Активные и пассивные типы политических культур теорий Хьюнкса и Хиспурса

В современном мире наблюдается большое разнообразие национальных типов политических культур. В целях их исследования и классификации необходимо иметь адекватный инструмент, то есть некую идеальную модель (или модели) политической культуры. Из чего же она должна состоять? Принимая во внимание основные положения структурно-функционального подхода к анализу политических систем Г. Алмонд и С. Верба в качестве основных объектов ориентации выделили политическую систему в целом, ее «вход» и «выход» (то есть требования и поддержку, а также реакцию на принимаемые решения и их реализацию), индивида как политического актора. По их мнению, каждой модели политической культуры (каждому «идеальному типу») соответствует своя комбинация ориентации на эти объекты.

Исходя из этих посылок, Г. Алмонд и С. Верба выделили три основных модели («идеальных типа») политической культуры:

- «Парохиальная» (parochial culture) политическая культура (иногда ее называют приходской, традиционной, патриархальной). Этот тип политической культуры характеризуется пол-. ным отрывом населения от политической системы, полным отсутствием знаний о ней. В таких обществах отсутствуют специализированные политические роли, основные акторы (вожди, шаманы и др.) реализуют одновременно и политические, и экономические, и религиозные функции. Кроме того, не дифференцируются политические, экономические и религиозные ориентации населения. Преобладает территориальная и социально-культурная идентификация: человек идентифицирует себя, в первую очередь, как часть локального сообщества (рода, деревни и т.п.).

- «Подданическая» политическая культура (subject culture). Этому типу политической культуры свойственно пассивное политическое поведение, ориентация на господствующие официальные ценности и нормы, отсутствие самостоятельного осмысления этих ценностей. В целом у людей преобладает своего рода потребительско-патерналистское отношение к политической системе: члены сообщества либо ожидают благ, либо боятся наказания. Такой тип политической культуры можно встретить в обществах, где отсутствует четкое выделение входных каналов политической системы, а индивиды не рассматривают себя в качестве политических акторов.

- «Партисипаторная» политическая культура (participant culture) или культура участия (активистская политическая культура). «Партисипаторному» типу политической культуры свойственно активное участие индивидов в политической жизни, основанное на достаточно высокой политической грамотности граждан и их убежденности в способности повлиять на процесс принятия политических решений посредством собственного участия. Такие общества характеризуются относительно высокой степенью функциональной дифференциации: различные сферы общественной жизни относительно автономны, а подсистемы достаточно развиты и разветвлены (в частности, политическая подсистема).

В современном мире эти типы политической культуры в чистом виде отсутствуют. В частности, в демократических странах невозможно в чистом виде найти партисипаторный тип политической культуры: «граждане демократических стран редко живут в соответствии с этой моделью. Их нельзя назвать ни хорошо информированными, ни глубоко включенными в политику, ни особо активными, а процесс принятие электоральных решений является чем угодно, только не процессом рационального расчета».

В действительности национальные политические культуры сочетают в себе различные типы, то есть являются смешанными. Комбинации этих типов могут быть разные. Г. Алмонд и С. Верба при сравнительном изучении политических культур задались вопросом, существует ли демократическая политическая культура, то есть некий набор ориентации, который благоприятствует стабильности демократии то есть «подходит» демократической системе.

Их основной вывод заключался в том, что наиболее оптимальным для стран стабильной демократии является смешанный тип политической культуры, выявленный в Великобритании и США, — гражданская политическая культура (или политическая культура гражданственности). В рамках этой культуры «многие граждане могут быть активным в политике, но многие другие играют более пассивную роль подданных даже у тех, кто исполняет гражданскую роль, качества подданных и прихожан не полностью вытеснены... Это означает, что активный гражданин сохраняет свои традиционалистские, неполитические связи, равно как и пассивную роль подданного. Политическая деятельность представляет собой лишь часть интересов гражданина, причем, как правило, не очень важную их часть. Сохранение других ориентации ограничивает степень его включенности в политическую деятельность и удерживают политику в надлежащих рамках. Более того, ориентации прихожанина и подданного не просто сосуществуют с ориентациями участника, они пронизывают и видоизменяют их. Так, например первичные связи важны в становлении типов гражданского влияния. Кроме того, взаимопроникающие структуры общественных и межличностных связей имеют тенденцию воздействовать на характер политических ориентации — делать их менее острыми и разделяющими».

