КАРЛ МАРКС (1818-1883)

К. Маркс открыто объявил себя учеником Гегеля как великого мыслителя–диалектика и вместе с тем признавал большое влияние Л. Фейербаха на формирование его философской концепции.

Видный немецкий философ Людвиг Фейербах (1804-1872) первым восстал против засилья гегелевского абсолютного идеализма, увидев в нем переряженную в философские одежды религию. Он также выступил с критикой христианской религии, которая, по его мнению, проповедует иллюзорное счастье на небе взамен действительному счастью на земле. От гегелевской абсолютизации мышления и логики Фейербах звал к живому чувственному созерцанию мира, а оно утверждает человека, считал он, на позициях материализма. Исторической заслугой Фейербаха в советской историографии философии считалось, что он восстановил материализм в его правах. Аргументы в пользу материализма он находил в природных основах жизни человека, поэтому его материализм называют антропологическим. Что же касается общества, то Фейербах считал принцип материализма здесь неприемлемым, имея в виду печальный опыт вульгарного материализма (середина XIX века, немецкие врачи и естествоиспытатели Л. Бюхнер, К. Фогт и Я. Молешотт), высшим откровением которого были утверждения, что мысль – это физиологический продукт деятельности мозга («мозг вырабатывает мысль как печень вырабатывает желчь») и что «человек есть то, что он есть». Отвергнув все это, Фейербах считал определяющим фактором общественной жизни и истории человечества религию. История до сих пор не дала людям счастья и благополучия потому, что религии, которым следовали люди, были ложными. Фейербах предлагал человечеству «истинную религию»: девиз христианства «Бог есть любовь» надо обернуть – «Любовь есть бог», а в любви человек человеку бог (вернее было сказать - кумир). Вот так просто жизнь преобразиться, только возлюбите друг друга, люди. И поскольку Фейербах вместе с христианством отбросил религиозную духовность и духовную любовь, из его затеи получалось или нечто сумбурное, или откровенно мерзкое. В морали он вместо кантовского требования быть достойным человеческого счастья, провозгласил основой морали непосредственное стремление каждого человека к счастью, как оно ему лично представляется. Надо только помнить о естественных последствиях своих поступков (о тяжелом похмелье, об опасности заразиться чем-нибудь и т.п.) и не мешать такому же стремлению к счастью других людей – вот и вся нравственная премудрость человеческой жизни по Фейербаху. И если к этому добавить, что Фейербах не понял и не принял гегелевскую диалектику, то общий уровень его философии очевиден: даже ее сторонники признавали, что Фейербах ярок, но не глубок. Именно яркость его деклараций производила в то время потрясающее впечатление. Среди тех, кого пробудила и вдохновила проповедь Фейербаха, был и Маркс.

Карл Маркс – единственный профессиональный философ среди тех, кого называли «классиками марксизма – ленинизма» (Маркс – Энгельс – Ленин – Сталин), причем философ высочайшего класса. К тому же признанный выдающийся ученый – экономист, тоже единственный среди них. Сын адвоката, он учился на юридическом факультете сначала Боннского (1835-1836 г.г.), а затем Берлинского (1836-1841 г.г.) университетов. Его особенно интересовало уголовное и гражданское право, но увлекали больше всего философия и история. Он задумал было разработать философскую концепцию права, написал труд в триста страниц, но тем, что получалось, остался не доволен и переключился на тщательное изучение античной философии. В 1839-1841 г.г. он работал над диссертацией на тему «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура», за которую ему была присвоена ученая степень доктора философии. Перед ним открывалась перспектива занять профессорскую кафедру, он готовил курс по логике, но жизнь распорядилась его судьбой по другому.

