КАРЬЕРНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ И КУНИЛИНГУС

 

Позвонил из Лондона Клифф и рассказал мне, что Симми посадили за решетку. Сам Клифф переехал в новую квартиру в Хэнвелле. «И для тебя найдется местечко», — сказал он. Я собрал сумки и поехал обратно в Дым.

Хата оказалась неплохой. Пару недель я спал на полу в гостиной, но устроился на работу в офисе Илингского муниципалитета. Она была связана с обработкой информации по поданным заявлениям и занесением ее на жесткий диск. Они повсюду внедрили новую технологию, но им также требовалось дешевое мясо, чтобы вносить в компьютер все заполненные от руки формы. Вместе со мной наняли еще четырех женщин среднего возраста. Работа не была интересной.

Чувак по имени Грэм выехал вскоре из квартиры и я занял его комнату. Он был, похоже, алкоголиком, и его матрас гнусно пах мочой, так что в воскресенье я купил себе новый и предвкушал, что хорошо высплюсь ночью перед понедельником. Мне никогда не удавалось выспаться толком в гостиной; слишком много людей заходило и уходило в любое время дня и ночи.

— Проснись! Проснись! — закричал Клифф, просунув голову в мою дверь. В прошлую ночь я не принимал никаких наркотиков, даже гаша. Я рано лег в постель, и казалось, будто проспал всего час.

— Еще не время вставать, так что отъебись, — проскулил я.

— Как же, семь пятнадцать утра. Давай, приятель, вставай и сверкай!

Я встал, но не сверкал. Холодрыга была чудовищная и я прошел в ванную в трусах и майке. Мне надо успеть на работу вовремя. Гливис, офисный менеджер, следил за мной. Впрочем, сегодня вечером я зван на чай к Мэй и Десу, да хранит их Господь, так что я решил вымыть мой член, яйца и подмышки тепловатой водой. Это не слишком уж приятный опыт. Я почистил зубы, выдавил пару прыщей, натянул рваные джинсы и кашемировый свитер. Я зашнуровал свои Док Мартенс и надел Оксфамовское пальто, шарф и перчатки. Никакого завтрака; время идет, труба зовет...

Эта работа — чудовищный отстой. Гливис думает, что я недостаточно мотивирован. Именно так он характеризует меня. Гливис же и нанял меня. Отказываясь признаться себе, что нанял на работу пустое место и не должен теперь выступать по этому поводу, он упорствовал в своем заблуждении, что ввод информации в компьютер, раскладывание бумаг по конвертам и сканирование прочистит мне мозги. Я купил гитару и джемовал в квартире с Клиффом и Дарреном, но эта работа стоила мне ценного времени для музыкальных занятий. Хотя мне нужны были деньги на усилитель. Звездная слава уже не за горами.

Когда я вошел, Мэй мягко сказала мне:

— Мистер Гливис хочет видеть тебя, милый. Он сказал зайти, как только ты придешь.

Ебать колотить. Что сейчас? Этот чувак обкурился или что?

У Пенни было радостное выражение лица, эта корова ненавидела меня с того раза, когда я был в полном ауте и не трахнул ее на чьей‑то прощальной вечеринке. Женщины ненавидят такого рода ситуации. Если они собираются потерять над собой контроль и уйти вместе с кем‑то, то считают, что просто обязаны получить взамен хорошую еблю. Если они уходят с кем‑то и этот кто‑то не в состоянии им вправить, ну, это пиздец всем пиздецам! Худшее во всех существующих мирах.

Гливси, как я звал его с китайским акцентом (как в «Слейнт и Гливси»), был маленький, страдающий избыточным весом человечек в очках и с бородой в русском стиле. У него был маленький, короткий член, того типа, которые практически полностью вишневого цвета, но с эрекцией он должен, наверное, выглядеть устрашающе. (Я специально стоял рядом с ним у мочеприемника в служебном туалете, чтобы все это выяснить).

— Мистер Гливис, — улыбнулся я, присаживаясь.

— Я хотел бы поговорить о твоей одежде, Брайан.

— О чем именно? О желтой шифоновой блузке или голубом ситцевом платье? — спросил я, округляя глаза.

— Я абсолютно серьезен, — хмуро заметил Гливис голосом героя мыльной оперы для среднего класса. Большая чертова драматическая звезда. — Господи боже, Брайан, да у тебя задница вываливается из штанов.

