Студопедия — ПРОСЬБА ТРОЯНЦА.
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

ПРОСЬБА ТРОЯНЦА.






 

 

И БЫЛО МНЕ И СЛАДОСТНО И ГОРЬКО…

Софокл (Антигона)

 

НЕЛЬЗЯ ПРЕОДОЛЕТЬ НЕОБХОДИМОСТЬ.

Эсхил (Прикованный Прометей)

 

… одни говорят, что эту историю рассказал злоязыкий Мом[1], другие, что эта басня родилась в глубине переплетенных улиц Трои, а третьи утверждают, что эту легенду придумал слепой певец в дни своего плохого настроения…

… случилось так, что средних лет троянец, Гармонов сын Ферекл, покинул свой дом, стоявший в пяти стадиях от корабельных верфей, не торопясь спустился к морю и, присев на бухты корабельных канатов, лежащих недалеко от только что построенной им триремы, неожиданно для себя самого, задремал. В грезах показалось ему, что к кораблю подошла высокая женщина в ярко-голубом с золотой искрой пеплосе и приложила ладонь к просмоленному борту. Корабль издал приятный звук. Ферекл, которого охватила истома, пытался окликнуть ее, но с губ слетел лишь легкий вздох. Она обернулась, посмотрела на него лучистыми голубыми глазами и глубоким сильным голосом сказала:

– Вот как строят на Земле... Вот как ты строишь…

Она почти растворилась в лучах солнца. На ее голове размытым контуром блеснул шлем. Но это длилось мгновение, потом голубые глаза вспыхнули, ее не стало, и Ферекл очнулся, почти не дыша, с сильно бьющимся сердцем. Заходящее солнце нежно грело внезапно озябшего зодчего, свежий ветер с моря ласково поцеловал его в загорелый лоб. Ферекл, превозмогая головокружение, добрел до дома и, поклявшись больше не спать на заходе солнца, сделал возлияние на домашнем алтаре вечным богам Олимпа…

 

 

***

 

… но с той поры поселились в груди Ферекла волнующее беспокойство и ожидание чего-то страшного и удивительного одновременно. Время шло. Ферекл, как всегда редко, посещал стадион, театр, дворец и строил, строил, строил, строил. Но тревога и тоска точили его сердце, он похудел, стал плохо спать, работа не доставляла ему удовольствия; задумчивым ходил Ферекл по запутанным улицам Трои, но теперь город был мал для него и он не находил себе места. Измучившись, он обратился к богам, но боги дружно промолчали. Ферекл пошел, в который раз! в святилище Аполлона. Суровый жрец в белом сухо сказал ему:

– Ты назойлив. Бог еще не раздражен, но я уже сержусь…

Ферекл, понурившись, побрел прочь. Тоска не давала сидеть ему дома – он шел по городу, но тревога так сжимала сердце, что не было сил идти. Так, то, останавливаясь, то идя, он вышел за ворота города и, где-то в стадиях в пяти от Трои, в изнеможении сел прямо в густую горячую пыль. Было тяжело, он тихо плакал, а боги мира и войны занимались своими делами, равнодушные к отчаянным слезам одинокого человека…

… некоторые из тех, кому известна эта история, утверждают, что Ферекл получил оракул от древнего и позабытого фригийского божества, другие, которые так же знают эту легенду, говорят, благочестиво понижая голос, что все-таки Аполлон снял завесу с глаз кормчего, а слепой певец, тренькая на лире, заявил, что Аполлон если и слышит, то только симпатичных девиц…

… примерно в стадии от себя, в небольшой рощице, Ферекл наткнулся на старый, просто устроенный алтарь, украшенный свежими ветками и разноцветными ленточками. На небольшой стеле была грубо высечена женщина с непомерно большой грудью и когтистыми лапами вместо рук. Лицо у нее было равнодушное. Ферекл поговорил со жрицей, которая жила тут же, в маленьком домике, отдал ей свой плащ, а на алтарь пожертвовал новые, недавно купленные, сандалии. Жрица долго молилась, а потом, не без сочувствия глядя на Ферекла, сказала:

– Я не знаю, чем ты прогневил Ананке[2], но тебя ждет смерть от рук Паллады[3], – она вздохнула, благославляя его, – неизбежное нельзя остановить, но можно смягчить... Иди к Зевсу Апотропею[4], он ее отец, он может ей приказать…

На обратном пути в город, Ферекл сбивчиво молился Афине Палладе:

– Чем я тебя прогневил? Я ли тебе не молился? Прости, если обидел, я дам в твой дом талант железа…

Был июль, месяц гекатомб и большого религиозного праздника ­– 23 июля все города, где были храмы Зевса, отмечали его день рождения. Троя жила предвкушением торжества: яблоки, дубовые ветки, козьи и волчьи шкуры, козьи рога шли нарасхват, жрецы освящали центральные улицы города, на городские стены крепили гирлянды из дубовых ветвей, люди часами смотрели в небо, желая увидеть орла, жертвенным быкам накладывали на рога последний слой позолоты... Город весело шумел, торговал и постился. Солнце спокойно перевалило через полдень и неуклонно катилось на закат. Босой Ферекл протолкался через давку в воротах и торопливо зашагал к храму Зевса Отвратителя. Он не пошел к самому святилищу, а, хорошо зная устройство внутренних дворов храма, которые отстраивались после очередного пожара при его непосредственном участии, принялся искать верховного жреца именно там. Он нашел его в загоне для жертвенного быка, которого жрец осматривал в последний раз перед праздником. Белого бычка вывели во двор, жрец сосредоточился на золотых рогах…. «Боже!» – взмолился про себя Ферекл, – «орел небесный! могучий, громовержец! Пусть твой слуга услышит меня… помоги мне!» Внезапно бык выставил рога вперед и взмукнул дурным голосом. Посреди двора стоял большой волк с обрывком веревки на шее…

