СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ КУЛЬТУРЫ

Структура данной главы сходна с композицией предыдущей — логика системного анализа в обоих случаях одна и та же. Это значит, что во взаимоотношениях " культура/общество" должны быть выявлены особенности их проявления: а) на разных уровнях, б) в разных сферах и в) на разных этапах истории. Отличие же этих отношений и отношений " культу­ра/природа" состоит в том, что практика культуры повернута к обществу и к природе разными сторонами: к природе.— нещественно-предметной деятельностью, удовлетворяющей потребности людей, а к обществу — организационно-комму­никативной деятельностью, создающей форму для того со­держания, которое несет с собой общество; к природной стороне самого человека — медицинской, спортивной, педа­гогической деятельностью, а к жизни общества — идеологи­ческой деятельностью, вырабатывающей необходимые обще­ству ориентиры, обоснования, духовные позиции. Поэтому, подобно тому, как вещи принадлежат одновременно и приро­де, и культуре, так социальные организации — скажем, школа и университет, фирма и банк, министерство и поли­тическое объединение — принадлежат и обществу, и куль­туре.

Обратимся к рассмотрению трех уровней отношений в подсистеме " культура/общество".

Уровень материальной практики является и тут исход­ным; он выражается во взаимодействии образующих общество экономических и политическо-правовых отношений с активностью культуры, создающей для этих отношении кон­кретные организационные структуры. Общественные отно­шения являются содержательным наполнением всех соци­альных институтов, культура же — оформлением этого со­держания в процессе созидательной и целенаправленной де­ятельности людей. Поэтому отношения общества и культуры могут быть рассмотрены в категориальных системах " содер­жание—форма", " внутренне—внешнее", " сущность—сущест­вование", " инвариантное—вариативное".

Этот пункт анализа культуры чрезвычайно важен — и потому, что характер ее организационных форм приобретает в наше время и в нашем обществе особенно большое значение, и потому, что обычно организационная сторона общественно­го бытия не расценивается как культурный феномен, ее относят к миру социальных, а не культурных форм. Между тем применительно ко всем организациям, институционализирующим совместную деятельность людей, неправомерна альтернативная постановка вопроса — являются ли они формами общества или культуры, ибо тут общество и куль­тура объединяют свои усилия, образуя культурные способы опредмечивания общественных отношений. Поэтому социо­лог рассматривает разнообразные организации и учреждения как воплощение общественных отношений, а культуролог — как придаваемые этому содержанию культурные формы (ска­жем, в распространенном сейчас противопоставлении " дико­го базара" и " культурного рынка"). Отсюда становится понят­ным получившее в последние годы широкое распространение понятие " социокультурное", обозначающее связь и различие этих двух сторон человеческого бытия.

Отношения общества и культуры являются их взаимной потребностью друг в друге, их всесторонним взаимодействи­ем. Культура необходима человеческому обществу с первых шагов его существования, и чем дальше, тем во все большей степени, потому что тот тип организации коллективной жизни, который сложился в мире животных, — закодиро­ванный в генофонде, имеющийся у каждой особи и передаю­щийся каждому поколению, — перестал функционировать в жизни первых человеческих популяций. Многие из них, не сумевшие выработать новый, внебиологический способ орга­низации своего бытия, погибали, а выживали лишь те, которым удавалось решить эту небывалую для жизни приро­ды задачу.

Суть данного решения заключается в том, что люди научи­лись создавать особый тип предметной реальности — раз­нообразные объединения, союзы, организации — от родовых, племенных, религиозных до современных экономических, политических, правовых, научных, просветительных, худо­жественных и т. п., деятельность которых обеспечивалась не унаследованными каждым индивидом врожденными ин­стинктами, а обретаемыми им прижизненно представления­ми, убеждениями, знаниями, умениями. Эти социальные структуры порождались всякий раз конкретными условиями существования социума в определенных природных услови­ях и на определенной стадии его развития; они накаплива­лись во все более широких размерах, они вырабатывались в развернутом спектре различных вариантов решения одной и той же задачи — и известным уже животным методом " проб и ошибок", и специфически человеческим методом интеллек­туально-обосновываемых действий; они сталкивались друг с другом, конкурировали, ожесточенно боролись между собой, поскольку обеспечивали не только различные, но и противо­положные, альтернативные действия.

