Франко-русский союз и политическая ситуация в Европе к концу XIX в. 12 страница

Наиболее вызывающим являлся пункт десятый резолюции, гласивший, что только конституционный строй, ограничивающий самодержавную власть, может удовлетворить общественное мнение и дать России «спокойное развитие государственной жизни». Данный тезис вызвал решительные возражения умеренных участников съезда во главе с известным деятелем земско-либерального движения Д. Н. Шиповым, категорически заявившим, что не разделяет конституционных воззрений. В своей пространной речи он отстаивал старый славянофильский тезис: «народу мнение, царю решение» и не допускал никаких бумажных договоров и гарантий между властью и народом, считая, что их отношения зиждутся не на юридических, формальных, началах, а на незыблемых началах нравственных. Эти доводы не возымели действия, и при голосовании этого пункта большинство голосов было отдано за конституцию.

Власть была шокирована; удовлетворить подобные крайние требования она не могла, так как это фактически означало самоликвидацию исторической власти, но и оставить все по-прежнему не имела возможности.

В начале декабря 1904 г. в Царском Селе прошли совещания высших должностных лиц империи, где обсуждались неотложные меры для преобразования внутреннего строя. В центре дискуссий оказалась программа, предложенная министром им утренних дел. Особое внимание участников привлек пункт о выборных представителях в составе Государственного совета (до того все члены назначались лично монархом). Большинство собравшихся высказалось против. Обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев именем Бога заклинал царя не ограничивать самодержавие. Эту позицию поддержали министр финансов В. Н. Коковцов, председатель Комитета министров С. Ю. Витте и большинство других. Царь вначале колебался, но вскоре однозначно выступил за сохранение незыблемости власти и заметил: «Мужик конституцию не поймет, а поймет только одно, что царю связали руки, а тогда — я вас поздравляю, господа!»

По окончании царскосельских совещаний был опубликован указ Сенату, содержащий пожелания пересмотреть положения о печати, установить веротерпимость и т. д. О выборных представителях в нем не было ничего сказано. Либералы же надеясь, что выборное начало там будет оговорено. Но власть все еще не была готова к резким переменам. Они наступили позднее, в следующем году.

В январе 1905 г. произошли кровавые события в Петербурге, П. Д. Святополк-Мирский был уволен в отставку. Им были недовольны все, а представители «партии власти» обвиняли его в том, что своей мягкотелостью, нерешительностью, заигрыванием с оппозицией он расшатал порядок и в результате случилось это абсурдное и бессмысленное побоище в центре столицы.

Министром был назначен бывший московский губернатор, ближайший друг великого князя Сергея Александровича, А. Г. Булыгин. Чтобы смягчить ситуацию, император принял 19 января депутацию рабочих, к которым обратился с речью: «Знаю, что не легка жизнь рабочего. Многое надо улучшать и упорядочивать, но имейте терпение». Далее, возвращаясь к событиям 9 января, он заметил, что «мятежною толпою заявлять мне о своих нуждах преступно». Эта аудиенция ни на кого не произвела особого впечатления.

Страсти в стране накалялись. Зимой и весной 1905 г. начались беспорядки в деревне, сопровождавшиеся захватом, разграбившем и поджогами дворянских усадеб. Волнения охватили и армию. Летом произошло невероятное событие, произведшее сильное впечатление и в России, и за границей: 14 июня 1905 г. взбунтовалась команда эскадренного броненосца Черноморского флота «Князь Потемкин Таврический». Это был один из лучших кораблей флота, вступивший в строй всего лишь за год до того. Восстание вспыхнуло стихийно, хотя потом много усилий было положено на то, чтобы доказать, что руководили «революционным выступлением матросов» большевики-ленинцы. Восстание продолжалось до 25 июня, и все эти двенадцать дней и командование флотом, и военные власти, и высшая администрация и Петербурге, как и множество других лиц по всей империи, внимательно наблюдали и заинтересованно обсуждали всю потемкинскую одиссею, закончившуюся в румынском порту Констанца сдачей корабля румынским властям.