В 1841 году в стране происходит резкий поворот к реакции: взошел на престол новый король Фридрих-Вильгельм IV, сменился министр просвещения, был издан закон о цензуре, ужесточены идеологические требования к преподаванию, теперь пресекаются даже намеки на атеистические воззрения. Дерзким вызовом всему этому стал появившийся в печати анонимный памфлет, в котором доказывалось, что Гегель, по прежнему считавшийся официальным философом прусского государства, на самом деле был…атеистом. Скандал разразился необыкновенный, и нетрудно было догадаться, что автором памфлета был кто-то из членов «Докторского клуба» - объединения молодых гегельянцев, которые превыше всего ставили диалектические идеи Гегеля. Одним из ярких лидеров клуба вместе с Б. Бауэром (автором памфлета) был К. Маркс, который написал разгромную статью против закона о цензуре. Словом, профессорская кафедра стал для него недоступной, и начинается его активная общественно-политическая (публицистическая, издательская и организаторская) деятельность. Однако он сумел, вопреки всем тяготам жизни постоянного политического эмигранта, блистательно реализовать себя и как философ, и как ученый. Гегельянцем он был своеобразным: его не устраивала абстрактная, вне мира стоящая абсолютная идея, и был он сторонником реальных идей, выражающих логику реальных вещей и дел. Проповедь Фейербаха он воспринял поэтому совершенно естественно и становится материалистом, сохраняя при этом – в отличие от Фейербаха – верность диалектике. Основные философские сочинения Маркса появились в 40-х г.г. XIX века: «К критике гегелевской философии права» (1843), «Экономическо-философские рукописи» (1844), «Святое семейство» (1845, совместно с Ф. Энгельсом), «Тезисы о Фейербахе» (1845), рукопись «Немецкая идеология» (1845-1846, совместно с Ф. Энгельсом), «Нищета философии» (1847).

Философские идеи присутствуют во всех сколько-нибудь значительных работах Маркса и особенно, конечно, в «Капитале», что делает его философское наследие необычайно разносторонним и содержательным. Перед тем как в рамках нашего курса обратиться к нему, считаю необходимым обратить внимание читателей на обстоятельство, которое до сих пор или замалчивалось, или принижалось. В 1882 году Маркс узнал, как излагаются и трактуются его идеи во Франции. Среди французских марксистов были очень близкие ему люди Ш. Лонге и П. Лафарг, его зятья. Возмущению Маркса не было предела: всё не так, как следовало бы. И он сказал с досадой: «Что касается меня, то я во всяком случае не марксист» (см. «Воспоминания о Марксе и Энгельсе». М. 1956.с.369; Ф. Меринг. Карл Маркс. История его жизни. М.1957.с.551).

В нынешних учебниках по философии имя Маркса или вообще не упоминается (бывает, к сожалению, и такое) или скрыто за рубрикой «философия марксизма». Но позволительно спросить; какого марксизма? Русского (ленинского)? Китайского (маоистского)? Югославского? и т.д. – много их было и сейчас ещё есть. Крайне прискорбно, о философии Карла Маркса как таковой речи вообще не идёт. Правда она и в самом деле ещё слабо выявлена и изучена – мешают до сих пор шаблоны «марксизма-ленинизма» и прочих марксизмов.

Вслед за Марксом не считая себя «марксистом» любого толка, автор хотел бы показать, насколько содержательны, интересны и чрезвычайно актуальны оригинальные философские идеи К.Маркса.

Исторической заслугой Маркса было обоснование им материалистической диалектики – метода по своей основе противоположного идеалистической диалектике Гегеля. «Мой диалектический метод по своей основе, - писал Маркс, - не только отличен от гегелевского, но является его прямой, противоположностью. Для Гегеля процесс мышления, который он превращает даже под именем идеи в самостоятельный субъект, есть демиург (творец, создатель – В.Г.) действительного, которое составляет лишь его внешнее проявление. У меня же, наоборот, идеальное есть не что иное как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней». (К. Маркс, Ф. Энгельс. Собрание сочинений. 2-ое изд.т.23.с.21).

