Види управлінських рішень

Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 633

– Как ты нашел меня? Следил за мной, чтобы убедиться, что я не сбежала?

– Помолчи. – Он наклонился, и наши глаза оказались на одном уровне. – Привратник видел тебя и доложил об этом. Ты хоть представляешь себе, как глупо себя ведешь?

– Знаю я, знаю! Вся эта история с испытательным сроком.

– Не только. Прежде всего я имею в виду, как глупо оказаться в ситуации такого рода.

– Я все время попадаю в ситуации такого рода, товарищ. Подумаешь, большое дело!

Страх во мне сменился злостью. Не люблю, когда со мной обращаются как с младенцем.

– Не смей называть меня так. Ты понятия н имеешь, что за этим словом стоит.

– Почему же? Я писала доклад о России и РССР.

– СССР. И это большое дело для мороя – быть с девушкой-дампиром. Они любят похваляться этим.

– И что?

– И что? – Его лицо выражало отвращение – Ты что, не имеешь никакого самоуважения? Подумай хотя бы о Лиссе. Ты выставляешь себя дешевкой, подтверждающей то, что многие уже думают о девушках-дампирах. И это не может не отразиться на ней. И на мне.

– Ох ты господи! Из-за этого весь сыр-бор? Я задела твою большую, большую мужскую гордость? Опасаешься, что пострадает твоя репутация?

– Моя репутация уже создана, Роза. Я разработал для себя определенные жизненные принципы и много лет живу в соответствии с ними. – В его голосе снова зазвучали стальные нотки. – А теперь возвращайся в свою комнату… если ты в состоянии добраться туда без того, чтобы наброситься на кого-нибудь еще.

– Это такой тонкий способ назвать меня шлюхой?

– Я слышу, о чем тут болтают. И слышал рассказы о тебе.

Ох! Мне хотелось закричать, что это его никаким боком не касается – как я поступаю со своим телом, но выражение разочарования на его лице выбило меня из колеи. Разочарование кого-то вроде Кировой не стоило ничего, но Дмитрий? Я вспомнила, какую гордость испытывала, когда он похвалил меня во время последних тренировок. А теперь он не хвалил меня, нет… Внезапно я и впрямь почувствовала себя «дешевкой», как он выразился.

Что-то сломалось внутри. Я сморгнула слезы.

– Что в этом плохого… ну, не знаю… немного развлечься? Мне семнадцать знаешь ли. И такие вещи доставляют удовольствие.

– Тебе семнадцать, да. И меньше чем через год в твоих руках окажется чья-то смерть или жизнь. – В его голосе зазвучали нотки мягкости. – Будь ты человеком или мороем, могла бы развлекаться. Делать то, что делают другие девушки.

– Но по-твоему, я не могу.

Он отвернулся, устремил взгляд вдаль, думая о чем-то своем.

– Когда мне было семнадцать, я встретил Ивана Зеклоса. Мы не были «связаны», как вы с Лиссой, но стали друзьями, и он попросил назначить меня его стражем, когда я закончил обучение. В своей школе я был лучшим учеником. Я прилежно занимался по всем предметам, но в итоге этого оказалось недостаточно. Вот как оно бывает в жизни. Один промах, один момент расслабления… – Он вздохнул. – И оказывается слишком поздно..

Я подумала об одном промахе, одном моменте расслабления, которые могли бы стоить Лиссе жизни, и почувствовала ком в горле.

– Джесси тоже Зеклос.

Внезапно до меня дошло, что Дмитрий только что вышвырнул отсюда родственника своего бывшего друга и подопечного.

– Знаю.

– Именно это волнует тебя? Он напоминает Ивана?

– Не имеет значения, что именно я чувствую. Не имеет значения, что чувствует любой из нас.

– Но тебя по-прежнему гложет это. – Внезапно я поняла, что права. Я чувствовала его боль, хотя он изо всех сил старался ее скрыть. – Ты страдаешь. Правда? Скучаешь по нему.

Дмитрий выглядел удивленным он не хотел, чтобы я понимала это, я обнажила некую тайную часть его души. Я считала его немного надменным, замкнутым, жестким парнем, но, возможно, он сознательно сторонился людей, чтобы больше не страдать, теряя их. Смерть Ивана явно оставила на его душе несмываемый след. Интересно, Дмитрий одинок?

Удивленное выражение исчезло, вернулась обычная серьезность.

– Не имеет значения, что я чувствую. Они важнее. Защита их.

Я снова подумала о Лиссе.

– Да.

Последовала долгая пауза. Потом он сказал:

– Ты говорила, что хочешь сражаться, по-настоящему сражаться. Это по-прежнему в силе?

