День Сиимаа. Сезон Тростника.
В углубление стола легла красная пружина. Путь был отрезан. Проклятие! Этого я не предусмотрел. Учитель, улыбаясь, смотрел на меня, что, впрочем, не делало его лицо менее суровым. – Что скажешь, Локи? – Прошу подсказки Наблюдателя. – Две минуты – напомнил Учитель. – Знаю, – отметил я про себя. Через две минуты пружина придет в действие и свернет в кольцо часть расставленных мной щитов. Тогда Путь к Центру Лабиринта будет закрыт и придется опять сворачивать окружными дорогами или менять Плоскость Игры, спускаясь ниже. – Эрарбика! – щелчок пальцев. Вызванный моим вниманием Наблюдатель повис над левым ухом. – Торопишься, – возник в мозгу голос Наблюдателя, точно копирующий мой собственный голос. – Стекла еще не утратили Остроту, и Сила Северного Ветра позволила им вмешаться, когда ты пытался синхронизироваться с Человеком Дерева. Он почувствовал в тебе враждебность Стекол, хоть ты и был полностью уравновешен по отношению к нему. Возьми Время, пусть ошибка исчерпает себя сама. Тогда соберешь Силу заново. Неоновое пятно Наблюдателя потемнело и растворилось в воздухе. Писк инфразвука исчез. – И? – Учитель вопросительно взглянул на меня сверху вниз. – Я беру Время, – ответил я, поклонившись, и щелкнул пальцами в подтверждение команды. Раздался скрип в необъятных недрах Зала Игры, и стеклянная трубка описала полукруг над игровым столом, опустившись из‑под потолка и уйдя в стену за моей спиной. Капли, подобные бисеру, застыли в воздухе там, где прошла трубка, и прямо на глазах стали таять в воздухе. Пространство стало сгущаться. – Неплохой ход, – заметил Учитель, затем привычно расслабился в кресле и задержал дыхание, когда сгущенный Шариками Времени воздух стал опускаться и достиг наших голов. Конденсированное время заволокло Зал Игры, покрыло собой игровой стол – многоуровневую объемную модель Лабиринта, учеников, стоящих вокруг стола, и сидящего во главе его Учителя. Все замерло. Лишь внутренние часы Лабиринта громко тикали, отдаваясь эхом в стенах Зала, напоминая о том, что Игра продолжается и сделан Ход, несмотря на то, что время в Зале остановилось, не давая никому вмешаться в происходящее на столе, в данную смоделированную ситуацию Мира.
Г.
Темнота нарушилась. Сначала проявились яркие пятна сиреневого и розового цветов, затем появились формы. Сперва просто кубы и ползущие мимо тягучие реки, состоящие из маленьких шаров, потом все это гармонично перетекло в подобие улицы с домами. Теперь я стоял на автобусной остановке, рядом стоял отец. – Ничего. Скоро придет. Не устал? – спросил он. – Нет, – машинально ответил я, успевая понять, что светит яркое солнце, и мы где‑то за городом. В ту же минуту я осознал, что действительно мне очень хорошо. Я был полностью расслаблен и даже немного заторможен. Мысли текли вяло и неразборчиво. – Автобус! – отец шагнул к краю дороги, и вдруг все смазалось. Я увидел себя за школьной партой. – Карандаш есть? – спросила меня соседка по парте. – Ленка? – удивленно подумал я. Ну, конечно. Я в пятом классе сидел с ней, мы даже, помнится, обменивались какими‑то календариками. – Эй, ты нормально себя чувствуешь? – спросила меня Ленка, растворяясь в воздухе, словно мыльный пузырь. Странно, но все эти несоответствия довольно вяло воспринимались моим сознанием и не вызывали никакого удивления. – Сплю, – подумал я, с удовольствием потягиваясь… Чем потягиваясь?! Я моментально ощутил свое тело. Мозг ухватил ощущение рук, затем ног… и все мое расплывчатое видение вдруг сложилось в белое поле с трещиной посередине. Эй, да это же потолок! Квадраты и кубы в поле моего зрения неожиданным образом сложились наподобие мозаики в белый потолок с трещиной посредине. – Я что, умер? – неожиданно для себя самого задал я вопрос, одновременно вспомнив, что я могу и говорить. – Банально! – услышал я сбоку, и в этот момент мой ум опознал картинку. Это точно потолок! Верх и низ тут же заняли свои места, сориентировавшись внутри моей головы. Я повернул голову набок и увидел… Сан Саныча, сидевшего на табуретке, все еще в своем черном пальто. Тут я с ужасом понял, что лежу в ванне, голый, в холодной воде, в совершенно незнакомом месте. – Сплю! – уверенно сказал я в надежде, что Сан Саныч сейчас растворится, и я действительно проснусь. – В принципе, да, – ответствовал Сан Саныч, ни коим образом не выразив желания исчезнуть, – смотря, что именно ты имеешь в виду. – Что имею, то и введу! – съюморнул я, не ожидая сам от себя такого. Собственная шутка вызвала во мне припадок смеха, и благодаря этому трагичность и непонятность ситуации отодвинулась куда‑то вглубь. – Он шутит! Хм, отличная реакция! – Сан Саныч поднялся с табуретки, которая стояла у края ванны, и, обернувшись к двери, добавил, – нет, Ли, ты только посмотри на этого отмокшего заморыша. Ли! Это имя вспыхнуло внутри меня, и вдруг меня прорвало. Поток воспоминаний хлынул из глубин памяти и даже не дал времени обидеться на обращение ко мне. Голова словно лопнула, и из нее посыпались на манер старых елочных игрушек разные затейливые картинки и лица. Господи, чего там только не было! Узорчатые мосты, бескрайние поля огромных цветов, какие‑то твари с совершенно невозможными мордами, облака цветного газа…Вся эта мешанина просто плыла сквозь меня, не задевая эмоций, но оставляла непонятный след в памяти. Мозг фиксировал все сие, словно загружаемую программу. Ли. Что‑то связано было у меня с этим именем…Оно было близко, но скользило все время мимо…Я не мог поймать эту часть падающей на меня реальности. Вещи и сцены из жизни проносились мимо, зависая на некоторое время передо мной, словно я был Алисой, летящей в кроличью нору. Было и приятно, и страшно одновременно. Чувство времени совершенно растворилось и обиженно отступило куда‑то назад, в неосознаваемую тьму. А я, как аквариум, тонущий в океане, отражал все стенками, будучи и сам этим же внутри. Глупое ощущение одновременной разделенности и единства приводило меня в состояние пассивного смеха. Я падал и смеялся… падал и смеялся…И было легко и бесконечно… И посреди этого колодца вдруг отворилась дверь… и я вспомнил.
|