Это чистая правда. Мои пурпурные трусы были четко различимы. Моя задница мерзла. Мой член и яйца сморщились от холода. К концу месяца они превратятся в пизду. Следующий платежный чек будет мне выдан на Кэрнаби Стрит. Я не должен был путешествовать так легко одетым.

— Ну, хоть по крайней мере, если я стану знаменитым, вы можете сказать в качестве оправдания, что знали меня еще тогда, когда у меня задница вываливалась из штанов.

— Я не уверен, понимаешь ли ты серьезность сложившейся ситуации...

— Ладно, ладно. Иметь такую циркуляцию воздуха полезно для здоровья. Служит мне в качестве вентилятора.

— Ты либо намеренно не улавливаешь смысла или ты лишился мозгов, которыми даровал тебя Господь. Хорошо, я разложу все по полочкам специально для тебя. В муниципалитете Илинг Бороу мы пытаемся поддерживать определенные стандарты в одежде и поведении. Местные жители, помимо прочего, обеспечивают нам заработную плату, и это обязывает к...

— Я — местный житель и все такое. И я плачу налоги, — солгал я.

— Да, но...

— Чьи стандарты мы здесь обсуждаем? Просто кто строит здесь из себя большого знатока моды?

— Мы говорим о корпоративных стандартах! О стандартах, следованию которым мы ожидаем от всех служащих в этом здании.

— Послушайте, я не могу позволить себе купиться на такую дешевку. Я сам выбираю, как функционально одеваться, и одежду, в которой я чувствую себя комфортно, так чтобы я мог лучше справляться со своей работой. Я терпеть не могу галстук, это настоящий фаллический символ, компенсационный психологический трюк мужчин, чувствующих неуверенность в своей сексуальности. Я не могу выступать на такой арене. Меня нельзя заставить соответствовать массовому психологическому опусканию мужчин в муниципалитете Илинг Бороу! Что вы еще хотите?

Гливис раздраженно покачал головой.

— Брайан. Пожалуйста, успокойся на секунду. Посмотри. Я понимаю, как ты себя чувствуешь. Я знаю, о чем ты думаешь. Ты интеллигентный парень, так что не строй из себя дурака. Это дорога в никуда. У тебя есть потенциал преуспеть в этой организации, — сообщил он мне, и его голос изменился, став поощрительным.

Такое заявление было бы очень смешным, если бы не было столь пугающим.

— И что именно делать? — спросил я.

— Получить лучшую работу.

— Почему? Я имею в виду зачем?

— Ну, — начал он тоном самоуверенного самооправдания, — деньги вполне неплохие, когда ты попадешь на мой уровень. И быть вовлеченным во все сферы деятельности муниципалитета это настоящий вызов.

Он остановился, почувствовав свою растущую нелепость в моих глазах.

— Послушай, Брайан, я знаю, ты считаешь себя в своем роде большим радикалом, а меня каким‑то реакционером, фашистской свиньей. Ну, у меня есть для тебя новости: я — социалист, я — профсоюзный деятель. Я знаю, что ты считаешь меня просто очередным истеблишментским типом в костюме, но если Тори стоят на своем в этой стране, то мы должны оставить в стороне все шутки. Я настроен настолько же антиистеблишментски, как и ты, Брайан. Да, у меня есть мой собственный дом. Да, я живу в приличном районе. Да, женат и имею двух детей; два раза в год я выезжаю отдохнуть заграницу и езжу на дорогой машине. Но я тоже представляю анти‑истеблишмент, как и ты, Брайан. Я верю в общественные службы, в то, что интересы простых людей должны быть превыше всего. Это больше, чем просто клише для меня. Быть анти‑истеблишментом для меня это не одеваться как бомж, принимать наркотики и ходить на рейвы или как там они называются. Это самый легкий путь. Это именно то, что хотят люди, контролирующие положение: видеть молодежь, выпадающую в осадок, выбирающую самый легкий путь. А для меня это стучаться в двери холодными вечерами, посещать собрания в школьных залах, чтобы снова вернуть Лейбористов и вышибить Мейджора и всю его свору...

— Да...

Этот чувак сделал выражение «мудозвон» просто излишним.

— Ну вот, я почти изложил тебе все, Брайан. Пока ты не изменишь свои идеи, свое поведение и одежду, тебе объявляется строгий выговор. Посмотри на себя. Выглядишь даже хуже, чем бомж. Я видел лучше одетых людей в трущобах.

