Введение 15 страница

Мы медленно двинулись по небу, и я почувство­вал, что реакция зрителей изменилась. Они по-прежнему были целиком поглощены зрелищем, но осознанного любопытства я больше не ощущал. Их активное внимание ослабевало — неудивительно, ведь они смотрели на нас не сводя глаз уже больше часа. Солнце играло на фотонных парусах, и наш корабль казался каким-то прекрасным грандиоз­ным насекомым, слишком ярким, чтобы разгляды­вать его внимательно, и слишком красивым, чтобы отвести глаза. Эффект был как раз такой, как мы и рассчитывали: внимание их стало пассивным, они оказались как будто под гипнозом. А мы продол­жали медленное движение по небу, понемногу сни­жаясь. Это плавное движение стоило нашим людям из группы Райха немалых усилий, потому что из-за огромной площади крыльев корабль постоянно сносило ветром, и стоило им на мгновение отвлечь­ся, как он начал бы кувыркаться в воздухе.

Остальная наша команда, все сорок человек, те­перь объединила свои усилия, подключившись друг к другу в параллель. Люди, следившие за нами, на­ходились целиком в нашей власти, — они были словно дети, которые, как зачарованные слушают сказку. Я заметил и еще один любопытный факт, о котором догадывался и раньше: все зрители оказа­лись тоже телепатически связаны между собой своим интересом к нам. Это объясняет, почему так опасна всякая возбужденная толпа: она тоже создает вокруг себя телепатическое поле, но при этом дейст­вует так неуклюже и некоординированно, что вынуждена искать разрядки напряжения в насилии.

Напряжение, нараставшее в толпе, работало на нас. Сознание людей, сосредоточенное на огромном насекомоподобном корабле, находившемся уже почти у них над головами, было полностью нам открыто, они были загипнотизированы и легко до­ступны внушению.

Теперь наступило время для главной части опе­рации, и я, взяв дело в свои руки, превратился как будто в мощный телепередатчик, а сознание каждо­го из этих людей стало телевизионным экраном. Внезапно все они увидели, как посреди корабля рас­пахнулись два огромных люка. Из люков — высотой больше трехсот метров каждый — сошли на землю инопланетяне, ростом тоже по триста метров. Как и сам корабль, они напоминали каких-то насекомых — зеленого цвета, с длинными ногами, как у кузне­чика. Лица их были отдаленно похожи на челове­ческие, но с огромными носами вроде клювов и маленькими черными глазками. Двигались они рывками, как будто непривычные к земному тяго­тению. Ноги у них заканчивались когтями, как у птиц.

Инопланетяне начали огромными прыжками приближаться к обеим воюющим армиям. Я обдал людей волнами панического страха и предчувствия неминуемой гибели. В то же время я снял напря­жение, которое приковывало их к месту, и все сломя голову кинулись прочь. Это ощущение паники было для нас неприятно, даже почти омерзительно, так что мы прервали телепатическую связь с ними и предоставили им спасаться кто как может. Люди бе­жали, не оглядываясь и не разбирая дороги. Тысячи из них падали и оставались на месте, затоптанные бегущими позади; впоследствии подсчеты показали, что таким образом погибло пятнадцать процентов всех участников боя. Паника вряд ли могла стать большей, даже если бы инопланетяне были вполне реальными.

Я пережил несколько неприятных минут. Еще много недель я вспоминал эту панику, она снова и снова возвращалась ко мне, как дурной привкус во рту. Однако никаким иным способом нам не удалось бы положить конец войне.

С этого момента и Гвомбе, и Хазард перестали быть народными вождями. На них никто не обра­щал внимания, о них просто забыли. Война каза­лась сном, от которого только что пробудилось человечество, детской игрой, которая вдруг стала не­интересной. За последовавшие несколько дней вой­ска Всемирной организации, действуя в тесном сотрудничестве с президентом Соединенных Шта­тов, арестовали тысячи солдат обеих разбежавшихся армий, а также Гвомбе и Хазарда. (Последний был застрелен «при попытке к бегству»; Гвомбе же поместили в психиатрическую лечебницу в Женеве, где он и умер год спустя.)

