ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ ЭСТЕТИКА

[СОЗЕРЦАНИЕ КАК СПОСОБ НЕПОСРЕДСТВЕННОГО ОТНОШЕНИЯ ПОЗНАНИЯ К ПРЕДМЕТАМ]

Каким бы образом и при помощи каких бы средств ни относилось познание к предметам, во всяком случае созерцание есть именно тот способ, каким познание непо­средственно относится к ним и к которому как к средству стремится всякое мышление. Созерцание имеет место, только если нам дается предмет, а это в свою очередь возможно, по крайней мере для нас, людей, лишь благо­даря тому, что предмет некоторым образом воздействует на нашу душу (das Gemüt afficiere). Эта способность (восприимчивость) получать представления тем спосо­бом, каким предметы воздействуют на нас, называется чувственностью. Следовательно, посредством чувствен­ности предметы нам даются, и только она доставляет нам

Созерцания; мыслятся же предметы рассудком, и из рас­судка возникают понятия. Всякое мышление, однако, должно в конце концов прямо (directe) или косвенно (indirecte) через те или иные признаки иметь отноше­ние к созерцаниям, стало быть, у нас к чувственности, потому что ни один предмет не может быть нам дан иным способом.

Действие предмета на способность представления, по­скольку мы подвергаемся воздействию его (afficiert wer­den), есть ощущение. Те созерцания, которые относятся к предмету посредством ощущения, называются эмпири­ческими. Неопределенный предмет эмпирического созер­цания называется явлением (III, стр. 127):

[МАТЕРИЯ И ФОРМА ЯВЛЕНИЯ]

То в явлении, что соответствует ощущениям, я назы­ваю его материей, а то, благодаря чему многообразное в явлении (das Mannigfaltige der Erscheinung) может быть упорядочено определенным образом, я называю формой явления. Так как то, единственно в чем ощуще­ния могут быть упорядочены и приведены в известную форму, само в свою очередь не может быть ощущением, то, хотя материя всех явлений дана нам только a poste­riori, форма их целиком должна для них находиться го­товой в нашей душе a priori и потому может рассмат­риваться отдельно от всякого ощущения.

[...] Когда я отделяю от представления о теле все, что рассудок мыслит о нем, как-то: субстанцию, силу, дели­мость и т. п., а также все, что принадлежит в нем к ощу­щению, как-то: непроницаемость, твердость, цвет и т. п., то у меня остается от этого эмпирического созерцания еще нечто, а именно протяжение и образ. Все это при­надлежит к чистому созерцанию, которое находится в ду­ше a priori также и без действительного предмета чувств или ощущения, как чистая форма чувственности.

[ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ ЭСТЕТИКА И ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ

ЛОГИКА]

Науку о всех априорных принципах чувственности я называю трансцендентальной эстетикой*. Следовательно,

---------------

* Только одни немцы пользуются теперь словом эстетика для обозначения того, что другие называют критикой вкуса. Под этим названием кроется ошибочная надежда, которую питал превосход-

должна существовать наука, составляющая первую часть трансцендентального учения о началах, в противопо­ложность науке, содержащей принципы чистого мышле­ния и называемой трансцендентальной логикой (III, стр. 128—129).

[В ОСНОВЕ ВСЕХ ПОНЯТИЙ О ПРОСТРАНСТВЕ ЛЕЖИТ НЕ ПОНЯТИЕ, А АПРИОРНОЕ СОЗЕРЦАНИЕ]

[...] В основе всех понятий о пространстве лежит ап­риорное (не эмпирическое) созерцание. Точно так же все геометрические основоположения, например что в тре­угольнике сумма Двух сторон больше третьей стороны, всегда выводятся из созерцания, и притом a priori, с апо­диктической достоверностью, а вовсе не из общих поня­тий о линии и треугольнике.

[...] Первоначальное представление о пространстве есть априорное созерцание, a не понятие.

[СОЗЕРЦАНИЕ, ПРЕДШЕСТВУЮЩЕЕ ОБЪЕКТАМ, НАХОДИТСЯ ТОЛЬКО В СУБЪЕКТЕ]

[...] Каким же образом может быть присуще нашей душе внешнее созерцание, которое предшествует самим объектам и в котором понятие их может быть определено a priori? Очевидно, это возможно лишь в том случае, если оно находится только в субъекте как формальное его свойство подвергаться воздействию объектов и таким об­разом получать непосредственное представление о них, т. е. созерцание, следовательно, лишь как форма внеш­него чувства вообще (III, стр. 131—132).

