Франко-русский союз и политическая ситуация в Европе к концу XIX в. 13 страница

Главным способом политической борьбы эсеры признавали индивидуальный террор, который они рассматривали как средство агитации и возбуждения общества. Они создали строго законспирированную «Боевую организацию», на счету которой числилось множество покушений на должностных лиц государства. В числе погибших от рук эсеровских боевиков были: министр внутренних дел Д. С. Сипягин (1902 г.), харьковский губернатор князь И. М. Оболенский (1902), уфимский губернатор Н. М. Богданович (1903), министр внутренних дел И. К. Плеве (1904), великий князь Сергей Александрович (1905). На протяжении нескольких лет эсеры вынашивали план убить царя, но осуществить намерение им не удалось.

Террористическая тактика эсеров в конечном итоге потерпела полный провал, а одной из причин его стало нравственное разложение и деградация «антрепренеров террора». «Дело Азефа» нанесло жестокий удар по декларируемым «высоким идеалам» эсеровских борцов. Евно Фишелевич (Евгений Филиппович) Азеф (1869-1918) на протяжении длительного времени входил в число руководителей эсеровской партии, а в 1903-1908 гг. возглавлял Боевую организацию. Но еще в 1893 г., находясь за границей, он предложил Департаменту полиции свои услуги в «освещении антиправительственных замыслов и деятельности» эмигрантских кружков.

Департамент полиции принял на службу информатора, положив ему ежемесячное содержание в 50 рублей. На протяжении ряда лет Азеф являлся одним из самых ценных осведомителей полиции, а плата ему за услуги достигла огромной по тем временам суммы - 1000 рублей в месяц. Он выдавал многие планы террористических групп, их явки, транспорты с нелегальной литературой и оружием. Одновременно Азеф организовывал громкие террористические акции (убийство Плеве, великого князя Сергея Александровича), что долго отводило от него подозрение в провокаторстве. В 1908 г. грянул гром: бывший начальник Департамента полиции А. А. Лопухин подтвердил факт сотрудничества Азефа с тайной полицией. Дело обернулось громким скандалом для правительства, а эсеровскую партию оно повергло в состояние коллапса.

В октябре 1905 г. в Москве состоялся учредительный съезд Конституционно-демократической партии, принявший программу и устав. Эта партия — крупнейшее объединение российского либерализма — для «широкого пользования» установила и другое название: Партия народной свободы. В обиходе ее называли «кадетской», а членов — «кадетами». «Партия народной свободы» сыграла заметную роль во многих драматических коллизиях последних лет монархии. Кадеты доминировали в Первой и во Второй Государственных думах, выступили инициаторами и стали фактическими руководителями образованного в августе 1915 г. антиправительственного «Прогрессивного блока».

Во главе стояли известные общественные деятели: П. Н. Милюков, В. А. Маклаков, П. Б. Струве, В. Д. Набоков, А. И. Шингарев, Ф. И. Родичев, И. И. Петрункевич, князья Павел Д. и Петр Д. Долгорукие, князь Д. И. Шаховской и некоторые другие. Лидеры кадетов старались представить свое партийное объединение неким рупором общенациональных интересов, выразителями «чаяний всей страны». Один из главных идеологов и создателей кадетской партии П. Б. Струве заявлял: «Партия народной свободы есть партия либеральная — она отстаивает свободу личности, гражданские права и широчайшее самоуправление. Она есть партия демократической конституции, и она есть партия демократических социальных реформ... Существенное отличие нашей партии от известного типа партий, стоящих налево и направо от нас, заключается в том, что наша партия не классовая... Классовым партиям наша партия противопоставляет себя, как партию национальную». В истории еще не было случая, чтобы одна-единственная партия выражала интересы всех социальных групп какой-либо страны. Русские кадеты-интеллектуалы провозгласили появление подобного феномена.

