Психология интеллекта 6 страница
Но если “центрация” является причиной деформаций, то несколько различных центрации корректируют действие каждой. “Децентрация”, или координация различных “центрации”, оказывается в таком случае корректирующим фактором. Здесь сразу же виден принцип возможного объяснения необратимых деформаций и регуляций, о которых мы только что говорили. Иллюзии зрительного восприятия могут быть объяснены механизмом центрации, когда элементы рассматриваемой фигуры столь близки друг к другу (относительно), что децентрация просто не может возникнуть (иллюзии Дельбефа, Оппеля-Кундта и т. п.). И напротив, по мере возникновения децентрации (автоматической или вызванной активными сравнениями) появляется регуляция. Итак, теперь мы можем выявить отношение, которое существует между перцептивными процессами и процессами, характеризующими интеллект. Ошибка (относительная) имеет тенденцию к центрации, а объективность (относительная) — к децентрации не только в сфере восприятия. Всякая эволюция мышления ребенка, начальные интуитивные формы которого исключительно близки к перцептивным структурам, характеризуется переходом от общего эгоцентризма (о котором мы будем еще говорить в гл. 5) к интеллектуальной децентрации. Этот процесс можно сравнить с тем, результаты которого мы только что описали. Сейчас перед нами стоит задача осознать различия между восприятием и завершенным интеллектом, и в этом отношении вышеизложенные факты позволяют нам глубже понять основное из этих различий, а именно: различие между “интеллектуальной относительностью” и тем, что можно было бы назвать “перцептивной относительностью”. Поскольку центрации характеризуются и могут быть описаны соответствующими деформациями, а последние, как мы видели, определяются путем установления их отношения (по контрасту) к группировке, постольку проблема состоит в том, чтобы измерить эти деформации (когда это возможно) и проинтерпретировать результаты измерения. Все это нетрудно сделать в тех случаях, когда два однородных элемента сравнимы между собой (как, например, две продолжающие друг друга прямые линии). В этом случае можно установить закон “относительных центрации”, независимый от абсолютного значения результатов центрации и выражающий относительные деформации в форме простой вероятной величины, то есть посредством отношения реальных центрации к числу возможный центрации. В самом деле, известно, что линия А недооценивается при ее сравнении с другой линией А', если А < А', и переоценивается в противном случае, то есть когда А > А'. Используемый для этого явления принцип расчета состоит в том, что в каждом из этих двух случаев последовательные центрации на А и А' | рассматриваются как поочередно расширяющие эти линии ^ пропорционально их длине; различие этих деформаций, выраженное в относительных величинах А и А', характеризует в общих чертах переоценку или недооценку А, которые затем делятся на общую длину смежных линий А + А', ибо децентрация пропорциональна величине целой фигуры. Таким образом, мы имеем следующие соотношения: (А-А')А'/А,если А > А', и (А'- А)А/А' и А < А'. А + А' = А + А' Кроме того, если эталоном является А, тоэти отношения нужно умножить на АУ(А + А'), то есть на квадрат отношения между измеряемой частью и целым. Полученное таким образом теоретическое соотношение вполне соответствует эмпирическим измерениям деформаций и описывает с достаточной точностью измерения, относящиеся к иллюзии Дельбефа (если А помещено между двумя А' и если эту величину А' удваивают в формуле). Качественное выражение закона относительных центрации просто означает, что всякое объективное различие субъективно выделяется при восприятии даже в тех случаях, когда внимание рассредоточено на сравниваемых элементах в равной степени. Иными словами, восприятие преувеличивает всякий контраст, что сразу же указывает невмешательство относительности, свойственной восприятию и отличной от относительности интеллекта. Это подводит нас к закону Вебера, анализ которого особенно поучителен в этом отношении. Если брать его в узком смысле, то он, как известно, утверждает, что величина “дифференциальных порогов” (наименьших воспринимаемых различий) пропорциональна величине сравниваемых элементов; так, например, если субъект воспринимает