Натиск на власть все более смелевшего либерального общественного мнения не ослабевал. Общественные деятели открыто уже призывали к конституции. В мае в Москве состоялся съезд земских и городских деятелей, где призыв к конституционным преобразованиям был принят подавляющим большинством голосов. Съезд избрал делегацию, которую 6 июня 1905 г. принял и Петергофе император и которая вручила ему свои требования. Это была первая встреча самодержца с представителями либеральных кругов.

К этому времени монарх уже был уверен в необходимости введения представительного органа с выборным началом. В ответ на речь главы делегации князя С. Н. Трубецкого Николай II сказал: «Я скорбел и скорблю о тех бедствиях, которые принесла России война, и которые необходимо еще предвидеть, и о всех наших внутренних неурядицах. Отбросьте сомнения: Моя Воля — воля Царская — созывать выборных от народа — непреклонна. Пусть установится, как было встарь, единение между Царем и всею Русью, общение между Мною и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам. Я надеюсь, вы будете содействовать Мне в этой работе».

В кругах «образованного общества» этим словам не придавали значения. Через тридцать лет, когда все участники тех бурных события «стали историей», один из главных действующих лиц, страстный противник самодержавия, известнейший либеральный деятель В. А. Маклаков справедливо написал: «Государь сам не хотел ввести конституцию, боролся против нее и дал ее против желания. По натуре он реформатором не был. Все это правда. Но зато он умел уступать, даже более, чем нужно». Подобные прозрения наступили слишком поздно и ничего уже изменить в истории России не могли. Тогда же, в том приснопамятном 1905 г., подобные высказывания вызвали бы бурю возмущения и негодования соратников.

Конец зимы, весна и лето 1905 г. стали временем выработки новых подходов, поиском адекватных форм разрешения социальной напряженности. 18 февраля 1905 г. был опубликован царский манифест, объявлявший о намерении создать законосовещательную Государственную думу, а 6 августа 1905 г. появился новый манифест, устанавливавший создание в России законосовещательного органа на выборной основе. Этот проект по имени министра внутренних дел получил название «Булыгинской думы», которая должна была собраться не позднее середины января 1906 г.

Выборы намечались непрямыми и неравными, а некоторые категории населения исключались из выборной процедуры: женщины, военнослужащие, учащиеся, рабочие. Для крестьян предполагалось установить четырехстепенные выборы, для землевладельцев и горожан, имевших имущественный ценз, — двухстепенные. На крестьян приходилось 42% выборщиков, на землевладельцев — 34%, а 24% — на городских избирателей, имевших имущество стоимостью не менее 1500 руб., а в столицах — не менее 3000 руб.

Этот проект означал существенные перемены в представительных функциях власти. Либеральные круги, хоть и с оговорками, по поддержали этот проект. Группы социалистической ориентации выступили с критикой, а большевики сразу призвали к бойкоту, считая «Булыгинскую думу» «обманом масс». Однако через насколько недель события приняли столь драматический оборот, что власти пришлось идти значительно дальше по пути уступок.

В сентябре — октябре 1905 г. Россию охватила всеобщая забастовка. События начались 19 сентября в Москве, когда печатники объявили забастовку с экономическими требованиями. Вскоре к ней присоединились представители других профессий, забастовки стали объявляться в других городах, а требования стали носить главным образом политический характер. Центральная власть оказалась неспособной противодействовать хаосу и анархии, распространявшихся повсеместно грабежах и насилии. В правящих кругах заговорили о диктатуре.

На авансцене политического действия оказался С. Ю. Витте только недавно вернувшийся триумфатором из Америки, где ему удалось подписать Портсмутский мир. В атмосфере страхов и неопределенности многим стало казаться, что этот человек «может все». Ранее он не был сторонником выборных органов и неоднократно заявлял, что «представители и самодержавие нс совместимы».