— Послушайте. Вы говорите со мной как работодатель с подчиненным или как мужчина с мужчиной? Потому что если это первый вариант, то я считаю ваше поведение оскорбительным и дискриминационным, и я хочу, чтобы здесь присутствовал представитель профсоюза и стал свидетелем этого издевательства. Если вы говорите со мной как мужчина с мужчиной, то это уже более откровенно. Мы можем выйти на улицу и разрешить этот спор. Я не собираюсь выносить это дерьмо, — заключил я, вставая. — Если здесь больше нечего сказать, то я хотел бы пойти и сделать хоть какую‑то работу.

Я оставил обосравшегося мудака у его стола с багровым лицом. Он пробормотал что‑то о последних предупреждениях. Как много последних предупреждений можешь ты иметь? Я гордо прошествовал к своему рабочему месту и немного рассеялся, решая кроссворд NME. Я заслужил отдыха, вашу мать.

Под конец рабочего дня Мэй повезла меня к себе домой, то есть к ней и Десу. Милая пара с Честер‑Ле‑Стрит, Дюрхэм, в своем роде усыновившая меня. Мэй будет готовить знатный ужин, стеная по поводу моей худобы, а мы с Десом будем обсуждать футбол с банками Тетли Биттер. Он был великим фаном Ньюкастл Юнайтед и обожал говорить о Джеки Милберне, Бобби Митчелле, Мальколме МакДональде, Бобби Монкуре и о остальных.

Обычно очень расслабленная и непритязательная пара, они все тревожились и заботились обо мне, как будто я был их сыном.

— Куда пропал этот кот, — недовольно нахмурил брови Дес, — он никогда так долго не шлялся.

Я знал, что у них было четверо дочерей в возрасте между шестнадцатью и двадцатью двумя. Девушки всегда где‑то гуляли, принимали наркотики, ходили в клубы, трахали парней, вообщем все то, что делают в таком возрасте все девушки с мало‑мальскими мозгами. Одна из них ходила в Ministry of Sound, что было показательно. Именно она мне и нравилась, типа Нью Эйдж бикса, самая молоденькая, как я думал. На самом деле мне все они нравились. Впрочем, Дес и Мэй похоже совсем не волновались за них, главной заботой было благополучие их кота.

— А, вот и он! — воскликнул Дес, когда раздался шорох с черного хода на кухню, и важный, вечно недовольный, эгоистичный черный кот прошмыгнул через откидное окошечко. — Давай сюда, парень, сюда к огню! Ты должно быть замерз! Расскажи нам, где ты шлялся на этот раз? Ах ты похотливый разбойник!

Жратва было отменная и я вернулся к себе в квартиру под хмельком. Хорошо, когда желудок снова набит тяжелой пищей. А что еще лучше, понедельник подошел к концу. Муторный вторник, конечно, ублюдочный, но в среду станет получше. Мы все ходили в среду вечером в местный паб: я, Клифф, Даррен, Джерард, Эврил и Сандра. Хорошо жить в одной квартире с девушками! Они высоко держат марку по жилищным стандартам, ну, выше, чем они могли бы ее держать в каком‑либо другом случае. Жилье было клевое, мы все большую часть времени преуспевали. Я подумал о Симми, чахнущим в Скраббс за кражу со взломом, и почувствовал себя из‑за этого довольно приподнято. Я пытался не думать о ней, о Слепаке, о моей маме, о Шотландии. Мы все здесь принимали наркотики, но это было больше для отдыха, чем от безнадеги, и не определяло стиль жизни. Мы сидели в пабе по вечерам в среду и четверг, обсуждая в какие клубы, на какие концерты мы пойдем в уикэнд, и какие наркотики будем принимать.

Добравшись домой от Деса и Мэй, я прошел прямо в мою комнату. Я поставил кассету KLF и прилег на кровать, чувствуя себя чертовски довольным собой. Я думал о дочерях Деса и Мэй, затем о Гливисе, и твердо решил одолжить «стрелки» у Клиффа, чтобы отвязаться от этого носящего галстук говнюка с недоделанным пенисом.

Раздался стук в дверь и ко мне зашла Эврил. Я на самом деле не знал ее так хорошо, чтобы говорить наедине; она была гораздо более замкнутой, чем Сандра, хотя и достаточно приятной.