различие между 10 и 11 мм и не воспринимает различие между 10 и 10,5 мм, то он воспримет также различие между 10 и 11 см и не воспримет различие между 10 и 10,5 см. Допустим, что значения величин упоминавшихся уже линий А и А' очень близки друг к другу или даже равны. Если они равны, то центрация на А приводит к расширению А и недооценке А', а последующая центрация на А' в тех же самых пропорциях расширяет А' и вызывает недооценку А; соединение этих двух процессов приводит к исчезновению деформаций. Если же эти линии близки по величине настолько, что их неравенство меньше, чем вызываемые центрацией деформации, то центрация на А дает восприятие А > А', а центрация на А' — восприятие А' > А. В этом случае оценки противоречивы (в противоположность общему случаю, когда неравенство, оцениваемое в обоих вариантах, однотипно и просто кажется то более, то менее значительным, в зависимости от того, фиксируется ли внимание на А или на А'). Это противоречие выражается в специфических колебаниях (подобных резонансу в физике), которые могли бы завершиться перцептивным равновесием только в результате уравнивания А = А'. Но это уравнивание остается субъективным. И, следовательно, оно иллюзорно: иными словами, две почти равные величины смешиваются при восприятии. Именно эта недиффе-ренцированность и характеризует дифференциальный порог, и поскольку она, в силу закона относительных центраций, пропорциональна длинам А и А', мы, таким образом, вновь приходим к закону Вебера. Следовательно, в применении к дифференциальному порогу закон Вебера выражается законом относительных центраций. Более того, поскольку он в равной мере распространяется на любые различия (независимо от того, доминирует ли сходство над различием, как внутри порога, или, наоборот, различие над сходством, как в рассмотренном выше случае), его можно рассматривать во всех случаях просто как выражение фактора пропорциональности, присущего отношениям относительных центраций (для осязания, веса и т. д. точно так же, как и для зрительного восприятия). Теперь мы можем более четко сформулировать то, несомненно, существенное различие, которое отделяет интеллект i от восприятия. Излагая закон Вебера, нередко говорят, что всякое восприятия относительно. В этом случае не схватывают абсолютных различий, потому что один грамм, прибавленный к десяти, может быть воспринят, но, будучи добавлен к ста граммам, он уже не воспринимается. С другой стороны, когда элементы заметно отличаются друг от друга, имеющие место в этом случае контрасты, как показывают обычные примеры относительных центрахщй, усиливаются; такого рода усиление также является релятивным по отношению к действующим величинам (так, комната кажется или теплой или холодной в зависимости от того, вошел ли в нее субъект из более холодного или более теплого места). Таким образом, идет ли речь об иллюзорных сходствах (порог равенства) или иллюзорных различиях (контрасты), все это в перцептивном отношении относительно. Но разве нет того же самого также и в интеллекте? Разве класс не релятивен по отношению к классификации, а отношение — к совокупности других отношений? В действительности, однако, в этих двух случаях для интеллекта и для восприятия слово “релятивен” выражает весьма различный смысл. Перцептивная относительность — это относительность деформирующая, в том смысле, в каком в разговорном языке говорят “все относительно”, отрицая возможность объективности: перцептивное отношение искажает элементы, которые оно связывает, и мы понимаем теперь, почему это происходит. Относительность интеллекта — это, напротив, само условие объективности; так, относительность пространства и времени — это условие их собственной меры. Таким образом, восприятие, вынужденное продвигаться шаг за шагом путем хотя и непосредственного, но все же частичного контакта с объектом, деформирует этот объект самим актом центрации (мы оставляем пока в стороне смягчение этих деформаций децентрациями, которые точно так же являются частичными). Что же касается интеллекта, то он, подвижно и гибко охватывая в единое целое значительно больший отрезок реальности, достигает объективности посредством значительно более широкой децентрации. Итак, эти две относительности, одна деформирующая, другая