На первых этапах общественного развития оно протекало стихийно, не осознаваемое человеком или осознаваемое ложно, и потому результаты социальной деятельности людей, как правило, не совпадали с их намерениями, целя­ми, идеалами (народная мысль зафиксировала эту парадок­сальную ситуацию мудрой пословицей о благих намерениях, нередко ведущих в ад). Между тем культура как внеприродная, сверхбиологическая сила имеет в своей основе именно сознательные действия, что и отличает радикальнейшим образом человека от животного. Поэтому мера сознательнос­ти — не только в индивидуальном поведении, решающем задачи личностного масштаба, но и в действиях руководите­лей государств, политических партий, вождей масс, как и в поведении самих масс — есть показатель уровня культуры. Развитие человеческого общества обеспечивается поэтому и возрастанием роли политической культуры.

Материально-практический уровень отношений культуры и общества выявляется именно этой — организационнонно­ституциональной — формой их бытия. Но ее отличие от вещественно-технической предметности культуры состоит не только в особой форме материальности — общественное уч­реждение нельзя взять в руки, осязать, видеть, слышать — но и в том, что мир вещей является внешним по отношению к человеку, а организации и учреждения — это опредмеченная форма человеческих отношений, это не столько продукт деятельности людей, сколько форма объективации самой этой деятельности. Именно поэтому социально-организаци­онная культура охватывает всю жизнь общества, так или иначе оформляет всю полноту общественных отношений, оказываясь равномасштабной обществу (неудивительно, что их трудно различить при суммарном, недостаточно про­ницательном анализе — они представляют собой две стороны одних и тех же — социокулътурных, как их следует точно называть — явлений и процессов).

Еще одна причина отличия практического отношения " культура/общество" от отношения " культура/природа" оп­ределяется историческим динамизмом общества. Если в крат­кой истории человечества природа остается практически не­изменной и изменения технической культуры от бытия при­роды не зависят — их причины лежат в самой культуре, в потребности самодвижения материального производства, в развитии наук, в расширении человеческих потребностей, — то изменения общественных отношений зависят от эволюции производительных сил — т. е. материальной культуры, а изменения социально-организационной предметности куль­туры, от динамики оформляемых ею общественных отноше­ний: их систематические преобразования все убыстряющиеся по темпу в ходе истории — многосоттысячелетняя первобыт­ность, многотысячелетнее рабовладение, более чем тысяче­летний феодализм, полутысячелетний капитализм — властно требовали приведения в соответствие с ними способов орга­низации общественного бытия. Поэтому развитие этой сторо­ны культуры было — и остается, и долго еще будет — не имманентным процессом, а процессом, детерминированным меняющимся состоянием общественных отношений, — это очевидно в истории государства, правовой системы, школы и т. д., а отношения эти, в свою очередь, меняются под влиянием прогресса.

Чрезвычайно важная особенность социально-организаци­онного слоя культуры, порождаемая опять-таки отличием общества от природы, — его разнородность, ибо различным родоплеменным общностям, сословиям, классам нужны не только общие и одинаковые, но и весьма различные способы организации их деятельности. В результате при единстве технической культуры человечества, отражающем единство природы и не зависящем от общественных противоречий, культура социально-организационная (политическая, юри­дическая, педагогическая, коммуникативная, художествен­ная) оказывается многоликой по одновременно существую­щим структурам — скажем, по политическим формам фео­дально-абсолютистского государства и способам консолида­ции революционных буржуазно-демократических сил в XVIII—XIX вв., по феодальному и буржуазному судопроиз­водству, по системе образования в аристократической среде и в деревне, по способам устной и письменной коммуника­ции, по организации художественной жизни — скажем, во французских салонах конца XIX в. и выставках " отвержен­ных", в экспозиционной деятельности Императорской акаде­мии художеств и русских передвижников. Вот почему соци­ально-однородное первобытное общество рождает гомоген­ный тип культуры, единый для всех его членов, а общество гетерогенное формирует разные субкультуры в целостном культурном пространстве. Так, в средневековой культуре в Европе явственно различаются, по крайней мере, четыре культурных слоя (субкультуры); крестьянский, фольклор­ный, во многом сохраняющий традиции языческой культуры первобытности; религиозная субкультура, живущая в хра­мах, монастырях и, в частности, жизни людей этого времени;