ный аналитик Баумгартен⁴,— подвести критическую оценку пре­красного под принципы разума и возвысить правила ее до степени науки. Однако эти старания тщ«тны. Дело в том, что эти правила, или критерий, имеют своим главным источником только эмпири­ческий характер и, следовательно, никогда не могут служить для установления определенных априорных законов, с которыми дол­жны были бы согласоваться наши суждения, касающиеся вкуса, скорее эти последние составляют настоящий критерий правильно­сти первых. Поэтому следовало бы или опять оставить это назва­ние и сохранить его для того учения, которое представляет собой настоящую науку (тем самым мы приблизились бы к языку и представлениям древних, у которых пользовалось большой извест­ностью деление знания на aistheta kai noeta), или же поделиться этим названием со спекулятивной философией и употреблять тер­мин эстетика отчасти в трансцендентальном смысле, отчасти в психологическом значении.

НО

[ГОВОРИТЬ О ПРОСТРАНСТВЕ МЫ МОЖЕМ ТОЛЬКО С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА]

[...] Только с точки зрения человека можем мы гово­рить о пространстве, о протяженности и т. п. Если от­влечься от субъективного условия, единственно при кото­ром мы можем получить внешнее созерцание, а именно поскольку мы способны подвергаться воздействию пред­метов, то представление о пространстве не означает ровно ничего. Этот предикат можно приписывать вещам лишь в том случае, если они нам являются, т. е. если они пред­меты чувственности. Постоянная форма этой восприим­чивости, называемая нами чувственностью, есть необхо­димое условие всех отношений, в которых предметы созерцаются как находящиеся вне нас; эта форма, если от­влечься от этих предметов, есть чистое созерцание, назы­ваемое пространством. Так как частные условия чувст­венности мы можем сделать лишь условием возможности явлений вещей, но не условием возможности самих ве­щей, то имеем полное право сказать, что пространство охватывает все вещи, которые являются нам внешне, но мы не можем утверждать, что оно охватывает все вещи сами по себе независимо от того, созерцаются ли они или нет, а также независимо от того, каким субъектом они созерцаются (III, стр. 133—134).

[ВРЕМЯ ЕСТЬ ЛИШЬ СУБЪЕКТИВНОЕ УСЛОВИЕ СОЗЕРЦАНИЯ, НО ОНО ОБЪЕКТИВНО В ОТНОШЕНИИ ВЕЩЕЙ ОПЫТА]

[...] Время есть лишь субъективное условие нашего (человеческого) созерцания (которое всегда имеет чувст­венный характер, т. е. поскольку мы подвергаемся воздей­ствию предметов) и само по себе, вне субъекта, есть ни­что. Тем не менее в отношении всех явлений, стало быть и в отношении всех вещей, которые могут встретиться нам в опыте, оно необходимым образом объективно. Мы не можем сказать, что все вещи находятся во времени, потому что в понятии вещи вообще мы отвлекаемся от всех видов созерцания вещи, между тем как созерцание есть то именно условие, при котором время входит в пред­ставления о предметах. Но если это условие присоеди­нено к понятию вещи и если мы скажем, что все вещи как явления (как предметы чувственного созерцания) нахо­дятся во времени, то это основоположение обладает объ­ективной истинностью и априорной всеобщностью.

Таким образом, наши утверждения показывают эмпи­рическую реальность времени, т. е. объективную значи­мость его для всех предметов, которые когда-либо могут быть даны нашим чувствам. А так как наше созерцание всегда чувственное, то в опыте нам никогда не может быть дан предмет, не подчиненный условию времени. На­оборот, мы оспариваем у времени всякое притязание на абсолютную реальность, так как оно при этом было бы абсолютно присуще вещам как условие или свойство их даже независимо от формы нашего чувственного созер­цания. Такие свойства, присущие вещам в себе, вообще никогда не могут быть даны нам посредством чувств. В этом, следовательно, состоит трансцендентальная иде­альность времени, согласно которой оно, если отвлечься от субъективных условий чувственного созерцания, ровно ничего не означает и не может быть причислено к пред­метам самим по себе (безотносительно к нашему созер­цанию) ни как субстанция, ни как свойство.

[ВРЕМЯ ОБЛАДАЕТ НЕ АБСОЛЮТНОЙ РЕАЛЬНОСТЬЮ, НО ЭМПИРИЧЕСКОЙ]

[...] Время следует считать действительным не как объект, а как способ представлять меня самого как объект. Но если б я сам или какое-нибудь другое существо могло созерцать меня без этого условия чувственности, то те же определения, которые теперь представляются нам как изменения, дали бы знание, в котором вообще не было бы представления о времени и, стало быть, не было бы также представления об изменениях. Таким образом, у времени остается эмпирическая реальность как условие всякого нашего опыта, и на основании приведенных выше сообра­жений нельзя за ним признать абсолютную реальность. Оно есть не что иное, как форма нашего внутреннего со­зерцания *. Если устранить частное условие нашей чувст­венности, то исчезнет также понятие времени; оно при­суще не самим предметам, а только субъекту, который их созерцает.