– Да. Конечно.

– Роза… я могу учить тебя, но для этого должен поверить, что ты предана делу. Действительно предана. Не отвлекаясь на подобные вещи. – Он повел рукой по комнате. – Могу я доверять тебе?

И снова я почувствовала, что готова расплакаться под его серьезным взглядом и от его не менее серьезного тона. Ума не приложу, почему он оказывал на меня такое мощное воздействие. Меня никогда не волновало, что думает тот или другой человек.

– Да. Обещаю.

– Хорошо. Я буду учить тебя, но ты должна стать сильной. Знаю, ты терпеть не можешь бегать, но это действительно необходимо. Ты понятия не имеешь, каковы на самом деле стригои. Школа старается подготовить тебя, но пока ты собственными глазами не увидишь, насколько они сильны и быстры… Ну, это не поддается воображению. Если хочешь учиться сражаться, нужно увеличить число тренировок, на них уйдет много твоего времени. Даже для домашних заданий мало что останется, не говоря уж о чем-то еще. И ты будешь уставать. Сильно.

Я задумалась о нем, о Лиссе.

– Это не имеет значения. Я буду делать все, что ты скажешь.

Он внимательно вглядывался в мое лицо, все еще пытаясь решить, можно ли мне верить. И в конце концов удовлетворенно кивнул.

– Начнем завтра.

ДЕСЯТЬ

– Простите, мистер Надь, но я не могу сосредоточиться, когда Лисса и Роза без конца обмениваются записками.

Мия таким образом пыталась отвлечь внимание от себя и своей неспособности ответить на вопрос мистера Надя – и ей удалось-таки испортить нам в общем удачно складывающийся день. Слухи об истории с лисой по-прежнему циркулировали, однако гораздо больше обсуждалось нападение Кристиана на Ральфа. Я все еще не сняла подозрения с Кристиана в инциденте с лисой – по-моему, он был в достаточной степени псих, чтобы совершить нечто подобное в порядке некоего безумного проявления привязанности к Лиссе, – но каковы бы ни были его мотивы, он отвлек внимание от нее, и это уже хорошо.

Мистер Надь, легендарно известный своей склонностью унижать учеников, вслух читая их записки, метнулся к нам, словно ястреб, и выхватил очередную записку. Весь класс восхищенно замер в ожидании. Я, насколько могла, постаралась сделать вид, будто мне все равно. Сидящая рядом Лисса выглядела так словно хочет умереть.

– Ну и ну, – бормотал он, проглядывая записку. – Хорошо бы ученики писали хотя бы столько же в своих эссе. У одной из вас почерк гораздо хуже, чем у другой, так что уж простите, если я что-нибудь перевру. – Он откашлялся. Итак, «Вчера вечером я встречалась с Д.», – начинает ученица с дурным почерком, на что следует вопрос «Что произошло» и по крайней мере пять вопросительных знаков. Вполне понятно, поскольку временами одного – не говоря уж о четырех – недостаточно, чтобы выразить свои чувства. – Класс засмеялся, и я заметила, что Мия наградила меня особенно противной улыбкой. Первая собеседница отвечает: «А что, по-твоему, могло произойти? Мы развлекались в пустой комнате отдыха».

В классе захихикали, и мистер Надь поднял взгляд. Его британский акцент лишь добавлял происходящему веселья.

– Могу я предположить, судя по вашей реакции, что слово «развлекались» несет в себе некий новый, я бы сказал, чувственный оттенок по сравнению с тем, как это было во времена моей молодости?

Хихиканье стало громче. Я выпрямилась и дерзко бросила ему в лицо:

– Да, сэр, мистер Надь. Это правильно, сэр.

Некоторые в классе теперь уже откровенно хохотали.

– Спасибо за поддержку, мисс Хэзевей. Итак, на чем я остановился? Ах да, вот. Вторая собеседница спрашивает: «Как все прошло?» Ответ гаков: «Хорошо», и для большей убедительности пририсовано смеющееся лицо. Ну, я полагаю, можно поздравить таинственного Д.? «И как далеко вы зашли?» – Ух, леди! – продолжал мистер Надь. – Надеюсь, мы не переходим грань «детям смотреть не рекомендуется»? «Не очень. Нас застукали». И снова неприятность ситуации продемонстрирована с помощью пририсованного грустного лица. «Что случилось?» «Неожиданно появился Дмитрий. Он вышвырнул Джесси, а меня отругал»

Класс замер, услышав в конце концов, по крайней мере, некоторые имена.

