Поведения
Всем известно, как принимают учеников я театральную школу: молодые люди читают стихотворения, рассказы, басни или проигрывают отрывки из пьес и при этом обнаруживают те или иные качества, нужные для сцены. Какие качества особенно существенны для актера в этом тоже нет расхождений. Качества эти: возбудимость, непосредственность. непроизвольность, способность сорность «поверить» в воображаемое, как в действительно Нереально существующее, способность и даже потребность почувствовать себя то одним, то другим человеком («перевоплощение»), ощутить данные автором обстоятельства, как свои собственные. Вместе взятые эти способности и составляют специфическое актерское дарование. Экзаменаторов не смущает, что качества и способности эти еще сырые, невозделанные. Важно, чтобы были отчетливые проблески их. А уж дело школы выявить и развить эти качества до возможно высокой степени и почить идти безошибочно дальше 1. Но всегда ли по этому пути идут наши школы? В начале книги я уже рассказывал про свои собственные педагогические ошибки, в результате которых вне всяких сомнений одаренные люди становились беспомощными. Свободные, непосредственные и целостные «разлагали» себя на множество частичек, отходили, таким образом, от природного единства, теряли гармоническую целостность и превращались в сбитую с толку злосчастную сороконожку... Не один я делал эту ошибку... С тех пор прошло около тридцати лет, то же самое делалось и делается до сих пор многими преподавателями... Вторая ошибка, какую допускают в театральных школах, состоит в том, что в актере поощряют рассудочность. Актер все понимает, все осознает, во всем отдает себе полный отчет и весь во власти критического рассудочного самонаблюдения. 1 Правда, в школу иногда принимают и за внешние данные: за фигуру, за миловидность лица, за голос. Эти качества тоже имеют»в театре немалую цену... Ради них можно иногда «простить» и недостаточную одаренность Понятное дело, чтобы развить малые способности до степени хотя бы и скромной, надо приложить в десять раз большую энергию, чем обычно. Но ради блестящей внешности иногда это все-таки стоит делать,
Третья беда: превращение актера в безответную марионетку. Актер не имеет права ни мыслить, ни чувствовать, ни жить, как нормальный человеческий организм,— он только машина, выполняющая по указке режиссера определенные движения, строго и точно повторяющая одни и те же, раз навсегда установленные интонации. Это частая беда школ, но еще более это беда театров. У многих режиссеров все их искусство только и включается в упорном «натаскивании» актера, в затверживании с ним роли. И тот актер, который проявляет больше попугайских способностей и наклонностей, считается наиболее оделенным и уважаемым... А тот режиссер, который делает то более требовательно и самоуверенно, считается наиболее опытным и авторитетным: «Он знает, что ему надо». А некоторые режиссеры и педагоги (как приходилось наблюдать) преподносят свои смертоубийственные приемы под видом будто бы приемов «системы» Станиславского. И этого светлого имени достаточно, чтобы поставить их превыше всяких сомнений и подозрений! Станиславский всю свою жизнь искал и проповедовал одно: подлинную художественную правду на сцене. Он был бы в ужасе, если бы увидел, что проделывается подчас под покровительством его имени и к чему это приводит... Главная и основная задача театральной школы — в том, чтобы выявить и развить то дарование, которое заложено в ученике. Для этого, само собой понятно, надо идти за его дарованием, а не против него. Путь навязывания чего бы то ни было ученику будет путем против дарования. «Пускать» себя на творчество, давать себе в нем свободу, быть естественным и непринужденным — это вернейший путь к развитию природных актерских способностей! Чем больше работаешь над воспитанием актера, тем и устойчивее возникает вопрос: а не одна ли единственная ошибка и есть у актера в технике творческого процесса на сцене: «не пускает»?! «Подталкивание», «торопливость» — это тоже только (следствие «непускания»: у актера еще не созрели слова, надо бы помолчать, а он «не пустит» себя на это необходимое молчание, испугается паузы, занервничает и... «подтолкнет». И советы: «не торопитесь», «не подталкивайте» — в конце концов имеют в виду ту же цель — творческую свободу и непринужденность, то есть «пускание». Да и не только эти советы, а и все описанные здесь до сих пор приемы и пути сводились главным образом к выработке этого «свободного «пускания себя» — этой непроизвольной, органической жизни на сцене
|