На самом деле социальной основой партии являлись земско-либеральные элементы левой ориентации, а также профессура крупнейших университетов, как и лица свободных профессий (адвокаты, врачи, журналисты, писатели). Обще либеральные лозунги и призывы кадетов находили широкий отклик, и после создания партии ее ряды быстро росли. Уже весной 1906 г. численность партийных рядов достигла 70 тыс. человек. Однако после спада революционного напряжения численность резко пошла вниз: весной 1908 г. в составе партии насчитывалось не более 30 тыс. человек.

Программа Конституционно-демократической партии вобрала в себя многие представления передовой либеральной европейской мысли. Здесь были положения о равенстве всех перед законом, о ликвидации сословных разграничений, прямых и всеобщих выборах, о свободе совести и вероисповедания, о свободе печати и общественных ассоциаций, о неприкосновенности личности и жилища, о свободе передвижения, о ликвидации паспортной системы, о свободе культурного самоопределения. Они высказывались за контроль Государственной думы за государственными финансами и за деятельностью высшей администрации.

Кадетская программа была нацелена на создание конституционного правления, предусматривала разделение властей (исполнительной, законодательной, судебной) и создание широкой сети местных институтов самоуправления по европейским образцам. Кадеты обошли вопрос о форме государственного устройства, написав, что «Конституционное устройство Российского государства определяется основным законом» и выступали за избрание народных представителей «всеобщею, равною, прямою и тайною подачей голосов».

В аграрной области кадеты ратовали «за увеличение землепользования населения» и признавали возможным отчуждение частновладельческих земель и передачи их в руки безземельных и малоземельных крестьян. Ввиду этого они считали необходимым пересмотреть земельное законодательство для облегчения условий аренды, развивать государственную помощь делу обустройства землепользователей на новых местах, распространить рабочее законодательство на область аграрных отношений. В рабочем вопросе кадеты призывали к свободе рабочих союзов и собраний, к укреплению роли рабочей инспекции на производстве, установлению восьмичасового рабочего дня, развитию охраны женского и детского труда, совершенствованию рабочего страхования.

В общем и целом кадетская программа выглядела весьма прогрессивно, и ее осуществление несомненно означало бы огромный прорыв в деле «европеизации», если бы не одно «но». Произнести красивые слова это одно, а реализовать обещания на практике — совсем другое. Кадеты, исписав за годы своего существования горы бумаг, произнеся бессчетное множество речей, разоблачив и заклеймив всех деятелей самодержавного режима за их нежелание и неумение осуществлять «правильную политику», так и не предложили самого главного: механизма реализации своих красивых благопожеланий. Отвлеченная декларативность программы наиболее наглядно проявлялась в их «умствованиях» по аграрному вопросу.

Признав принцип насильственного отчуждения частновладельческих земель, кадеты записали, что это перераспределение должно было осуществляться «за счет государства», а бывшие владельцы земли должны были получить компенсацию «по справедливой (не рыночной) оценке». Что такое «справедливая» оценка, кто будет ее определять, какова конкретная механика движения земли по формуле владелец — государство — владелец, этого никто из кадетов так и не объяснил.

Главный «аграрный специалист» кадетской партии, творец ее аграрной программы М. Я. Герценштейн, написавший серию научных трудов о кредите и финансовом хозяйстве главным образом европейских стран, вообще полагал, что такие вопросы являются «несущественными». Возражая представителям правительства, считавшими, что действительная цена земли может устанавливаться лишь в процессе рыночного оборота, патетически восклицал: «По вашему мнению, справедливая оценка та, которая устанавливается на рынке. На это я могу вам ответить: те цены, по которым теперь продаются земли, я не могу считать справедливыми. Земля должна продаваться по более дешевой цене». «Аграрный специалист» не признавал существующие рыночные цены справедливыми, выступая за административную регуляцию рыночных отношений.

Кадеты наивно полагали, что отняв землю у одних и передав ее другим, по неведомой никому «справедливой» оценке, можно будет, как вещал Герценштейн, «превратить батрака в крестьянина». Конъюнктурная риторика и исповедуемая «идеология государственного отщепенства» определи резко отрицательное отношение кадетской партии к столыпинской реформе, нацеленной как раз на то, чтобы не на словах, а на деле превратить батрака в крестьянина. Открытые и завуалированные нападки на П. А. Столыпина и его аграрный курс являлись обязательными для кадетских лидеров и их главного рупора — газеты «Речь».