Эта противоположность методов Гегеля и Маркса в советское время толковалась очень просто: по Гегелю развивается только идея, духовное, а по Марксу – развивается и природа, материальный мир. Но мы помним, что, согласно по Гегелю, «всё, что нас окружает, может рассматриваться как пример диалектики», поэтому такой упрощённый вариант не проходит. Суть же дела в том, как понимается сама диалектика. Для Гегеля она есть движущая сила развёртывания мысли, души всякого истинно научного познания, истинная природа вещей, поскольку они действительны (т.е. разумны, необходимы). Маркс соглашался и высоко ценил гегелевское понимание диалектики познающей мысли, но считал неправомерным перенос особенностей этой диалектики на весь объективный мир. Следует различать диалектику познания и диалектику мира в целом, т.е. гносеологический и онтологический аспекты диалектики. И там, и там действуют, конечно, одни и те же законы диалектики, но действуют они по-особенному в процессе познания и в объективной действительности. Гегель исследовал только гносеологический аспект диалектики и абсолютизировал его, - отсюда и брали своё начало все странности его диалектики. Маркс не согласился с гегелевским переносом особенностей диалектики познающей мысли на весь объективный мир – в этом заключалась, по его мнению, суть мистификации, которой Гегель подверг диалектику. Для Маркса же исходным является диалектика объективного мира, а диалектика познающей мысли (идеальное) есть то же объективное (материальное), пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней.

Центральной в диалектики является идея противоречия как источника движения и развития. Сущность всегда противоречива, - совершенно верно утверждал Гегель («Мистификация, которую претерпела диалектика в руках Гегеля, - отмечал Маркс, - отнюдь не помешала тому, что именно Гегель первым дал всеобъемлющее и сознательное изображение её всеобщих форм движения» - см. там же). Неизбежно противоречивой становится и действительно познающая мысль (противоречия есть, по Гегелю, критерий истины). Противоречие есть взаимоотношение противоположностей, их единство (их необходимая взаимосвязь, делающая их данными, именно такими противоположностями) и их взаимоотрицание («борьба»). В противоречии противоположности взаимно уничтожают друг друга и одновременно – друг без друга существовать не могут.

Как разрешаются противоречия познающей мысли, когда у каждой точки зрения есть своя фактическая основа и доводы? Нам это хорошо известно из истории философской мысли: такие противоречия ведут к синтезу противоположных точек зрения и выходу на новый уровень познания проблемы. Подобные синтезы в истории философии и науки видел и осознавал Гегель. Самый простой пример такого синтеза в современной нам науке известен всем: вспомним её вывод о корпускулярно-волновой природе света. Таким образом, история и современность свидетельствуют о том, что противоречия познающей мысли разрешаются синтезом противоположностей, т.е. таким их единством, в котором они соединяются в единой новой концентрации и противоречие между ними исчезает. Всё это прекрасно видел и понимал Гегель, когда он провозгласил, что единство противоположностей есть суть диалектики. Маркс вносит существенное уточнение: это суть диалектики познания, познающей мысли. В объективной реальности, в жизни, противоречия разрешаются, в конечном счете, только через борьбу противоположностей. Перед нами два существенно разных понимания того, как действует главный закон диалектики, и очевидно, что концепция Маркса объемнее, содержательнее гегелевской, которую она включает в себя как материалистически истолкованный момент.

У нас есть возможность увидеть все это на юридическом материале, обратившись к «Критике гегелевской философии права» Маркса (1843 г.) Маркс решительно не согласился с тем, что государство есть действительность нравственной идеи, а семья и гражданское общество действительны только благодаря государству. Напротив, утверждал он, семья и гражданское общество суть необходимые условия и предпосылки государства. Но откуда Гегель берет свой вывод вопреки очевидным фактам? – Из своей философии, которая в сущности есть «логический, пантеистический мистицизм», создающий лишь видимость действительного познания.

Мистикой (от греч. «таинственный») в философии принято называть непосредственное общение со сверхестественным божественным, Абсолютом. Мистицизм – это учение, объясняющее такое общение и указывающее пути к нему. Пантеистический (буквально – «все обожествляющий») – в учении Гегеля таким началом была Абсолютная идея, философски интерпретированный Бог. Не исследовал реальную действительность Гегель, а конструировал ее облик по образцу Идеи, раскрывающей содержание идеи системы категорий.

