Жанровые черты (коды) утопии и антиутопии

 

 

Прежде чем дать оценку жанровому своеобразию произведения Виктора Пелевина «S.N.U.F.F», обратимся к тому жанру, который предлагает сам автор: «Роман-утøпiя о глубочайших тайнах женского сердца и высших секретах лётного мастерства!» (написание взято из оригинала).

Основным понятием здесь является роман-утопия. Далее автор как бы конкретизирует, вынося в название жанра две основные линии романа: «о глубочайших тайнах женского сердца» – что отсылает нас к любовной части и «высших секретах лётного мастерства» – указывает на профессию и основное занятие главного героя и отсылает читателя к основной сюжетной линии.

Определим значение утопии как жанра литературного произведения. Толкование слова утопия можно найти в нескольких словарях.

Так, например, в словаре С.И. Ожегова утопия трактуется «как нечто фантастическое, несбыточная, неосуществимая мечта [по названию сочинения английского писателя 16 в. Т. Мора, описавшего воображаемый идеальный общественный строй будущего]»[38].

В «Словаре иностранных слов» 1933 года «утопия» имеет следующие значения: 1) Название воображаемого острова в романе знаменитого писателя XVI в. Томаса Мора; самый роман также называется Утопией, в чем автор пытался представить свободный от недостатков общественный строй; с тех пор до последнего времени вышло еще несколько подобных произведений под разными заглавиями, но мечты авторов одинаково называются утопиями, в память сочинения Томаса Мора. Слово это стало означать вообще несбыточную мечту, неосуществимый план; 2) от гр. 1. первоначально - название несуществующего острова с идеальным общественным строем, описанного англичанином Томасом Мором (1478-1535); 2. впоследствии (утопия социальная) - обозначение идеального общественного строя, нигде не осуществленного и во всех деталях не могущего быть осуществимым; 3. несбыточная мечта[39].

Значимыми характерными чертами являются в вышеперечисленных толкованиях следующие: 1) нечто фантастическое, несбыточное, 2) идеалистическое устройство мира.

Но данные толкования почти не раскрывают понятия утопии как жанра художественного произведения, а, следовательно, для анализа не являются достаточными.

Следует отметить, что взгляд на понятие утопии очень широк. По мнению А.А. Файзрахмановой, которое она высказала в статье «Типология жанра литературной утопии», «проблема литературно-художественного обоснования утопии, при наличии различных точек зрения в отечественном литературоведении, остается вопросом открытым и неоднозначным… Диапазон анализируемых утопических произведений настолько широк, что термин, да и сама сущность литературной утопии, затмевается нефилологическими парадигмами.

Одно из главных препятствий в осмыслении утопии как литературно-художественного явления видится в наличии многочисленных философских, социологических, культурологических, исторических исследований, которые, бесспорно, накладывают отпечаток на филологическое осмысление утопии. При этом нельзя отрицать тот факт, что предлагаемые различными гуманитарными науками современные интерпретации утопии создали определенный фундамент для изучения ее основных черт, признаваемых равноценно множеством исследовательских подходов»[40].

Более конкретное толкование утопии как жанра находиться в словаре литературоведческих терминов С.П. Белокурова. В нем утопия (от греч. u - нет и topos - место, то есть место, которого нет; или eu - благо и topos - место, то есть благословенное, лучшее место) – есть жанр, в основе которого лежит изображение вымышленной страны, призванной служить образцом идеального общественного устройства. Слово утопия придумано английским писателем Томасом Мором в «Золотой книге, столь же полезной, сколь и забавной, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии» (1516). Наиболее известные в мировой литературе утопии: «Государство» Платона, «Город солнца» Т. Кампанеллы, «Новая Атлантида» Ф. Бэкона, в русской – «Путешествие в землю Офирскую» М.М. Щербатова, «Сон смешного человека» Ф.М. Достоевского, «Туманность Андромеды» И.А. Ефремова[41].