субкультура светская, рыцарская и придворно-аристократическая, политизированная, этизированная и эстетизированная в совсем ином духе, чем культура религиозно-спиритуа­листическая, аскетическая, антигедонистическая; бюргер­ская культура формирующегося города, культура ремеслен­ников, торговцев, представителей нарождающейся интел­лигенции, которая стала предшественницей ренессансной культуры. Вряд ли нужно специально доказывать, что если идеологическое и социально-психологическое расслоение культуры отражает структуру общества на каждом этапе его развития, то существует и обратное влияние расхождения принципиальных позиций культурогенных субъектов и их противоборства на социальную структуру, которую процес­сы, протекающие в культуре, могут и укреплять, и расшаты­вать, способствовать ее сохранению и подготавливать ее ре­волюционное ниспровержение. Следовательно, отношения между обществом и культурой как двумя гранями целостной социокультурной реальности представляют собой взаимодей­ствие, в котором сила каждой стороны может меняться, но обе являются активными участницами исторического процес­са. Культура необходима обществу для восполнения отмеревшей биологической формы регуляции совместной жизни и деятельности людей, а общество необходимо культуре для обеспечения ее потребности самоосуществления и развития.

Теми или иными способами и средствами общество предо­ставляет культуре саму возможность реализовываться в человеческих действиях, ибо как бы ни менялось экономичес­кое и политическое содержание общественных отношений, обусловливающих отношение общества к культуре, они обра­зуют экономический фундамент и политико-правовые опоры для эффективной работы всех культурных институтов.

Чрезвычайно интересно в этой связи, как человечество искало путь разрешения противоречий социального бытия: его видели и в разных формах ценностного сознания — от религиозного до нравственного или эстетического (вспомним хотя бы в истории нашей страны в XIX в. формулы Уварова: " Православие, самодержавие, народность" и лозунг героя Достоевского: " Красота спасет мир! "), и в торжестве нравст­венности как идеальной формы общения человека с челове­ком — в толстовской " религии любви"; его находили и в научно-технической вооруженности производства, основан­ного на развитии научного знания; его усматривали и в предложенной русскими марксистами программе всесторон­него преображения общества, сочетавшей революционно-по­литические, технико-экономические, ценностно-идеологи­ческие, научно-познавательные, нравственно-эстетические, художественные аспекты радикального изменения существу­ющего; вместе с тем, конкретное содержание каждого из этих направлений деятельности и их соотношение вызывали ост­рые дебаты, начиная со споров сторонников экономических реформ и революционеров, большевиков и меньшевиков, атеистов и богостроителей и кончая партийными дискуссия­ми 20-х годов о конкретных путях строительства социализма, а в 80-е годы — поисками оптимальных способов вывода страны из тупика в эпоху перестройки социалистического общества. Нам 'важно при этом подчеркнуть, что вопросы политические и экономические всякий раз оказывались про­блемами культуры (А. Вознесенский, со свойственной ему метафорической остротой поэтического мышления, опреде­лил перестройку как " революцию культурой") — в конечном счете не только духовные преобразования, но и организаци­онно-политические и технико-экономические становились культурными действиями людей, осознавших, наконец, что не только общество влияет на культуру, но и культура способна оказывать радикальное воздействие на функциони­рование общества (потому-то в наш обиход прочно вошли неизвестные ранее понятия " политическая культура", " пра­вовая культура", " культура производства").

Значение взаимозависимости культуры и общества про­явилось с предельной наглядностью в развитии нашей страны в XX в. Расхождение взглядов большевиков и меньшевиков состояло ведь в ответе на вопрос, возможно ли построение социалистического строя в России на том низком уровне материальной культуры, на котором она находилась в это время? Ленин счел это возможным и, вопреки учению Марк­са, попытался запрячь телегу впереди лошади, т. е. политику перед экономикой и производительными силами, и рассчи­тывал совершить в стране " культурную революцию" после того, как победит революция социальная. Неудивительно, что замысел этот оказался утопичным и имел самые тяжкие последствия для народа — рождавшийся в России социализм оказался разновидностью " феодального социализма", как сам Маркс именовал такого рода патологический гибрид несо­вместимых общественных систем (оттого-то он и оказался столь похожим на " национал-социализм" немецкого фашиз­ма); ситуация эта повторилась во всех других странах, в которых нетерпеливые фанатики захотели повторить пры­жок из феодализма — а иногда и из первобытности! — в социалистическую общественную систему — в странах Вос­точной Европы, в Китае и Вьетнаме, на Кубе и в Никарагуа, в ряде африканских стран. Личные качества Иосифа Джуга­швили лишь придали российскому варианту феодального социализма особенно жестокую, по-азиатски деспотичную, террористическую и религиозно-мистическую (она точно на­звана " культом" личности) форму, но, окажись на его месте Троцкий, или Зиновьев, или Бухарин, или проживи еще несколько десятков лет Ленин, ничего в принципе не изме­нилось бы.