Маркс направил свою диалектику по другому пути – по пути объективного исследования того, что есть в реальной действительности, не прибавляя к ней и не упуская в ней ничего. Он показал, что государство вовсе не разрешает все противоречия между ним и гражданским обществом с помощью сословий как опосредствующих звеньев. Сословия лишь маскируют, скрывают до поры до времени противоречия, не более того. А между тем в обществе постепенно созревают действительные крайности, рвущиеся к решительной борьбе. Представительный строй будет шагом вперед, ибо он не скрывает, а обнаруживает противоречия общественной жизни. Нетрудно понять, что здесь – исходный пункт движения мысли Маркса к выводу о том, что право (он имел в виду буржуазное право) есть лишь возведенная в закон воля господствующего класса («Манифест – коммунистической партии», 1848 г.). Но и тогда, в начале пути, Маркс ясно видит методологический источник рассуждений Гегеля: «Главная ошибка Гегеля заключается в том, что он противоречие явления понимает как единство в сущности, в идее» (Соч. т.1, с.324.). Методологические уроки, которые извлекал Маркс из полемики с Гегелем, очень поучительны и сейчас: «… Подлинно философская критика современного государственного строя не только вскрывает его противоречия как реально существующие, но и объясняет их; она постигает их генезис, их необходимость. Она их постигает в их специфическом значении» (там же. с325).

Маркс никогда не зацикливался на сугубо классовом содержании права. Для него очевидно, что у права есть и общесоциальные, человеческие, естественные начала. Если Гегель отвергал естественно-правовую теорию, то Маркс считал, что человеческие естественные начала права ясно обнаруживаются в демократии, так же отвергнутой Гегелем. «Демократия, - писал Маркс, - есть разрешенная загадка всех форм государственного строя. Здесь государственный строй приводится к своему действительному основанию, к действительному человеку и действительному народу и утверждается как из собственное дело» (там же. т1. с.252). И далее самое интересное и важное: «В демократии не человек существует для закона, а закон существует для человека; законом является здесь человеческое бытие, между тем как в других формах государственного строя человек есть определяемое законом бытие. Таков основной отличительный признак демократии» (там же). Что это как не формулировка категорического императива И. Канта применительно к области права?! И не следует забывать, в «Манифесте коммунистической партии Маркс писал, что «…первым шагом в рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс, завоевание демократии (там же. т.4. с.446). Своих демократических убеждений Маркс не менял: воля пролетариата как господствующего класса при всех антибуржуазных мерах должна утверждать демократию с ее человеческой сутью.

О том, какой социально-классовый резонанс может иметь диалектика, Маркс писал: «В своей мистифицированной форме диалектика стала немецкой модой, так как казалась, будто она прославляет существующее положение вещей. В своем рациональном виде диалектика внушает буржуазии и ее доктринерам-идеологам лишь злобу и ужас, так как в позитивное понимание существующего она включает в то же время понимание его отрицания, его необходимой гибели, …она ни перед чем не преклоняется и по самому своему критична и революционна» (там же. т.23, с.22) В ХХ веке эта история будет иметь парадоксальное продолжение: появится сталинский канон диалектики, в котором будут отсутствовать закон отрицания отрицания и принцип единства противоположностей, а неогегельянская версия диалектики будет приспосабливать ее к идеологическим потребностям фашизма. На «основании» этого нынешние философские недоумки объявляют диалектику вредоносной схоластикой – для них философской культуры нет и быть не может. Диалектика с ее тысячелетней историей была, продолжает быть и будет важным компонентом подлинной философской культуры.

Еще одним крупным достижением К. Маркса в философии было материалистическое понимание истории. На вопрос, чем определяется развитие общества, самым распространенным был ответ, получивший ясную формулировку у Вольтера: «Идеи, мнения правят миром» - таким было кредо идеалистического понимания истории. В XVIII веке появляются теории о зависимости общественной жизни от факторов географической среды (Ш. Монтескье, Г. Бокль), от роста народонаселения (Т. Мальтус), от религии (Л. Фейрбах) и т.п., что в конце XIX-начале ХХ в.в. обобщенно именовалось «теорией факторов» (Г.В. Плеханов).