Несмотря на то, что многие литературоведы трактуют жанр утопии по разному, можно выделить несколько основопологающих характерных черт, таких как изображение идеального устройства мира, масштабность, всеохватность, глобальность, описательность и др. Некоторые исследователи, в первую очередь, соотносят утопию с идеальным, совершенным, не имеющим погрешностей и не допускающем несправедливости, миром, выделяя в утопии «сознательное либо неосознанное произвольное конструирование идеала»[42]. Другие ученые делают упор на всеохватности, дающей возможность автору «рассказать все о своей утопии, об ее устройстве, о принципах организации ее жизни»[43]. Также одни из критиков склоняются к самому спорному мнению, согласно которому, основой утопии является описательность: «… утопия всегда статична, утопия всегда описание»[44], «… о правильном устройстве вещей нельзя повествовать его можно лишь описывать»[45]. Другие литературоведы выделяют самым устойчивым признаком: «… глобальный характер изображения искусственно «сконструированного» человеческого общества»[46]. Многими авторами отмечено, что перечисленные выше черты отражаются не только в утопии, но и в антиутопии.

Также одним из жанрообразующих факторов утопии является диалог, который носит функцию, не только способа передачи информации, но и является местом или «ареной» столкновения двух полярных точек зрения на мир.

Еще для утопии характерно критичное отношение к действительности: «попытка построить идеальное общество проистекает из отрицания реального мира» (Т.А. Каракан)[47]. Более того, это свойство утопии, считает исследователь «возрождается в антиутопических произведениях».

В своей работе Э.Я. Баталов выделяет еще один важный фактор утопии - двоемирие: «… утопия как бы удваивает мир, надстраивая над реальным материальным миром ирреальный мир мечты»[48].

Еще одним важным устойчивым жанровым признаком является «пространственно-временной принцип организации текста»[49]. В своей работе А.А. Файзрахманова выделяет характерные хронотопические черты утопического текста – изолированность, устойчивость, пространственно-временная удаленность.

Помимо определения и характеристики черт жанра утопии, следует охарактеризовать такое понятие как антиутопия, так как многие исследователи считают, что утопия и антиутопия – родственные жанры, по выражению Елены Копач, «жанры-спутники»[50]. При этом существуют разные мнения относительно возникновения жанра антиутопии и степени ее зависимости от утопии.

Антиутопия – один из наиболее продуктивных жанров в русской литературе XX и начала XXI веков. Именно в антиутопии нашли свое отражение переломные моменты истории, политические катаклизмы, социальные эксперименты, особенности общественного сознания, а также смена литературных форм. Большой вклад в развитие жанра антиутопии внесли Е. Замятин, А. Платонов, М. Булгаков, Ю. Даниэль, В. Аксенов и другие писатели XX века. В их произведениях, считает Е.А. Копач, оформились характерные жанровые признаки русской антиутопии, ее национальное своеобразие[51].

А.Н. Воробьева предлагает утопию и антиутопию рассматривать как единый жанр, совмещающий противоположные знаки одних и тех же эстетических установок. Она выделяет ведущие признаки этого жанра: 1) изображение коллектива, организации, общества как модели лучшего (утопия) или худшего (антиутопия) государственного строя; 2) Отказ от настоящего, который выражается в радикальных формах: разрыв с привычной средой, эскапистский уход в другое, закрытое пространство, переход в другое время; 3) Коллективный характер утопической цели. Главный признак утопии/антиутопии - изображение общественных интересов, коллективных устремлений и действий во имя общего будущего счастья[52].

О.Н. Филенко в статье «Покоряя пространство и время…» (2004) отмечает несколько основных параметров, важных для характеристики жанра: пространство антиутопии, время антиутопии, характер движения в антиутопии, «душа» в антиутопии, мифологизм и др. О.Н. Филенко подчеркивает разделение антиутопии на два мира – «идеальный» и остальной, причем в так называемом «идеальном» мире люди живут только настоящим, прошлое находится под запретом. К категории прошлого в антиутопии автор относит такие понятия, как семья и любовь, которые исчезают в «идеальном» настоящем[53].

Р. Гальцева и И. Роднянская в работе «Помеха – человек. Опыт века в зеркале антиутопий» отмечают главную черту антиутопии – критику существующего государственного строя [10, с. 220].