Второй крупнейшей партией либеральной ориентации был «Союз 17 октября» («октябристы»), организационно оформившиеся в 1906 г. Октябристы были значительно правее кадетов, и их представления в области государственного устройства носили более определенный характер. Они выступали за конституционную монархию, рассматривая Октябрьский манифест как «величайший переворот в судьбах отечества», устанавливавший начала конституционной монархии. Они выступали за сохранение единства и нераздельности Российского государства, но при непременном равенстве всех народов и при их праве на культурное развитие. Они считали, что монарх должен сохранять свои сильные властные прерогативы, но лишь в союзе с народным представительством. Октябристы выступали за свободу слова, собраний, союзов, свободу передвижения, свободу труда, предпринимательства, за неприкосновенность собственности.

В области аграрной они считали необходимым осуществить насущные реформы для «решительного и бесповоротного приобщения крестьян к полноте гражданских прав наравне с остальными гражданами». Они предлагали снять все правовые ограничения для крестьянского сословия и оказать государственную поддержку «к поднятию производительности земледелия». Признавая социальную остроту рабочего вопроса, октябристы ограничивались призывами пересмотреть и усовершенствовать рабочее законодательство, развивать страховую помощь, разрешить свободу профессиональных союзов, но при этом «законодательно регулировать условия экономической борьбы».

Октябристы не являлись строго организованной партией; это был скорее временный союз довольно разношерстных общественных элементов из числа имущих, желавших принять участие в выработке политических решений. Во главе партии стояло правое крыло земско-либерального движения мо главе с графом П. А. Гейденом, Д. Н. Шиповым, М. А. Стаховичем, Н. А. Хомяковым. Но уже в 1906 г. на первую роль выдвинулся выходец из семьи старинного московского купечества, известный деятель Московского городского управления А. И. Гучков, ставший бесспорным лидером этой партии.

В конце 1905 г. стали структурно оформляться и политические партии правой ориентации, объединявшие сторонников неограниченной монархии, приверженцев исторических начал власти, выступавших против конституционных нововведений и усматривавших в них угрозу трону и России. Но до самого конца самодержавия сколько-нибудь значительной организованной политической силы у власти не было. Потом, когда была избрана Третья Государственная дума, появились значительные фракции проправительственной направленности, но вне думских стен политическая роль подобных объединений была малозаметной. Это объяснялось не тем, что не было сторонников монархии, что все население сплошь стало либеральным или радикальным. Суть проблемы коренилась в другом: самые лояльные элементы оказались и наиболее политически инертными.

Консервативное миросозерцание (на современном политологическом жаргоне это называется «ментальностью»), зиждилось на вере и традиции, на почитании власти, на признании Божественного происхождения ее. Подобные ценности и представления невозможно было пропагандировать на митинге, их нельзя было соблазнительно изложить в политической листовке или на страницах массовой брошюры. Русский человек, русский монархист и православный человек являлись в данном случае синонимами. Вера в Бога, вера в царя, вера в Россию существовали нераздельно, и если не было одной из составляющих эту триаду, то не могло существовать и остальное.

Попытки создания крепкой общероссийской монархической партии, партии порядка, партии традиции предпринимались неоднократно, и начались они еще до революционных потрясений 1905 г. Первой заметной общественной организацией в этом ряду стало Русское собрание, возникшее в конце 1900 г. Устав его был утвержден 26 января 1901 г. Задачи деятельности формулировались следующим образом: «Ознакомить общество со всем, что сделано важного и своеобразного русскими людьми во всех областях научного и художественного творчества». В начале Общество сконцентрировало свои усилия на организации библиотек и читален, проведении вечеров и лекций по русской истории и культуре. Во главе организации стояли известнейшие деятели консервативного направления: писатель князь Д. П. Голицын, правнук декабриста князь М. В. Волконский, барон Н. А. Энгельгардт, издатель влиятельной газеты «Новое время» А. С. Суворин, профессор А. С. Вязигин, приват-доцент Петербургского университета, литературовед, журналист и писатель Б. В. Никольский.