О том, как Маркс пришел к своей идее, рассказал он сам в Предисловии к своей работе «К критике политической экономии» (1859). Настоятельно рекомендую тем, кто хочет знать правду о философии Маркса, обязательно прочитать эти замечательные страницы (см. Соч. т.13. с.5-8). Я же процитирую из них и прокомментирую только самое важное для понимания концепции Маркса.

«Мои исследования, - писал Маркс, - привели меня к тому результату, что правовые отношения, так же точно как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни их так называемого общего развития человеческого духа, что, наоборот, они коренятся в материальных жизненных отношениях, совокупность которых Гегель, по примеру английских и французских писателей XVIII века, называет «гражданским обществом», и что анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии» (там же. с.6). Обратите внимание, Маркс говорит об обществе, в котором возникают и существуют правовые отношения и государство, то есть о классовом обществе. О доклассовом обществе у Маркса ни слова. Пойдем далее: Маркс выясняет, что анатомию, то есть скелет, на котором держится гражданское общество, составляют производственные отношения, в которые люди необходимо вступают для общественного материального производства своей жизни. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. И, наконец, у Маркса следует главный вывод: «способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание» (там же. с.7) – в этом выводе заключена суть материалистического понимания общественной жизни.

Затем Маркс показывает, каким образом развивается способ производства, возникают противоречия между производительными силами и производственными отношениями, которые разрешаются социальной революцией, и с изменением экономической основы более или менее быстро проходит переворот и во всей громадной надстройке. При этом Маркс формулирует два принципиально важных условия перехода от одной общественной формации к другой. Первое: ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых он дает достаточно простора. Второе: новые более высокие производственные отношения никогда не появятся раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества (см. там же).

Оба эти условия были прочно проигнорированы ленинской теорией социалистической революции о слабом, самом противоречивом, звене мировой капиталистической системы. Расчет на мировую социалистическую революцию не оправдался, попытка принести революцию в Европу через Польшу на штыках провалилась. Георгий Валентинович Плеханов (1856-1918), большой знаток и глубокий ценитель философского наследия Маркса, отказался признать в Октябрьском перевороте социалистическую революцию. Когда Ленин приехал к умирающему Плеханову проститься, Георгий Валентинович не подал ему руки, сказав, что Ленин действовал вопреки марксизму, что он – диктатор и Россия будет залита кровью гражданской войны, страдания народа будут неисчислимы, но социализма из этой затеи не получится. Горький прогноз Плеханова оказался пророческим.

Концепцию материалистического понимания истории венчает вывод: «В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации. Буржуазные производственные отношения являются последней антагонистической формой общественного процесса производства… Поэтому буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества» (там же. с.7-8). Невозможно не заметить, что Маркс не оставляет ни малейшего сомнения в том, что речь у него идет о классовом антагонистическом обществе, которое он выделяет в истории как экономическую общественную формацию, потому что она существует и развивается на основе способов производства – сначала рабовладельческого («азиатского» и «античного»), затем феодального и, наконец, буржуазного, завершающего экономическую общественную формацию и предысторию человеческого общества. Можно и нужно вполне определенно утверждать, что материалистическая концепция общественного развития исходящая из определяющей роли материального производства, распространялась Марксом не на всю историю, а на классово-антагонистический период ее, который был назван им экономической общественной формацией. Ей предшествовало первобытное, родо-племенное общество, где материальное производство еще только складывалось при очень постепенном переходе от присваивающей экономики к производящей. Этот период Маркс называл первичной общественной формацией, и она характеризуется отношениями личной зависимости между людьми, в первую очередь кровно-родственными связями. Формирование материального производства, производящей экономики, вызвало переход к новому периоду истории – к отношениям вещной зависимости, к экономической общественной формации с разделением общества на противоположные классы. Ф. Энгельс отмечал, что все классовые противоположности в истории связаны в конечном счете с низким уровнем развития производства. «Пока совокупный общественный труд, - писал Ф. Энгельс, - дает продукцию, едва превышающую самые необходимые средства существования всех, пока, следовательно, труд отнимает все или почти все время огромного большинства членов общества, до тех пор это общество неизбежно делится на классы…образуется класс, освобожденный от непосредственно производительного труда и ведающий такими общими делами общества, как управление трудом, государственные дела, правосудие, науки, искусство и т.д. Следовательно, в основе деления на классы лежит закон разделения труда» (там же. т.20. с.293).