Осенью 1905 г. взгляды «его сиятельства» (враги присвоили ему кличку «графа Полусахалинского») сильно изменились и заметно «порозовели». Он уже ратовал за создание выборного представительного органа с широким законодательными, а не только совещательными правами. Им была составлена специальная записка, представленная царю 9 октября. Это была программа срочных преобразований. Она предусматривала предоставление гражданских свобод, созыв народного представительства с законотворческими функциями, создание объединенного совета министров, введение нормированного рабочего дня, государственного страхования и ряд других, более частных положений.

Будучи по природе прагматиком, С. Ю. Витте понимал, что предлагаемые, еще совсем недавно немыслимые, уступки необходимы для спасения монархии и династии; что только таким путем можно ослабить сокрушительный натиск революции. Он начал доказывать императору, что полнота царской власти сохранится им при народном представительстве. Главное, по его мнению, надо одержать тактическую и политическую победу над противником именно в настоящий момент, «в данную критическую минуту», а потом все можно будет «урегулировать». Император серьезно отнесся к доводам и аргументам С. Ю. Витте и 13 октября известил его о назначении председателем Совета министров, предложив объединить деятельность кабинета для «восстановления порядка повсеместно».

Однако граф этим не удовлетворился, проявил невероятное своеволие, заявив, что примет пост лишь при условии одобрения изложенной программы, которую советовал обсудить в совещании лиц «по усмотрению государя». Эти обсуждения состоялись в последующие дни. На них рекомендации Сергея Юльевича были одобрены, и 17 октября 1905 г. самодержец подписал Манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», текст которого был составлен главой правительства и его близким знакомым, членом Государственного совета князем А. Д. Оболенским. Это была важнейшая политическая декларация последнего царствования.

Она содержала обещания «даровать народу незыблемые основы гражданских свобод»: неприкосновенность личности, свободу совести, слова, собраний, союзов; привлечь к выборам в Государственную думу все слои населения; признать Думу законодательным органом, без одобрения которого ни один закон не мог вступить в силу.

Манифест 17 октября 1905 г. — переломный момент в истории России, крупнейший шаг по пути конституционной эволюции, создания правового государства. Во имя мира и благополучия страны монархическая власть отказывалась от исконных, освященных веками истории и Божественным соизволением прерогатив.

Под напором событий Николай II принял новые реальности. Через два дня после манифеста, описывая происшедшее событие, император писал матери в Данию: «В течение этих ужасных дней я виделся с Витте постоянно, наши разговоры начинались утром, и кончались вечером при темноте. Представлялось избрать один из двух путей: назначить энергичного военного человека и всеми силами раздавить крамолу; затем была бы передышка и снова пришлось через несколько месяцев действовать силою... Другой путь — предоставление гражданских прав населению — свободы слова, печати, собраний, союзов и неприкосновенности личности. Кроме того, обязательство проводить всякий законопроект через Государственную думу — это в сущности и есть конституция. Витте горячо отстаивал этот путь, говоря, что хотя он и рискованный, тем не менее единственный в настоящий момент... Он прямо объявил, что если я хочу его назначить председателем Сонета министров, то надо согласиться с его программой и не мешать действовать».

Получив большие властные полномочия, главе кабинета надлежало решить невероятно сложные задачи: создать сильную администрацию, покончить с анархией и кровавыми эксцессами, разработать серию законодательных мер по реализации положений Манифеста 17 октября. И все это в атмосфере паралича власти, паники, безответственности и финансового кризиса.

Первая и самая насущная задача сводилась к наведению порядка, в установлении мирного и предсказуемого течения общественной жизни. Октябрьский манифест, как и предполагал С. Ю. Витте, внес некоторое замешательство в ряды оппозиции, умеренно-либеральные представители которой пришли к заключению, что борьба с властью выиграна. Хотя они не стали сторонниками правительства, но на некоторое время перестали выступать заодно с радикалами всех мастей, стремившихся лишь к разрушению. Лидер большевиков В. И. Ленин неистовствовал на страницах газеты «Пролетарий»: «Вперед же, к новой, еще более широкой и упорной борьбе, чтобы не дать опомниться врагу!».