Русское собрание несколько лет было центром притяжения всех правых сил. В ноябре 1905 г. оно опубликовало свою избирательную программу, ставшую образцом для подражания других монархических организаций. В ней однозначно выражалась приверженность неограниченной монархии и говорилось о необходимости единения царя и народа.

В конце 1905 г. в Петербурге возникла самая значительная правая организация — партия Союз русского народа (СРН), устав которой был утвержден 7 августа 1906 г. Ее возглавили А. И. Дубровин и В. М. Пуришкевич. Первый был врачом по профессии и состоял раннее в Русском собрании, а второй происходил из дворян Бессарабской губернии, служил чиновником в Министерстве внутренних дел и был завсегдатаем петербургских консервативных салонов. Союз русского народа вскоре стал самой массовой и влиятельной организацией правых.

Установить реальную численность СРН невозможно, так как в партии какой-либо регистрации не существовало, а сама эта структура являлась политическим объединением, оживлявшимся лишь в периоды социальной смуты или выборов. Руководители монархических организаций в 1905-1906гг. определяли число своих приверженцев минимум в 3 миллиона человек. Департамент же полиции насчитал в начале 1908 г. в 78 губерниях 358 758 членов Союза русского народа и 47 794 члена других монархических организаций. Если считать полицейские цифры адекватными, то СРН являлся в этот период вообще наиболее массовой политической организацией в России. СРН издавал газету «Русское Знамя», являвшуюся в течение нескольких лет самым тиражным рупором правых (максимальный ежедневный тираж — 15 тыс. экземпляров).

Главная политическая задача крайне правых, которых оппоненты и враги из рядов либералов и радикалов окрестили «черносотенцами», состояла в сохранении неограниченной монархии, и защите принципа единой и неделимой империи. С конца 1905 г. эти силы становятся активными, их влияние и роль не может отрицать никто. Многотысячные толпы на митингах и манифестациях производили сильное впечатление на очевидцев и убеждали правоверных монархистов в том, что не исчезла народная поддержка старых русских государственных ценностей.

За Царя, за Родину, за Веру — эти простые, эмоциональные призывы выводили на улицы людей. И хотя возглавлялось правое движение людьми образованными, политически сведущими, движущей силой его был простой, «черный народ», для которого призывы к конституционному устройству и правовому государству были пустым звуком.

Правые монархисты это понимали, и их стратегия и тактика была рассчитана в первую очередь на людей с невысоким уровнем политического кругозора. В первых пунктах устава Союза русского народа говорилось, что эта организация «постановляет себе неуклонною целью развитие национального русского самосознания и прочное объединение русских людей всех сословий и состояний для общей работы на пользу дорогого Нашего Отечества — России единой и неделимой. Благо Родины — в незыблемом сочинении православия, русского неограниченного самодержавия и народности».

Все это декларировалось тогда, когда в России вводилось национальное законодательно-представительное учреждение в виде Государственной думы, когда уже были пересмотрены Основные законы, и из них было исключено положение о том, что царь - «неограниченный». Наряду с этим говорилось, что «никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного совета и Государственной думы и воспринять силу без утверждения Государя Императора».

Сразу после издания в апреле 1906 г. измененной редакции Основных законов, разгорелись острые политические дискуссии о характере русской государственной системы, о правовом облике власти. Одни полагали, что введение принципа разделения властей — показатель установления демократических порядков; другие же, главным образом из рядов оппонентов и противников режима, считали, что все это «фиговый листок самодержавия» и что при первой же возможности власть ликвидирует то, что «удалось вырвать в освободительной борьбе».