— Могу ли я с тобой немного поговорить? — спросила она.

— Конечно, присаживайся, — улыбнулся я.

В комнате стояло плетеное кресло. Мой дух взыграл пуще. Было совершенно очевидно, что она вынашивала в себе страсть ко мне и хотела меня трахнуть. Я должен был уловить эти вибрации раньше. Я улыбнулся еще шире и сделал мои влажные глаза более одухотворенными. Эта бедная девушка изнывала без любви, а я даже не заметил.

— Это действительно трудно, — начала она, — но я просто должна это сказать.

Я проникся ее словами.

— Послушай, Эврил, ты не должна ничего говорить.

— Даррен... Джерард... Они рассказали тебе? Я же просила их не говорить тебе! Я хотела сказать это сама!

— Нет, нет, они не говорили... это просто...

— Что? Это не ты, правда?

Это привело меня в замешательство.

— Не я что?

Она глубоко вздохнула.

— Послушай, по‑моему мы говорим здесь о разных вещах. Мне очень трудно это сказать.

— Да, но...

— Просто послушай. Я хочу, чтобы ты знал, что я не обвиняю тебя в чем‑то. Пожалуйста, пойми это. Я говорила с Дарреном и Джерардом. У меня пока еще не было возможности переговорить с Клиффом, но я обязательно это сделаю. Дело довольно щекотливое. Просто кто‑то взял мое нижнее белье из ящика. Хотя я не обвиняю тебя в этом. Я хотела переговорить с каждым. Просто потому, что мне не по себе от мысли, что я живу с извращенцем.

— Я понимаю, — сказал я; обиженный, разочарованный, но заинтригованный.

— Ну, — улыбнулся я, — я, несомненно, извращенец, но не из этой оперы.

Мои слова вызвали сдержанный смешок.

— Я только спрашиваю.

— Да, ну тогда это должен быть кто‑то другой, я полагаю. Для тебя, это также могу быть и я, как и кто‑то другой. Я не могу представить себе, что Клифф или Даррен, или даже Джерард поступают таким вот образом. Ну, Джерард бы мог, но он не стал бы трусить и скрываться из‑за этого. Это не его стиль. Он бы пошел в паб с твоими трусиками на голове.

Эта мысль не рассмешила ее.

— Как я уже сказала, я только спрашиваю.

— Ты же не думаешь, что это я, да?

— Я не знаю, что мне думать, — мрачно протянула она.

— Ну, это просто охуительно! Мой босс думает, что я вонючий бомж, а человек, с которым я живу, считает меня извращенцем.

— Мы не живем вместе, — холодно поправила она. — Мы снимаем вместе дом.

— Так, — сказал я, когда она поднялась и пошла к двери, — если я увижу, что кто‑то ведет себя подозрительно, типа не принимает наркотики, платит вовремя за квартиру, такого рода вещи, я дам тебе знать.

Она ушла, очевидно не в состоянии увидеть в этом смешную сторону. Ее выступление заставило меня теряться в догадках, кто же был извращенцем. Я подумал, что это должно быть Сандра.

В четверг я снова заехал к Мэй на чай. Я задержался, потому что Лизанна, ее самая младшая дочь, сидела дома. С ней было хорошо потрепаться, да и смотреть было на что. А кроме того, она не думала, что я — извращенец, хотя, как я полагаю, она на самом деле не знала меня так хорошо. Дес где‑то шлялся, и Мэй настояла подбросить меня домой.

Это показалось мне необычным, но время было уже позднее. Я ничего такого не заподозрил, когда садился в машину. Она все болтала, но как‑то нервно, пока мы ехали по Аксбридж Роуд. Затем она съехала с дороги на повороте и остановилась на стоянке позади каких‑то магазинов.

— А, что случилось, Мэй? — спросил я.

Я было подумал, что забарахлила машина.

— Ну, тебе нравится Лизанна? — спросила она.

Я почувствовал себя немного смущенным.

— Ну да, она действительно чудная девушка.

— Удивлена, что ты до сих пор не завел себе подружку.

— Ну, я на самом деле не хотел бы вступать в слишком серьезные отношения.

— Поматросил и бросил, такой ты?

— Ну, я так не сказал бы в самом деле...

Я был больше «поматросил и меня бросили» типом.