Согласно Г. Алмонду и С. Вербе, для гражданской культуры характерны два «противоречия»: 1) между высокой оценкой своей потенциальной влиятельности на политические решения и более низким уровнем реального влияния; 2) между степенью распространения вербального признания обязательности участия граждан в политической жизни и реальной значимостью и объемом участия. Эти два противоречия, по мнению авторов «Гражданской культуры», помогают понять, каким образом в странах стабильной демократии разрешается дилемма, оптимальное сочетание сторон которой крайне важно для поддержания стабильности: между активностью и влиятельностью неэлитных групп и их пассивностью и невлиятельностью, между властью правящей элиты и ее подконтрольностью и ответственностью. С одной стороны, бездеятельность обыкновенного человека помогает обеспечить правящие элиты властью в той мере, которая необходима для эффективного решения проблем. С другой стороны, роль гражданина, как активного и влиятельного фактора, обеспечивающего ответственность элит, поддерживается благодаря его приверженности нормам активного гражданства и его убежденности, что он может быть влиятельным политическим актором.

Таким образом, гражданин в стране с гражданской политической культурой является потенциально активным. Он не выступает как постоянный участник политического процесса, редко активен в политических группах, но при этом обладает резервом потенциальной влиятельности. То есть он считает, что в случае необходимости может мобилизовать свое социальное окружение в политических целях. Гражданин, живущий в такой стране, в большей степени склонен поддерживать на высоком и постоянном уровне политические связи, входить в какую-либо организацию и участвовать в неформальных политических дискуссиях. Эти виды деятельности сами по себе не указывают на активное участие в процессе принятия политических решений, но делают такое участие более вероятным.

Каждый из предложенных Г. Алмондом и С. Вербой идеальных типов политической культуры на практике, как считали авторы типологизации, отражает специфику той или иной «идеальной» субкультуры. Особое сочетание этих субкультур обуславливает национальные особенности политической культуры в той или иной стране. На основе анализа результатов социологических исследований они сделали попытку описать примерные пропорции, в которых сосуществуют субкультуры, соответствующие идеальным типам, в национальных полит тических культурах. Примерная «формула» гражданской культуры выглядела следующим образом: 60% «участников», 30% «подданных» и 10% «парохиалов». Были также выделены и другие «формулы», соответствующие авторитарной переходной системе, «демократической» доиндустриальной системе и т.д.

Приведенная «классическая» типология политической культуры и идея гражданской культуры вызвала серьезную критику со стороны различных исследователей. В частности, критику вызвали методы измерения наличия или отсутствия гражданской политической культуры/ Например, во время социологического исследования респонденту предлагалось отметить черты его страны, которыми он гордится, поскольку Г. Алмонд и С. Верба выдвинули гипотезу, что гражданская культура предполагает высокий уровень гордости населения за свою страну и в особенности за ее политическую систему (один из показателей легитимности). Наиболее высокий уровень был в Великобритании и США. Вместе с тем авторы не учитывали разные исторические и общекультурные традиции различных стран, а также смысловую нагрузку тех или иных выражений, используемых при выработке инструмента (в частности, например то, что слово «гордость» имеет несколько разное значение в рамках различных культур).

О несовершенстве предложенной типологии и исследовательского инструмента свидетельствует и тот факт, что модель гражданской политической культуры, результаты операционализации этого понятия и применения предложенного инструмента приводили порой к парадоксальным выводам. В частности, по мнению некоторых советологов, они во многом отражали советскую реальность. Политическая культура США и Великобритании оказывалась во многом идентичной 'политической культуре СССР. Вместе с тем сам подход к анализу политической культуры, основанный на сравнении «реальных» политических культур с идеальными типами, следует признать достаточно плодотворным.

Г. Алмонд предложил и другую типологию политической культуры, а точнее, выделил два «полярных» типа политической культуры, основанных на дополнительном критерии (наличие или отсутствие консенсуса). По этому критерию политические культуры можно разделить на поляризованный и консенсусный типы (большинство национальных культур можно расположить на оси от поляризованного к консенсусному типу).

В поляризованной политической культуре преобладают крайние право- и леворадикальные ориентации. К центру относятся только 25% населения, в то время как к крайним — около 45%. Нет согласия большинства по поводу приоритетных ценностей развития. Консенсусная политическая культура базируется на согласии большинства. В ней превалируют центристские, умеренные ориентации (примерно 55%), лишь около 10% граждан занимают радикальные позиции.

В настоящее время использование данного критерия (наличие или отсутствие консенсуса) является достаточно распространенным и дает неплохие результаты. Вместе с тем типологическая схема, основанная на выделении различных совокупностей политических ориентации, также получила дальнейшее развитие.