…все рассказчики этой истории хором утверждают, что это был промысел бога, слепой же певец сообщил, разумеется по секрету, что бродячие дрессировщики в Трое не были редкостью, и волки среди ученых животных встречались…

…волк оскалил зубы, вместе с глухим рычанием из его пасти вылились вязкие нити слюны; поджав хвост, странно вихляясь, он бросился к быку. Быка, роющего копытами землю, тащили в стойло, верховный жрец выставил вперед посох, звеня доспехами, спешила храмовая стража… Ферекл прыгнул сверху, сжал волчье горло, волк завыл, вывернулся и уже почти вцепился зодчему в затылок, но подоспевшие стражники мгновенно истыкали животное копьями. Ферекл, отплевываясь от земли и песка, на четвереньках подполз к жрецу, и, ухватившись за край длинного хитона, невнятно произнес:

– Спать… в святилище… пожалуйста… сегодня…

Жрец дрожащими руками поднял зодчего и, неловко отряхивая, повел его прочь, приговаривая:

– Знамение! Промысел громовержца! Любая награда за спасение жертвы…

Поздно вечером Ферекл, умытый, в простом белом хитонеске, был оставлен в святилище один на один со статуей божества. Он сел на жесткую скамью и вздохнул. Случалось, небожители приходили в свои храмы и делались видимыми для тех, кто ночевал в святилище. Ферекл надеялся, что перед праздником Зевс заглянет в свой земной дом хотя бы на мгновение. Зодчий прилег. Все тело как-то непонятно ныло, во рту было сухо, что-то волнующе переливалось в груди. Он на мгновение прикрыл глаза. Внезапно чья-то рука взяла его на плечо, несколько раз тряхнула и насмешливый голос сказал:

– Просыпайся человек, сколько можно спать? Не добудишься…

Ферекл вздрогнул и проснулся. Он заснул! Теперь бог точно отвернется от него.…Над ним наклонился молодой человек с аккуратно подстриженной бородкой, приятной наружности. Но прохиндейское выражение лица портило первое впечатление. Молодой человек уселся на постамент статуи и, закинув ногу на ногу, принялся рассуждать:

– Так всегда! Мчусь, лечу, горю рвением выполнить приказ, прибываю на место и что? Нахожу неподвижное тело, которое сладко сопит в две дырочки… Если ты проснулся, то полетели,– он по-свойски похлопал бронзового Зевса по ноге,– папа ждет…

Фереклу казалось, что он спит. Святотатственное поведение незнакомца было вопиющим. Неожиданно для себя самого он схватил стоявший недалеко треножник и запустил им в голову наглецу. Треножник перевернулся в воздухе и вернулся на место.

– Блестяще, – прокомментировал незнакомец, – очень живо для такой сонной мухи как ты…

С нескрываемым удовольствием он сунул Фереклу, который и дышать-то не мог, под нос свои ноги. На сандалиях, около щиколоток, трепетали две пары крылышек. Потом нацепил на голову крылатый шлем и подмигнул зодчему. Крылышки игриво распушились. Ферекл молча свалился под скамью. Гермес выждал минуту-другую, потом заглянул под скамью и, помахивая перед зодчим палкой, которую обвивали две живые змеи, сказал:

– Послушай, смертный… Мне приятно, что ты так тонко проявляешь свои чувства, особенно в земном доме моего батюшки. Кстати, он заждался. Вылезай, и полетели.

Змеи дружелюбно шипели и дразнились длинными языками. Гермес ловким привычным движением выдернул Ферекла за ноги из-под скамьи, положил себе на плечи и зашагал прочь из святилища. На ходу он говорил:

– В каком-то из городов, ну, не помню где, поставили мою статую. Я там мускулистый, очень широкоплечий, бородатый и несу барашка на плечах, так же как тебя… Ну, мне они польстили, я в кости тонок и не такие мышцы у меня, но ты на того барана похож как две капли воды…

Они уже были во дворе. Под гроздьями крупных звезд пели цикады. Гермес осторожно прислонил зодчего к колонне, коснулся лба кадуцеем и торжественно сказал:

– Не бойся, смертный. Я посланник богов, Гермес. Зевс Олимпиец оценил твой подвиг и услышал твои молитвы. Он хочет видеть тебя на Олимпе, и я спешу выполнить его приказ. Очнись от страха, смертный! Тебе придется дышать божественным воздухом, готовься к этому с трепетом, но без трусости. И всегда помни – ты сам напросился на божественное вмешательство…

Через несколько мгновений Ферекл, прижатый к груди Гермеса, со свистом рассекал воздух над загадочно шумящим Геллеспонтом[5]. Темным пятном промелькнул Лемнос[6], глухо заволновалось Эгейское море. Над Фессалией[7] крылатый бог взял курс на Олимп. Вместилище богов неумолимо приближалось. Внезапно, из ближайшей рощицы, в воздух поднялся прелестный крылатый мальчик и направился к ним. В лунном свете ребенок казался серебряным. Гермес, явно нервничая, повис в воздухе.

– Останься на месте, Эрот! – крикнул он, поднимая кадуцей, – это гость Зевса, он неприкосновенен! Ищи себе другую жертву!

Мальчик, не обратив на слова Гермеса внимания, подлетел совсем близко и прицелился из лука в Ферекла.

Посланец богов с гневом закричал:

– Как тебе не стыдно! Много воли взял! Опусти лук!

– Ничего не знаю, – ответил мальчуган, – Все смертные подчиняются мне, и у этого нет права увиливать. Правда, у меня остались только черные стрелы[8], но они летают даже лучше белых.