Для русских правых в этом пункте существовала полная определенность. Они были убеждены, что демократические свободы, парламентский строй и ответственность исполнительной власти перед законодательной, может быть, и хороши в Европе, но совершенно не подходят для русских условий. «Простой русский народ» слишком далек от западных политических норм и представлений, он сформировался в совершенно иной исторической обстановке, и поэтому в России не могут «произрастать чужестранные цветы».

Лидеры правого движения прекрасно понимали, что они не могут рассчитывать на поддержку в образованных слоях населения, что их главная опора, их базовый социум, — темная и инертная масса, способная усвоить только эмоциональные и доступные понимаю политические призывы. На съезде монархистов и конце 1906 г. в Киеве один из участников, барон Н. А. Энгельгардт, призывал начертать на черносотенном знамени простые и ясные слова: «Россия для русских! За Веру, Царя и Отечество! За исконные начала: Православие, Самодержавие и Народность! Долой революцию! Не надо конституции! За самодержавие, ничем не ограничиваемое!». И эти формулы в той или иной форме были вписаны в программы всех правых партий.

Русские монархисты-традиционалисты очень ободрились, что уже после Манифеста 17 октября 1905 г. император Николай II удостаивал их представителей аудиенций и на этих приемах, 23 декабря 1905 г. и 16 февраля 1906 г., произнес слово, столь желанные для слуха «истинно русского человека»: «Самодержавие мое останется таким же, каким оно было встарь»; «Я верю, что с вашей помощью Мне и Русскому народу удастся побелить врагов России», «Возложенное на Меня в Кремле Московском бремя власти Я буду нести Сам и уверен, что Русский народ поможет Мне. Во власти Я отдам отчет перед Богом»; «Объединяйтесь, русские люди, я рассчитываю на вас».

Казалось, что монарх солидарен с правыми в неприятии всех политических новаций, объявленных в Октябрьском манифесте. Да, царь тоже считал, что изменение принципов и структуры власти вещь вредная и недопустимая. Сердцем он был с теми, кто ратовал за сохранение исконных начал и основ. Но слово было произнесено, решение встать на путь либеральных преобразований было бесповоротным.

Еще накануне издания Манифеста 17 октября 1905 г. царь писал генералу Дмитрию Трепову: «Да, России даруется конституция. Немного нас было, которые боролись против нее. Но поддержки в этой борьбе ниоткуда не пришло; всякий день от нас отворачивалось все большее количество людей, и, в конце концов, случилось неизбежное. Тем не менее, по совести я предпочитаю давать все сразу, нежели быть вынужденным в ближайшем будущем уступать по мелочам и все-таки прийти к тому же».

Правые воспринимали нарождающийся парламент как совещательное собрание при императоре. В уставе Союза русского народа говорилось, что «Государственная дума, чуждая всяких ограничений царской власти, должна быть национально-русскою. Она обязана правдивым осведомлением о действительных нуждах народа и государства, помогать законодателю осуществлять назревшие преобразования». (Правые распространяли понятие

«русские» не только на собственно русских, но и на украинцев и белорусов.)

Когда в начале 1906 г. стало ясно, что выборы в Государственную думу состоятся, то правые вынуждены были принять новые социальные условия и бороться за депутатские мандаты. Это было ново, нежеланно, но неизбежно. С трудом, без всяких навыков и интереса, традиционалисты вступали на зыбкую почву открытой политической борьбы, борьбы социальных идей и партийных тактик. Они все еще были убеждены, что большинство однозначно скажет «нет» чуждым «русскому духу» поветриям. Накануне выборов по всей России рассылались различные печатные материалы, в которых заклиналось не идти на поводу «у врагов России».

В изданной массовой тиражом листовке под характерным названием «Самодержавие или конституция?» говорилось: «Государь решил призвать для постоянного совета по делам государственным и указаний на нужды народные лиц, для этой цели самим населением выборных... Истолковывать закон о Государственной Думе и Манифест 17 Октября как введение конституции (парламентского строя) для России и отказ Государя от Самодержавия могут только люди, желающие взять власть Государственную в свои руки».