Восторженный энтузиазм в либеральной среде разделяли далеко не все. Один из известнейших деятелей, П. Н. Милюков, находился в момент опубликования Манифеста в Москве. Здесь, в Литературном кружке, по получении известия о Манифесте, восторженные посетители подняли его на руки, принесли в центр ресторанной залы, поставили на стол, дали в руки бокал шампанского и заставили произнести речь. И будущий бессменный глава кадетской партии сказал то, чего от никак не ожидали: «Ничто не изменилось, война продолжается».

Манифест 17 октября, хотя и привел к ликованию в некоторых салонно-либеральных кругах, но не погасил революционный пожар, достигший наивысшего размаха в ноябре-декабре 1905 г. Забастовки, митинги, манифестации, погромы усадеб, террористические нападения на должностных лиц, восстания в армии и флоте в эти первые недели «весны свободы» лишь множились. В середине декабря 1905 г. дело дошло даже до вооруженного восстания в Москве.

За несколько дней до того царь принял представителей монархических организацией, которые чуть ли не в ультимативной форме потребовали от монарха отменить Манифест и подтвердить незыблемость царской власти. Отвечая им, Николай II сказал: «Манифест, данный Мною 17 октября, есть полное и убеждённое выражение Моей непреклонной и непреложной воли, и акт, не подлежащий изменению».

Первое время после 17 октября С. Ю. Витте находился в состоянии растерянности. Царь, предоставив главе правительства большие полномочия, ждал решений и действия, а исполнительная власть находилась в состоянии паралича. В письмах матери Николай II делился своими впечатлениями о деятельности правительства: «Вообще он (Витте) не ожидал, что ему будет так трудно на этом месте. Странно, что такой умный человек ошибся в своих расчетах на скорое успокоение» (27 октября). «У меня каждую неделю раз заседает Совет министров. Говорят много, но делают мало. Все боятся действовать смело, мне приходится всегда заставлять их и самого Витте быть решительнее. Никто у нас не привык брать на себя, и все ждут приказаний, которые затем не любят исполнять» (10 ноября).

Главе кабинета не удалось договориться о деловом сотрудничестве с представителями либеральных общественных кругов, хотя некоторым известным деятелям и предлагались министерские посты. Но свое согласие на занятие министерского кабинета они обставили таким количеством условий и оговорок, принять которые было невозможно. Витте жаждал лавров и изъявлений восторгов, но их не было ни с чьей стороны. Он явно недооценил инерционные силы революции и не предполагал, что после Манифеста, вместо успокоения, в стране усилятся антигосударственные выступления.

Власть сделала невероятные уступки, а результат был обратный ожидавшемуся. От правительства требовалось принять силовые решения, и они, после некоторых колебаний, были приняты. Войска для усмирения беспорядков использовались многократно.

Глава 14

Россия между революцией и войной: 1906-1914 ГГ.

 

§ 1. Основные законы Российской империи 1906 г.

 

После появления Манифеста 17 октября 1905 г. стало ясно, что новые политические реальности диктуют необходимость пересмотра Основных законов Российской империи. Витте считал (это мнение разделяли и. многие другие сановники), что нельзя откладывать эту работу. Ее надлежало завершить до начала заседаний Государственной думы, чтобы наперед исключить всякую возможность принятия на себя ею функции Учредительного собрания. Опасность подобного развития была вполне реальной.

20 февраля 1906 г. появился царский манифест, развивавший положения Манифеста 17 октября. В нем указывалось, что за монархом сохраняются все права, кроме тех, которые «Он разделяет с Государственной думой». Одновременно изменялась функция и структура Государственного совета. Отныне он становился верхней палатой парламента. Причем только половина его членов назначалась царем, а другая часть комплектовалась представителями от православного духовенства, дворянства, земства, от организаций науки, промышленности и торговли.