С этими словами он выстрелил. Гермес свечкой взмыл вверх, проскочил через ближайшую тучу и со скоростью мысли помчался к Олимпу. Но Эрот летел со скоростью чувства и очень скоро нагнал их. При этом он не переставал стрелять. Гермес делал горки, вращался, дважды сделал петлю, но маленький бог был не менее чем Гермес, опытным ловцом душ и его стрелы пролетали все ближе и ближе. Неожиданно, закручиваясь по спирали, Гермес стремительно полетел вниз. Этого Ферекл не вынес и завопил во все горло. Крик могучей волной прокатился в небе и развеял мелкие облачка. Троянец не сразу понял, что вместе с ним во все божественное горло кричит посланник богов. Над лесистым подножием Олимпа Гермес выровнялся и полетел так, что верхушки деревьев брызнули в разные стороны. Однако, шустрый Эрот не отставал, держа в руках заряженный лук, но почему-то не стреляя.

– Последняя стрела! – задыхаясь, крикну Гермес, – если не увернемся, прострелит обоих, и мы с тобой соединимся в несчастной любви!

Перед ними выросла скала. Эрот ускорился и, тщательно прицелившись, выстрелил. Гермес лег на правый бок и резко ушел в сторону. Стрела свистнула и расколола каменную поверхность на несколько кусков. Эрот, хныча, полетел прочь. Посланник богов плавно обогнул расколотую скалу и, возносясь к вершине, сказал:

– Вот она, сила безответной любви – камень разбивает! Но нас это уже не волнует, у нас впереди Олимп…

… знающие люди расходятся во мнениях, когда доходят до этого места, так как неясно: запел ли Ферекл пеан[9] или молился молча? Слепой певец так же не имел своего мнения по толкованию этого темного стиха, но высказал мысль, если троянец продолжал кричать или же, наоборот, надолго замолчал то, надо думать, он здорово испугался…

…– Итак, – Гермес свалил Ферекла на землю, – нам надо передохнуть.

Они стояли в небольшой ложбинке, рядом с быстрым и достаточно глубоким ручьем, который тек выше расколотой стрелой Эрота скалы и несколько ниже вершины Олимпа. Гермес столкнул в воду Ферекла и прыгнул туда сам. С удовольствием барахтаясь в прохладной и кристально чистой воде, бог-хитрец сказал:

– Так как я – возвестительный Гермес, то возвещаю: мы моемся перед подъемом к вместилищу бессмертных. Последние наставления: перед каждым из нас на четвереньки падать не надо – это хорошо на Земле, но на Олимпе – дурной тон… Во-вторых, обходись малым количеством слов, но, пожалуйста, не до полной немоты… И последнее: нижнюю челюсть держи крепче – у нас такие нимфы! А на богинь не смотри – зубы потеряешь сразу…

Они выскочили из ручья; вода прохладными капельками скатывалась по коже. Гермес, встряхиваясь по-собачьи, коснулся кадуцеем глаз троянца. Мир вокруг Ферекла изменился: каждый камень, каждый лист, каждая капелька налились каким-то внутренним светом, все стало рельефным, выпуклым и цветным.

– Да, мир выглядит иначе, чем ты привык видеть, – сказал проницательный бог, одевая крылатый шлем, – правда, сущность вещей от этого не меняется – и ты, и я видим Олимп по-разному, но он остается Олимпом.

Ферекл внезапно протянул руки и потрепал крылышки на шлеме Гермеса.

– Это что такое? – искренне удивился посланник богов.

– Я их пушу, – обезоруживающе просто ответил зодчий.

– О, дерево заговорило, – Гермес сладко улыбнулся, – только не вздумай что-нибудь распушить Посейдону или Артемиде… Все, летим!

Троянец последний раз посмотрел на чистые струи ручья и его сердце вдруг замолчало. Знакомое чувство ожидания и страха стеснило ему горло и грудь, он сжался и поник… «Зевс-небожитель, отец, защитник, помоги…» Сердце екнуло – они с Гермесом стремительно набрали высоту и взяли направление на вершину Олимпа.

Мгновение? Два мгновения? Внизу промелькнули распахнутые ворота божественного города, раскрашенные искристыми красками дворцы, сочная зелень олимпийских садов, прозрачные родники и фонтаны. Они стремительно снижались, подлетая к прохладному портику, который вел в чудесный, украшенный слоновой костью и золотом, дворец Зевса. Пока Гермес весело петлял среди колонн, Ферекл задыхался от обилия незнакомых чарующих запахов. Они были уже во дворце, но бог-проходимец продолжал лететь и, только выскочив в изящную колоннаду, опоясывающую верхние этажи дворца, он остановился и поставил Ферекла на мозаичный пол.

– Путь завершен, – с подозрительным дружелюбием Гермес положил руку на плечо зодчему, – я покажу твою комнату, тебя помоют, немного покормят, но это уже без меня. Не горюй – вечером мы увидимся. Пока поброди здесь, попытайся осмотреться...

Однако Гермесу не удалось уйти, из ближайшей двери в колоннаду вышло несколько богов, которые незамедлительно направились к троянцу.

– А-а, Гермес! Ну-ка, покажи, кого ты к нам принес? – огромный бог с царской диадемой в синих волосах небрежно приветствовал посланника богов и принялся бесцеремонно рассматривать Ферекла, – кто-нибудь знает, что это за птица?

– Тут и знать нечего, – ответил Гермес, – это гость Зевса. Остальное секрет.

– Ничего секретного, – высокая голубоглазая богиня в шлеме пожала плечами, – это корабел и зодчий из Трои, Ферекл Гармонид…

– Ах, Афина, – у Гермеса заблестели глаза, – откуда ты его знаешь? Он, случайно, не твой любимец?