Автор одной из крупных научных работ, посвященных изучению жанра антиутопии Б. Ланин в монографии «Русская литературная антиутопия» (1993) рассматривает особенности художественного изображения государства и общества, акцентирует внимание на распаде семейных отношений, отразившемся в антиутопиях ХХ века. Среди источников трагического исследователь называет замену семьи государством и вынужденность героев антиутопий бороться за личное спасение[54].

В работе «Русская литературная антиутопия ХХ века» (1994) Б. Ланин и М. Боришанская отмечают важную особенность антиутопии: «Несмотря на то, что позиция рассказчика вне общества проблематична – так как нет такого места, которое находилось бы вне тоталитарного, всеохватывающего общества, – авторы антиутопий всегда вынуждены прибегать к использованию ситуации, в которой осуществление идеального общества на волосок не достает. В обществе, которое должно быть идеальным, есть еще недостаток, живет в нем еще человек – как правило, главный герой негативной утопии, – который принимает на себя задачу изменения неизменимого. Правда, бунтующие герои антиутопии обычно проваливаются, и к концу произведений идеальное общество совершится, все-таки бунт героя и усмирение властью мятежника доказывают некоторые изменения в общественной жизни, и это противоречит идее неизменяемого, безначального и бесконечного настоящего»[55].

Проблема типологии жанра антиутопии в произведениях разных литературных родов не решена в современном литературоведении. До сих пор остается открытым вопрос, какие же разновидности антиутопии развивались на тех или иных этапах литературного процесса, каковы их отличительные черты, национальная специфика, соотношение с другими жанрами.

Т. Маркова в работе «Современная проза: конструкция и смысл» (2003) признает, что исторически антиутопия возникла в качестве корректива утопии, полемизируя с ней. Антиутопия, по мнению автора, претворяет утопический проект в реальную жизнь и изображает результаты эксперимента. Моделируемые события локализуются во времени и пространстве. Повествование ведется от имени вымышленного героя. Таким образом, классическая антиутопия, по определению Т. Марковой, – это «художественная модель будущего, демонстрирующая возможные последствия социально-утопических преобразований в специфических формах условности хронотопа и субъективного строя»[56]. Антиутопия не только отрицает возможность существования идеального общества, но и считает, что любые попытки реализовать проект «справедливого» общественного строя приводят к катастрофе. По мере того, как «идеал обретает статус практической цели, он неизбежно превращается в догму, в идола, требующего жертвоприношений; жертвой же всегда оказывается живая жизнь, не вмещающаяся в прокрустово ложе логической конструкции, схемы»[57]. Антиутопия обнажает парадокс утопической идеологии, который состоит в том, что возведенная в абсолют идея превращается в свою противоположность.

Как отмечает Т. Маркова, важным стимулом развития антиутопии ХХ века стали достижения науки (электроники, кибернетики)[58].

Проанализировав критическую литературу, можно прийти к мнению, что понятие утопии и антиутопии по-прежнему остается дискуссионным в литературоведении.

Критики выделяют основные черты утопии: изображение идеального устройства мира, масштабность, всеохватность, глобальность, описательность, сознательное либо неосознанное произвольное конструирование идеала. Кроме того, в отечественном литературоведении отмечено, что утопия всегда статична и выражает критичное отношение к действительности: «попытка построить идеальное общество проистекает из отрицания реального мира». Фактором утопии является и двоемирие. Хронотопические черты утопического текста – изолированность, устойчивость, пространственно-временная удаленность.

Примем за основу эти жанровые коды утопии.