В феврале же царь поручил составить предварительный проект новой редакции Основных законов государственному секретарю барону Ю. А. Икскуль фон Гильденбандту и председателю государственного совета графу Д. М. Сельскому. В начале марта 1906 г. разработанный проект поступил в Совет министров, где он обсуждался на протяжении четырех заседаний. 19 марта премьер сообщал царю: «Имею честь всеподданнейше доложить Вашему Императорскому Величеству, что Совет министров окончил рассмотрение вопроса об издании Основных законов и проект таковых».

Николаю II были представлены проект и «мемория» (памятная записка) Совета министров. После ознакомления с документами царь решил созвать совещание высших должностных лиц империи для окончательного обсуждения предлагаемых изменений первой части первого тома Основных законов.

Такие совещания состоялись в Большом Петергофском дворце 7, 9,11 и 12 апреля 1906 г. под председательством царя. В них участвовало несколько десятков лиц: известные сановники, сенаторы и министры, как бывшие, так и действующие. К обсуждению были привлечены и царские родственники: брат Николая II великий князь Михаил Александрович, двоюродный дядя монарха великий князь Николай Николаевич (председатель Совета государственной обороны и Главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа), а также его родной дядя великий князь Владимир Александрович.

Особое волнение участников вызвало обсуждение двух пунктов: обозначение прерогатив монарха (ранее они определялись в законе как «самодержавные» и «неограниченные») и принцип несменяемости судей. Первостепенным представлялся вопрос о законодательном определении компетенции императора. Большинству участников было ясно, что 17 октября 1905 г. произошел коренной перелом в облике российской государственности и оставлять все без изменения, значило проявить политическую слепоту и дать врагам возможность использовать этот аргумент в борьбе с властью.

На обсуждение было представлено две новых редакции. Первая звучала так: «Самодержцу всероссийскому принадлежит верховная в государстве власть». Второе же предложение видоизменяло старую правовую норму и формулировалось следующим образом: «Императору всероссийскому принадлежит верховная самодержавная власть. Повиноваться власти его не только за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает». И в том и другом случае из закона предполагалось исключить определение «неограниченный».

Монархисты-традиционалисты же считали, что Манифест 17 октября «предуказал» лишь то, что Дума получила ограниченные законодательные права. Что же касается полноты исполнительной власти, то тут монарх продолжает сохранять неограниченные прерогативы. А раз так, то никаких изменений этого пункта не требуется.

С такой трактовкой был не согласен С. Ю. Витте. Он считал, что раз существует норма, что «Российское государство управляется на твердом основании законов», то «толкование о неограниченной власти управления отпадает, ибо в действительности верховная власть подчиняется закону и им регулируется». Через полгода после Октябрьского манифеста глава кабинета уже отчетливо понимал всю сложность соединения традиционных государственных норм с заявленными принцами гражданской свободы и продекларированными новыми приемами управления. Поэтому граф вынужден был признать, что он «ныне смущен, как был смущен 17 октября».

Сомнения одолевали и царя, которыми он и поделился с собравшимися. «Все это время меня мучает чувство, имею ли я перед моими предками право изменить пределы власти, которую я от них получил. Борьба во мне продолжается. Я еще не пришел к окончательному выводу... Искренне говорю вам, верьте, что если бы я был убежден, что Россия желает, чтобы я отрекся от самодержавных прав, я бы для блага ее сделал бы это с радостью. Акт 17 октября дан мною вполне сознательно, и я твердо решил довести его до конца. Но я не убежден в необходимости при этом отречься от самодержавных прав и изменить определение верховной власти, существующее в статье 1 Основных законов уже 109 лет».