Синебородый бог громко засмеялся. Афина, досадливо покраснев, оперлась на руку некрасивого, с опаленным лицом, бога и холодно ответила:

– Ты умеешь подсказывать, Гермес. Я подумаю над этой возможностью и непременно сообщу тебе о результатах своих размышлений.

– Этот человек прославился в своем ремесле, раз ты его знаешь, – опаленный бог смотрел на троянца внимательно, но без пренебрежения, – но, тогда, почему мне о нем ничего не известно?

– Нет, Гефест, тебе известно, – Афина выпрямилась, – он совсем недавно построил отличную трирему… Ты помнишь, один корабел молился нам и обещал талант[10] золота на двоих? Вот, он и есть…

– Да, это я помню, – Гефест улыбнулся, – что ж, давайте, отпустим человека, не будем его мучать. Да и у Гермеса много дел, я правильно понимаю?

– Правильно, правильно, – синебородый зевнул, – а то человек стоит столбом, в полной немоте… Скучно! Кстати, смертный, а куда ты смотришь?

– На Афину, – едва дыша, сказал Ферекл, – она красивая.

– Губа не дура, – синебородый натянуто рассмеялся, – смотри, глаза не потеряй ценитель красоты…

– Еще один, – Афина поморщилась, – завершим этот разговор, он мне неприятен. Ах, Посейдаон, идем отсюда… Гермес, перестань улыбаться, иначе человек потеряет глаза, а ты зубы…

Улыбка Гермеса поблекла.

– Я просто так, – сказал он, – уже и улыбнуться нельзя…

Гефест поспешил разрядить возникшее напряжение:

– Нет, боги, мы не будем ссориться. Пусть лучше Гермес расскажет, как он обставил Эрота с его луком, а мы послушаем эту историю из первых уст. А то из рассказа Селены ясно, что вы очень быстро летали и очень громко кричали, и больше ничего.

– Ушел от Эрота? Ну, это верх вранья, – Посейдон недоверчиво покачал головой.

– Ваше недоверие меня оскорбляет, – посланник богов с достоинством обиделся, – но я расскажу вам об этом, правда, если только Афина перестанет на меня сердиться.

Афина нахмурилась. Гермес умильно замурлыкал:

– Ах, ясноокая богиня, ну пожалуйста, перестань злюкаться, неужели тебе не интересно узнать подробности моего…

– Не интересно, – Афина с трудом хмурила брови, – я все знаю… от Ириды… забирай свой длинный язык и иди отсюда.

– Как, один?

– Нет, с дядей и братом.

– А наш гость?

– Ох, как ты мне надоел… Я займусь им, только исчезни!

Гермес удалился, идя спиной назад и посылая воздушные поцелуи. За ним ушли ухмыляющиеся Гефест с Посейдоном. Колоннаду заливало солнечным светом, в чистом, слегка прохладном, воздухе, дышалось легко и спокойно. Ферекл во все глаза смотрел на Афину, богиня же задумчиво разглядывала прозрачное небо. Волнение вместилось в грудь зодчего в таком количестве, что он онемел, оглох и обездвижел. Афина, как-то погрустнев, коснулась его руки:

– Идем, человек, тебе пора отдохнуть.

Она провела его в небольшую светлую комнату. Шустрые нимфы разожгли жаровню – не для тепла – для уюта, постелили мягкое ложе, накрыли легкий завтрак.

– Воду для мытья следовало подать до еды, – сурово выговорила богиня нимфам, – работницы.… Уйдите пока.

Нимфы мгновенно исчезли. Показав зодчему на стол, Афина опустилась в стоявшее недалеко от огня кресло.

– А Зевс не гневается? – внезапно осмелев, спросил Ферекл.

– Они все хорошенькие, – Афина, не отрываясь, смотрела на огонь, – ешь, пока тебя не моют.

Ферекл взял в руки изящный килик, наполненный ароматной жидкостью и, отпив без всякого аппетита глоток, сказал:

– Ты умная. Тебя любят.

«Это все. Она меня убьет». Но Афина не рассердилась. Бросив мимолетный взгляд в его сторону, она пожала плечами и ответно спросила:

– А тебя?

– Прости, ясноокая, я не понимаю.

– Такой сложный вопрос? Тебя любят? Сколько людей у тебя в подчинении?

– Все верфи. А еще…

– Этого достаточно. Эти люди…как они к тебе относятся?

– Ну, они подчиняются мне. Благодарят после окончания каждой работы…

– Всего-то? Эти люди делают полезную работу, имеют кусок хлеба и горсть монет, достаточную, что бы заплатить учителю в гимнасии[11] и повивальной бабке, их не выгнали на улицу умирать в нищете… Они это хорошо понимают? Или ты для них груб и непредсказуем? Ты для них раздражителен? Они всегда понимают то, что ты им говоришь?

– Я не знаю.

– Не любят, – сделала вывод Афина, – в конечном итоге любовь ближних становится определяющей. Если она есть, конечно…

Ферекл еще отпил ароматной влаги. В руках унялась дрожь, окружающий мир слегка отдалился и перестал быть необычным и пугающим. Сердце уже не бухало, а ровно стучало, волнение тихонечко угнездилось под ложечкой, перестав распирать грудь. И Ферекл спросил:

– А у тебя есть?

– Да, меня любят отец и один из моих братьев, – богиня жестом приказала ему молчать, – еще один глоток нектара и ты совсем обнаглеешь…

Она хлопнула в ладоши. Появились две нимфы с горячей водой и чистой одеждой.

