ДЯДЬКА АНТОН

Заглянет солнце и в наше оконце.

Ой, эти богачи, богачи! Имеют ли они совесть? Спроси любого из них, что он делает? Видел ли из вас кто-нибудь, чтобы пан хотя бы один участок себе вспахал? Видели ли, чтобы какой-нибудь купец сам на верстаке хотя бы с локоть полотна выткал?

Все сделано нашими мужицкими руками. Мы для ца­ря, для его чиновников, для панов большие дома воз­двигли. Для купца мы фабрику построили и сами на этой фабрике работаем. Мы пану землю вспашем, посеем, смо­лотим, на машину свезем, а пан только деньги возьмет. А налоги, на которые живет царь со всеми своими дар­моедами, дерут с нас.

Всё мы! На нас свет держится, мы всех кормим, поим, одеваем, все живут за счет нашего труда. Все наш пот и кровь сосут, мы же от этого в беде, в холоде, в голоде, еле-еле картошкой с семьей выжить в состоянии!

А паны и купцы что делают? Ходят себе возле рабо­ты и кричат на мужика, пусть он хоть сдохнет, лишь бы больше сделал. [...]

Взять хотя бы ксендза: получает он такое жалованье, на которое сам мог бы прожить неплохо, да еще и бед­ным помочь. Но что же! Каждый ксендз так скуп, так жаден, что только и смотрит, с кого бы рубль в карман потянуть, и дерет с бедных мужиков сколько может. Свадьба ли, похороны или крестины — за все мужик дол­жен заплатить, и немало. Как сапожник сапоги шьет, так и он молится за деньги. Хотя бы был приветлив и добро-

желателен! Где там! Кто сильнейший, кто богатейший, с тем он и дружит, того и держится. Сколько раз ксендз говорит нам с амвона^ что паны — наши благодетели, что надо слушать царя, его чиновников. А почему они так говорят? Потому, братцы, что они сами панам и царю служат, ибо паны и царь приказывают ксендзам, чтобы нас в темноте и послушании держали. Ксендз сам весьма боится, чтобы мужик не поумнел, ибо тогда мужик не дал бы грабить себя ксендзам. [...]

Правда, плохо нам было, очень плохо при крепостни­честве, и пускай бог оберегает и спасает, чтоб когда-ни­будь это время снова вернулось, но и теперь ненамного лучше. Дали нам /вольность, дали — правда! Но эта воль­ность не много лучше, чем та давняя крепостная неволя! Но покажите, кто от этой вольности так уж сильно раз­богател или какой большой господин обеднел?

Нечего говорить, сегодня лучше, чем было раньше: к примеру, не бьют человека, не обходятся с тобой, как с какой-нибудь скотиной, как это раньше было, человеку те­перь как-то вольнее, но что от этой вольности, если земли мало, горе в избе, налоги заплатить надо и если раньше эконом гнал плеткой мужика на господскую работу, так сегодня горе гонит до того же пана на работу за цену, ко­торую он сам заплатить захочет. Правда, пан скажет: вольно тебе, брат, не идти на работу, никто тебе за это и словца не скажет, но от этой вольности мужик с голоду умереть может и сам, и жена, и дети, и никто ему ни кусочка хлеба не даст; а податей не заплатишь, то и имущество продадут. [...]

Ой, был я там, [на фабриках], и видел много людей, которые на фабриках работают, — бедные это люди! Но как разговоришься с кем-нибудь из них о нашей нужде, да начнет он толковать, как это мужик с мастеровым сбро­сят когда-то с себя неволю эту, то даже на душе как-то становится веселее. Они первые научили меня понимать, что человек рабочий на фабрике и мужик рабочий на зем­ле — это одно единое, что они должны держаться грома­дой, вместе, сообща держаться, ибо одинаково тяжело работают, горюют, одинаково всех их и казна, и царь, и паны, и ксендзы обдирают...

