ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Двадцатого июня 1739 года я приехал в Мадрид

 

Двадцатого июня 1739 года я приехал в Мадрид. На другой день после приезда я получил от братьев Моро письмо с черной печатью, означающей какое‑то печальное известие. В самом деле, я узнал из него о том, что отец мой умер от удара, а мать, сдав в аренду наше имение Ворден, удалилась в один из брюссельских монастырей, где решила спокойно окончить свой жизненный путь.

На третий день ко мне пришел сам Моро, заклиная строго соблюдать тайну его посещения.

– До сих пор, сеньор, – сказал он, – ты знал только часть наших тайн, но скоро узнаешь все. В настоящее время все посвященные заняты размещением своих капиталов в разных странах, и если бы кто‑нибудь из них, по несчастью, разорился, все мы тотчас пришли бы ему на помощь. У тебя, сеньор, был дядя в Индиях, который умер, почти ничего тебе не оставив. Чтобы никто не удивлялся твоему неожиданному богатству, я пустил слух, будто он оставил тебе большое наследство. Тебе нужно будет купить имения в Брабанте, в Испании, даже в Америке. Если ты позволишь, я этим займусь. Что же касается тебя, сеньор, я знаю твою отвагу и не сомневаюсь, что ты сядешь на корабль «Святой Захарий», отплывающий с припасами в Картахену, которой угрожает адмирал Верной. Английское правительство не хочет войны, но общественное мнение усиленно его к ней склоняет. Однако мир уже близок, и если ты упустишь эту возможность наблюдать военные действия, другая тебе вряд ли представится.

План, который мне предложил Моро, был давно уже составлен моими покровителями. Я сел на корабль со своим отрядом, входившим в состав сводного батальона. Путешествие прошло очень удачно; мы прибыли как раз вовремя и заперлись в крепости с мужественным Эславой. Англичане сняли осаду, и в 1740 году, в марте, я вернулся в Мадрид.

Однажды, когда я нес службу во дворце, я увидел в свите королевы молодую женщину, в которой сразу узнал Ревекку. Мне сказали, что это одна молодая принцесса из Туниса, бежавшая из родного края, чтобы принять нашу веру. Король был ее восприемником и дал ей титул герцогини Альпухары, после чего к ней посватался герцог Веласкес. Ревекка, заметив, что мне рассказывают о ней, бросила умоляющий взгляд, чтобы я не раскрывал ее тайны.

Потом двор переехал в Сан‑Ильдефонсо, а я со своим отрядом расквартировался в Толедо. Нанял дом на узкой улочке, недалеко от рынка. Напротив меня жили две женщины, у каждой из которых был ребенок, мужья их, – как мне сказали, – морские офицеры, были теперь в море. Женщины эти жили совсем уединенно и, казалось, были заняты исключительно своими детьми, которые в самом деле были прекрасны, как ангелочки. Обе мамаши целый день только и делали, что баюкали их, купали, одевали, кормили. Волнующее зрелище материнской любви так привлекало меня, что я не мог оторваться от окна. Откровенно говоря, руководило мной и любопытство: мне хотелось рассмотреть лица моих соседок, но они всегда тщательно их прикрывали.

Прошло две недели. Комната окнами на улицу была детской, и женщины в ней никогда не ели; но как‑то вечером я увидел, что там накрывают на стол и как будто готовится какое‑то празднество.

Большое кресло во главе стола, украшенное цветочным венком, обозначало место короля этого празднества; по обе стороны от него были поставлены высокие стулья, на которые посадили детей. Потом пришли мои соседки и знаками стали звать меня к себе. Я заколебался, не зная, что сделать, как вдруг они сняли с лиц покрывала, и я узнал Эмину и Зибельду. Я провел с ними шесть месяцев.

В это время прагматическая санкция и споры о наследстве Карла VI зажгли в Европе войну, в которой не замедлила принять действенное участие и Испания. Я оставил своих родственниц и пошел в адъютанты к инфанту дону Филиппу. На всем протяжении войны я оставался при этом полководце, а после заключения мира был произведен в полковники.

Мы находились в Италии. В Парму приехал доверенный дома братьев Моро для истребования некоторых сумм и приведения в порядок денежных дел этого герцогства. Этот человек пришел однажды ночью ко мне и тайно сообщил, что меня с нетерпением ждут в замке Уседы, так что я должен сейчас же ехать. При этом он назвал одного из посвященных, с которым мне надо встретиться в Малаге.

Я простился с инфантом, сел в Ливорно на корабль и после десятидневного плавания прибыл в Малагу. Названный мне человек, предупрежденный о моем приезде, ждал меня на пристани. Мы сейчас же выехали и на другой день были уже в замке Уседы.