Здесь уместно сделать важное пояснение семантического порядка, раскрывающее суть драматической коллизии, связанной с переформулированием положения о прерогативах монарха. Большинство авторов исторических сочинений не видят разницы между понятиями «неограниченный» и «самодержавный» и уверены, что Основные законы 1906 г., сохранив понятие «самодержавие», не внесли ничего принципиально нового в систему организации высшей власти. Это очень расхожий стереотип, до сих пор широко циркулирующий. Между тем все было значительно сложней. Проблема «колебаний царя» не вызывалась и не объяснялась его «властолюбием», «реакционными воззрениями», «лукавыми замыслами» и тому подобными клишированными причинами, о которых так много написано, но которые ничего не объясняют, а лишь искажают истинный смысл происшедшего.

Уже само по себе употребление в законе понятий «самодержавный» и «неограниченный», при определении монарших прерогатив, свидетельствовало о не тождественности их. Самодержавный — старый царский титул, употребляемый с XVI в. Смысл его обусловливался сутью православного мировосприятия и базировался на убеждении, что Монарх — Помазанник Божий, что Он получил власть от Всевышнего, правит Его милостью, а «сердце царева в руце Божией». Мистика русского Самодержавия неразрывно была связана с учением Православной церкви о власти и народными воззрениями на царя как «Божьего пристава».

В то же время понятие «неограниченный» есть порождение петровского времени, эпохи формирования абсолютистской монархии. Оно подчеркивало социальный миропорядок, где власть царя — над всеми и для всех. По сути дела различие между двумя определениями царской власти, это различие между сакральным и земным, между православно-христианским и прагматически-секулярным мировосприятиями.

В конце концов, в последний день петергофских заседаний Николай II согласился на изъятие из закона понятия «неограниченный». Одновременно был решен и другой спорный вопрос, вызвавший продолжительные прения: о законодательном закреплении принципа несменяемости судей. В итоге эта норма была зафиксирована в законе.

23 апреля император утвердил новую редакцию «Основных законов Российской империи». Они подтверждали незыблемость самодержавия. «Императору всероссийскому, —гласила статья 4, — принадлежит верховная самодержавная власть». Последующие статьи определяли священность и неприкосновенность особы царя, его право издавать законы, руководить внешней политикой, армией, флотом, назначением высших чиновников.

В Основных законах появился и новый момент, которого не было раньше. В статье 86 говорилось: «Никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного совета и Государственный думы и воспринять силу закона без утверждения Государя Императора». Следующая, 87 статья, позволяла монарху между сессиями законодательных палат издавать законы в форме «чрезвычайных указов».

Дума имела право делать запрос различным должностным лицам, выступать с законодательной инициативой. К ее компетенции относилось утверждение бюджета, утверждение штатов и смет различных ведомств, утверждать отчет Государственного контроля, рассматривать все вопросы, связанные с железнодорожным строительством, и т. д.

Реформированный Государственный совет также получал право законодательной инициативы. Законопроекты, не принятые обеими палатами, считались отклоненными. Законопроекты, отклоненные одной из палат, могли снова выноситься на рассмотрение только с разрешения императора.

Возникшая система мало походила на развитый парламентский строй, который существовал к тому времени в ряде европейских государств. Правительство назначалось монархом и несло ответственность только перед ним, избирательные права населения были заметно урезаны, а Дума получала ограниченные возможности воздействия на власть. Однако при всем при том, это был переломный момент в развитии монархической государственности.

Известный знаток права В. В. Леонтович, проанализировавший сумму законодательных норм, включенных в апреле 1906 г. в Основные законы, рассматривал их как конституционный акт. «После конституции 23 апреля 1906 г. законодательная власть царя утеряла свой абсолютный характер полностью... Теперь царь не мог устранять или менять законы без участия Государственной думы и Государственного совета. А это, в свою очередь, означало, что исполнительная власть его ограничена была законами, которые существовали независимо от его власти».

Основные законы содержали и широкий перечень прав и обязанностей граждан (глава 8). Собственно к числу обязанностей относилось только две: исполнять всеобщую воинскую повинность и платить налоги. Зато перечень гражданских прав был значительно шире. В их числе: гарантия юридической защиты в случае ареста или судебного преследования, неприкосновенность жилища, неприкосновенность частной собственности.