2.

Переходя к рассмотрению практически духовного аспекта отношений культуры и общества, отмечу и тут важные их отличия от отношений культуры и природы. В мифологии естественные стихийные силы были непосредственным и главным предметом осмысления и сам человек рассматривал­ся в поле действия этих сил, социальные же отношения не выделялись из природных и не становились предметом само­стоятельного образного осмысления — человек сравнительно поздно придет к осознанию общества как специфической формы бытия. Только опосредованно и неосознаваемо обще­ственные отношения могли запечатлеваться в мифах — бла­годаря тому, что на мир небожителей проецировались социальные отношения мира земного — отношения иерархии, представления о способах управления человеческими дейст­виями и наказания за нарушения законов общежития, в царственных признаках восседающего на троне Вседержите­ля и иерархии его " придворных" — ангелов и архангелов, святых и пророков, в образах райского безделия и " тюремно­го" ада. В разных мифологиях реальные социальные отноше­ния воплощались по-разному, но общий закон структуры мифа в его развитом состоянии — отражение структуры общественного бытия в сотворенном фантазией обществен­ном мире.

Поскольку искусство многие века жило воссозданием ми­фологических сюжетов, оно сохраняло этот опосредованный и неосознаваемый характер отражения общественных отно­шений; примечательно, что отражение это вбирало в себя изменявшиеся формы социального бытия — так в драматур­гии французского классицизма XVII в. через покров антич­ных или библейских мифов явственно просвечивала совре­менная жизнь королевского двора. Вместе с тем с первых шагов реалистического направления в европейской художе­ственной культуре — начиная со средневековых новелл, через романы XVII—XVIII вв., пьесы В. Шекспира и Лопе де Вега, к социально-аналитическому творчеству мастеров кри­тического реализма XIX—XX столетий — развивалось осво­божденное от мифологии и аллегорических иносказаний пря­мое и осознанное художественное исследование общества как системы, отношений людей, существенно отличных от отношений естественных, природных и формирующих чело­века в соревновании с природными силами. Об искренности и принципиальной значимости такого взгляда на мир говорят теоретические суждения мастеров реалистического искусст­ва — от Ш. Сореля и Д. Дидро до О. Бальзака и Э. Золя, Л. Толстого и Ф. Достоевского, М. Горького и Б. Брехта. Стоит вспомнить в этой связи, что Бальзак с гордостью величал себя " доктором социальных наук" и что Белинский иллюстрировал тезис о родстве искусства и науки ссылкой на разные способы познания ими одного общего предмета — положения классов в обществе.

Наряду с художественно-образным исследованием законов общественной жизни их теоретическое осмысление развива­лось в ходе освобождения общественного сознания от мифо­логических фантазий и формирования трезвого объективного взгляда на формы человеческого бытия. При этом теорети­ческая мысль осваивала общественную реальность тремя способами — научным, идеологическим и проектирующим. Второй и третий по понятным причинам значительно старше первого — о научном изучении общества в строгом смысле этого слова можно говорить не раньше, чем с XVIII в., когда в Англии складывалась классическая политическая эконо­мия, а в философии французских просветителей закладыва­лись основы социологического понимания общества, идеоло­гическое же — т. е. ценностно-осмысляющее — рассмотрение различных общественных отношений и связанное с ним " идеалогическое" построение моделей желанного обществен­ного устройства мы встречаем уже у Платона, у христиан­ских теологов, у ренессансных утопистов. Марксизм поста­вил перед собой задачу преодолеть расхождение между нау­кой об обществе и ее ценностным и проективным рассмотре­нием, тем самым ликвидировав идеологию в старом смысле этого слова (как идеологическое ложное сознание) и превра­тив учение о социалистическом будущем человечества из утопического в научно обоснованное. Однако решение этой задачи — как показал опыт истории — оказалось непростым делом: существенные расхождения взглядов между марксис­тами в конце XIX—начале XX вв. в России, Германии, Франции; раскол мирового социалистического движения на разные Интернационалы; троцкистская, сталинская, маоист­ская и иные интерпретации марксизма в 20-е—50-е гг.; противоречивое отношение к революционной перестройке, начатой в СССР в середине 80-х гг., ив мировом коммунис­тическом движении, и в нашей стране — все это показывает, сколь сложным является органичный синтез науки об обще­стве, его ценностного осмысления и проектирования совер­шенной системы общественного устройства. Оно и понятно — научное изучение общества гораздо труднее, чем исследова­ние природных явлений, эффективное социальное проекти­рование несравненно труднее технического, а идеологическое оценивание общественных явлений несравненно более проти­воречиво, чем ценностное осознание природы (с преодолени­ем ее религиозных мистификаций ценностное отношение к природе остается нравственным и эстетическим, а здесь мо­мент общечеловеческий гораздо сильнее, нежели социально-классовые, профессиональные и далее этнические расхожде­ния взглядов). Давно уже было замечено, что в трактовке общественных процессов влияние интересов людей несрав­ненно более могущественно, чем в познании природных яв­лений.