Я застал там многочисленное собрание: прежде всего шейха, его дочь Ревекку, Веласкеса, каббалиста, цыгана с двумя дочерьми и зятьями, трех братьев Зото, мнимого одержимого, наконец – десятка полтора магометан, принадлежащих к трем посвященным семействам. Шейх объявил, что, так как все в сборе, надо сейчас же поспешить в подземелье.

В самом деле, как только настала ночь, мы тронулись в путь и прибыли к цели на рассвете. Спустились в подземелье и через некоторое время легли спать. Потом шейх собрал нас всех и обратился к нам со следующими словами:

– Золотые копи, около тысячи лет составлявшие, так сказать, собственность нашего рода, казались неисчерпаемыми. Убежденные в этом, предки наши постановили употребить добытое в них золото на распространение ислама – в особенности исповеданья Али. Они были единственными хранителями этого сокровища, и охрана его стоила им огромных трудов и усилий. Я сам в своей жизни изведал тысячи ужаснейших неприятностей. Чтобы избавиться в конце концов от заботы, которая день ото дня становилась все несноснее, я решил убедиться, действительно ли копи неисчерпаемы. Пробив скалы в нескольких местах, я обнаружил, что золотая жила повсюду подходит к концу. Сеньор Моро соблаговолил подсчитать оставшиеся богатства и сколько приходится на каждого из нас. Расчет показал, что каждый из основных наследников получит миллион цехинов, а сонаследники – пятьдесят тысяч. Все золото добыто и сложено в отдаленной отсюда пещере. Сперва я отведу вас в копь, где вы убедитесь в истине моих слов, а потом каждый возьмет свою часть.

Мы спустились вниз по витой лестнице, подошли к гробнице, а оттуда – к копи, которая оказалась действительно совершенно исчерпанной. Шейх торопил нас как можно скорее обратно. Поднявшись наверх, мы услышали ужасный взрыв. Шейх объяснил нам, что это взорвана та часть подземелья, которую мы только что покинули. После этого мы пошли в пещеру, где было сложено оставшееся золото. Африканцы взяли свои доли. А Моро принял мою и почти всех европейцев.

Я вернулся в Мадрид и представился королю, который принял меня необычайно милостиво. Приобретя большие владения в Кастилии, я получил титул графа де Пенья Флорида и вступил в ряды первых кастильских титуладос. При моих богатствах заслуги мои тоже приобрели более высокую цену. На тридцать шестом году жизни я стал генералом.

В 1760 году мне было вверено командование эскадрой и поручено заключить мир с берберийскими государствами. Сперва я поплыл в Тунис, надеясь, что встречу там меньше затруднений и что примеру этого государства последуют другие. Бросив якоря в гавани возле города, я послал офицера с сообщением о моем прибытии. В городе уже знали об этом, и вся бухта Голетта была покрыта разукрашенными ладьями, которые должны были перевезти меня, вместе с моей свитой, в Тунис.

На другой день меня представили дею. Это был двадцатилетний юноша очаровательной наружности. Я был принят со всеми почестями и получил приглашение на вечер в замок под названием Мануба. Там меня провели в отдаленную садовую беседку и заперли за мной дверь. Потом открылась маленькая потайная дверь. Вошел дей, преклонил колено и поцеловал мне руку.

Скрипнула другая дверь, и я увидел трех закутанных в покрывала женщин. Они откинули покрывала, и я узнал Эмину с Зибельдой. Последняя вела за руку молодую девушку, мою дочь. А Эмина была матерью молодого дея. Не буду описывать, с какой силой заговорило во мне отцовское чувство. Радость мою омрачала только мысль о том, что мои дети принадлежат к религии, которая враждебна моей. Я не скрыл этого горького чувства.

Дей признался мне, что он сильно привязан к своей вере, но что сестра его Фатима, воспитанная невольницей‑испанкой, в глубине души христианка. Мы решили, что дочь моя вернется в Испанию, примет там крещение и станет моей наследницей.

Все это совершилось в течение одного года. Король соблаговолил стать крестным отцом Фатимы и дал ей титул герцогини Орана. Через год она вышла за старшего сына Веласкеса и Ревекки, который был моложе ее на два года. Я завещал ей все свое состояние, доказав, что у меня нет близких родственников по отцу и что молодая мавританка, породнившаяся со мной через Гомелесов, – единственная моя наследница.

Будучи еще молод и в расцвете сил, я, однако, стал подумывать о месте, которое обеспечило бы мне возможность наслаждаться сладостью покоя. Должность наместника Сарагосы была свободна, и я получил ее.

Поблагодарив его королевское величество и простившись с ним, я отправился к братьям Моро с просьбой вернуть мне запечатанный свиток, который дал им на сохранение двадцать пять лет тому назад. Это был дневник первых шестидесяти дней моего пребывания в Испании.

Я собственноручно переписал его и спрятал в железную шкатулку, где его когда‑нибудь найдут мои наследники.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ. ДЕНЬ СОРОК СЕДЬМОЙ [46]