И психология

То обстоятельство, что генетически исходной и основной формой человеческой деятельности является деятельность внешняя, чувственно-практическая, имеет для психологии особый смысл. Ведь психология всег­да, конечно, изучала деятельность — например, деятельность мысли­тельную, деятельность воображения, запоминания и т.д. Только такая внутренняя деятельность, подпадающая под декартовскую категорию cogito, собственно, и считалась психологической, единственно входящей в поле зре­ния психолога. Психология, таким образом, отлучалась от изучения прак­тической, чувственной деятельности.

Если внешняя деятельность и фигурировала в старой психологии, то лишь как выражающая внутреннюю деятельность, деятельность сознания. Произошедший на рубеже нашего столетия бунт бихевиористов против этой менталистской психологии скорее углубил, чем устранил разрыв ме­жду сознанием и внешней деятельностью, только теперь, наоборот, внешняя деятельность оказалась отлученной от сознания.

Подготовленный объективным ходом развития психологических знаний вопрос, который встал сейчас во весь рост, состоит в том, входит ли изучение внешней практической деятельности в задачу психологии. Ведь «на лбу» деятельности «не написано», предметом какой науки она являет­ся. Вместе с тем научный опыт показывает, что выделение деятельности в качестве предмета некоей особой области знания — «праксиологии» — не является оправданием. Как и всякая эмпирически данная реальность, деятельность изучается разными науками; можно изучать физиологию деятельности, но столь же правомерным является ее изучение, например, в политической экономии или социологии. Внешняя практическая дея­тельность не может быть изъята и из собственно психологического иссле­дования. Последнее положение может, однако, пониматься существенно по-разному.

Еще в тридцатых годах С.Л.Рубинштейн¹ указывал на важное тео­ретическое значение для психологии мысли Маркса о том, что в обыкно­венной материальной промышленности мы имеем перед собой раскрытую книгу человеческих сущностных сил и что психология, для которой эта книга остается закрытой, не может стать содержательной и реальной нау­кой, что психология не должна игнорировать богатство человеческой дея­тельности.

Вместе с тем в своих последующих публикациях С.Л.Рубинштейн подчеркивал, что, хотя в сферу психологии входит и та практическая дея-

¹ См, Рубинштейн С.Л. Проблемы психологии в трудах К. Маркса // Советская психотехника. 1934. № 7.

462 Тема 6. Строение индивидуальной деятельности человека

тельность, посредством которой люди изменяют природу и общество, пред­метом психологического изучения «является только их специфически психологическое содержание, их мотивация и регуляция, посредством ко­торой действия приводятся в соответствие с отраженными в ощущении, восприятии, сознании объективными условиями, в которых они соверша­ются»¹.

Итак, практическая деятельность, по мысли автора, входит в предмет изучения психологии, но лишь тем особым своим содержанием, которое выступает в форме ощущения, восприятия, мышления и вообще в форме внутренних психических процессов и состояний субъекта. Но это утвер­ждение является, по меньшей мере, односторонним, так как оно абстраги­руется от того капитального факта, что деятельность — в той или иной ее форме — входит в самый процесс психического отражения, в само содер­жание этого процесса, его порождение.

Рассмотрим самый простой случай: процесс восприятия упругости предмета. Это процесс внешне-двигательный, с помощью которого субъект вступает в практический контакт, в практическую связь с внешним пред­метом и который может быть направлен на осуществление даже не по­знавательной, а непосредственно практической задачи, например, на его де­формацию. Возникающий при этом субъективный образ — это, конечно, психическое и, соответственно, бесспорный предмет психологического изу­чения. Однако для того, чтобы понять природу данного образа, я должен изучить процесс, его порождающий, а он в рассматриваемом случае явля­ется процессом внешним, практическим. Хочу я этого или не хочу, соот­ветствует или не соответствует это моим теоретическим взглядам, я все же вынужден включить в предмет моего психологического исследования внешнее предметное действие субъекта.

Значит, неправомерно считать, что внешняя предметная деятельность хотя и выступает перед психологическим исследованием, но лишь как то, во что включены внутренние психические процессы, и что собственно пси­хологическое исследование движется, не переходя в плоскость изучения са­мой внешней деятельности, ее строения.

С этим можно согласиться только в том случае, если допустить одно­стороннюю зависимость внешней деятельности от управляющего ею психи­ческого образа, представления цели или ее мысленной схемы. Но это не так. Деятельность необходимо вступает в практические контакты с сопротив­ляющимися человеку предметами, которые отклоняют, изменяют и обога­щают ее. Иными словами, именно во внешней деятельности происходит раз­мыкание круга внутренних психических процессов как бы навстречу объективному предметному миру, властно врывающемуся в этот круг.

Итак, деятельность входит в предмет психологии, но не особой сво­ей «частью» или «элементом», а своей особой функцией. Это функция по-

¹Рубинштейн С.Л. Принципы и пути развития психологии. М., 1959. С.40.

Леонтьев А.Н. Проблема деятельности в психологии 463

лагания субъекта в предметной действительности и ее преобразования в форму субъективности.

Вернемся, однако, к описанному случаю порождения психического отражения элементарного свойства вещественного предмета в условиях практического контакта с ним. Случай этот был приведен в качестве толь­ко поясняющего, грубо упрощенного примера. Он имеет, однако, и реаль­ный генетический смысл. Едва ли нужно сейчас доказывать, что на перво­начальных этапах своего развития деятельность необходимо имеет форму внешних процессов и что, соответственно, психический образ является про­дуктом этих процессов, практически связывающих субъект с предметной действительностью. Очевидно, что на ранних генетических этапах научное объяснение природы и особенностей психического отражения невозможно иначе, как на основе изучения этих внешних процессов. При этом послед­нее означает не подмену исследования психики исследованием поведения, а лишь демистификацию природы психики. Ведь иначе нам не остается ничего другого, как признать существование таинственной «психической способности», которая состоит в том, что под влиянием внешних толчков, падающих на рецепторы субъекта, в его мозге — в порядке параллельного физиологическим процессам явления — вспыхивает некий внутренний свет, озаряющий человеку мир, что происходит как бы излучение образов, которые затем локализуются, «объективируются» субъектом в окружаю­щем пространстве.

Само собой разумеется, что реальность, с которой имеет дело психолог, является несопоставимо более сложной и богатой, чем ее рисует приведен­ная грубая схема возникновения образа в результате практического контак­та с предметом. Однако как бы далеко ни отходила психологическая реаль­ность от этой грубой схемы, какими бы глубокими ни были метаморфозы деятельности, она при всех условиях остается осуществляющей жизнь те­лесного субъекта, которая по самому существу своему является процессом чувственно-практическим.

Усложнение деятельности и, соответственно, усложнение ее психиче­ской регуляции ставит чрезвычайно широкий круг научно-психологичес­ких проблем, из числа которых следует, прежде всего, выделить вопрос о формах человеческой деятельности, об их взаимосвязи.