Так, например голландские исследователи Ф. Хьюнкс и Ф. Хикспурс в середине 1990-х гг. пытались усовершенствовать типологию политических культур Алмонда и Вербы, дополнив ее новыми типами: «гражданская партисипаторная культура» (civic participant culture), «клиентелистская культура» (client culture), «протестная культура» (protest culture), «автономная культура» (autonomus culture) и «культура наблюдателей» (spectator culture). Эти типы политической культуры также необходимо рассматривать как идеальные типы, отражающие основные характеристики субкультур, представленных в рамках национальных культур.

Исходя в целом из заданной Г. Алмондом и С. Вербой схемы операционализации понятия «политическая культура», Ф. Хьюнкс и Ф. Хикспурс предложили следующую совокупность индикаторов измерения этого явления. В качестве индикатора ориентации в отношении политической системы в целом (про- или антисистемной) они рассматривали степень интереса индивидов к политике. В качестве индикатора ориентации относительно «выхода» системы использовался уровень доверия к государственным институтам и управленческому аппарату. Индикатором ориентации относительно собственной политической компетентности выступала оценка возможности личного участия и зависит от социально-демографических и социально-статусных характеристик. В частности, гражданская субкультура имеет достаточно широкое распространение только среди высокостатусных категорий населения, автономная и партисипаторная субкультуры также широко представлены среди представителей высших социальных групп, а также лиц с высшим образованием и мужчин, клиентелистская, паро-хиальная и подданическая в наибольшей степени распространены среди представителей низкостатусных групп.

Анализ динамики особенностей национальных субкультур за три десятилетия (конец 50-х — начало 60-х гг. — начало 90-х гг.) позволил сделать следующие выводы. «Гражданская» культура, для которой характерны относительно высокий уровень доверия населения к представителям власти, относительно высокий интерес к политике, осталась важным типом политической субкультуры в Великобритании и США, а также широко распространилась и в Германии. В англосаксонских странах по сравнению с 60-ми гг. стала менее распространенной «гражданская партисипаторная» субкультура, для которой характерно отсутствие доверия к государственным служащим в сочетании с высоким уровнем интереса к политике.

В западных странах появилась и сохраняется «автономная культура», для которой характерно отсутствие доверия властям при невысоком интересе к политике. Наряду с этим в этих обществах постепенно исчезают пассивные типы политической субкультуры (парохиальная и подданическая).

4. Теории бесшумной революции и кросс - национальные исследования Р. Инглхарта
Значительный вклад в изучение политических ценностей был внесен американским политологом Р. Инглхартом, разработавшим концепцию «бесшумной революции». Согласно ее основным положениям, наиболее устойчивые ценностные ориентации и настроения массовых слоев общества являются важнейшими элементами политической культуры. Специфические сочетания этих ориентаций и настроений определяют устойчивость и жизнеспособность демократии. Инглхарт предположил, что в индустриально развитых странах под влиянием социально-экономического развития происходит переход от материальных к постматериальным ценностям, которые начинают играть ведущую роль в жизни людей. Основной культурный раздел начинает проходить между «материалистами» и «постматериалистами».

Материалисты ориентированы на экономическое благополучие и безопасность государства, процветание своей семьи, сохранение собственного материального благополучия. Для них уровень жизни, законность и порядок имеют первостепенное значение.

Постматериалисты в большей степени ориентированы на ценности нематериального характера: гарантии прав и свобод человека, самовыражение и самоопределение личности, защиту окружающей среды и т. п. В отличие от «материалистов» «постматериалисты» ценят качество жизни. «Экономической и физической безопасности, — отмечал Инглхарт, — постматериалисты придают отнюдь не негативную ценность — они, как всякий, оценивают ее положительно; но в отличие от материалистов, они еще более высокий приоритет отводят самовыражению и качеству жизни». Наряду с самовыражением и качеством жизни постматериалисты особое внимание уделяют политическому участию.

Между этими двумя «чистыми» группами располагаются две промежуточные: «смешанные» материалисты и «смешанные» постматериалисты. У «смешанных» материалистов на первом месте стоят материалистические ценности, а на втором — постматериалистические, а у «смешанных» постматериалистов — наоборот.

Ряд постматериалистических ценностей — удовлетворенность жизнью (работой, досугом, семейной жизнью) и склонность доверять другим — непосредственно включены, согласно Инглхарту, в структуру гражданской культуры. «Доверие к другим» — это элемент культуры, предопределяющий возможность объединения граждан в ассоциации и группы по интересам, без деятельности которых, в свою очередь, становится невозможной демократия. Настроения же, выраженные формулой «удовлетворенность жизнью», оказывают сильное влияние на отношение граждан к политической системе в целом. Инглхарт размещает ценности между двумя «координатами» (параметрами):

• традиционной и рационально-легальной (государственной) властью;

• ценностями дефицита (материальными) и постматериальными ценностями (рис. 14.1).

