Церковная юстиция

Юрисдикция церкви в отношении своих сочленов и тем более в отношении мирян вовсе не вытекала из Писания и богословских догматов. Ее возникновение было историческим. Связано оно было, во-первых, со стремлением государственной власти опереться на церковь в государственных делах, во-вторых, с борьбой церкви за собственные привилегии в государствах.

Еще в конце IV в. законом римских императоров Аркадия и Гонория за христианскими епископами была признана роль арбитров в делах, касавшихся церкви, либо таких, где затрагивались нематериальные, моральные стороны межчеловеческих отношений. Тем самым предполагалось сделать церковь реальной участницей государственного суда и управления. Дела церковно- и священнослужителей между собою после обособления клира как бы незаметно составили внутреннюю прерогативу церковной организации. Собором в Агде (506) было прямо запрещено духовным лицам звать других в светские суды (т. е. подавать в них иски и жалобы). В 614 г. Парижский поместный собор утвердил полный судебный иммунитет священнослужителей, запретив любое светское вмешательство в дела священников. И даже в случае тяжб между церковными и светскими властями, между светскими и духовными лицами преимущество юрисдикции было на стороне епископского суда. В этом состояла одна из важнейших сословных привилегий духовенства.

С утверждением феодальных отношений церкви, монастыри, епископы приобрели все полномочия сеньориального суда в отношении вассалов, подвластного населения, зависимых сословий. Из этого источника стала брать начало все большая власть церковных судов в отношении самого разного рода дел и различных слоев недуховных лиц.

Суды канонического права основывались на более сложной судебной процедуре, чем обычные феодальные суды. Отличия в особенности проявились к XII в., когда в каноническом праве стали заметны традиции римского права, переработанные и обновленные соответственно новым церковным требованиям. К основным судопроизводственным порядкам варварских времен и феодального суда церковь относилась неприязненно. В 1215 г. Четвертым Латеранским собором было запрещено священнослужителям принимать участие в судебных испытаниях – ордалиях; тем самым это привычное средство отыскания «Божьей истины» ставилось как бы вне церковного закона. Настойчиво церковь преследовала судебные поединки.

В церковных делах безусловное предпочтение отдавалось чисто письменной процедуре. И подача жалобы, и возражения ответчика должны были быть обязательно письменными. Стороны задавали друг другу вопросы в ходе слушания по письменным запискам. Решение суда также фиксировалось. Обязательно записанными были показания свидетелей – под присягой и под угрозой кары за лжесвидетельство. Согласно процедуре канонического права, стороны могли иметь представителей (advocati), которые приводили юридические аргументы, давали ссылки на источники права в помощь тяжущимся.

Строгий формализм в судебной процедуре был взаимосвязан с вообще новым подходом канонического права к смыслу судопроизводства. Суд должен был не установить правоту одной стороны и осудить другую, суд должен был выяснить истину по делу, может быть, даже в частичное или полное нарушение интересов того, кто возбудил обвинение или жалобу. Судье полагалось самому допрашивать стороны по собственному разуму и совести, ему полагалось быть внутренне убежденным в обоснованности и справедливости (в том числе с точки зрения канонических догматов) своего решения по делу. Судья должен был выяснять не только материальные обстоятельства дела, но и разного рода мотивы – иногда и «то, что грешник сам, может быть, не знает или из стыда желает скрыть». Это привело, в свою очередь, канонические суды к очень жесткому отношению к доказательствам. Были разработаны некоторые правила разграничения доказательств (не относящихся к делу, неясных или неопределенных, свидетельствующих то, что порождает неясность, противоречащих природе и потому бесполезных). Излишне формальные и жесткие требования к природе доказательств были затруднением в возбуждении уголовных преследований. А убеждение в изначальной греховности любого сочлена мирской жизни и его сопротивление покаянию (одна из основ церковной богословской доктрины) подтолкнули каноническое право и судопроизводство к преувеличенной значимости собственного признания обвиняемого. Это существенно перестроило инквизицийонное судопроизводство.

По решению IV Латеранского собора в особые обязанности церковных властей впредь входила борьба с проявлениями разного рода ереси. Даже против просто подозреваемых в ереси или сочувствии ей, если те не смогут доказать своей невиновности и опровергнуть обвинений, следовало возбуждать преследования. В этих условиях церковные суды должны носить особый инквизиционный характер, исходить из презумпции виновности и греховности обвиняемых. Преследование еретиков поручалось монахам доминиканского, а затем других орденов (1233). Для этого учреждались особые должности церковных судей – инквизиторов. Инквизиторы были вскоре признаны неподсудными обычному церковному суду, получили право на личное обращение к папе, поставлены вне всякого административного контроля епископов. В 1252 г. папа Иннокентий IV одобрил создание инквизиционных трибуналов из 12 судей во главе с епископом. В следствии и судебном исследовании доказательств инквизиторам разрешалось применять пытки. В уголовных делах собственное признание (особенно в вопросах обвинений в ереси, а при желании под таковое могли быть притянуты любые расхождения с церковными правилами) стало основным видом доказательства, свидетельствующим и о правоте выводов суда, и об очищающем греховную душу раскаянии преступника. Это надолго деформировало судопроизводство в канонических судах в случае наиболее важных обвинений и преследований.

Церковная судебная процедура оказала значительное влияние и на светские суды в Европе. Излишне жесткое и своеобразное отношение канонического права к процессуальным доказательствам стало, однако, причиной для распространения в юстиции излишнего затягивания разбора дел, начала практики многомесячных и многолетних тяжб.