В ходе социальных преобразований в нашей стране в последнее десятилетие выяснилось, в известной мере для всех неожиданно, что в наиболее, казалось бы, строгой обществен­ной науке — политической экономии — десятки самых разных ученых, и российских, и западноевропейских, не могли сойтись во взглядах на конкретный характер процесса перестройки экономики бывшего Советского Союза; не более успешным оказались действия ученых-правоведов в постро­ении новой Конституции России, гражданского и уголовного кодексов, равно как и усилия теоретиков от педагогики радикально улучшить систему образования. При этом все сознают, что отсутствие научно-теоретического обоснования практической деятельности в этих, как и во всех иных направлениях, обрекает ее на слепой поиск методом " проб и ошибок", делающий неизбежными большие потери и медлен­ный ход процесса — в социальной деятельности, в отличие от технического конструирования, нельзя, к сожалению, повторить, скорректировав его, неудавшийся эксперимент; поэтому в выборе теоретической концепции, подлежащей практическому воплощению, решающее значение имеет ин­туиция государственного деятеля, реформатора или револю­ционера, судьей же оказывается только история... А интуи­ция — это не чисто природное качество, но природно-кулътурное, как и все в человеке, она синтезирует врожденные индивиду способности и предоставляемый культурой опыт. Так выявляется еще один аспект зависимости общественной деятельности человека от уровня его культуры.

4

Анализ второй плоскости отношений общества и культуры позволяет увидеть ее особенности в тех же трех сферах, в которых было рассмотрено отношение культуры и природы.

Во внечеловеческом предметном бытии связь общества и культуры приводит, с одной стороны, к созданию разнообраз­ных социальных институтов — организаций, о которых шла у нас речь, придающих культурные формы общественным отношениям, а с другой — к опредмечиванию этих отноше­ний в продуктах духовного и художественного производства, отделяющихся от человека и приобретающих самостоятель­ное существование в истории человечества.

Проведенный выше анализ охарактеризовал в общих чер­тах плоды организационной, идеологической и художествен­ной деятельности людей, в которых так или иначе взаимо­действуют социальная и культурная " субстанции". Что же касается их интериоризации в самом человеке, то это требует специального рассмотрения.

Общество и культура встречаются здесь в ходе воспитания личности, делая этот процесс двусторонним — одновременно социализацией и кулыпурацией индивида.

Здесь кроется чрезвычайно важная проблема, к рассмот­рению которой придется не раз возвращаться, ибо в педаго­гике господствуют односторонние представления о воспита­нии — либо как о формировании индивида обществом, либо как о его приобщении к культуре. Между тем подлинная сложность онтогенеза человека состоит именно в том, что условием его является природная данность — совокупность врожденных индивиду качеств, которая подлежит обработке и переработке силами общества и силами культуры. Оттого конечный продукт этого процесса.— человеческая индивиду­альность — оказывается трехсторонней системой, обуслов­ленной особенностями взаимодействующих сторон — приро­ды, общества и культуры. В предыдущей главе речь шла уже о взаимодействии двух из них — природного и культурного факторов, теперь пришло время подключить в наш анализ третью силу, осветив взаимодействие социальной и культур­ной детерминант человеческого существования.