объективная, несомненно, являются одновременным выражением и глубокой противоположности между актами интеллекта и восприятия, и существующей между ними преемственности, предполагающей наличие общих механизмов. Почему, в самом деле, если восприятие, так же как и интеллект, состоит из структурирования и установления отношений, эти отношения в одном случае являются деформирующими, а в другом — не вызывают никакой деформации? Не происходит ли это потому, что первые не только неполны, но и недостаточно поддаются координации, тогда как вторые основываются на координации, способной к неограниченному обобщению? И если “группировка” является принципом такой координации, а ее обратимая композиция составляет продолжение перцептивных регуляций и децентрации, то не следует ли допустить, что центрации потому приводят к деформациям, что они слишком малочисленны, отчасти случайны и по сути дела представляют собой лишь некоторую случайно выделившуюся часть тех центрации, которые необходимы для обеспечения полной децентрации и объективности? Мы, следовательно, можем теперь задаться вопросом, не состоит ли существенная разница между интеллектом и восприятием в том, что восприятие — это процесс статистического порядка, связанный с определенной ступенью развития, тогда как процессы интеллектуального порядка определяют отношения целого, связанные с гораздо более совершенной ступенью развития. Если это верно, то тогда восприятие являлось бы по отношению к интеллекту тем же, чем является в физике область необратимого (то есть случайного) и пере мещений равновесия по отношению к сфере механики в собственном смысле слова. Итак, вероятностная структура перцептивных законов, о которой мы только что говорили, вполне доступна органам чувств, и именно она объясняет необратимый характер процессов восприятия, противоположных в этом смысле операциональным композициям, хорошо определенным и одновременно обратимым. В самом деле, почему ощущение выступает как логарифм возбуждения (а именно это и утверждает закон Вебера)? Известно, что закон Вебера может быть применен не только к фактам восприятия или физиологического возбуждения, но, кроме всего прочего, и к печатанию на фотографической пластинке; в этом случае он просто означает, что интенсивность печатания является функцией вероятности встречи между бомбардирующими пластинку фотонами и частицами образующих ее солей серебра (отсюда и логарифмическая форма закона: отношение между умножением вероятностей и сложением интенсивностей). Когда же речь идет о восприятии, то величину (такую, например, как длина линии) точно так же можно понимать как совокупность точек возможной фиксации внимания (или сегментов, возможных для центрации). Поэтому при сравнении двух неравных линий совпадающие точки будут являться основой комбинаций или ассоциаций (в математическом смысле) сходства, а несовпадающие — ассоциаций различия (очевидно, что при этом ассоциации возрастают мультипликативно, а длина линии — аддитивно). Если бы восприятие охватывало все возможные комбинации, то не было бы никакой деформации (ассоциации завершались бы постоянным отношением, и мы бы всегда имели г = - d). Но в действительности процесс восприятия совершается совсем иначе — так, словно бы реальный взгляд основывается на чем-то вроде игры жребия и фиксирует лишь некоторые точки воспринимаемой фигуры, оставляя остальные без внимания. Тогда законы, о которых шла речь выше, нетрудно интерпретировать, основываясь на вероятностях того, что ориентирование центрации в каком-то одном направлении будет преобладать над ориентированием их в других направлениях. В случае значительных различий между двумя линиями большая из них, естественно, будет привлекать внимание в большей степени, что определит избыток ассоциации различия (закон относительных центраций в направлении контраста), тогда как в случае минимальных различий будут доминировать ассоциации; так возникает порог Вебера. (См.: у. Piaget, В. Von Albertini, M. Rossi. Essai d'interpretation probabiliste de la loi tie Weber de celle des Generations relatives. "Archives de psychologie", vol. XXX, 1944. P. 95-138.) Можно даже подсчитать эти различные комбинации, и подсчет вновь приведет нас к формулам, о которых говорилось выше. Наконец, отметим, что этот вероятностный