* Я могу, правда, сказать, что мои представления следуют друг за другом, однако это значит лишь, что мы сознаем их как сменяющиеся во времени, т. е. согласно форме внутреннего чув­ства. Поэтому время не есть нечто само по себе существующее, оно не есть также определение, объективно присущее вещам,

[ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ КАК УСЛОВИЕ АПРИОРНЫХ СИНТЕТИЧЕСКИХ ПОЛОЖЕНИЙ]

[...] Пространство и время, вместе взятые, суть чистые формы всякого чувственного созерцания, и именно бла­годаря этому возможны априорные синтетические поло­жения, однако эти источники априорного познания как раз благодаря этому обстоятельству (благодаря тому, что они лишь условия чувственности) определяют свои гра­ницы, а именно касаются предметов, лишь поскольку они рассматриваются как явления, а не показывают вещей в себе (III, стр. 139—142).

[МЫ НЕ ЗНАЕМ, КАКОВЫ ПРЕДМЕТЫ В СЕБЕ]

Каковы предметы в себе и обособленно от этой воспри­имчивости нашей чувственности, нам совершенно неиз­вестно. Мы не знаем ничего, кроме свойственного нам способа воспринимать их, который к тому же необязате­лен для всякого существа, хотя и должен быть присущ каждому человеку. Мы имеем дело только с этим спосо­бом восприятия. Пространство и время суть чистые фор­мы его, а ощущение вообще есть его материя. Простран­ство и время мы можем познавать только a priori, т. е. до всякого действительного восприятия, и потому они на­зываются чистым созерцанием; ощущения же суть то в нашем познании, благодаря чему оно называется апо­стериорным познанием, т. е. эмпирическим созерцанием. Пространство и время, безусловно, необходимо принадле­жат нашей чувственности, каковы бы ни были наши ощу­щения; ощущения же могут быть весьма различными.

[РАЗЛИЧИЕ МЕЖДУ ЧУВСТВЕННОСТЬЮ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫМ)

[...] Философия Лейбница и Вольфа указала всем ис­следованиям о природе и происхождении наших знаний совершенно неправильную точку зрения, признавая раз­личие между чувственностью и интеллектуальным только логическим различием. На самом деле это различие транс­цендентально и касается не просто формы отчетливости пли неотчетливости, а происхождения и содержания зна­ний, так что с помощью чувственности мы не то что не­ясно познаем свойства вещей в себе, а вообще не познаем их, и, как только мы устраним наши субъективные свой­ства, окажется* что представляемый объект с качествами, приписываемыми ему чувственным созерцанием, нигде

113

не встречается, да и не может встретиться, так как именно наши субъективные свойства определяют форму его как явления (III, стр. 144—146).

[НЕДОСТУПНОСТЬ ПОЗНАНИЮ ВЕЩЕЙ САМИХ ПО СЕБЕ]

[...] Не только возможно или вероятно, но и совер­шенно несомненно, что пространство и время как необ­ходимые условия всякого (внешнего и внутреннего) опыта суть лишь субъективные условия всякого нашего созерцания, в отношении к которому поэтому все пред­меты суть только явления, а не данные таким образом вещи сами по себе (für sich); поэтому о том, что касается формы их, многое можно сказать a priori, но никогда ни­чего нельзя сказать о вещи в себе, которая могла бы ле­жать в основе этих явлений (III, стр. 148—149).

[ПРЕДМЕТЫ ОТНЮДЬ НЕ ЕСТЬ ТОЛЬКО ВИДИМОСТЬ]

[...] Когда я говорю, что как созерцание внешних объ­ектов, так и самосозерцание души в пространстве и вре­мени представляет нам эти объекты так, как они дейст­вуют на наши чувства, т. е. так, как они являются, я этим вовсе не хочу сказать, будто эти предметы суть лишь ви­димость. В явлении объекты и даже свойства, которые мы им приписываем, всегда рассматриваются как нечто действительно данное, но поскольку эти свойства зави­сят только от способа созерцания субъекта в отношении к нему данного предмета, то мы отличаем предмет как явление от того же предмета как объекта самого по себе. Так, я вовсе не утверждаю, что тела только кажутся су­ществующими вне меня или что душа только кажется данной в моем самосознании, когда я говорю, что качество пространства и времени, сообразно с которым как усло­вием их существования я их полагаю, зависит от моего способа созерцания, а не от этих объектов самих по себе (III, стр. 150-151).

ОБЩИЙ ВЫВОД ИЗ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ЭСТЕТИКИ

Мы имеем здесь один из необходимых моментов для решения общей задачи трансцендентальной филосо­фии — как возможны априорные синтетические положе­ния, а именно мы нашли чистые априорные созерцания — пространство и время. В них, если мы хотим в априорном суждении выйти за пределы данного понятия, мы нахо-

дим то, что может быть a priori обнаружено не в понятий, а в соответствующем ему созерцании и может быть син­тетически связано с понятием. Но именно поэтому такие суждения никогда не выходят за пределы предметов чувств и сохраняют свою силу только для объектов воз­можного опыта (III, стр. 153).