Производительность труда была столь низка, что присваивать прибавочный продукт можно было, сначала сводя необходимый для существования работника продукт до рабского минимума. Затем с развитием производительных сил возникают феодальные и капиталистическая формы эксплуатации. Историческим призванием капитализма Маркс считал безграничное развитие производительных сил, при этом он предвидел превращение науки в непосредственную производительную силу, автоматизацию производства и т.п. Капитализм тем самым создает материальные условия для преодоления классовой противоположности и перехода к бесклассовому обществу. В этом обществе, по Марксу, утвердятся отношения свободной индивидуальности. Общество, наконец-то, станет по-настоящему человечным, а человек – действительно общественным существом. Начнется действительная история человечества.

Ф. Энгельс так представлял будущее общество: «Прекращается борьба за отдельное существование. Тем самым человек теперь – в известном смысле окончательно – выделяется из царства животных и из звериных условий существования переходит в условия действительно человеческие… Люди начнут вполне самостоятельно сами творить свою историю… Это есть скачок человечества из царства необходимости в царство свободы» (там же. т.20. с. 294-295). Словом, в будущем обществе мудрые идеи станут править миром.

Вместо этой многокрасочной и реалистической картины истории наше обществоведение пробавлялось иной версией материалистического понимания истории, инициатором которой был Владимир Ильич Ленин (1870-1924), юрист по образованию, организатор партии большевиков и первый глава Советского правительства, выдающийся политик и публицист, живо интересовался проблемами философии, серьезно изучал философию, особенно гегелевскую. Основные философские сочинения его: «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» (1894), «Материализм и эмпириокритицизм» (1908), рукопись конспектов «Философские тетради» (1914-1916 г.г.), «О значении воинствующего материализма» (1922). Основные философские идеи Ленина мы рассмотрим в разделе о современной философии, здесь же заметим, что именно с подачи Ленина появилось упрощенное истолкование марксовой концепции исторического процесса. В своей работе 1894 года в Ленин следующим образом перевел знаменитое положение Маркса: «Рассматриваемые в общих чертах азиатские, античные, феодальные и новейшие, буржуазные производственные порядки могут быть рассматриваемы как прогрессивные эпохи в истории экономических формаций общества» (В.И. Ленин. ПСС. т1. с.136).