– Ну, мистер Зеклос, это вы вышеупомянутый Д., заработавший смеющееся лицо от девицы с плохим почерком?

Джесси залился краской, но в целом не выражал особого недовольства тем, что о его подвигах стало известно всем. До сих пор он помалкивал о случившемся включая и наш разговор о крови, – потому, видимо, что Дмитрий до смерти напугал его.

– Ну, хотя в целом я одобряю маленькие отступления от темы – насколько это возможно для учителя, чье время расходуется впустую, – напомните своим «подругам» на будущее, что мой класс не место для болтовни, что в письменной, что в устной форме. – Мистер Надь бросил записку на парту Лиссы. – Мисс Хэзевей, похоже, не существует реального способа наказать вас, поскольку вы уже только что понесли заслуженное наказание. Следовательно, вы, мисс Драгомир, будете оставлены после уроков дважды: один раз за себя, второй – за свою подругу. Пожалуйста, оставайтесь на месте, когда прозвенит звонок.

После урока Джесси нашел меня. На лице его читалась тревога.

– Эй… ну… насчет этой записки… ты же знаешь, я тут ни при чем. Если мистер Беликов узнает о ней… ты ведь объяснишь ему? В смысле, скажешь, что я не…

– Ага, ага. – прервала я его. – Успокойся, тебе ничто не угрожает.

Стоя рядом со мной, Лисса смотрела, как он покидает класс. Вспомнив, с какой легкостью Дмитрий вышвырнул его вчера – и о его явной трусости, – я не смогла удержаться от замечания.

– Знаешь, Джесси, оказывается, не такой сексапильный, как я раньше думала.

Она лишь рассмеялась.

– Тебе лучше уйти. А мне предстоит мыть парты.

Ну я и ушла к себе в комнату. По дороге я проходила мимо небольших групп учеников во дворе. Вот везучие! Хотелось бы и мне иметь свободное время для общения.

– Нет, это правда, – произнес уверенный гоюс.

Камилла Конта. Красивая, популярная, из одной из самых престижных семей клана Конта. До нашего побега они с Лиссой дружили – в том смысле, как две влиятельные силы неусыпно приглядывают друг за другом.

– Они, похоже, чистят туалеты и все такое.

– О господи! – воскликнула ее подруга. – На месте Мии я умерла бы.

Я улыбнулась. По-видимому, Джесси умолчал не обо всем, что произошло прошлым вечером. К несчастью, следующий подслушанный разговор вдребезги разбил мое ощущение триумфа.

–…слышала, что она была еще жива. Типа, дергалась на ее постели.

– Это так вульгарно. Зачем ее оставили там?

– Не знаю. Зачем ее убили, прежде всего?

– Как думаешь, Ральф прав? Она и Роза сделали это, чтобы их вышвырнули…

Увидев меня, они смолкли.

Нахмурившись, я пересекала двор. «Еще жива. Еще жива».

Я отказывалась обсуждать с Лиссой схожесть истории с лисой и того, что произошло два года назад. Отказывалась верить, что тут есть какая-то связь, и не хотела, чтобы Лисса так думала.

И все же не могла перестать думать об этом инциденте не только из-за того, что при одном воспоминании о нем мурашки бежали по коже, но и потому, что он снова и снова возвращал меня к тому, что совсем недавно произошло в ее комнате.

Как-то вечером мы удрали с последнего урока и отправились в лес рядом с кампусом. За изящные, украшенные фальшивыми бриллиантами сандалии я выменяла у Эбби Бадики бутылку персикового шнапса – безрассудно, да, но, если вы живете в Монтане, особого выбора у вас нет, – которая досталась ей неизвестным образом. Лисса неодобрительно покачала головой, когда я предложила сбежать с урока, чтобы распить бутылку где-нибудь подальше от людских глаз, но в итоге согласилась. Как всегда.

Мы уселись на бревне рядом с топким, заросшим травой болотом. Серебряный месяц отбрасывал совсем мало света, но для вампира и наполовину вампира его хватало. Мы передавали бутылку туда и обратно, и я расспрашивала Лиссу об Аароне. По ее словам, в прошлый уик-энд у них был секс, и меня терзала зависть из-за того, что она первой познала его.

– На что это похоже?

Она пожала плечами и отпила глоток.

– Не знаю Ничего особенного.

– Что значит – ничего особенного? В смыслe, земля не разверзлась, планеты не выстроились в ряд и прочее в том же духе?

– Нет. – Она с трудом сдержала смех. – Конечно нет.