– Займитесь нашим гостем, – Афина опять смотрела на огонь, – еду не убирайте, он ничего не ел. Отдыхай, смертный.

Богиня удалилась, оставив вместо себя облако чарующих ароматов…

… все, кто рассказывает эту правдивую, считают, что богиня мудрости кратко приветствовала зодчего и ушла, полная равнодушия к смертному. Слепой певец, в принципе не отрицая этой мысли, все же несколько удивился тому, что краткое приветствие было в виде беседы на несвойственные для Афины темы…

… вечером состоялся большой праздничный пир. Ферекл, тщательно отмытый и обмазанный с ног до головы благовониями, тихонько сидел в углу и во все глаза смотрел на тех, кому молился весь эллинский мир. Зевс представительно принимал поздравления и подарки, расточал милости и смеялся. Сердце нежно заныло, когда Ферекл увидел Афину, подарившую Зевсу красный хитон, который она выткала своими руками. Зевс ласково поблагодарил любимую дочь, вслед за ним ее поцеловала Гера. Царица богов, да и, вообще, богини, поразили троянца совершенством форм и потрясающими манерами. Эрот, все еще крылатый мальчик, периодически взглядывал на Ферекла и тут же капризно надувал щеки и тихонечко хныкал. Стоящая рядом жена[12] осторожно уговаривала его принять более подходящий для ситуации вид. Троянцу было так волнительно и страшно, что он постоянно прикладывался к кубку с нектаром. Нектар и яблоки, амброзия[13] и орехи, да чудесная музыка нежной лиры Аполлона разморили и убаюкали Ферекла. Он уже почти не боялся, ему нравилось разглядывать именитых гостей, вдыхать незнакомые ароматы. Кто-то высыпал ему на голову горсть ромашек, кто-то кинул на колени охапку белых лилий.… Перед глазами плавала легкая дымка, которая изредка рассеивалась, голоса звучали то далеко, то близко, он смеялся и подпевал общему хору.

– А почему Афина всегда стоит слева от Зевса? – очаровательная нимфа с симпатичными веснушками и двойной флейтой в руках обращалась к молодому обаятельному кентавру из благостных[14].

– Глупенькая, – кентавр изящно постукивал правым задним копытом, – она же держит щит в левой руке, ей было бы трудно прикрыть Зевса щитом, стой она справа.

– Ой, неужели на Зевса могут напасть?

Кентавр пожал плечами и обнял нимфу за талию.

– Пусть Афина и Аполлон задаются такими вопросами, – он кинул в рот виноградину, – а мы с тобой простые небожители.

– Интересно, Афина в кого-нибудь влюблялась? Афродита имеет над ней власть?

– Послушай, глупышка, ты разве забыла, что Афина пряха[15]? Тут Афродите делать нечего…

И, посадив нимфу к себе на спину, он удалился. Ферекл засмотрелся им вслед и не заметил, как к нему подошел Гермес.

– Привет, смертный! Как ты себя чувствуешь? – лукавый бог что-то быстро дожевывал, – ну-ка, быстренько бросай все на стол, и побежали, тебе пора предстать перед Зевсом.

Гермес взял Ферекла за руку и повел через весь большой зал, мимо богатых столов, разодетых гостей, благовонных курильниц…

По пути Гермес тихонько шептал:

– Настал твой час, смертный. Отец предложит тебе награду, и ты проси, не стесняйся. Будь смелым и вся жизнь твоя упадет тебе в руки…

Зевс, золотоволосый красавец, с румянцем на всю щеку, ласково улыбаясь, бросил троянцу на голову горсть пшеницы. Гера, мерцая карими глазами, опустила пальцы в чашу с молоком и брызнула им в лицо Фереклу. Зодчий низко поклонился. За его спиной перешептывался любопытный Олимп, сотни глаз с интересом разглядывали троянца. В воздухе висело ожидание. Зевс, излучая доброжелательность и милосердие, сказал:

– Сын мой, твой подвиг пришелся мне по сердцу. Я услышал твои молитвы, я прозрел твои муки… Ты достаточно перенес и достаточно совершил, что бы получить награду. Чего ты хочешь?

Ферекл встал на колени. В животе и груди было пусто, во рту пересохло. Волнуясь, троянец обратился к богу:

– Тучегонитель! Орел небесный! Будешь ли гневаться на меня за то, что я скажу?

– Говори без страха, сын мой.

– Отец небесный! Поклянись страшной клятвой, что выполнишь мою просьбу и будешь моим защитником и спасителем, да отведешь от меня гнев богов и свой гнев!

В зале пронесся ропот.

– Наглец, – Гера подняла дуги бровей, – ему мало, что он на Олимпе, он требует клятв!

– Нет, – сказал Зевс, – он ведет себя правильно. Люди достаточно страдают от нашего непостоянства. Я хочу, что бы закон утверждался повсюду. Водами Стикса[16] клянусь тебе, смертный, что исполню твою просьбу и буду твоим защитником, отведу от тебя гнев богов и свой гнев! Говори!

Ферекл встал и, глядя на Афину, сказал:

– Отдай мне в жены дочь свою, Афину Палладу.

Наступила тишина. Такую тишину Олимп знал тогда, когда боги еще не пришли на него. У Геры на лице было выражение, которое говорило: «я так и знала, что этим кончится!». У Афины покраснели уши. Гермес неуловимо спрятался за спины богов. Железные пальцы Гефеста раздавили бронзовый кубок. Афродита ревниво топнула ножкой. Над головой Зевса заклубились грозовые облака, вздох великого бога осел инеем на колоннах.

– О, глупый, дерзкий, наивный смертный, – Зевс был явно опечален, – знаешь ли ты, о чем просишь? Ох, человек, человек… как ты меня расстроил. Может быть, попросишь чего-нибудь другого?