характер перцептивных композиций, столь противоположный детерминистскому характеру композиций операциональных, в сущности выражает лишь деформирующую субъективную относительность первых, в отличие от объективной относительности вторых. Это имеет решающее значение в объяснении того основного факта (на котором настаивает психология формы), что в перцептивной структуре целое несводимо к сумме частей. В самом деле, когда в систему вторгается случай, она не может быть обратимой, ибо вмешательство случая всегда так или иначе меняет систему, и эти перемены необратимы. Отсюда следует, что в системе, включающей элемент случайности, аддитивная композиция невозможна (тем более что и сама действительность не реализует комбинации, вероятность которых мала), в противоположность детерминистским системам, которые обратимы и операционально аддитивны. (Лучшим примером неаддитивной композиции перцептивного порядка может служить иллюзия веса, когда часть А (кусок литья) воспринимается как более тяжелая по сравнению с целым В, образованным из А плюс А' (пустой коробки из легкого дерева, вплотную накладываемой на А). В этом случае мы имеем в восприятии В < А + А' и А > В. тогда как объективно В - А + А'.) Таким образом, в итоге можно сказать, что основное отличие восприятия от интеллекта заключается в том, что перцептивные структуры нетранзитивны, необратимы и т. д., то есть не могут быть соединены по законам группировки. Это вытекает из статистической природы восприятия, которая выражается в характере присущей им деформирующей относительности. Такая статистическая по своему характеру композиция, свойственная перцептивным отношениям, оказывается по сути дела неотделимой от их необратимости и неаддитивности, тогда как интеллект ориентируется на полную и, следовательно, обратимую композицию. Аналогия между перцептивной деятельностью и интеллектом. Как же в таком случае объяснить неоспоримое родство между этими двумя видами структур, каждая из которых основана на конструктивной деятельности субъекта и образует целостные системы отношений, частично завершаемые в обеих сферах “константностями” или понятиями сохранения? И как учесть наличие многочисленных промежуточных-ступенек, которые связывают элементарные центраций и де-центрации, а также вытекающие из этих последних регуляции с интеллектуальными операциями? д По нашему мнению, в перцептивной сфере следует разли-Ц чать восприятие как таковое (совокупность отношений, дан-|| ных целиком и непосредственно во время каждой центраций), и перцептивную деятельность, вмешивающуюся в сам факт центраций внимания или изменения центраций. Ясно, что это различие относительно, но вместе с тем настолько показательно, что его вынуждены в той или иной форме признавать все школы. Так, теория формы, которая по всему своему духу направлена на преуменьшение роли деятельности субъекта и преувеличение роли структур целого, подчиняющихся одновременно физическим и физиологическим законам равновесия, и та вынуждена, тем не менее, принимать в расчет поведения субъекта; чтобы объяснить, каким образом может происходить частичное разъединение целостностей, сторонники этой теории ссылаются на так называемое аналитическое поведение, а установку (Einstellung) или ориентацию духа субъекта признают причиной многочисленных деформаций восприятия в зависимости от предыдущих состояний. Что касается школы Вейцзекера, Ауэрсперга и Бурместе-ра, то ее сторонники обращаются к перцептивным предвосхищениям и восстановлениям в памяти, которые предполагают обязательное вмешательство моторной функции в каждое восприятие, и т. д. Итак, если перцептивная структура сама по себе имеет статистическую и неаддитивную природу, то понятно, что всякая деятельность, направляющая и координирующая последовательные центрации, будет уменьшать долю случайного и трансформировать функционирующую структуру в сторону операциональной композиции (конечно, в различной степени и при этом никогда не достигая ее полностью). Таким образом, между восприятием и интеллектом существуют как явные различия, так и не менее очевидные аналогии; поэтому нелегко точно определить, где кончается перцептивная деятельность и начинается интеллект. А это значит, что мы не может говорить об интеллекте, не уточняя его отношений с