О природе права: соотношение классового и общесоциального в нём

В нашем отечественном обществоведении на смену «единственно верным» решениям пришла сейчас мода на «взвешенные» решения. Претендуя на всесторонность, такие решения избавляют теорию от крайностей тем, что просто присоединяют одну крайность к другой, и все должны быть довольны. Так обычно поступает эклектика (греч. «эклектикос» - выбирающий), ни на йоту не продвигая действительное решение проблемы. К сожалению, всё ещё чувствуется налёт эклектики в освещении такой важной для понимания природы права проблемы как соотношение классового и общесоциального в нём.

В современных учебниках по теории государства и права (например, А.Б.Венгерова и М.Н.Марченко) уверенно утверждается, что в праве сочетаются групповые интересы с общесоциальными, классовые с общечеловеческими. Для М.Н.Марченко это естественно, как само собой разумеющееся, ибо право создаётся не одним каким-то классом, нацией или группой. Оно является, утверждает М.Н.Марченко, порождением и результатом естественного развития всего общества.

Более основательна аргументация А.Б.Венгерова: классовые начала были присущи праву, но не они определяют сущность права. И происхождение этого социального института, и его качества как регулятивной, первоначально организационно-трудовой системы, его встроенность в само существование человеческой цивилизации, обеспечение стабильности, устойчивости, упорядоченности общества, смягчение агрессивности, нахождение и закрепление компромиссов вместо взаимоуничтожения, определение справедливости, гуманности - вот главные общесоциальные начала права. На этой основе формируется и понимание социальной ценности права (см. А.Б.Венгеров. Теория государства и права. Изд.3. М.2000., с.319)

Для М.Н.Марченко главное в природе права – его классовый характер, поэтому марксистская концепция государства и права по существу адекватно отражает действительность, считает он, и в её ключе рассматривает исторические типы государств и правовых систем (см. М.Н.Марченко. Теория государства и права. 2-ое изд. Изд-во МГУ, 2004. гл.VI). К сожалению, им нигде не показывается общесоциальное в содержании права, и поэтому соответствующий тезис остаётся декларацией.

Но и у А.Б.Венгерова вследствие того, что природа общесоциальных начал права не выяснена, есть досадные сбои. Появление «прогрессивных», социально ориентированных законов он объясняет тем, что «борьба народных масс временами тормозила процесс правообразования, направленный на усиление эксплуатации» (там же, с.62). Такая борьба находила отражение в древнейших юридических актах (законы Хаммурапи, реформы Солона, законы XII таблиц). А.Б.Венгеров отвергает понимание раннего права как системы регулирования, одной из функций которой было установление правды и справедливости, социального мира, - это, по его мнению, идеализация и преувеличение, так как кроме общесоциальных функций у права была роль регулятора общественных отношений с позиций интересов господствующего класса. В итоге получился явный диссонанс с заявленной социальной сутью права, классовая природа права решительно доминирует, все социальные моменты в нём суть побочные результаты классовой борьбы.

В чём же дело? Почему соединение классового и общесоциального в составе права оказывается столь непростым, «неподдающимся»?

Мы видели (см. п.1 этой главы), что устройство общества противоречиво, представляет собой динамичное единство общественных связей и общественных отношений. Деятельная жизнь общества есть, соответственно, сочетание борьбы и сотрудничества людей, их противостояния и единения.

Право призвано упорядочивать и строение, и жизнь общества, то есть разрешать его противоречия. Каким образом это возможно? Право во все времена стихийно или сознательно пользовалось методом гераклитовского Логоса – стремилось соединить противоположности в одно целое. Соединение противоположностей может быть достигнуто двояким способом. Во-первых, преобразованием противоположностей в соотносительные дополняющие друг друга противоположности и, во-вторых, созданием промежуточных, опосредствующих звеньев между противоположностями.