Я не понимала, что ее развеселило, но чувствовала: она не хочет говорить об этом. В то время наша связь уже начала возникать, и время от времени ее эмоции просачивались в меня. Я сердито уставилась на бутылку.

– По-моему, эта штука совсем не действует. Алкоголя там почти…

Послышался такой звук, будто в ближайших кустах что-то движется. Я молниеносно вскочила и защитила Лиссу своим телом.

– Просто животное, – сказала она, когда в полной тишине прошла минута. Это вовсе не означало, что нам ничто не угрожает. Школа защищала нас от стригоев, но в окрестностях кампуса часто бродили дикие животные, опасные сами по себе. Медведи. Пумы.

– Пошли, – сказала я – Нам лучше вернуться.

Мы отошли совсем недалеко, когда я снова услышала шелест и кто-то преградил нам путь. Госпожа Карп. Мы замерли; я неловким движением спрятала бутылку за спину. Легкая улыбка скользнула по ее лицу, и она протянула ко мне руку. Я робко отдала ей бутылку, и она сунула ее под мышку. Развернулась без единого слова и зашагала. Мы двинулись следом, прекрасно понимая, с какими последствиями придется иметь дело.

– Думаете, никто не заметит, когда полкласса отсутствуют? – спросила она спустя какое-то время.

– Полкласса?

– По-видимому, не вы одни решили сегодня сбежать. Погода действует, надо полагать. Весенняя лихорадка.

Мы с Лиссой тащились за госпожой Карп. Я всегда чувствовала себя с ней неловко с тех пор, как она исцелила мне руки. Ее необъяснимое, параноидальное поведение приобрело в моих глазах некий странный оттенок – гораздо более странный, чем прежде. Даже пугающий. И в последнее время я не могла смотреть на нее, незамечая странных царапин на лбу. Обычно темно-рыжие волосы прикрывали их, но не всегда. Иногда появлялись новые, а старые, наоборот, исчезали. Справа раздался странный трепещущий звук. Мы все остановились.

– Кто-то из ваших одноклассников, надо полагать, – пробормотала госпожа Карп, повернув в сторону звука.

Однако, добравшись до места, мы обнаружили лежащую на земле большую черную птицу. Птицы – как и большинство животных – мало значат для меня, но даже я не могла не восхититься ее блестящими перьями и сильным клювом. Она могла без труда выклевать кому-нибудь из нас глаз – если бы со всей очевидностью не умирала. Еле заметно содрогнувшись в последний раз, птица затихла.

– Кто это? Ворон? – спросила я.

– Да, – ответила госпожа Карп.

– Он мертв? – спросила Лисса.

Я пригляделась к птице.

– Да. Определенно мертв. Не дотрагивайся до него.

– Видимо, на него напала другая птица, – заметила госпожа Карп. – Иногда они сражаются за территорию и ресурсы.

Лисса, с выражением сочувствия на лице опустилась на колени. Меня это не удивило – она всегда питала слабость к животным. После того как я подстроила знаменитое сражение между хомяком и раком-отшельником, она не один день выговаривала мне. Лично я рассматривала сражение как проверку, кто из двух достойных соперников сильнее, а она – как жестокое обращение с животными.

Исполненная сочувствия, она протянула к ворону руку.

– Лисс! – в ужасе воскликнула я. – Он наверняка заразный.

Однако ее рука продолжила движение, будто Лисса не слышала меня. Госпожа Карп замерла, точно статуя, ее белое лицо в темноте напоминало лицо призрака. Пальцы Лиссы погладили крылья ворона.

– Лисс! – повторила я и рванулась вперед, чтобы оттащить ее.

Внезапно на меня нахлынуло странное ощущение – спокойствия, исполненного красоты и жизни. Ощущение было настолько сильно, что я остановилась. Потом ворон задвигался. Лисса негромко вскрикнула и отдернула руку. Мы обе смотрели на птицу, широко распахнув глаза.

Ворон медленно захлопал крыльями, пытаясь подняться. Когда это ему удалось, он повернулся к нам и уставился на Лиссу взглядом, казавшимся слишком умным для птицы. Я не сумела через нашу связь понять ее реакцию. Это продолжалось, казалось, целую вечность, затем ворон оторвал от нее взгляд, поднялся в воздух, и сильные крылья унесли его прочь.

Осталось лишь затихающее вдали шуршание листьев.

– О господи! – прошептала Лисса. – Что сейчас произошло?

– Черт его знает, – ответила я, стараясь скрыть свой ужас.

Госпожа Карп подошла к Лиссе, схватила ее за руку и с силой развернула к себе. Я мгновенно оказалась рядом, готовая действовать, если Психованная Карп попытается сделать что-нибудь не то, хотя даже меня подташнивало от мысли нанести вред учительнице.