восприятием. Основной момент в этих отношениях — развитие восприятия в зависимости от умственной эволюции в целом. Психология формы не без основания настаивает на относительной инвариантности некоторых перцептивных структур: большая часть иллюзий встречается в любом возрасте, причем как у животного, так и у человека; точно так же общими на всех уровнях являются факторы, определяющие “формы” целого и т. д. Но эти общие механизмы касаются, главным образом, восприятия как такового, взятого в некотором роде рецептивно* и непосредственно, тогда как перцептивная деятельность рассматривается в зависимости от развития интеллекта и обнаруживает глубокие трансформации. Не только “константности” величины и т. д., относительно которых опыт, вопреки утверждениям сторонников теории формы, свидетельствует, что они строятся в процессе прогрессирующего развития, на базе все более и более точных регуляций, но и простое измерение иллюзий говорит о таких трансформациях, связанных с возрастом и необъяснимых без учета тесной связи восприятия с интеллектуальной деятельностью в целом. Здесь нужно различать два случая, соответствующих в общих чертах тому, что Бине называл врожденными и приобретенными иллюзиями, но что лучше было бы называть просто первичными и вторичными иллюзиями. Первичные иллюзии могут быть сведены к простым факторам центрации и, следовательно, вытекают из закона относительных центрации. Что, однако, не означает “пассивно”, поскольку свидетельствует уже о “законах организации”. Их значимость постоянно уменьшается с возрастом (“ошибка эталона”, иллюзии Дельбефа, Оппеля, Мюллера-Ляйера и т. д.). Это легко объясняется увеличением децентраций и обусловливаемых ими регуляций, происходящим параллельно с ростом активности субъекта по отношению к фигурам. В самом деле, там, где большие дети или взрослые люди сравнивают, анализируют и на этой основе приходят к активной децентраций, ведущей к операциональной обратимости, малыш остается пассивным. Но, с другой стороны, существуют иллюзии, интенсивность которых увеличивается с возрастом и развитием. Такова, например, иллюзия веса (отсутствующая у дефективных), которая возрастает к концу детства, а в дальнейшем несколько уменьшается. Известно, однако, что именно эта иллюзия содержит в себе своеобразное предвосхищение отношений веса и объема, и ясно, что подобное предвосхищение предполагает как раз деятельность такого рода и что она, естественно, должна усиливаться вместе с интеллектуальной эволюцией. Будучи продуктом интерференции первичных перцептивных факторов и перцептивной деятельности, такая иллюзия может быть названа вторичной, и мы сейчас обратимся к другим примерам иллюзий того же типа. Исходя из сказанного мы можем утверждать, что перцептивная деятельность знаменуется, прежде всего, вмешательством децентраций, корректирующей результаты центрации и тем самым создающей регуляцию перцептивных деформаций. И как ни элементарны эти децентраций и регуляции, и сколько они ни зависят от сенсо-моторных функций, ясно, что они образуют целостную деятельность сравнения и координации, имеющую точки соприкосновения с деятельностью интеллекта. Смотреть на объект — это уж акт; и в зависимости от того, останавливает ли малыш свой взгляд на первой попавшейся точке или фиксирует им целый комплекс отношений, можно уже почти наверняка судить о его умственном уровне. Когда нужно сопоставить объекты, которые ввиду их большой удаленности друг от друга нельзя включить в одни и те же центрации, перцептивная деятельность продолжается в форме “перенесений” в пространстве — так, как будто видение одного из объектов накладывается на другой. Эти перенесения, сближающие центрации, создают возможность для появления “сравнений” в собственном смысле слова, то есть двойных “перенесений”, посредством возвратно-поступательных деформаций, вызванных “перенесением” в одном направлении. Проведенное нами изучение этих “перенесений” показало, что деформации явно уменьшаются с возрастом (См. J.Piagetet M.Lambercier. La coroparaison visuelle des hauteurs a distances variables dans Ie plan fronto-parallele. "Archives de psvchologie", vol. XXIX. 1943. P.173-253.), то есть имеет место явный прогресс в оценке величин на расстоянии. И это вполне понятно, поскольку на этот вопрос