И в том, и в другом случаях возникают формы движения противоречия, в которых оно разрешается и вновь воспроизводится, вызывая развитие, совершенствование общества. Когда же возможности образования таких форм исчерпаны или произвольно отброшены, противоречие с огромной разрушительной силой прорывается наружу как жестокая борьба противоположностей и губит всё на своём пути. История давняя и совсем близкая, вчерашняя, множество раз демонстрировала нам, россиянам, и то, и другое.

Итак, в общем, теоретическом и принципиальном плане проблема соотношения классового и общесоциального выглядит так: классовое и общесоциальное, конечно, противоположности, но они в составе права должны соединяться постоянно, ибо всякий раз, когда этого не происходит, последствия для общества бывают разрушительными и даже губительными. Соединение общесоциального и классового может осуществляться двояко: либо путём их взаимопроникновения друг в друга, либо с помощью опосредствующих промежуточных звеньев.

А теперь необходимо проверить, было ли это, и, если было, то как оно выглядело в реальной истории античного права.

Все объективные историки, не подгоняющие факты истории под какую-то доктрину, в один голос отмечают яркую противоречивость греческого и римского – рабовладельческого! – права (см., например, А.Валлон. История рабства в античном мире. Смоленск. «Русич»., 2005.; Н.П.Боголепов. Учебник истории римского права. М., 2004).

Особо показательно в этом отношении было афинское право, которое оценивалось современниками как самое демократическое. В нём был совершенно ясно определённым классовый статус раба: раб есть собственность своего господина, подобная вещи, «говорящее орудие», по словам Аристотеля, он отстранён от всех человеческих, личностных и гражданских прав, правоспособным лицом не является. И вместе с тем, эта строгость статуса могла быть значительно смягчена на практике, в жизни: рабам в порядке поощрения разрешались брачные союзы, разрешалось иметь некоторые доходы и сбережения, которые, правда, оставались собственностью хозяина; рабы имели на Олимпе своих богов, Гермеса и Сатурна, веселились на своих праздниках; на подмостках театра в комедиях персонажам-рабам позволялось говорить сущую правду, критиковать порядки, господ – часто изображалась их бытовая зависимость от рабов – управляющих, распорядителей досуга и увеселений, и т.д., и т.п.

Откуда всё это? Во-первых, это было следствием хорошей и умной политики, смягчавшей тяготы рабства. Жестокости Спарты по отношению к илотам дорого обошлись, тогда как в истории Афин восстаний рабов не было. Во-вторых, это вызывалось необходимостью сотрудничества с рабами: Афины гордились своим флотом, победы которого зависели от искусства рабов-гребцов, и им полагались льготы; рабы выполняли функции полицейских в ночное время; среди учителей и воспитателей было немало рабов и т.д., и т.п. Наконец, в-третьих, - и это было особенно важно, - сформировавшаяся и заявившая о себе духовность как осознание человеческого достоинства людей позволила культурной элите общества увидеть и в рабе человека, пусть не свободного, но всё же человека. Чрезвычайно поучительными были размышления и колебания Аристотеля: он даже признал, что рабом человек может быть по естеству своему и дружба с ним невозможна, но его осеняет мысль, что всё гораздо сложнее, поскольку раб является человеком. В самом деле, рассуждает он, установлено, что отношения справедливости существуют между человеком и всяким, кто подчиняется одному с ним закону и участвует в одних и тех же общественных договорах. Отношение к рабам должно быть справедливым!

В афинском праве был «Закон об оскорблении» - его Демосфен называл величайшим проявлением человеколюбия. Закон запрещал убивать раба по произволу хозяина, осуждал позорное отношение к рабу, покушения на скромность раба со стороны свободного; даже в случае убийства хозяина, к смерти присудить раба может только магистрат, а не родные убитого; раб имеет право требовать продажи себя и перейти с дозволения суда к другому хозяину, более мягкому и справедливому. Раб не мог участвовать в судебном заседании, его обычно представлял хозяин, но когда речь шла о свободе, закон давал рабу защитника, который и вёл его дело.

