медленно спускаясь по трапу, мою тёплую Питерскую одежду, на сквозь продувает упрямый Норильский ветер. Замёрзшее лицо принимает не довольную погодой гримасу, зубы не послушно стучат, и я будто голый успеваю сквозь закрывающиеся двери забежать в холодный автобус, затягивая за собой рой лёгких снежинок. Стоя возле двери и шмыгая носом, не нахожу себе ни чего лучшего, как дуть на замёрзшее окно, через которое совершенно ничего не видно. Жду…

Автобус останавливается не далеко от знакомых ворот ведущих за территорию аэропорта.

Сутулясь, я обматываю вокруг шеи шарф, поднимаю у пальто воротник, накидываю на плечо сумку, и опустив взгляд на снег, иду смотря на чьи-то пятки защищённые чёрными замшевыми ботинками. Мороз и желание увидеть брата, подхлёстывают усталый шаг. Ветер, будто вокзальная цыганка лезет в глаза, не желая от меня отставать даже за деньги. Пальцы пытаются найти в карманах самое тёплое место, залезая под различный мусор собранный в течении поездки. Я считаю шаги идущего спереди человека и перескакиваю глазами с одного следа на другой. Следы не красивые. Сплошные полосы. Мне кажется, что это уже было.

Точно. Было...

Три года назад. Я так же, прыгая глазами с одного полосатого протектора на другой, шёл навстречу своему брату. Но только тогда я шёл медленней. Тогда, я был переполнен различными мыслями, озадаченностью. Сейчас же, мой твёрдый, уверенный, слегка быстрый шаг не нёс ни каких внутренних рассуждений. Я думал только об одном. Меньше чем через минуту ноги перешагнут границу ворот, руки крепко обнимут брата, не много постояв, и обменявшись традиционными вопросами мы добежим до тёплой машины, и уже в пути, в последний раз въезжая в Норильск, будем разговаривать о родных и близких и о скором отъезде.

 

Его сын, учится в одиннадцатом классе. Умный парень. Когда я приезжаю к ним погостить, я всегда стараюсь привезти что-нибудь нужное заранее созвонившись с братом. Три года назад, это была гитара, ещё раньше, какие-то компьютерные игры, в этот же раз я купил ему роликовые коньки. Но они остались в Питере, в новой квартире семьи моего старшего брата.

С собой у меня было только не много запасного белья, бритва, зубная щётка, MP3-плеер, книга Милорада Павича, и три десятка разноцветных маркеров…

 

2003 г. Ноябрь. Норильск