Сравним: у Маркса «прогрессивные эпохи экономической общественной формации», а у Ленина «прогрессивные эпохи в истории экономических формаций общества». Вместо одной в истории «экономической общественной формации», как считал Маркс, у Ленина нечто совсем другое – «историю экономических формаций общества», не одной, а нескольких, сменяющих друг друга. Слов нет, у Ленина получалось более простая единообразная картина истории: было несколько производственных порядков» (способов производства), им соответствуют «экономические формации общества» (это звучит неуклюже, а благозвучно – «общественно-экономические формации»). Вот так в результате несложной терминологической обработки появилась простая, ясная и понятная концепция истории, знаменитая «пятичленка»: основной закон истории – закон об определяющей доли способа производства, пять способов производства и, соответственно, пять общественно-экономических формаций. Непонятно только, почему эта концепция связывалась с марксизмом. И сути дела нисколько не меняет то обстоятельство, что в 1914 году Ленин в статье «Карл Маркс», написанной для энциклопедического словаря Граната, дал полный перевод текста. Надо помнить советскую идеологическую традицию, согласно которой Ленин «творчески развивал учение Маркса». Да, конечно, развивал, порой до неузнаваемости. Многое в современной истории подтверждает правоту К. Маркса, в том числе и неудача ленинско-сталинской политики строительства социализма и коммунизма, коренные ошибки которой не сумел понять и преодолеть ни Н.С. Хрущев, ни М.С. Горбачев. И та же история обнаружила, по крайней мере одну, но очень существенную ошибку Маркса. Он был убежден, что путь к социализму лежит только через классовую борьбу и революцию, так как буржуазия из-за своей алчности никогда не пойдет на классовое сотрудничество и социальное партнерство. Так оно и было до великой депрессии начала 30-х годов ХХ века, когда стало очевидно, что над капиталистической системой нависает смертельная опасность и история пойдет согласно прогнозу Маркса, если капитализм не будет реформирован. Новый курс Ф. Рузвельта в США до II мировой войны, подобные реформы в других ведущих капиталистических странах после войны обновили капиталистическую систему, сделали ее более динамичной, способной воспринять достижения научно-технической революции и находить удобные формы движения для социально-классовых противоречий. Словом, перестройка капитализма прошла значительно раньше попытки перестроить социализм и была успешной. Сдается, буржуазные идеологи, борясь против Маркса, лучше учатся у него нежели иные марксисты. Недаром в сознании западного общества Маркс неизменно остается в числе наиболее авторитетных и влиятельных исторических личностей.

Философские идеи К. Маркса, конечно, имели идеологический подтекст, но не были идеологически зашоренными, ибо превосходно выражали ценности философской культуры. В развитии философии, расколотой в силу идеологических причин не противоположные направления, мы замечаем интереснейшую тенденцию, не случайную, вне всякого сомнения. Чем крупнее философ, чем более масштабна и глубока его мысль, тем явственнее обнаруживается в его творчестве исконная целостность и духовная суть философского знания приверженность ценностям философской культуры. Мы видели это в творчестве И. Канта, то же самое видим у К. Маркса: в его концепции истории «материалистический» и «идеалистический» подходы непротиворечиво и без всякой эклектики соединяются и находят своё достойное место в объяснении исторического процесса. Ф. Энгельс отмечал, что в философии Нового времени системы идеалистов всё более и более наполнялись материалистическим содержанием, а в гегелевской системе дело дошло, наконец, до того, что она, и по методу и по содержанию, представляет собой лишь идеалистически на голову поставленный материализм (см. там же).

В.И.Ленин в «Философских тетрадях» конспектируя «Лекции по истории философии» Гегеля, констатирует, что абсолютный идеализм Гегеля подошёл вплотную к материализму, частью даже превратился в него, и делает вывод: «Умный идеализм ближе к умному материализму, чем глупый материализм» (ПСС. т.29.С.248). Умный, пояснял Ленин, значит – диалектический, а глупый – метафизический, грубый. Кстати, Гегель субъективный идеализм называл «дурным» идеализмом. И ещё одно замечание Ленина в связи с учением Гегеля о понятии: «Мысль о превращении идеального в реальное глубока, очень важна для истории. Но и в личной жизни человека видно, что тут много правды. Против вульгарного материализма» (там же. С104).

Сущностное единство философского знания выражается в ценностях философской культуры – такой вывод мы вправе сделать из обзора важнейших событий истории восточной и западной философии. На всех этапах философия, действительно, имела духовно-нравственное предназначение, которое не исчезало даже при её подчинении её идеологическим целям. Если философия сохраняла своё философское достоинство («Философия должна быть философской», - требовал Н.А.Бердяев, один из интереснейших русских философов); то она во все времена служила наравне с религией, важнейшей формой существования духовности. Она была осмысленным пониманием, проповедницей и защитницей духовности; толерантное отношение её к религии нередко приводило к плодотворному сотрудничеству, тогда как взаимные проклятия и борьба между ними всегда были пагубными для обоих, лишь множили бездуховность. Эти выводы укрепляют наши надежды, ведь пришло время собирать камни. И особенное значение имеет для нас опыт отечественной, русской философии.