По признанию самого Инглхарта, приведенные на схеме данные отражают результаты опросов 56 292 респондентов из 43 стран. Анкеты, с помощью которых проводились обследования, включали более 100 вопросов относительно различных аспектов жизни.

На приведенной схеме ценности «Бог», «Важность религии», «Важность труда», «Важность семьи», «Послушание» группируются в нижней части. Они оказываются тесно взаимосвязанны с традиционной властью. Инглхарт отмечает значение принудительных начал в обществах с традиционной властью. Однако там, где религии уделяется большое значение, люди мало интересуются политикой. Исследования показали, что постматериальные ценности коррелируют с удовлетворенностью жизнью (г = 0,68). В то же самое время Инглхарт отмечает интересный факт, который выявили исследования: «...на личностном уровне постматериалисты не обнаруживают относительно высокого уровня реальной удовлетворенности жизнью». Это связывается с тем, что хотя постматериалисты богаче, чем боль-шинство членов общества, их субъективная оценка как собственного благосостояния, так и его значимости не поднимается выше определенного уровня. Таким образом, субъективное ощущение благосостояния не повышается по мере экономического роста и роста доходов. Именно поэтому среди постматериалистов не получили распространение такие ценности, как «Упорный труд», «Необходимость детей для женщины», «Необходимость для ребенка обоих родителей». Подъем вверх по вертикальной оси связан с отходом от религиозных и семейных ценностей. Переход к постматериальным ценностям, так же как и сдвиг от традиционной к государственной власти, сопровождается ростом морального релятивизма, что выражается в низких оценках необходимости «Уметь различать добро и зло». Также наблюдается и снижение преклонения перед государственной властью, и повышение внимания к таким индивидуальным ценностям, как досуг, дружба, добрососедство. Постматериалисты меньше материалистов оценивают значение науки и техники. Это объясняется как их высокой материальной удовлетворенностью, так и убежденностью, что научный и технический прогресс может принести человечеству большой вред.

Общества, в которых широко распространены постматериальные ценности, характеризуются большей толерантностью и терпимостью по отношению к социальным и национальным меньшинствам. В отличие от них в обществах, где превалируют дефицит и материальные ограничения, достаточно часто распространенной оказывается ксенофобия. «Острота ксенофобии, — замечает по этому поводу Инглхарт, — всегда пропорциональна социально-экономической нестабильности и ненадежности». Данные исследований демонстрируют толерантное отношение постматериалистов к иммигрантам, терпимость к сексуальным меньшинствам, одобрительное отношение к феминизму. Укрепление постматериальных ценностей, связанных с достатком, по всей видимости, делает вывод Инглхарт, способствует повышению терпимости к разнообразию и является потому непременным условием демократии. Другим условием современной демократии являются повышение уровня межличностного доверия и участие людей в общественной жизни. В иерархии постматериалистических ценностей высокое место занимают ценности самовыражения и участия в принятии решений на всех уровнях. Оценки же вмешательства правительства в экономическую жизнь, процесса роста правительства и бюрократизма, увеличения доли государственной собственности приобретают все более и более негативный характер.

Таким образом, в противоположность Алмонду, полагавшему, что основой индустриальной демократии является гражданская культура, Инглхарт утверждает, что в постмодернистском обществе основанием демократии становятся постматериальные ценности.

Главный вывод, к которому приходит Инглхарт, заключается в том, что само по себе экономическое развитие не порождает демократию, оно влияет на демократизацию лишь в той мере, в какой способствует культурным переменам. В соответствии с приведенными выше параметрами Инглхарт создает культурологическую карту мира (рис. 14.2). На этой карте большинство экономически неразвитых стран расположены в нижнем левом углу квадрата. Это связано с тем, что для их культуры характерно превалирование ценностей выживания, а власть является традиционной. Культура способствует консервации традиционного характера власти и ценностей дефицита. Для большинства посткоммунистических стран

Политическая культура

атскую, в которую включает Пакистан, Бангладеш, Филиппины, Турцию, Индию. Католическая Европа занимает «срединное» положение на карте. К этой зоне отнесены Испания, Италия, Австрия, Франция, Бельгия, Португалия. Южнее ее, но ближе к шкале постматериальных ценностей находятся англоговорящие страны: США, Северная Ирландия, Британия, Канада, Новая Зеландия, Австралия. Верхнюю правую часть карты занимает зона протестантской Европы: Западная Германия, Дания, Норвегия, Швеция, Финляндия, Швейцария, Нидерланды. Чуть «западнее» протестантской Европы располагается конфуцианская зона: Тайвань, Южная Корея, Япония. Посткоммунистические страны Балтии оказываются наиболее близкими государственной власти и ценностям дефицита. Страны ортодоксальной зоны (Грузия, Босния, Румыния, Македония, Молдова, Беларусь, Армения, Югославия, Болгария, Украина, Россия) располагаются на таком же примерно расстоянии от ценностей дефицита, но ниже по отношению к государственной власти.

