ИОАНН ИТАЛ

Иоанн Итал (2-я половина XI в.), ученик Михаила Пселла и его преемник в сане «консула философов», в отличие от своего учителя вступил в прямой конфликт с церковной орто­доксией: его учение было официально предано анафеме на церковном соборе 1082 г. В православном Синодике на первое воскресенье великого поста Иоанну Италу было вменено в вину отрицание воплощения бога-логоса и принятие платоновской доктрины об идеях, отягощенное признанием предвечности идей и материи:

«...Пытающимся диалектическими словесами оспаривать естество и положение о преестественном новом делении двух естеств: бога и человека — анафема... Учащим о безначальной материи и идеях или о бытии, собезначальном содетелю всех и богу, и что небо, земля и прочие творения — присносущны и безначальны и пребывают неизменными, — анафема.

...При помощи иных мифических образов переделывающим от себя самих нашу образность, и принимающим платонически идеи как истинные, и говорящим, что самосущная материя

отделяется от идей, и открыто отметающим самовластие содё-теля, приведшего все от не-сущего к бытию и как творца, гос-подственно и владычески положившего всему начало и ко­нец, — анафема... Эллинским и инославным догматам и уче­ниям, введенным вопреки христианской и православной вере Иоанном Италом и его учениками, участниками его скверны, или противным кафолической и непорочной вере православ­ных, — анафема» (пер. А. Ф. Лосева по изданию Ф. Успенского «Синодик в неделю православия». Одесса, 1893, стр. 14, 16, 18). Это не вполне ясное свидетельство крайне интересно. Трудность состоит в том, что сохранившиеся произведения Иоанна Итала часто противоречат ему и рисуют мыслителя гораздо более ортодоксальным христианином. По-видимому, взгляды Итала были уже и внутри себя противоречивыми (как это верно относительно его учителя Пселла), причем наиболее лояльные аспекты его мировоззрения реализовались в его текстах, а наиболее радикальные — в устном учении; очевидно, что и тексты прошли в рукописном предании некий «цензур­ный» отбор, оставивший только менее опасные для ортодоксии сочинения. Наконец, следует считаться и с тем, что не все написанное Италом и сохранившееся в традиции опубликовано. Приведенный ниже отрывок взят из книги: «Иоанн Итал. Сочинения» (Тбилиси, 1966, стр. 208—209). Перевод с грече­ского С. С. Аверинцева.

О ТОМ, КАКИМ ОБРАЗОМ МЫ ВОСКРЕСНЕМ С ПРИСУЩИМИ НАМ ПЛОТНЫМИ МАТЕРИАЛЬНЫМИ

ТЕЛАМИ

По вопросу, вызвавшему у тебя недоумение, — должны ли тела наши векреснуть со своей настоящей материей и формой — я имею сказать следующее.

Если любая телесная вещь состоит из материи и формы, то одно из них первенствует, а другое уступа­ет: первенствует форма, уступает же материя (ибо каждая вещь отличается от всех других по своей фор­ме); ведь очевидно, что вещь есть то, что отличает ее от всех других. Так, человек именуется человеком не по своей материи, ибо не она отличает его от быка или от коня, а [форма]: «живое существо, разумное, смертное», и это есть то, благодаря чему он человек. Потому мате­рия именуется у старых философов не-сущее ¹. Но то, что есть не-сущее, — как может оно быть человеком, или конем, или другим существом того же рода? Нет, коль скоро было показано, что материя — это не-су­щее, а форма — сущее, то человек на самом деле есть

форма, и форма есть то, что пребывает в нас с самого зарождения и до полного распада неизменным и устой­чивым, в то время как материя в нас не остается преж­ней, например ногти или волосы. Но, расставшись с прежней материей, мы остаемся теми же, в то время как с утратой формы мы не остаемся теми же; мате­рия все время распадается, но мы не подвергаемся рас­паду, пока пребывает форма. Но если распад постигнет последнюю, то равным образом произойдет и распад нас самих, ибо мы суть форма.

Таким представляется мне решение и для вышеназ­ванного вопроса. Ведь в льва, в пса или в любое дру­гое животное переходит не наша форма, а, без сомне­ния, наша материя, которую размышление представило как не-сущее. Но коль скоро форма пребывает той же самой и пребудет и тогда, а к тому же окажется и ка­кая-нибудь материя, готовая воспринять эту форму, очевидно, что форма не станет другой из-за смены материи. Поскольку же показано, что материя есть не-сущее, а форма — сущее, также и смена постигнет только не-сущее, но никоим образом не сущее. Послед­нее же есть сущность и сущностность всякой вещи, как то было сказано. Итак, наши тела воскреснут, и нет никакой помехи этому, коль скоро налична не замкну­тая в их пределах материя.