– Владыка, – ответил Ферекл, – от тоски по ней я высох, от ее глаз я выгорел до горстки пепла. Я же смертный, я же умру раньше, чем она сменит старые одежды на новые. Не лишай меня этой радости.

– Радости умереть раньше срока? – Зевс усмехнулся, – ладно, я обещал. Дочь моя, скажи, что-нибудь…

– Отец, – Афина внимательно изучала мозаику пола, – позволь мне убедить человека отказаться от… этой затеи.

Зевс кивнул. Богиня глянула на троянца и, натянуто улыбнувшись, сказала:

– Ты плохо представляешь себе, что ты можешь получить взамен, если откажешься от этой глупости. Золото, земное царство, покровительство любого из нас, бессмертие, наконец… Подумай здраво, оцени ситуацию, вспомни – чего тебе не хватало дома? Постарайся быть разумным, не упускай такую возможность.

Ферекл с блаженно-испуганным видом смотрел на Афину. Богиня, раздражаясь, стукнула копьем по полу:

– В конце концов, твоей женой буду я, а не мой отец! Подумай, что будет, когда мы начнем ссориться! Уж я постараюсь поругаться с тобой сразу после свадьбы. Ты слышишь меня?

– Да, твой голос…

Афина топнула ногой и с силой метнула свое копье в огромный золотой пифос, из которого Ганимед черпал вино. Копье, оставляя за собой огненный след, задело колонну, превратив ее в груду осколков, и вонзилось в сосуд с вином. Пифос мгновенно расплавился, вино испарилось, Ганимед упал ничком, закрывая голову руками, а копье тут же вернулось Афине в руки.

– Тише, тише, дочь моя, – обеспокоился Зевс, – я обещал ему, что он будет жив…

– Жив? – загремела Афина, – Жив? Ты посмотри, он лежит без чувств у моих ног! И это мой будущий муж! Уберите от меня это тело!

– Аполлон, Гермес, – Зевс указал на лежащего внизу троянца, – займитесь моим зятем.

На последнем слове им овладел приступ смеха. Разъяренная Афина покинула зал…

… те немногие, кто знает эту историю, рассказывают, что богиня вышла из зала с достоинством, плавной величественной походкой, а слепой певец пропел, что она превратилась в сову и, противно скрежеща клювом, стремительно вылетела прочь…

… боги старшего поколения собрались на совет. У Афины не было матери, но кто-то должен был нести перед ней свадебный факел, именно этот вопрос и предстояло решить.

– Я в этой порнографии не участвую, – с порога заявила Гера, – если бы мой муж был более осмотрительным в обещаниях, то мы бы сейчас не ломали голову над этим абсурдом!

Супруга громовержца явно напрашивалась на скандал.

– Виноват, – сказал Зевс, – Больше не буду.

Неожиданная покладистость Зевса насторожила Геру, и она решила отложить выяснение отношений до лучших времен.

– Стереть негодяя в порошок, – бросил Посейдон, – уничтожить мерзавца! Отдайте его мне и я покажу ему, что значит выйти за границы дозволенного!

– Ну, это звучит довольно странно, – Гадес[17] неторопливо разделывал гранат, – после того, как мы притащили его на Олимп и сказали: проси чего хочешь.…Надо, извините, правильно ставить граничные условия.

– Но, согласись Гадес, у него же голова на плечах, а не горшок, – Деметра накручивала на палец свои золотые локоны, – разве он не понимал, что делает?

– Вот именно, не понимал, – черные глаза Гадеса блеснули, – к смертным надо относиться более снисходительно, Деметра. Этот человек – ребенок, Афина для него – медовый орешек, который он получил в руки, а вот сможет ли он его проглотить – это в его размышления не входит. И, потом, он под защитой Зевса, так что несильно размахивайте руками.

– Вот именно, – буркнул Зевс, – под защитой…Я был так опрометчив…Бедная моя дочь! Гермес, наверняка, уже сложил двусмысленные стишки.…А что говорит Афродита, мне даже думать не хочется. Давайте, девочки, быстро решим этот вопрос и перейдем к обрядам…

– Что касается меня, то я не затем просила вечную девственность, чтобы бегать по Олимпу с такими символами, – Гестия играла своей вуалью, – но огонь для свадебной церемонии вы получите… как же отказать племяннице в такой день.

Зевс поморщился: когда Гестия говорила, то никогда нельзя было понять, соболезнует она или издевается.

– Одна девственная богиня дает другой девственной богине огонь для свадебного факела, дожили, – Деметра покачала головой, – ладно, я выполню этот обряд. Зевс с Гадесом лишили меня этой возможности[18], так хоть перед Афиной пронесу…

… те немногие, кто решился довести рассказ до этого места, утверждают, что свадьба дочери Зевса была столь торжественной и пышной, что человеческий язык не в силах передать это величие. Слепой певец так же добавил, что под взглядом Афины пальцы Аполлона прилипали к струнам арфы, а божества любви делали вид, что их очень увлекает жаркое…

… – Оставьте меня с моим мужем наедине, – требовательно обратилась Афина к свадебной процессии.

Деметра оставила факел, и двери спальни плотно закрылись. Дочь Зевса опустилась в кресло и засмотрелась на мерцающее пламя светильника. Ферекл, с чувством полного опустошения, неловко переминался с ноги на ногу рядом с пышно сервированными золочеными столиками. Потоптавшись на месте, он налил в один из кубков нектар и поднес его богине. Афина приняла молча, лишь мгновенно глянув на человека. Однако, Ферекл ободрился и легко коснулся пальцами ее плеча.