Исследователи определяют основной конфликт антиутопии в столкновение личности с системой насилия (общества, государства). Сюжетно-композиционные особенности жанра обусловлены ситуацией испытания человека, попавшего в условия тотального давления со стороны социума. Испытанию подвергаются и общечеловеческие ценности – любовь, семья, нравственность, свобода и др. Антиутопия вскрывает не только несовершенство существующего миропорядка, но и опасность развития реальных тенденций в будущем. Кроме того, в отечественной и зарубежной литературе отмечена особая роль фантастики в антиутопии, которая имеет прежде всего прогностический характер. Фантастика служит вскрытию глубинных противоречий общества и обнажению духовных процессов, происходящих во внутреннем мире личности. В отличие от утопии, которая связана с мифами разного рода, антиутопия направлена на освобождение от ложных мифов, утопизма общественного сознания. Поэтому объектом критического исследования в антиутопии наряду с реальными явлениями становятся и утопические идеи. Большую роль в антиутопии играют различные средства комического (сатира, ирония, гротеск, пародия и др.), которые обеспечивают обличительный пафос жанра. В антиутопии выражен протест против насилия, абсурдного государственного устройства, бесправного положения личности.

Таким образом, в отечественном литературоведении выделены ведущие признаки антиутопии: изображение коллектива, организации, общества как модели худшего государственного строя; отказ от настоящего, который выражается в радикальных формах: разрыв с привычной средой, эскапистский уход в другое, закрытое пространство, переход в другое время; главный признак антиутопии – критика существующего государственного строя; разделение антиутопии на два мира – «идеальный» и остальной. Узнаваемость социально-исторических примет, тесная связь с действительностью и вместе с тем ее художественное прогнозирование – существенные признаки антиутопии. Антиутопия не только отрицает возможность существования идеального общества, но и считает, что любые попытки реализовать проект «справедливого» общественного строя приводят к катастрофе. Антиутопия обнажает парадокс утопической идеологии, который состоит в том, что возведенная в абсолют идея превращается в свою противоположность.

Воспользуемся указанными жанровыми чертами антиутопии для анализа романа В. Пелевина «S.N.U.F.F».

 

2.2 Жанровые коды утопии и антиутопии в произведении В.О. Пелевина «S.n.u.f.f.»

 

Приняв за основу жанровые черты утопии, обозначенные отечественными литературоведами, попытаемся выявить их в романе В. Пелевина «S.N.U.F.F».

Повествование в романе ведется от первого лица. В самом начале произведения автор-повествователь обозначает его жанр – «небольшой мемуар», а немного ниже – «повесть». Действующими лицами повести автор-повествователь называет «юного орка Грыма и его подругу Хлою»[59]. Присутствие в тексте образа автора-повествователя придает реалистичность повествованию. Впервые «открыто» он появляется в первой главе в отступлении, в котором он знакомит читателя со своей персоной, профессией, историей народа орков и их государством – Уркаиной, со своим напарником Бернар-Анри Монтень Монтескье, а позже – с государственным устройством Бизантиума и своей подругой Каей. Как сторонний наблюдатель, автор-повествователь – Демьян-Ландульф Дамилола Карпов – оставляет за собой право знакомить читателя с местами действия, вводя в повествование описания местности. Причем эти описания бывают нейтральными, констатирующими увиденное, лишенными оценки.

Действие в романе происходит в далеком будущем. После «ядерного холокостинга», мир оказывается разделенным надвое. Человечество в своем прежнем виде исчезло с лица земли. «В эпоху Древних Фильмов были две великие страны, Америца и Цхина, которые возвышались над мировым Хаосом и питали друг друга. Когда древность пришла в упадок, Цхина отгородилась от мира Великой Стеной и распалась на отдельные царства, а в Америце начались войны между хиспаниками и афрониггерами, и она разделилась на несколько враждующих территорий» [42, с. 51]. Старая элита уцелела, поскольку заблаговременно перебралась на «офшары» - летающие на антигравитационных основаниях шары. Из всех шаров со временем уцелел только один, Бизантиум (в честь древнего города - последней столицы запада и первой столицы востока), или Биг Биз. Висит он над бывшей Сибирью, на территории которой обитают урки, или, иначе говоря, орки. «Урки, особенно городские, которые каждой клеткой впитывают нашу культуру и во всем ориентируются на нас, уже много веков называют себя на церковно-английский манер орками, как бы преувеличенно "окая". Для них это способ выразить протест против авторитарной деспотии и подчеркнуть свой цивилизационный выбор» [42, с. 52].