– Ничего не произошло, – с диким выражением в глазах, тоном убеждения произнесла госпожа Карп. – Слышите? Ничего. И вы не расскажете никому никому – о том, что видели. Обещайте мне. Обещайте, что никогда даже не будете снова обсуждать это.

Мы с Лиссой обменялись смущенными взглядами.

– Хорошо, – прокаркала госпожа Карт и слегка ослабила хватку. – И никогда не делай этого снова. Если сделаешь, они узнают. И постараются найти тебя. – Она повернулась ко мне. – Не позволяй ей делать это. Никогда больше.

Во дворе, неподалеку от спального корпуса, кто-то произнес мое имя.

– Эй, Роза? Я, наверно, сто раз окликнул тебя.

Забыв о госпоже Карп и вороне, я посмотрела на Мейсона, который, надо полагать, шагал рядом со мной к спальному корпусу, пока я пребывала в стране воспоминаний.

– Извини, – промямлила я. – Я не заметила. Просто… ммм… устала.

– Перевозбудилась вчера вечером?

Я с прищуром посмотрела на него.

– Ничего такого, с чем я не в силах справиться.

– Надо полагать – Он засмеялся, хотя, похоже, ему было не так уж весело. – Скорее, Джесси оказался не в силах справиться.

– Он все делал хорошо.

– Ну, тебе виднее. Хотя лично я думаю, v тебя дурной вкус.

Я остановилась.

– А лично я думаю, что это не твое дело.

Он, казалось, разозлился.

– Ты постаралась, чтобы это стало делом всего класса.

– Я же не нарочно!

– Тем не менее это произошло. И Джесси, как известно, трепло.

– Он не станет болтать.

– Ага, – сказал Мейсон. – Потому что он такой привлекательный и принадлежит к такой важной семье.

– Перестань строить из себя идиота! – взорвалась я, – И вообще, тебе-то какое дело? Ревнуешь, что я была не с тобой?

Его лицо вспыхнуло, вплоть до корней рыжих волос.

– Мне просто не нравится, когда о тебе говорят гадости, вот и все. Тут же появилось множество грязных шуток. Тебя называют шлюхой.

– Плевать как меня называют.

– А, ну да. Ты же у нас такая крутая. Тебе никто не нужен.

Я остановилась.

– Не нужен, да. Я – одна из лучших среди новичков в этой хреновой школе. И мне не нужно, чтобы ты галантно кидался защищать меня. Нечего обращаться со мной, словно я какая-нибудь беспомощная девчонка.

Я торопливо зашагала дальше, но он нагнал меня, огорченный тем, что в его услугах не нуждались.

– Послушай… Я не хотел расстраивать тебя. Просто беспокоюсь о тебе.

Я издала резкий смешок.

– Серьезно, – продолжал он. – Послушай… Я сделал кое-что для тебя. Пошел вчера вечером в библиотеку и поискал, что там есть о святом Владимире.

Я снова остановилась.

– Правда?

– Да, но там сказано об Анне. Все носит общий характер. Просто рассказывается, как он исцелял людей, стоящих на краю или даже за гранью смерти.

Последние слова задели больное место.

– Было… Было там что-нибудь еще? – запинаясь, спросила я.

Он покачал головой.

– Нет. Тебе, скорее всего, нужен первоисточник, но здесь их нет.

– Первоисточник? Это еще что такое?

Усмешка расплылась по его лицу

– Ты что, только тем и занимаешься, что пишешь записки? Мы совсем недавно говорили о первоисточниках на уроке Эндрю. Это книги из того временного периода, который тебя интересует. Книги, написанные нашими современниками, вторичны. А еще лучше, если бы тебе удалось найти что-нибудь, написанное самим Владимиром. Или кем-то, кто реально знал его.

– Ха! Ладно. А ты у нас, выходит, гений?

Он легонько ткнул меня в плечо.

– Я просто обращаю внимание на то, что про исходит вокруг, вот и все. А ты нет. Ты многое упускаешь. – Он нервно улыбнулся. – И послушай… Я правда сожалею о том, что сказал. Просто я…

«Ревную», – мысленно закончила я Это было видно по его глазам. Почему я никогда не замечала этого прежде? Он сходит по мне с ума, а я ничего не вижу. И впрямь, многое упускаю.

– Все нормально, Мейс. Забудь. – Я улыбнулась. – И спасибо, что потрудился ради меня.

Он улыбнулся в ответ, и я вошла внутрь, сожалея, что не испытываю к нему тех же чувств.