– Да, – тихо сказала Афина, – да…все аккуратно, без гнева.…Идем со мной, смерт…мой муж. Идем под звезды.

Она распахнула дверь в стене, которую скрывала белая, затканная золотом ткань. Ферекл взял со столика блюдо с виноградом.

– О, нет, не так, – Афина невольно улыбнулась, – просто прикажи им. Все вещи, которые делает Гефест, подчиняются приказам.

– Ну-ка столики…следуйте за нами, – неуверенно приказал Ферекл, забыв поставить обратно блюдо, – нет, лучше впереди нас.

Столики тихонько выкатились прочь и послушно остановились на краю обрыва. Богиня и человек вышли следом. Они стояли на вершине Олимпа, над бездной, и крупные звезды заливали их своим светом. А на пиру Зевс улыбался и прислушивался одновременно. Чтобы скрыть свое напряжение, он обратился к небожителям:

– Дети мои, не надо сидеть с такими кислыми лицами, Афина все-таки замужем, а не на каторге в Тартаре…Дорогие мои, на свадьбе надо веселиться! Артемида, станцуй, Аполлон, Дионис, аккомпанируйте ей. И выпьем за то, чтобы все было хорошо!

А под звездами зодчий осторожно поцеловал богиню мудрости в щеку.

– Ах, смертный, что ты наделал,— Афина положила ему руку на плечо, – зачем ты так поспешил?

С этими словами она легко толкнула его с обрыва. Первое, чем ударился троянец, была голова. Мир лопнул и погас. Но Зевс услышал звук падения и удержал своей силой бесчувственное тело. Когда же Афина с траурным видом зашла в пиршественный зал и объявила, что муж ее трагически погиб, сорвавшись в пропасть, Зевс, едва заметно зевнув, сказал:

– К счастью, все обошлось благополучно, дочь моя. Где мой зять? Принесите его.

Принесенным Фереклом сразу же занялся Аполлон. Широко раскрытые глаза троянца ожили, но остались бессмысленными. Аполлон, задумчиво кривя красивые губы, утроил свои усилия.

– Вот, бедняга, – Зевс сочувственно покачал головой, – хотел бы я знать, кто его надоумил жениться?

– Это в тебе мужская солидарность говорит, – Гера глянула на окаменевшую Афину, – ты о смертном печешься…А о дочери своей ты подумал?

В это время Ферекл глубоко вздохнул и взгляд его черных глаз, устремленных на божественную чету, приобрел разумность.

– Гера, супруга, потише, – Зевс был сдержан, – смертный пришел в себя, не стоит говорить при нем таких вещей.

– А почему это? – мгновенно завелась Гера, – он теперь член нашей семьи, любимый муж любимой дочери…Так пусть знает, что делается на Олимпе!

Зевс, игнорируя выпад, обратился к Аполлону:

– Сын мой, ты поэт и знаток человеческих душ, поговори с человеком, пусть он даст Афине развод, или ему придется умирать довольно часто.

Аполлон вздохнул и сказал:

– Я, отец, знаток женских сердец, не мужских…Но я попробую. Мужик, – переключился он на троянца, – чем тебе жизнь плоха?

Зевс крякнул.

– Ничем, – с трудом ответил зодчий, – а где моя жена?

– Я здесь, – тихо сказала Афина, – лежи спокойно, тебе нельзя двигаться.

– Уже можно, – уверенно заявил Аполлон, стараясь не смотреть на Афину, – вполне здоров. Я плохо не работаю. Мне еще с ним поговорить?

Афина, задумчиво глядя на троянца, произнесла:

– Спасибо, Аполлон, ты был на высоте. Я сама поговорю с моим мужем. Помоги ему встать, пожалуйста…

Бог-поэт поставил Ферекла на ноги и подвел к Афине. Она взяла зодчего за руку и повела прочь из зала.

– Дочь моя! – окликнул ее Зевс, приятно улыбаясь, – ты, конечно, понимаешь, что мой зять дорог моему сердцу. Разумеется, он не поскользнется над обрывом и не подавится косточкой персика. Но если это случится, я не знаю, что я с тобой сделаю!

– Не надо со мной ничего делать, – глаза у Афины были ясными, – я просто поговорю с ним. Отец, я действительно просто поговорю!

… всякий, кто рассказывает эту легенду, сообщает, что троянец согласился на развод, так как Афина привела необычайно веские доводы, а слепой певец заявил, что он мог бы высказаться по этому поводу, но не хочет обижать богиню своими глупыми домыслами…

…– О, как я ждал этого! – Зевс кормил с ладони своего орла, – ты симпатичен мне, смертный. И, потом, ты был моим родственником… с этим я ничего не могу поделать.… Не спрашиваю, как Афина уговорила тебя, у моей дочери есть право на секреты. Но она стоит многого… и, пойдя ей на встречу, ты много потерял. Мы возместим тебе эти убытки!

При этих словах волосы Зевса встали дыбом[19], сверкнула молния и ударил гром. Заморосил теплый дождик. Гигантский зал осветился радугой и в этом сиянии один за другим подходили к Фереклу боги, и называли свои дары. Последней подошла Афина. Спокойная до надменности, она обратилась к троянцу:

– Тебе много подарили: и дар быстрой смерти, и предчувствие опасного часа, и плодородие любой твоей земли и всего, что на ней растет, покровительство в начинаниях и трудах, мир в доме и семейную плодовитость.… Но это ничего не стоит без детей.… За потерю семьи, за себя даю тебе жену. С первой же, которую увидишь, выйдя из храма, сыграешь свадьбу… и благословляю тебя!

– Да будет! – голосом Зевса был гром, – прощай, смертный!