О наличии сложности их сцепления говорит то, хорошо известное каждому по своему жизненному опыту, обстоятель­ство, что в одной и той же социальной среде мы встречаемся с широким разбросом уровней и качеств культуры в разных людях. Этот разброс был минимальным в эпохи господства так называемых традиционных культур (в докапиталисти­ческих формациях), поскольку общий культурный минимум был обязателен для всеобщего усвоения в той или иной общественной среде — крестьянской, бюргерской, аристокра­тической, монастырской; различия интериоризируемых каждым индивидом объемов культуры обусловливались здесь не столько индивидуальными, сколько социально-груп­повыми факторами. В силу этого социальное и культурное как бы сливались, становились трудно различимыми. Поло­жение резко изменилось в буржуазном обществе, когда и семья, и учебное заведение, и сам индивид получили возможность широкого выбора осваиваемых ценностей — и из культурного наследия, и из современной культуры. Такой выбор, осуществляемый родителями, педагогами, более авто­ритетными друзьями и, в конечном счете, самим молодым человеком, определяющий содержание его мировоззрения, знаний, опыта, идеалов, приводит к резкому повышению удельного веса индивидуальных особенностей личности в процессе ее приобщения к культуре, тогда как направление " обработки" индивидов обществом — системой социальных отношений — ими не избирается, оно является общим для людей, живущих в данных социальных условиях. Иначе говоря, влияние общества на личность зависит главным образом от характера этого общества, которое личность, как правило, не выбирает, особенно в детстве, юности, тогда как ценности культуры, которые она осваивает, выбираются, ею и ее ближайшим окружением в большой мере свободно.

Для современной ситуации в народном образовании этот вывод имеет грандиозное значение, так как до сих пор наша школа была ориентирована на единое направление социали­зации, которому полностью подчинялся единый же для всех учеников набор предназначенных для ученика культурных ценностей; в итоге формально признаваемый принцип " ин­дивидуального Подхода" оставался нереализованным, и пол­ноценная индивидуальность ученика могла формироваться только вопреки конформистским устремлениям официаль­ной педагогики.

Такова главная и наиболее трудная Задача школьной ре­формы — найти оптимальные способы включения ребенка (подростка, юноши, молодого человека) в культуру и в систему социальных отношений, тем самым в полной мере реализуя принцип индивидуального подхода и одновременно принцип коллективизма, т. е. приобщенности индивида к социальному целому, выражающейся в чувстве гражданской солидарности и ответственности. При этом нужно учитывать подвижность соотношения " удельных весов" обоих потенци­алов воспитательного процесса, образующую некий спект­ральный ряд: на одном его краю находится самовоспитание, в котором освоение богатств культуры ведет преимуществен­но к формированию индивидуально-своеобразных черт лич­ности, а на другом краю — воспитание в военной Школе, где доминирует формирование единых для всего коллектива учеников граждански-патриотического сознания и правил поведения, а между этими полюсами, с одной стороны, се­мейное воспитание, делающее акцент на развитии индивиду­альных особенностей ребенка средствами культуры, а с дру­гой стороны, воспитание в обычной школе, гимназии, кол­ледже, которое выдвигает на первый план усвоение всеми учениками единого комплекса знаний, умений и форм пове­дения. Но и в разного типа учебных заведениях меняется соотношение индивидуации и обобществления — скажем, в художественных школах, училищах, институтах господству­ет первая, а в юридических учебных заведениях — вторая.

5

История взаимодействия общества и культуры имеет, ко­нечно, не только количественный (так сказать, силовой), но и качественный аспект. В этом процессе различается не­сколько фаз:

а) Первобытность, в которой социокультурная реальность только формируется, вырывая человека из природно-животного состояния, и в которой нет еще поэтому сколь-нибудь отчетливого разделения общественных отношений и культур­ных действий, — всесторонний синкретизм первобытности сказался и здесь (что, кстати сказать, закономерно для пер­вой стадии любого эволюционного процесса). А это значит, что структура человеческого общества еще не сложилась с той степенью определенности, которая выразится позднее в формировании государства, правовой системы, регламенти­рованных экономических отношений — все это принесет лишь рабовладельческий строй (в его дальневосточной, ближневосточной и западных вариациях), и потому только там возникнет сама проблема взаимоотношений общества и культуры, как двух относительно самостоятельных подсис­тем бытия человечества.