накладывается поправка со стороны подлинной деятельности. Таким образом, нетрудно показать, что именно эти де-центрации и двойные перенесения (вместе специфическими регуляциями, влекущими за собой различные разновидности таких децентраций и перемещений) обеспечивают пресловутые “константности” формы и величины. В самом деле, в высшей степени показательно, что в лаборатории почти никогда не получают абсолютных “константностей” величин: ребенок на расстоянии недооценивает величины (здесь мы должны принять во внимание “ошибку эталона”), тогда как взрослый всегда несколько переоценивает их! Эти “сверхконстантности” (которые исследователи часто наблюдали, но обычно проходили мимо них, как будто речь шла о неудобных исключениях), по нашему убеждению, являются правилом, и ничто иное не могло бы быть лучшим подтверждением вмешательства регуляций в действительное построение “константностей”. Поэтому, наблюдая, как маленькие дети именно в том возрасте, когда отмечается появление таких “константностей”, предаются опытам в подлинном значении этого слова, преднамеренно приближая или удаляя от глаз рассматриваемые ими предметы (См: J.Piaget. La construction du reel chez I'enfant. Neuchatel Delachaux etNiestIe, 1937. P. 157-158.), мы с необходимостью должны поставить перцептивную деятельность перенесений и сравнений в связь с проявлениями сенсо-моторного интеллекта (отнюдь не прибегая к “неосознанным рассуждениям” Гельмгольца). С другой стороны, представляется очевидным, что “константность” формы объектов связана с самим построением объекта, к анализу которого мы обратимся в следующей главе. Короче говоря, перцептивные “константности” являются, скорее всего, продуктом действий в собственном смысле слова, состоящих в реальных или потенциальных перемещениях взгляда или функционирующих органов. При этом движения координируются в системы, организация которых может варьироваться от простого направленного поиска вслепую до структуры, напоминающей “группировку”. Однако подлинная “группировка” в сфере восприятия не достигается никогда. И в роли группировок здесь выступают лишь регуляции, порожденные этими реальными или потенциальными перемещениями. Вот почему перцептивные “константности”, напоминая операциональные инвариантности или понятия сохранения, опирающиеся на обратимые и сгруппированные операции, никогда не достигают уровня идеальной точности, которая одна могла бы обеспечить им полную обратимость и мобильность интеллекта. Тем не менее, перцептивная деятельность, лежащая в их основе, уже близка к интеллектуальной композиции. Та же перцептивная деятельность аналогичным образом предвещает появление интеллекта и в области временных перенесений и предвосхищений. В интересном опыте по зрительным аналогиям иллюзии веса Узнадзе (См.. D Usnadze. Uber die Gewichtstauschung und ihre Analoga. "Psycho-logische Forschung", Berlin, Bd. XIV, 1931, S. 366-379.) в течение нескольких мгновений предъявлял испытуемым сначала два круга с диаметрами 20 и 28 мм, затем два круга с диаметром 24 мм; тот 24-миллиметровый круг, который помещался там, где сначала был 28-миллиметровый круг, в этом случае казался меньше другого (а тот 24-миллиметровый круг, который занимал место 20-миллиметрового, напротив, переоценивался) из-за контраста, вызванного перенесением во времени (которое Узнадзе называет установкой [Einstellung]). Мы вместе с Ламберсье измерили эти иллюзии на детях 5-7 лет и на взрослых (2 cm.:j Piaget et M. Lambercier. Essai sur un effet d'Einstellung survenant au cours de perceptions visuelles successives. "Archives de psychoiogie", vol. XXX, 1944, p. 139-196.), и нам удалось обнаружить два результата, совместное рассмотрение которых весьма поучительно для понимания взаимоотношений между восприятием и интеллектом. С одной стороны, эффект Узнадзе у взрослого значительно сильнее, чем у малыша (как и сама иллюзия веса), но зато и исчезает быстрее. После нескольких предъявлении двух кругов диаметром 24 мм взрослый постепенно приходит к объективной оценке, тогда как ребенок находится во власти остаточного эффекта. Эту двойную разницу, следовательно, нельзя объяснить простыми мнемическими отпечатками, заставив себя проверить, что память взрослого сильнее, но быстрее забывает! Все происходит противоположным