Повествование строится на взаимоотношении двух пар из двух «параллельных миров» - тут Пелевин предлагает привычную для него «двухмерную» концепцию.

Описанное автором пространство представляет собой замкнутое целое и внутренне разделяется на два - нижний мир орков. Окруженный болотами и великой пустыней, и мир верхний. Бизантиум или офшар - искусственное сферическое сооружение, подвешенное над территорией Уркаганата, полностью изолированное от окружающей природной среды. Существует в обоих мирах и концепция мироустройства, базирующаяся на религиозном учении Маниту Антихриста. Есть подробное описание государственного устройства – как верхнего, так и нижнего мира.

Уркаинский Уркаганат, или Уркаина, располагается на земле, имеет свой пейзаж: «Местность была довольно депрессивной. Вернее, с одной стороны от дороги она была даже живописной, насколько это слово применимо к Оркланду - там были конопляные и банановые плантации, речка и пара вонючих оркских деревень. А с другой стороны начинались самые мрачные джунгли Оркланда. Мрачны они не сами по себе, а из-за того, что за ними. Через несколько сотен метров деревья редеют, и начинается огромное болото, которое по совместительству служит кладбищем» [42, с. 15].

Описание даже местности Уркаины далеко от идеального мира.

В Бизантиуме природа отсутствует вообще, она – сплошная иллюзия, существует в виде искусственных декораций, ароматизаторов, идентичных натуральным ароматам, например, «соленой свежести, примешивавшейся к знакомому запаху нагретой пластмассы» [42, с. 328]. Звуки природы: шум волн, пение птиц также искусственны. Следовательно, в Бизантиуме, наоборот, красота природы, представленная перед взором Грыма, которая могла бы претендовать на роль идеального мира, оказывается иллюзией, обманом.

Везде где описан Бизантиум реальность искажается её имитацией с помощью технических средств и сомнительного её осознания.

Описанная В. Пелевиным экономическая стратегия орков «заключается в том, чтобы догнать и перегнать Биг Биз по главным фондовым индексам».

Один из героев романа – дядя Жлыг ностальгически вспоминает о том времени, когда орки изготавливали даже микрочипы, электронику высокого класса, а вот сейчас в Оркланде: «<…> инженер – это низшая раса. А герой нашего времени – это вертухай с хатой в Лондоне или на худой конец какой-нибудь филологический говнометарий <…>» [42, с. 60]. «Какой микрочип можно сделать в каганате под шансон? Тут можно качественно производить только один продукт – воцерквлённых говнометариев. Ещё можно трупным газом торговать. Или распилить трубу и продать за Великую стену» [42, с. 61]. Легендарная труба. «Еще при первых Просрах по сохранившейся оркской легенде некий рыжий вертухай, которого поставили на газ, распилил все трубопроводы, продал весь металлолом, улетел в Лондон, и «пустил себе на бонус. За прибыль по итогам года» [42, с.52]. Вот и приходится оркам продавать газ только в баллонах. После таких речей в государстве, где над каждым домом висят невидимые камеры слежения, инженера дядю Жлыга арестовывают.

Пелевин знакомит читателя с экономической теорией Хазма о том, что общество Биг Биза живет уже несколько веков в «Эре Насыщения – когда практически не меняются технологии и языки, человеческие и машинные. Ибо исчерпан экономический и культурный смысл прогресса» [42, с. 54].

Из «Свободной энциклопедии» читатель узнает об экономической составляющей офшаров – зоны свободной от налогов. «Первоначально офшары были свободной от налогов экстерриториальной зоной, где не действовало наземное право. Они появились, когда презиратор Ацтлана Хорхе Кровавый даровал всему миру ацтланское гражданство и обязал всех живущих на земле платить налоги под угрозой ядерного холокостинга. Шары, висящие над землей на антигравитационном приводе, формально не попадали под этот закон.