 

§ 3. I и II Государственные думы. Закон 3 июня 1907 г.

 

Выборы в Государственную думу проходили в феврале — марте 1906 г., когда в стране все еще были накалены общественные страсти, когда ежедневно из различных мест империи поступали сообщения о погромах, поджогах, насилиях и убийствах на политической почве. Но ситуация уже начинала поддаваться контролю со стороны властей, хотя в некоторых окраинных районах продолжала сохраняться нестабильность и там не удалось провести выборы. Некоторые левые и правые группы призывали к бойкоту избирательной кампании, а среди самых влиятельных здесь была большевистская партия, все еще не потерявшая надежду на возможность массового народного восстания. Помимо большевиков выборы бойкотировали эсеры и некоторые правые объединения.

В общей сложности в Первую Думу было избрано 478 депутатов. По своей политической принадлежности они распределились следующим образом: кадеты — 176 человек, октябристы — 16, беспартийные — 105, крестьяне-трудовики — 97, социал-демократы (меньшевики) — 18, а остальные входили в состав национально-окраинных партий и объединений, в значительной своей части примыкавших к либеральному крылу. Первая Дума получилась кадетской. Ее возглавил профессор Московского университета С. А. Муромцев, избранный подавляющим большинством голосов.

Открытие Думы стало крупным общественным событием; его подробно описывали все газеты. Накануне занятий первой сессии делегаты Государственной думы и Государственного совета были приняты в Георгиевском зале Зимнего дворца императором, который обратился к ним с напутственной речью. Местом занятий Думы был определен старый Таврический дворец. И во второй половине дня 27 апреля после краткого молебна она приступила к работе и сразу же выказала свое крайнее настроение. К этому времени кабинет С. Ю. Витте пал и премьером был назначен известный царедворец И. Л. Горемыкин, убедивший царя пригласить на пост министра внутренних дел бывшего гродненского, а затем Саратовского губернатора П. А. Столыпина.

Новому правительству досталось тяжелое наследство. Кабинет С. Ю. Витте, оставаясь у власти шесть месяцев, не подготовил к открытию Думы никаких законопроектов, которые должны были бы стать предметом рассмотрения народного представительства, считая, что Дума сама должна была заняться законотворчеством. И она занялась. Буквально с первых часов своды Таврического дворца стали оглашать призывы и декларации радикального характера: объявить всеобщую амнистию, создать ответственное министерство, ввести всеобщее избирательное право, наделить крестьян землей и т.д. Либеральные газеты, ежедневно публикуя подробные и сочувственные материалы о работе законодательного органа, часто называли ассамблею в Таврическом дворце «Думой народного гнева».

Господа депутаты хотели всего и сразу, и это их страстное желание делало Думу больше похожей на антиправительственный митинг, чем на работу серьезного и ответственного государственного органа. Разгоряченные баталиями революционных битв, многие депутаты смотрели на Думу лишь как на инструмент борьбы с властью, позволявший делать бесплатную рекламу и конкретным лицам, и определенным политическим течениям. Все это происходило в атмосфере непрекращающегося терроре революционеров. По неполным данным, в январе 1906 года было совершено 80 убийств, в феврале — 64, в марте — 50, в апреле — 56, в мае — 122, в июне — 127. Сотни людей стали жертвами беспощадных актов «борцов за свободу», и ни один из них не был осужден не только левыми, но и кадетами.

Первое время государственные структуры находились в состоянии растерянности. Конечно, зная состав участников думской ассамблеи, правительство не питало особых иллюзий. Однако столь резкий антиправительственный тон думского собрания, беспощадные и оскорбительные выпады по адресу отдельных лиц и государственных учреждений, принятый большинством депутатов, оказался неожиданным. Правительство не оставляло надежд на сотрудничество и выказывало Думе явные знаки внимания. Перед депутатами выступал глава кабинета, министры.