Выпуклый, светящийся, яркий мир превратился в слепящее сияние. Ферекл зажмурился, его трясло. Он почувствовал на плечах теплые сильные руки и открыл глаза. Верховный жрец Зевса Отвратителя лично пытался привести зодчего в чувство. Заходящее солнце нежно заливало розовым светом ухоженный храмовый двор.

– Сын мой, – обрадовался жрец, – ты пришел в себя!

Ферекл дрожащими руками потер лицо. Мир был обычным, таким, каким знал он его с детства. Зодчий заплакал.

– Тебе плохо? – обеспокоился верховный слуга Зевса.

– Что со мной было? – спросил Ферекл.

Жрец вздохнул:

– Разве я знаю? Ты вошел в святилище в ночь на двадцать третье, а утром тебя там не было. Правда, там были обнаружены перья неизвестной птицы и большой треножник стоял не так, как обычно… Тебя долго не было, а потом ты неожиданно появился к вечеру этого дня. Ты был без чувств, в другой одежде и благоухал чудесными запахами. Мы вынесли тебя во двор, где ты и пришел в себя. Что с тобой?

Прикрыв глаза, зодчий опять увидел богов, вручающих дары. Зевс, в виде гигантского золотого орла, мерно выступающий синий конь с гривой до пола – Посейдон, Гадес, превратившийся в черного быка с огненными глазами, Аполлон, ставший искристым змеем, Артемида – медведица, мохнатая, с мощными лапами, Дионис, скачущий ловким барсом и Афина, шуршащая совиными крыльями… Все они переливались из образа в образ и принимали привычный эллину облик, когда назначали свою награду…

Ферекл заплакал еще горше и принялся сбивчиво рассказывать жрецу о том, что с ним было. А утром следующего дня, идя домой, он встретил синеглазую девушку в пестром пеплосе[20] и она согласилась стать его женой. Он жил, почти не зная бед, и занимал почетное место в Трое. Многие эллины хотели учиться у него и разносили славу о нем за пределы Эллады. А когда пришла война Ферекл храбро сражался за Родину, выполняя долг гражданина. Злые языки говорили, что Афина ради него так долго хранила Трою. Наверное, это не правда, но Троя пала, когда зодчий погиб. И пока ахейцы и троянцы резали друг друга на берегах Малой Азии, Гермес привел на острова блаженных новую тень…

… всякий, рассказывавший эту историю считает своим долгом добавить, что всегда следует уповать на милость богов, ибо они были столь милосердны, что не наказали такого дерзкого наглеца, как Ферекл. Слепой же певец раздраженно заявил, что все это, на самом деле, неправда, ибо Троя превращена в пыль, а богов попросту не существует…

… Но скажите мне, скажите все, кто слушал эту историю, почему же он плакал? Почему?

 

 

Симферополь, 1997г.


[1] Мом – бог злословия

[2] Ананке – неотвратимость

[3] Паллада – прозвище Афины.

4 Апотропей – отвратитель бед

5 Геллеспонт – пролив Дарданеллы

6 Лемнос – остров в Средиземном море

7 Фессалия – область Греции, где расположен Олимп

8 Черные стрелы Эрота – стрелы неразделенной любви, в отличие от белых – стрел взаимной

любви.

[9] Пеан – божественный гимн

[10] Талант – мера веса в Древней Греции равная 26кг, использовалась как денежная единица (в золоте)

11 Гимнасий – школа

12 Психея (душа) – супруга Эрота.

13 Амброзия, нектар – пища богов

14 Кентавры разделили участь всех титанических народов – большинство их выродилось в грубых пьяниц. Однако, часть из них, нейтральная к богам, осталась благостной и пользовалась всеми благами жизни

15 Все богини судьбы были пряхами, в том числе и Афина. Богиня любви и Эрот не имели над ними власти, т.к. пряхи создавали себе эти проблемы сами

16 Стикс – река в стране мертвых. Клятву водами Стикса не могли нарушить даже боги

17 Гадес, он же Аид – Бог подземного царства

18 Гадес с разрешения Зевса украл дочь Деметры Персефону, женился на ней, но Деметру на свадьбу не позвал. Деметра напоминала об этом братьям при каждом удобном случае

19 Таким образом Зевс подтверждал свои решения

20 Афину называли пестрой змеей

 

 







Дата добавления: 2015-10-19; просмотров: 308. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Расчетные и графические задания Равновесный объем - это объем, определяемый равенством спроса и предложения...

Мотивационная сфера личности, ее структура. Потребности и мотивы. Потребности и мотивы, их роль в организации деятельности...

Классификация ИС по признаку структурированности задач Так как основное назначение ИС – автоматизировать информационные процессы для решения определенных задач, то одна из основных классификаций – это классификация ИС по степени структурированности задач...

Внешняя политика России 1894- 1917 гг. Внешнюю политику Николая II и первый период его царствования определяли, по меньшей мере три важных фактора...

ФАКТОРЫ, ВЛИЯЮЩИЕ НА ИЗНОС ДЕТАЛЕЙ, И МЕТОДЫ СНИЖЕНИИ СКОРОСТИ ИЗНАШИВАНИЯ Кроме названных причин разрушений и износов, знание которых можно использовать в системе технического обслуживания и ремонта машин для повышения их долговечности, немаловажное значение имеют знания о причинах разрушения деталей в результате старения...

Различие эмпиризма и рационализма Родоначальником эмпиризма стал английский философ Ф. Бэкон. Основной тезис эмпиризма гласит: в разуме нет ничего такого...

Индекс гингивита (PMA) (Schour, Massler, 1948) Для оценки тяжести гингивита (а в последующем и ре­гистрации динамики процесса) используют папиллярно-маргинально-альвеолярный индекс (РМА)...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.01 сек.) русская версия | украинская версия