Постепенно туда переместилась киноиндустрия, наука и финансы – сбылась наконец давняя мечта банкиров всей Земли об офшорном эмиссионном банке. Офшары стали превращаться в огромные летающие города, где жила элита человечества, не боясь, что туда ворвется толпа «оккупантов» со своими палатками, громкоговорителями и революционными плакатами. Все технологии социального протеста, известные в прошлом, потеряли свою силу. Когда между наземными странами по неясной причине началась великая война на взаимное уничтожение, офшары не пострадали, потому что были объявлены зоной мира, и атомное оружие против них не применялось…» [42, с. 49].

Экономист считает бессмысленным соревнование Уркаины с Бизантиумом, поскольку «офшар и нижние территории являются одной культурно-экономической системой», а «... истиной столицей Уркаины является Лондон (сектор Биг Биза, где издавна приобретают летаемость богатейшие оркские вертухаи» [42, с. 51].

Две модели устройства общества – два изображенных мира противопоставлены друг другу, изолированы от внутреннего и внешнего мира, что соответствует одной из характерных черт утопии и антиутопии – черты двоемирия.

Но не смотря на то, что автор «S.N.U.F.F» создает две функциональные модели мира и противопоставляет их, не одна из конструкций не является идеальной. Сравнивая описание миров, с известными утопиями мировой литературы, можно с уверенностью сказать, что это не «Город Солнца» Томмазо Кампанеллы, где главенствует идея равенства, возведённая в абсолют, город, все жители которого должны заниматься и военным делом, и сельским хозяйством, все должны работать, но строго ограниченное время. Это и не «Утопия» Томаса Мора, в которой отменена частная собственность и эксплуатация, но обязателен труд, хотя и ручной, но необременительный. Это даже не «Скотный двор» Дж. Оруэлла, в котором все животные равны, а двуногие являются их врагами. Это и не «1984» Оруэлла – там Океания победила Евразию. А у Пелевина уже нет ни Океании, ни Евразии, а только одна страна Оркланд, связанная с последним офшаром. В стране нет национальностей, а только идентификационные номера (аналог российского ИНН или идентификационного номера налогоплательщика, идентификационный номера иностранца за рубежом). Единственное, что объединяет офшар с орками – это язык, да и то, созданный сомелье для орков на основе украинского языка с идишизмами. В описании миров не только нет социального равенства, нет даже намёка на него.

Следовательно, заявленный в названии жанр роман-утопия, не соответствует действительности, поскольку здесь отсутствует установка на создание идеальной модели мироздания.

Более того, миры Пелевина не только несовершенны, но являются жестокими по своему устройству, что склоняет жанр романа в сторону антиутопического произведения.

В романе В. Пелевина используются жанровые шаблоны или клише, сложившиеся в последние десятилетия XX в. в произведениях антиутопического характера. В частности, автор использует описание неидеального мира Уркаины.

В первую очередь о несовершенстве мироустройства говорят постоянные войны и революции в Уркаине и участие в этих войнах офшара. «На самом деле над каждой войной работает огромное число людей, но их усилия не видны постороннему взгляду. Войны обычно начинаются, когда оркские власти слишком жестоко (а иначе они не умеют) давят очередной революционный протест. А очередной революционный протест случается, так уж выходит, когда пора снимать новую порцию снафов. Примерно раз в год. Иногда чуть реже. Многие не понимают, каким образом оркские бунты начинаются точно в нужное время. Я и сам, конечно, за этим не слежу - но механика мне ясна» [42, с. 9].

В романе присутствуют трагические картины массовых убийств (сцена истребления солдат Уркаины боевой машиной «Хеннелора», Уркаинсая война).

В мире Уркаины можно выявить признаки тоталитарного государства: «… Сегодня я обвиняю оркского уркагана в том, что он палач своего народа. Сколько еще мы не будем замечать зверств этого извращенца, серийного убийцы, мечты психиатра и опаснейшего из садистов?» [42, с. 33].

Отталкиваясь уже от первой, основной характерной черты утопии можно сделать вывод, что автор показывает нам не идеальное мироустройство, а несовершенную, жестокую, несправедливую модель двух государств, а как было отмечено выше, это главный отличительный признак утопии от антиутопии. Следовательно, перед нами предстает антиутопия в своей полной мере. Также в романе присутствуют еще более яркие признаки антиутопии.