Американский политолог подчеркивает, что ценностные системы богатых и бедных стран отличаются друг от друга. Так, страны, в которых ВНП на душу населения превышает $15 тыс., занимают положение в верхнем правом углу карты, т. е. характеризуются современным государством и превалированием постматериальных ценностей. Страны же с душевым доходом ниже $2 тыс. занимают нижний левый угол карты. Однако Инглхарт отказывается объяснять культурные изменения только экономическим развитием. На культуру общества и его ценности оказывает не меньшее влияние его историко-культурное наследие.

Постматериальные ценности, неоднократно подчеркивает Инглхарт, тесно связаны с демократическими институтами. Устойчивая связь между «ценностями самовыражения» и уровнем свобод фиксируется также Freedom House.

5. Избирательная система: понятие, структурные компоненты, функции
В научной литературе термин "избирательная система", в том числе и в российском правоведении, употребляется обычно в двух значениях - широком и узком.

В широком смысле избирательная система - это система общественных отношений, связанных с выборами органов публичной власти. Очевидно, что избирательная система в таком широком смысле регулируется не только правовыми нормами. Сфера этих отношений весьма широка. В нее входят вопросы и определения круга избирателей и избираемых, и инфраструктуры выборов (создание избирательных единиц, избирательных органов и др.), и отношений, складывающихся на каждой из стадий избирательного процесса вплоть до его завершения. Регулируется избирательная система нормами избирательного права, понимаемого как система правовых норм, представляющая собой подотрасль конституционного (государственного) права. Однако не вся избирательная система регулируется правовыми нормами. В ее состав входят также отношения, регулируемые корпоративными нормами (уставами политических общественных объединений и др.), а также обычаями и традициями данного общества.

Однако людей больше интересует избирательная система в так называемом узком смысле. Это способ определения того, кто из баллотировавшихся кандидатов избран на должность или в качестве депутата. В зависимости от того, какая будет использована избирательная система, результаты выборов при одних и тех же итогах голосования могут оказаться совершенно различными. Поэтому политические силы нередко борются между собой за более выгодную для себя избирательную систему (впрочем, оценивая ее выгодность, они могут и ошибиться).

Некоторые авторы, справедливо отмечая, что каждое понятие должно употребляться только в одном смысле, предлагают отказаться от использования термина "избирательная система" в узком смысле, заменив его на "способ определения результатов голосования". Однако, представляется, что такая замена не оправданна. Ведь это понятие не сводится только к способу определения результатов голосования, а в действительности представляет систему важнейших юридических норм. Кроме того, данный термин принят в зарубежной литературе, и отказ от него осложнит взаимопонимание российских и зарубежных правоведов.

Если попытаться дать определение термину «избирательная система», абстрагируясь от ее значения в узком или широком смысле, то, по-видимому, под избирательной системой следует понимать совокупность правил, приемов, процедур, процессов и институтов, обеспечивающих легитимное формирование выборных органов государственной власти и местного самоуправления на основе адекватного представительства многообразных интересов гражданского общества.

Несомненно, что избирательная система, как составная часть политической системы, сама подобно любой системе подразделяется на структурные компоненты, из которых в качестве наиболее общих выделяются избирательное право - теоретико-юридический компонент и избирательная процедура (или избирательный процесс) -компонент практически-организационный.

Избирательное право - это совокупность юридических норм, регулирующих участие граждан в выборах, их организацию и проведение, взаимоотношение между избирателями и выборными органами или должностными лицами, а также порядок отзыва не оправдавших доверие избирателей выбранных представителей. Этот термин может употребляться и в другом, более узком значении, а именно как право гражданина участвовать в выборах, как в качестве избирателя (активное избирательное право), так и в качестве избираемого (пассивное избирательное право).

Избирательная процедура составляет практически-организационную часть избирательной системы. Она включает в себя мероприятия государства по организации и проведению выборов, а именно: назначение выборов; создание избирательных органов, ответственных за их проведение; организацию избирательных округов, районов, участков; регистрацию кандидатов в депутаты; определенную финансовую поддержку выборов; охрану порядка в ходе их проведения; определение результатов голосования.

В отличии от многих зарубежных конституций, Конституция России не содержит специальной главы об избирательном праве.