И самое интересное и показательное: раба могли вызвать в суд в качестве свидетеля и его допрашивали только под пыткой. Пытка раба была общепризнанным (кстати, и Аристотелем тоже) средством открытия истины. То же самое было и в Риме. Там, где свободный человек отделывался денежным штрафом, раба присуждали к палочным ударам. А в Риме и смертную казнь приводили в исполнение по-разному: меч – для свободного человека, топор – для раба, сбрасывание со скалы – для свободного, для раба – виселицы и крест. Закон уже тем самым, что он делал раба ответственным за его поступки, признавал его за человека. В том же духе и штрафы, которые налагала «Русская правда» за убийство княжеского дружинника (80 гривен), купца (40 гривен) и холопа (5 гривен) – взаимопроникновение общесоциального (человеческого) и сословно-классового здесь очевидно.

Но противоположности классового и общесоциального могут быть соотносительными, взаимно дополнять друг друга. Классическим примерами такого решения проблемы являются реформы Солона (638-559 гг. до н.э.) в Афинах и Сервия Туллия (578-533 гг. до н.э.), шестого римского царя. Солон отменил частные и государственные долги за землю, выкупил афинян, проданных в рабство за долги, и запретил долговую личную кабалу. Разделив население на четыре филы по имущественному признаку, он первым трём отдал все государственные должности, но зато в народном собрании и судах большинство было на стороне четвёртого фила (фетов). Был учреждён также Совет четырёхсот (по 100 членов от каждой филы), который потеснил аристократический Ареопаг. Солон заложил прочную государственно-правовую основу афинской демократии.

Сервий Туллий разделил по имущественному цензу (земля и скот) римский народ (в него вошли и плебеи) на 5 классов. Первый класс, самый состоятельный, получил большинство в народном собрании – и это оправдывалось тем, что именно на этот класс падали главные тяготы войны: мужчины этого класса, лучше всех вооружённые, занимали в построении для битвы, в фаланге первый ряд, на который приходился главный удар неприятеля. Представители пятого, беднейшего класса, использовались для первых стычек в начале битвы, а также на военно-строительных работах. Экономические и политические преимущества правящего класса, следовательно, были оправданными и справедливыми.

Таким образом, разнообразное, но всегда обязательное соединение общесоциального и сословно-классового есть залог успешного выполнения правом своей миссии регулировать общественные связи и юридически оформлять общественные отношения, находить целесообразные формы соединения связей и отношений между людьми, обеспечивая разрешение противоречий общественной жизни во имя согласия и благополучия людей. Очень способствовало бы этому уразумение того, что народу с классовым, сословным, групповым и т.п. в жизни общества реально существует общесоциальное, общечеловеческое и просто человеческое. Без этого мы не пробьёмся к реальной жизни обыкновенного реального человека. Впрочем, есть теоретики права и государства, которых именно это нисколько не интересует. Их типичное рассуждение звучит так: «Общепризнан тот факт, что в социальном плане право никогда не бывает абстрактным. Оно всегда выражает и закрепляет прежде всего волю и интересы стоящих у власти социальных классов, слоёв, групп, прослоек. Нет права «вообще». Оно всегда конкретно и реально» (М.Н.Марченко, его учебник, с.78). Можно согласиться, что здесь даётся конкретная и реальная картина того права, которое существовало в СССР и в значительной степени продолжает существовать, сменив властные группы и слои, в РФ. Но является ли такое право единственно возможным и с точки зрения истории права, и с точки зрения современного состояния права? Неужели кроме чехарды на постаменте власти и жгучих вопросов «кто кого?» и «кому выгодно?» в праве ничего не было, нет и быть не может?

Рассмотренные нами материалы о природе права дают основание утверждать, что классовой ориентацией содержание права не исчерпывается, что в природе права всегда присутствовало диалектическое соотношение классового и общесоциального и каждый исторический тип права существовал до тех пор, пока присущее ему соединение классового и общесоциального способно было сохранять общество, находить формы движения для его противоречий.

Правовая конструкция общества становится наиболее устойчивой и наилучшим образом выполняет своё предназначение, когда у неё сохраняется вместе с классовой и общесоциальной опорами ещё одна, третья опора – духовность народа, которая в сфере права реализуется как естественное право.