Согласно закону, Дума была наделена правом делать запросы высшим инстанциям о неправомочных действиях лиц и учреждений (Первая Дума в общей сложности успела адресовать различным государственным ведомствам 222 запроса). Это стало любимым занятием большинства. Достаточно было столичной газете написать о «произволе» властей, привести какие-то «факты» (и большинстве своем, сфабрикованные бойкими «мастерами пера»), как тут же следовал запрос, и перед негодующей толпой народных избранников представало высшее должностное лицо. И начиналось своего рода судилище. Для высших сановников это часто было настоящим потрясением. Некоторые из них потом дол го не могли прийти в себя. Но пасовали не все. Находились и такие, кто смело «шел в бой», спокойно и аргументированно отвечал на выпады и этим поддерживал престиж власти. В этом ряду на первом месте находился новый министр внутренних дел, которому неоднократно пришлось пройти «думское чистилище». Он не оправдывался (как это делали многие другие), а излагал факты и свои взгляды по различным животрепещущим вопросам.

8 июня 1906 г. П. А. Столыпин заявил с думской трибуны: «Власть не может считаться целью. Власть — это средство для охранения жизни, спокойствия и порядка; поэтому, осуждая всемерно произвол и самовластье, нельзя не считать опасным безволие правительства. Не нужно забывать, что бездействие власти ведет к анархии, что правительство не есть аппарат бессилия и искательства. Правительство — аппарат власти, опирающейся на законы, отсюда ясно, что министр должен и будет требовать от чинов министерства осмотрительности, осторожности и справедливости, но и твердого исполнения своего долга и закона».

В качестве министра внутренних дел П. А. Столыпину пришлось вести переговоры с некоторыми общественными деятелями, зондируя возможность привлечь их в состав правительства. Но эта попытка окончилась так же безрезультатно, как в свое время и у Витте. Окрыленные успехом думских выборов, многие из депутатов были уверены, что «режим на последнем издыхании» и они имеют право диктовать свои условия. Порой демонстрация такого самомнения носила просто оскорбительный характер. Милюков в беседе со Столыпиным заявил: «Если я дам пятак, общество готово будет принять его за рубль, а вы дадите рубль, его и за пятак не примут».

Выразители «чаяний несчастной России» из числа интеллектуальной элиты все еще видели «угрозу свободе» там, где ее уже не было, боролись с тем и теми, с кем, во имя будущего, во имя спасения и себя и страны, надо было заключить долговременное перемирие. Через тридцать лет один из виднейших отечественных общественных деятелей Петр Струве написал: «Начиная с декабря 1905 г., с момента московского вооруженного восстания, — как бы ни оценивать политику правительства в период 1905-1914 гг. — реальная опасность свободе и правовому порядку грозила в России уже не справа, а слева. К сожалению, вся русская оппозиция, с конституционно-демократической партией во главе, не понимала этого простого и ясного соотношения. Этим определялась не только ошибочная политика, какую вели, но и неправильный духовный и душевный тон, который после 17 октября 1905 г. брали силы русского либерального демократизма в отношении царского правительства вообще и П. А. Столыпина, в частности».

Первая Дума просуществовала чуть больше двух месяцев и основную часть времени уделила обсуждению самого жгучего вопроса социальной жизни — аграрного. Центром обсуждения стало два проекта. Первый внесли кадеты. Он предусматривал дополнительное наделение крестьян землей за счет земель казенных, монастырских, удельных, а также за счет частичного отчуждения частновладельческих земель за выкуп «по справедливой (но не рыночной) оценке».

Второй проект внесла фракция трудовиков («трудовая группа» объединяла в Думе крестьян и интеллигенцию народнического толка). Он носил еще более радикальный характер и предусматривал отчуждение помещичьей земли превышающей «трудовую норму», создание «народного земельного фонда» и введение уравнительного землепользования. Обсуждение этих предложений вылилось в громкое обличение общественного строя. Поднимавшиеся на трибуну ораторы негодовали и произносили эмоциональные монологи о том, что «простой труженик» почти лишен «средств пропитания», в то время как правительство защищает и охраняет интересы и привилегии помещиков.