б) С тех пор как проблема эта возникла, она могла полу­чать — и действительно получала — разные решения. Одно из них — безусловное, безоговорочное, жесткое подчинение культуры обществом, характерное для раннеклассовых социокультурных систем. В рабовладельческой, феодальной и смешанной восточной (основанной на " азиатском" (К. Маркс) способе производства) системах диктат общественных отно­шений над культурой проявлялся по-разному, он имел и свои этнические и исторические модификации, но во всех случаях оставался лишь самый узкий зазор для проявления культу­рой ее самостоятельности, для ее самодвижения и самоуправ­ления.

в) Ситуация стала решительно меняться в ходе формиро­вания буржуазного общества: уже в средневековых, а затем ренессансных городах складывался новый тип отношений между культурой и обществом, который раскрылся в полной мере в XIX—XX вв. Суть этого процесса — развитие авто­номии культуры и по отношению к экономической, и по отношению к политически-правовой структуре общества. Исходным импульсом стал тут принцип свободы человеческой деятельности, сбрасывавшей с себя все социальные оковы и провозглашавшей одну только свою зависимость — от воли, желания, устремлений, сознания и даже подсознания (не­осознаваемых интенций) личности.

Свобода — едва ли не коренной принцип культуры буржу­азного общества, отражавший новую ситуацию, в которую человек был поставлен в реальном жизненном процессе:

оторванный от фатальной прикрепленности в своему сосло­вию и тем самым обретший возможность самому творить свою судьбу, вырвавшийся из тенёт религиозного и полити­ческого сознания, которыми индивид был опутан в феодаль­ном обществе, он получил практически и духовно безгранич­ный простор для проявления собственной активности, права выбора своего места в общественном бытии. В философской и художественной мысли это сознание свободы личности стало получать гипертрофированные формы, выражаясь в иллюзорном представлении об " абсолютной свободе" индиви­да, в индивидуалистическом своеволии, произволе, распаде социальных связей, но само это гипостазирование свободы, культ свободы, метафизическое противопоставление свободы необходимости, социальной ответственности, всечеловечес­кой связи отражало новую, неизвестную всей истории куль­турную ситуацию, новый тип отношений культуры и обще­ства. Показательно, что это сказывалось и на организацион­ном уровне культуры, выражаясь в возникновении разнооб­разных культурных объединений, творческих союзов, художественных обществ, даже партий, которые утверждали свои чисто-культурные функции и свою независимость от общества (партии " зеленых", например); более того, нередко именно культурные факторы теперь признаются решающими в истории человечества сравнительно с факторами социаль­но-экономическими и социально-политическими — таковы сциентистско-техницистская концепция научно-техническо­го прогресса, или маклюэнона теория зависимости общества от характера массовых коммуникаций, или же противопо­ложные им по содержанию, но родственные методологически толстовская идея нравственного усовершенствования личнос­ти или шиллеровская идея эстетического воспитания как альтернативы представления об экономических и полити­ческих силах, управляющих историческим процессом.

Как бы ни преувеличивали подчас социологи и культуро­логи значение научного и технического факторов и средств массовой коммуникации при переходе от промышленной цивилизации XIX в. к " индустриальному обществу" XX в., от него — к " постиндустриальному обществу", нельзя не видеть заключенных в этих концепциях рациональных зерен — уровень развития материальной и духовной культу­ры стал действительно оказывать существеннейшее влияние на характер общества, на его экономический базис и полити­ческую надстройку. В конечном счете именно здесь родилась сила, оказавшаяся в ряде случаев более, могущественной, чем антагонизм капитализма и социализма, не позволяя этому антагонизму вылиться в вооруженный конфликт — средства термоядерной войны (интересно, что К. Маркс предвидел такую ситуацию в развитии общества, когда уровень военной техники сделает невозможными военные способы разреше­ния социальных противоречий). Сейчас становится все более очевидным влияние уровня развития техники и науки как культурных сил на общественные отношения.

г) Четвертый, абстрактно возможный и вместе с тем исто­рически необходимый тип взаимодействия общества и куль­туры должен сложиться в будущем. Его суть — преодоление векового рассогласования общества и культуры, которые в разумно устроенной социокультурной системе должны стать разными сторонами единого, целостного и гармоничного бытия человечества. Но это не приведет к исчезновению их различий, ибо культура и общество — разные внебиологические " механизмы" организации совместной жизни людей, взаимно дополнительные в решении этой общей задачи.

 

Глава 4.

КУЛЬТУРА И ЧЕЛОВЕК: