Появление и основные черты философии средневековья
До сих пор чувствуется налет пренебрежения в оценках средневековья, его культуры и философии. А начало ему было положено еще в ХVIII веке французскими атеистами, антирелигиозное наследие которых высоко ценил В.И. Ленин. В наши дни эта традиция сказывается уже при определении хронологических рамок средневековья. Начинается оно в VI веке н.э. – спору нет. А вот когда кончается – вопрос. Отнести к нему Эпоху Возрождения (ХIV – ХVI в.в.) или сблизить ее со следующим историческим этапом, Новым временем? – мнения расходятся. Явно чувствуется недоумение многих авторов: блестящая эпоха Возрождения триумфально завершила религиозное средневековье?! Но что поделаешь, именно так оно и было в реальной истории, - следовательно, надо объективно разобраться в чем дело. Мы разделяем позицию В.В. Соколова, автора капитального труда по философии средневековья (см. В.В. Соколов. Средневековая философия. М. Высшая школа. 1979), в котором он заявил, что рассматривает эпоху Возрождения как поздний феодализм, позднее средневековье. Христианская философия начала складываться далеко не сразу, а лишь с IV века н.э. Началось плодотворное соединение христианства с философией в творчестве Аврелия Августина (354-430 г.г.н.э.), «учителя Запада», и восточных отцов церкви Василия Великого (330-379 г.г. н.э.), Григория Нисского (330-394 г.г.н.э.) и Григория Богослова (330-390 г.г.). А до этого два века длился период апологетики, когда гонимое христианство вынуждено было защищать себя и среди его смертельных врагов числилась и античная философия. Стоит ли удивляться тому, что самый яркий апологет христианства К. Тертуллиан (III в. н.э.) с порога гневно отвергал философию, считая, что в Священном писании даны ответы на все вопросы познания, и поэтому философия просто не нужна и вредна как вздорная помеха на пути веры. На возражения, что в Писании много непонятного, противоречивого и абсурдного для здравого смысла Тертуллиан отвечал своим знаменитым принципом «Верую, потому что абсурдно, и верно, потому что невозможно». Но шло время, христианство благодаря своим замечательным духовным качествам овладевает умами и думами все большего числа людей, к нему склоняется элита общества, воспитанная в античной культуре, оно становится, наконец, государственной религией – и отношение христианства к античной философии решительно изменяется. Этому в значительной степени способствует появившееся в III веке н.э. новое направление в античной философии – неоплатонизм. Основатель его Плотин (205-270 г.г.) модернизировал учение Платона, учитывая критику его Аристотелем. Замысел был убедительно сблизить, связать «мир идей» и «мир вещей», и вот что получилось. В основе всего существующего лежит сверхприродное, духовное и безличное начало, которое Плотин назвал Единым. Это Единое излучает из себя все прочие виды бытия с необходимостью естественного процесса. Излучения Единого суть эманации его и последовательность этих эманаций такова, что получается своеобразное развитие вспять – от более общего и совершенного к менее общему и совершенному. Ступенями деградации Единого является мировой ум и мировая душа, которая подобна миру идей Платона, ибо содержит формы всех единичных, чувственных, телесных предметов. И, наконец, самая низшая ступень деградации Единого – это материя («тьма»). Человеческая душа бессмертна и чтобы избавиться от бесконечных перевоплощений, она должна совершить «путь наверх» к мировой душе, мировому уму и Единому. Сначала это путь познания, но на самый верх душа может вскарабкаться, если порвет все телесные узы и сверхестественно, интуитивно, инстинктом и верою охватит все сферы бытия и прорвется к Единому. Неоплатонизм в течение десяти веков оказывал сильное влияние на богословскую мысль и всю культуру средневековья. Отцы церкви имели в нем исходный философский материал, который можно было совершенствовать, приспосабливать к христианской религии. Аврелий Августин дал христианское толкование Единому – это Бог, сверхестественная личность, который сотворил мир и человека и подчинил их своему провидению – ничто в мире без ведома Бога не происходит, поэтому зло не есть что-то существующее само по себе, а есть недостаток добра. В мире, творении Божьем, существуют только разные степени добра. Отсюда возникла концепция христианского оптимизма, суть которой Вольтер выразил в устах своего героя Кандида словами: «Что ни делается, все к лучшему в этом лучшем из миров». Очень интересно интерпретирует Августин парадокс времени (прошлого уже нет, будущего еще нет, настоящее мгновенно проходит – где же оно, время?). Мысль Августина противоположна примитивному и очень популярному решению проблем: «Жизнь – это миг между прошлым и будущим…», - поется в песне, первым исполнителем, которым был Олег Даль – умница и прекрасный актер был против, ничего против воли режиссера поделать не мог. Но и с мнением, будто Августин сводит прошлое и будущее к настоящему, его мысль не имеет ничего общего. Да, время состоит из мгновений, размышлял Августин, но если каждое из них есть то, что лежит между прошлым и будущим, то такие мгновения без прошлого и без будущего пусты, лишены смысла. Бывает ли такое в жизни? Конечно, бывает, и автор популярной песни внушает нам, что и в целом жизнь – пустой миг, дорожить-то нечем. Но есть и другое, достойное человека восприятие времени: миг настоящего соединяет прошлое и будущее, ибо в нем присутствует «настоящее прошедшего», «настоящее будущего» и настоящее как таковое. Соответственно в душе нашей есть три формы восприятия – память (воспоминание), взгляд (воззрение) и упование (надежда). Следовательно, восприятие времени зависит от человека: если он помнит прошлое, видит реальное настоящее и надеется на будущее, то для него время содержательно наполнено смыслом, а человек верующий и духовный может в мгновениях настоящего услышать зов вечного. Так вот по разному проводят люди время своей жизни. И еще одну идею Августина крайне необходимо отметить, она поможет нам понять то, что будет происходить с философией в дальнейшем, - о двух Градах. Всегда было два рода человеческого общения, два града, по Писанию: один из людей, желающих жить по плоти, другой – из желающих жить также по духу. Созданы грады двумя родами любви: Град земной – любовью к себе, доведенной до презрения к Богу, а Небесный – любовью к себе, доведенной до презрения к себе. Первый ищет славы от людей, а для второго величайшая слава – Бог, свидетель совести. Над тем господствует похоть господствования, а в этом по любви служат взаимно друг другу и предстоятель и подчиненные. Управляют те, которые заботятся. Повинуются же те, о которых заботятся. Это предписывает естественный порядок, так создал человека Бог. Небесный град пока находится в земном странствовании, призывает граждан из всех народов и набирает странствующее общество во всех языках, сохраняя все, что у разных народов различно, но направляется к одной и той же цели земного мира. По мнению Августина, таковы два процесса, из которых образуется общественная жизнь, история. И он убежден в конечной победе града Божьего. Восточные отцы церкви Василий Великий, Григории Богослов и Григорий Нисский великолепно знали и высоко ценили античную философию: Василий и Григорий Богослов учились в платоновской Академии, а Григорий Нисский многое узнал от своего старшего брата Василия Великого. Они прославились исследованиями по проблеме троичности христианского Бога: как это возможно, что Бог один и един и в то же время он существует как Бог-отец, Бог-Сын, Бог-Дух Святой, то есть в трех ипостасях. Святая Троица нераздельна и неслиянна, - утверждали отцы. Используя разработанные в античной философии категории «сущность», «общее» и «особенное» они легко преодолевали логические трудности, проблемы. Сущность, как общее, может быть одна и та же при разных особенных видах, проявлениях ее. Общая сущность «человек» одинаково присущи каждому человеку. Божественная единая сущность представлена в трех ипостасях. Таким вот образом – в виде объяснений, истолкования и обоснования догматов вероучения – формируется и развивается средневековая философия. Очевидным своеобразием был ее религиозный характер, ибо она предназначалась обслуживать нужды богословия, быть служанкой богословия. Религиозная вера ставилась превыше любого знания, ибо, в конечном счете, Бог открывается только вере. Другим выражением своеобразия философии средневековья был ее схоластический характер (от лат. schole – школа). Всем нам хорошо известны особенности учебного процесса в школе: ученику преподносятся готовые истины, которые он должен понять и запомнить. Средневековая философия должна была освоить готовые истины Священного Писания: выстраивая логичные цепи умозаключений, она должна была найти объяснение явлениям жизни в священных текстах. Не исследовать явление жизни должен философ, а суметь перебросить логический мостик от этого явления к Писанию. Такая манера рассуждений могла приводить и приводила к схоластике – к оторванным от жизни чисто словесным построениям, в которых реальная проблема не решается, а тонет, теряется. И на том основании, что среди философов средневековья было немало охотников топить проблемы жизни в словах (их до сих пор нисколько не меньше в политике, науке, в жизни) делался вывод, что и в целом средневековая философия как схоластическая была бесплодной. Это было, в сущности, равносильно, как если бы на том основании, что в школе есть двоечники, объявить школу вообще несостоятельной, бесплодной. Неверность такого обобщения очевидна, но тем не менее в отношении средневековой философии оно делалось и делается до сих пор. Нельзя отождествлять схоластику и схоластический, школьный характер философии средневековья – это очень разные явления. И как мы благодарны родной школе так же и философия обязана своему школьному периоду развития в средние века. Ведь учителем ее была Библия – самая читаемая книга на свете до сих пор.
|