Она сунула палец в одну из прорех на моих джинсах и начала поглаживать мое голое бедро. Ее руки были рыхлые, а пальцы словно обрубки.

— Мистер Гливис прав насчет тебя. Ты бы потратился на новую пару джинсов.

— Да, конечно, — ответил я, чувствуя себя крайне неловко.

Я не был возбужден, совсем далек от этого, но был охвачен нездоровым любопытством относительно того, что она собирается делать.

Я поглядел на ее лицо и увидел только зубы. Она начала обводить пальцами круги на моей плоти.

— У тебя мягкая детская кожа, ты знаешь?

На такое вроде и сказать‑то особо нечего. Я просто засмеялся.

— Как ты считаешь, у меня хорошее тело? Ручаюсь, ты думал, что я стара для этого, неправда ли?

— Нет, нет, я бы не сказал так, Мэй.

А сам подумал: «Опоздала на много световых лет».

— Дес на этих таблетках, видишь ли. У него был сердечный приступ не так давно. Из‑за него ухудшилась свертываемость крови и пенис стал тонким. И беда в том, что он не становится твердым. Я люблю Деса, понимаешь, но я все еще молодая женщина, милый. Мне нужно немного поразвлечься, немного безвредного веселья, знаешь? Это же не так безрассудно, да, милый?

Я грубо приступил прямо к делу.

— Эти сиденья откидываются?

Они откидывались.

Я склонился над ней, опустил голову между ног, и начал искусно обрабатывать языком ее клитор, дразняще водя им вокруг него. Я стал думать о Грэме Суннесе (знаменитый в начале восьмидесятых шотландский футболист, игрок «Ливерпуля» — прим.перев.), потому что у него были проблемы с сердцем. Мне было интересно, появилась ли у него проблема со стояком из‑за этих таблеток? Я думал о его карьере, сосредоточившись на Кубке Мира 1982 в Испании, который, как я помню, я смотрел вместе со своим отцом. Моя мама бросила нас лишь три года назад, и мы вернулись домой от нашей тети Ширли. Она приглядывала за нами все это время, пока отец не почувствовал себя в состоянии справляться с нами сам. У него был своего рода нервный срыв. Он никогда об этом не говорил. А дело в том, что нам нравилось у Ширли в Мордане, и совершенно не хотелось возвращаться в Муирхаус, или «собраться всей семьей», как он описывал это. Чтобы умаслить нас, он позволил нам смотреть все игры чемпионата мира 1982. Огромная таблица на всю стену была приклеена в гостиной над камином. На стене до сих пор остались четыре отметины, хотя ее красили по крайней мере однажды на моей памяти. Дешевая краска, как мне кажется. Как бы там ни было, все надежды тогда возлагались на Суннеса, но я думал, что он просто строил из себя и выпендривался на протяжении всего этого турнира. Я имею в виду ничью 2:2 с Советским Союзом, мать его за ногу.

— Ооо, ты такой озорник и, безусловно... ооо... ооо... — возбужденно шипела она, прижимая мое лицо к своей пизде. Я задыхался, отчаянно пытаясь вдохнуть воздух через нос, переполненный острым ароматом. В нем не было вкуса, только запах, подразумевающий это.

Я представил себе Суннеса, надменно расхаживающего с важным видом в центре поля, но он ничего не делал с мячом, просто держал его, а нам нужна была победа, и секунды матча таяли на глазах. И ведь это происходило в те дни, когда люди действительно переживали за Шотландскую сборную по футболу.

— Дай мне его... — прошептала она, — ты выжал из меня все соки, теперь дай мне его...

У меня был слишком мягкий, чтобы вставить ей, но она взяла его в рот и он окреп. Я вошел в нее, и она стонала так громко, что мне действительно стала не по себе. Я выставил вперед нижнюю челюсть в стиле Суннеса и понеслась. Через полдюжины рывков она мощно кончила, сжимая мои ягодицы.

— АХ ТЫ ГРЯЗНЫЙ МАЛЕНЬКИЙ РАЗБОЙНИК! АХ ТЫ ГРЯЗНОЕ МАЛЕНЬКОЕ ДЕРЬМО! ЧУУУДЕСНО... — вопила она.

Старая работа языком никогда не подводит. Единственная реальная пригодность, мать ее, для похотливого шотландского языка. Я подумал о ее дочерях и выплеснул в нее малафье.

Интересно, позовет ли она меня снова на чай?