Можно увидеть устройство двух миров глазами главных героев романа: Для утопии характерно полное единомыслие, в ней нет индивидуализации характера: все пришли к какому-то общему мнению, которое является лучшим для всех. В романе мы видим не просто взгляд индивидуумов, но и в главной степени их критику системы. К примеру, Демьян Карпов размышляет о религии, политическом устройстве и моральных устоях Бизантиума: «Когда в воскресенье мы, свободные люди нового века, приходим в храм, чтобы посмотреть свежий снаф, мы каждый раз лицом к лицу сталкиваемся с бесконечным лицемерием, пропитавшим нашу мораль. Лицемерием объемным, выпуклым и цветным» [42, с. 40]; «Нет, наше подношение не лживо целиком. Мы, пилоты, чисты перед Маниту: со смертью в снафах все честно. Но любовь, которую мы предлагаем Его чистым лучам, насквозь фальшива» [42, с. 41].

Описывая мироустройство орков, Дамилола высказывает постоянный скепсис по поводу языка, культуры, политического и экономического устройства Уркаины.

Грым проходит через устройство обоих миров и видит несовершенство как одной, так и другой модели. Тут даже можно сказать о тождественности Грыма с героем романа О. Хаксли «О дивный новый мир» Джону или как его называли Дикарю, который также неожиданно попадает в лицемерно-технологический мир.

Также для жанра утопии характерно отсутствие каких-либо внутренних конфликтов. Взаимоотношение людей основываются на разумных принципах и они не располагают к конфликту. В сюжете «S.n.u.f.f.» конфликт между героями разгорается чуть ли не на каждой страницы (Карпов и Кая; Карпов и Бернар-Анри; Бернар-Анри и Хлоя, Грым и Хлоя).

Описанные автором черты двух миров носят скорее периферийный, нежели основополагающий характер, так как роман В. Пелевина лишен дидактичности, свойственной жанру утопии, как лишен и характерного для антиутопии стремления «развенчать существующие иллюзии всеобщего благоденствия»[60]. Вместо утопической дидактики на первый план выступает ирония, пронизывающая все уровни повествования. Так, внешне противопоставленные друг другу миры Бизантиума и Уркаганата оказываются идентичными по своим сущностным характеристикам. Все отличие верхнего мира, считает Ю.О. Чернявская, заключается в техническом усовершенствовании, обеспечивающем его жителям комфорт, которого лишены проживающие на земле урки. В то же время базовые потребности в сексе, еде, безопасности строго регламентируются как в нижнем, так и в верхнем мире[61]. Как и нижний, верхний мир является воплощением зла, только в нижнем зло носит более откровенный, открытый характер.

Следовательно, в романе «S.n.u.f.f.» жанр, заявленный в заглавии как роман-утопия, не соответствует действительности, так как здесь отсутствует установка на создание идеальной модели мироздания, единомыслие героев, присутствует постоянное описание конфликтов.

В романе В. Пелевин использует жанровые шаблоны антиутопии: развенчание утопической модели, в частности искусственного мира Биг Биза, так как антиутопия отрицает возможность существования идеального общества. Кроме того, в романе присутствует критика существующего государственного строя; разделение на два мира – «идеальный» и остальной. Социально-исторические приметы обществ узнаваемы и проецируются читателем на современные реалии российской и мировой действительности.

Но не следует определять жанр произведения как антиутопический роман. Следует помнить, что в жанре утопия и антиутопия миры противопоставлены современной действительности. В утопии нет, а в антиутопии не является основополагающей роль сатиры над современными реалиями. Эти жанры являются идеалом или предостережением автора людям, живущим в современном ему мире. А в романе В.Пелевин часто отсылает читателя к современной действительности, более того он парадирует ее.

Тут следует обратиться к сатирической стороне произведения.

3 САТИРА, КАК ОСНОВНАЯ ХАРАКТЕРНАЯ ЧЕРТА ПРОИЗВЕДЕНИЯ В.О. ПЕЛЕВИНА «S.N.U.F.F.»