Бывал я не только везде в нашей стране, но лет две­надцать тому назад был я далеко-далеко, в России, в са­мой московской земле. Насмотрелся я и на их жизнь:

ничем она не лучше нашей! Так же и русский мужик живет не под другим царем, а под тем самым, что и мы. и так же, как нас, дерет и душит изо всей силы, до по­следней копейки, так же обдирает он и своих, так же у них мужик с нужды и с голода умирает на богатых гос­подских нивах, так же и на купеческих фабриках, и даже хуже еще. И у них не один мужик от кнута богу душу отдал, ибо у них такой порядок, что если кто не имеет чем царского налога заплатить и уже нельзя из него этих денег выжать, то бьют за это. Вот как живет русский му­жик!..

И теперь в России очень много таких мужиков и ма­стеровых, и рабочих с разных фабрик, которые хотят сбросить с себя этот царский хомут. Чиновники очень их ищут, царь их вешает, ссылает в Сибирь, держит в тюрь­мах, а они из года в год сильнее становятся, как на дрож­жах растут, а если одного повесят, на его место появля­ются десять новых...

И солдаты также в разных местах начинают бунто­вать. Много их уже царь повесил, порасстреливал, много в тюрьмах гниет за то, что не хотят царя и его офицеров слушать. Они бунтуют вместе с мужиками и с фабрич­ными людьми, чтобы добиться для всех лучшей доли. Так, братцы! Очень поумнели русские мужики, жаль только, что у нас еще никто не знает, как они у себя там с казной и с панами воюют и чего мужик имеет право хотеть. Они хорошо знают, что, пока царь с панами и исправниками и всеми своими слугами будет господство­вать над народом и выжимать из него последние соки, как из конопляного жмыха, до тех пор мужики не узна­ют лучшей жизни, не узнают доли; и хотят они выгнать всех панов, выгнать всех чиновников и всяких живодеров, которые под царским плотом сидят, ничего не делают, с кривды людской счастливо и весело живут себе. А если не будет этих всех пиявок, не будут платить мужики та­ких больших налогов, не будут детей в солдаты отдавать, чтобы над ними всякие собаки издевались, будут своим умом руководствоваться, будут хозяйничать так, чтобы всем хорошо было, заберут царскую и панскую землю, лес и сенокос, ибо должна же земля тому принадлежать, кто ее пашет. Вот тогда будет настоящая вольность, настоя­щая свобода! Поймите, братцы, что те люди, которые

теперь на виселицах гибнут, гниют по царским острогам, это настоящие святые, они ничего не боятся, отдают свою жизнь, чтобы как можно быстрее для бедных мужиков хорошую долю дать и всех наших врагов выгнать (стр. 52-71).

РЫТОВ

Михаил Васильевич Рытое (1845—1920) — выдающийся агро­биолог, пропагандист материалистического учения Ч. Дарвина, ученик и, последователь К. А. Тимирязева. Окончив в 1878 г. естественное отделение Московского университета и защитив ма-гистерскую\диссертацию, М. В. Рытое поступает на работу в Горы-Горецкое земледельческое училище (ныне Белорусская сель­скохозяйственная академия), где работает вплоть до последних дней своей жизни. Ученый опубликовал около 1000 научных трудов.

Естествоиспытатель был приверженцем и страстным защитни­ком материализма, борцом против идеализма и метафизики. Он считал, что природа существует объективно и развивается по своим собственным законам независимо от нас и нашего созна­ния, независимо от всяких выдуманных сверхъестественных сил. Он решительно выступал против официального богословского взгляда на органическую природу, отрицавшего эволюцию живот­ного и растительного мира. Столь же активно ученый боролся про­тив метафизиков, признававших неизменность живого мира.

Главной причиной изменений растительности естествоиспыта­тель считал влияние условий внешней среды. Изменения в живой природе, утверждал М. В. Рытое, происходят не случайно, а зако­номерно. Эти проблемы он освещает в своих трудах: 1) «Учебник ботаники. Ч. I. Органография цветковых растений». М., 1879; 2) «Изменение прививка под влиянием дичка». СПб., 1889; 3) «Об­щее учение о возделываемых растениях». М., 1896.

Ниже приводится тематическая подборка фрагментов из этих книг, составленная автором данного вступительного текста И. Н. Лущицким.