В статье 77 особо оговаривалось, что конфискация собственности могла иметь место лишь в случае государственной надобности и только при справедливой компенсации. Закон признавал право граждан свободно выбирать место жительства в России, беспрепятственно выезжать за границу. Граждане России впервые в истории получили свободу вероисповедания и право создавать союзы и объединения.

Если к этому добавить, что граждане получали право создавать партии, а члены враждебных государству партий, не получивших официальную регистрацию, имели право избирать и быть избранными в Думу как «независимые деятели», то уместен вывод о том, что в Основных законах 1906 г. с достаточной ясностью и точностью сформулированы принципы гражданской свободы.

Основные законы 1906 г. утвердили три исходных элемента конституционного строя: выборное представительство с законодательными правами, разделение исполнительной и законодательной власти, независимость судебной власти.

 

§ 2. Главные политические партии России

 

В 1905-1906 гг. обозначилось структурирование общественных сил, носивших до того характер аморфных политических течений. В этот период возникло несколько политических объединений, имевших характер общероссийских политических партий и действовавших как легально, так и нелегально.

Всего в России до 1917 г. действовало около 150 политических объединений, назвавших себя партиями. В подавляющем большинстве это были или недолговечные структуры, или малочисленные конгломераты случайных социальных элементов, или узко регионально-национальные союзы (польские, еврейские, латышские, армянские и т. д.). Партий общероссийских, охватывающих территорию империи, задававших тон в политической жизни государства, было немного.

Среди партий, возникших до событий 1905 г., наиболее значимыми являлись две: Российская социал-демократическая рабочая партия («эсдеки») и Партия социалистов-революционеров («эсеры»).

Первая заявила о себе в 1898 г., и о ней речь шла выше. Партия же социалистов-революционеров оформилась как партия в 1901-1902 гг. Она объединяла различные народнические кружки и группы, действовавшие еще в XIX в. и считавшими себя продолжателями дела народовольцев. Главными деятелями партии являлись: Е. К. Брешко-Брешковская, Г. А. Гершуни, М. Р. Гоц, В. М. Чернов, М. А. Натансон, А. А. Аргунов, Н. И. Ракитников, Е. Ф. Азеф, Б. В. Савинков. В 1905-1907 гг. в России действовало несколько десятков эсеровских партийных организаций, объединявших примерно 2,5 тысячи человек.

На протяжении многих лет эсеровские лидеры разрабатывали программу партии, и этот длительный процесс отразил трудную мировоззренческую дилемму: как соединить народнические представления о специфическом пути России к социализму с капиталистической действительностью. С конца XIX в. вторжение буржуазных отношений в деревню невозможно было не заметить. Эта реальность разрушала народнические грезы о русском крестьянине, как «о прирожденном социалисте» и об общине как о «естественном элементе» будущего социалистического строя. В конце концов, партийная программа, приемлемая для большинства эсеровских кружков и синтезирующая народнические и марксистские идеи, была принята съездом партии в 1906 г.

Основными требованиями ее являлись: свержение монархии, установление демократической республики на федеративных началах, осуществление полных политических свобод, законодательная защита «человека труда», признание за отдельными национальностями безусловного права на самоопределение, выборность и сменяемость всех должностных лиц, отделение церкви от государства, уничтожение постоянной армии и замена ее народным ополчением.

В области аграрных отношений эсеры выступали за полную «социализацию земли», за изъятие ее из товарного оборота и превращение из частной собственности отдельных лиц и групп в общенародное достояние. Однако в распоряжение государства переходили лишь природные недра. Сельскохозяйственные же угодья поступали в распоряжение «центральных и местных органов неродного самоуправления», а пользование землей должно было стать уравнительно-трудовым, обеспечивающим потребительскую норму «на основании приложения собственного труда».