образом — так, как могло бы быть только в том случае, если принять, что деятельность перемещения и предвосхищения с возрастом развивается в двояком направлении — к мобильности и к обратимости. Это служит еще одним примером перцептивной эволюции, направленной в сторону операций. Остроумный опыт Ауэрсперга и Бурместера состоит в том, что субъекту предъявляют простой квадрат, расчерченный белыми линиями и вращаемый на черном диске. При вращении на малых скоростях виден сам квадрат, хотя образ на сетчатке уже и в этом случае представляет собой двойной крест, окруженный четырьмя линиями, расположенными под прямым углом. На больших скоростях виден только образ, соответствующий тому, что возникает на сетчатке, но на промежуточных скоростях видна переходная фигура, образованная простым крестом, окруженным четырьмя линиями. В этот феномен, как уже подчеркивалось исследователями, несомненно, вмешивается сенсо-моторное предвосхищение, которое дает субъекту возможность восстановить квадрат либо целиком (первая фаза), либо частично (вторая фаза); при слишком высоких скоростях восстановить квадрат не удается (третья фаза). Повторив совместно с Ламберсье и Деметриадом этот опыт на детях от 5 до 12 лет, мы нашли, что вторая фаза (простой крест) появляется тем позднее (то есть при все большем и большем количестве поворотов), чем старше ребенок. Таким образом, восстановление или предвосхищение движущегося квадрата совершается тем легче (то есть может производиться при все более и более высоких скоростях), чем более развит субъект. Более существенные выводы мы можем получить из рас-мотрения следующего примера. Субъектам предъявляются ля сравнения две палочки, расположенные на разных рас-тояниях в глубину: А — на расстоянии 1 м, а С — на расстоянии 4 м. Сначала определяют восприятие палочки С (недооценка или “сверхконстантность” и т. д.). Затем в стороне, i 50 см, помещают палочку В, равную А, или же между А и С — (целую серию промежуточных палочек В, В„ и В„, равных А отодвинув их на то же расстояние). Взрослый и ребенок старце 8-9 лет сразу же видят, что А = В = С (или соответственно А = В = В1 = Вn = С), потому что они тотчас же переносят перцептивные равенства А = В и В = С на отношение С = А, замыкая, таким образом, рассматриваемую фигуру, образованную палочками. Малыши, напротив, видят, что А = В и В = С, но А кажется им отличным от С, поскольку они не могут перенести на прямое отношение между А и С тех равенств, которые видят вдоль кривой АВС. Следовательно, до 6-7 лет ребенок совершенно неспособен произвести операциональную композицию транзитивных отношений: А = В, В = С, следовательно, А = С (любопытно, что между 7-ю и 8-9 годами существует промежуточная фаза, когда субъект интеллектуально сразу делает вывод о равенстве А и С, но перцептивно при этом видит С несколько отличным от А!). Из этого примера очевидно, что и перемещение (являющееся “переносом” отношений, в отличие от “переноса” изолированной величины) зависит от перцептивной деятельности, а не от общего для всех возрастов автоматического структурирования и что между перцептивным перемещением и операциональной транзитивностью лежат отношения, которые еще предстоит определить. Таким образом, перемещение не является чем-то внешним по отношению к воспринимаемым фигурам: наряду с внешними перемещениями следует различать также перемещения внутренние, дающие возможность определять внутри фигур Повторяющиеся отношения, симметрию (или перевернутые отношения) и т. д. В этом смысле относительно умственного развития сказано еще далеко не все, поскольку маленькие дети совершенно неспособны к структурированию комплексных фигур, как бы мы ни стремились стимулировать их в этом направлении. На основании всех этих фактов можно сделать следующий вывод. Развития восприятия свидетельствует о наличии перцептивной деятельности как источника децентраций, перенесений (пространственных и временных), сравнений, перемеще ний, предвосхищений и вообще все более и более мобильного анализа, приближающегося к обратимости. Эта деятельности усиливается с возрастом; и именно недостаточное овладение ею является причиной того, что маленькие дети воспринимают объекты “синкретически”, “глобально” или же путем нагромождения не связанных между собой деталей.
|