Можно было предположить, что после такой победы мы пожелаем мирно почивать на лав­рах. Однако у нас и в мыслях этого не было — по двум причинам. Во-первых, сама победа была для нас детской игрой. Я описал ее здесь в подробностях лишь в интересах истории, хотя как образец стра­тегии она не заслуживает и двух строчек. Во-вто­рых, действительно интересная часть задачи нам еще предстояла. Нужно было помочь миру хоть в какой-то степени оправиться от безумия и принять

ivifpbi для окончательного уничтожения паразитов.

Методы, которые мы избрали, не отличались особой эффектностью. Мы просто рассказали людям правду. На следующий день после нашей «победы» президент Мелвилл объявил по телевидению, что, насколько известно правительству Соединенных Штатов, «инопланетяне с Луны» сейчас удаляются за пределы нашей Солнечной системы, и непосред­ственная опасность нашей планете больше не угро­жает. Он добавил: «Однако, ввиду постоянной возможности нападения на Землю извне, Соедине­нные Штаты настаивают на немедленном создании Единого Всемирного Правительства, наделенного всеми полномочиями для мобилизации Всемирных Сил Обороны». Его предложение было сразу же при­нято Организацией объединенных наций. После это­го и началась та огромная работа, которая так обстоятельно описана Вольфгангом Райхом в его книге «Как был переделан мир».

Нашей же самой серьезной задачей было, есте­ственно, истребление паразитов. Однако мы ре­шили, что с ними можно немного подождать. Благодаря вращению Луны они оказались значительно ослаблены, поскольку постоянное воз­мущающее воздействие Луны уменьшилось. Была и еще одна причина считать их второстепенной проб­лемой. Я уже говорил, что паразиты — в каком-то смысле «тень» человеческой трусости и пассивности. Их сила возрастает в атмосфере паники и пораже­ния, ибо они питаются страхом, и в таком случае лучший способ борьбы с ними — изменить атмосфе­ру, вселив в людей уверенность в своих силах и соз­нание цели.

Прежде всего, нужно было сделать действительно эффективными Всемирные Силы Обороны, кото­рые должны были мгновенно искоренять любую попытку паразитов возобновить активные действия. Это означало, что человек двадцать наших товари­щей вынуждены будут заниматься организацион­ными проблемами. Почти столь же важно было заставить людей понять, что паразиты — реальность и что человечество должно постоянно сохранят:. бдительность. А это, в свою очередь, означало, что нам необходимо увеличить численность нашей груп­пы до тысяч и даже миллионов человек. Поэтому кроме тех из нас, кто был откомандирован в распо­ряжение Всемирного Совета Безопасности, все остальные занялись обучением людей.

Я должен сказать об этом несколько слов, пото­му что от наших успехов в этой области, по сущест­ву, зависело все. Не так легко было подобрать кандидатов для обучения «управлению сознанием». Может показаться, что здесь не должно было воз­никнуть особых трудностей: в конце концов, я обу­чил себя сам, так же как и Райх с Фдейшманом, и стоит нам лишь все объяснить человечеству про паразитов сознания, как всякий сможет обучиться самостоятельно. Однако дело оказалось несколько сложнее. Конечно, многие и обучались без нашей помощи, но это само по себе порождало проблемы. Для борьбы с паразитами сознания нужны достаточ­но мощные и активные умственные способности; большинство же людей в умственном отношении на­столько ленивы, что паразитам очень легко их перехитрить. Теперь они оказались в особо опасном положении, потому что у них появилось чувство ложной безопасности, которое паразиты старательно поддерживали и укрепляли. Это был тот самый случаи, когда полузнание опаснее, чем незнание.

Тем не менее примерно три четверти человечест­ва немедленно уверовали в то, что уже умеют «уп­равлять сознанием », и это поставило перед нами сложную проблему. Как узнать, кому из этих мил­лионов людей требуется наша помощь и персональ­ное внимание? Проблема была не из тех, с которыми можно справиться одним махом, и мы начали дей­ствовать методом проб и ошибок. Прежде всего, мы ограничились самыми высокоинтеллигентными лю­дьми, особенно теми, кто многого добился в жизни, поскольку главными нашими критериями отбора были мужество и энергия. Тем не менее мы неодно­кратно терпели поражение. Когда мы с Райхом одер­жали свою первую победу над паразитами, нас поддерживало ощущение непосредственной опаснос­ти, у этих же новых кандидатов такого ощущения не было, а многие из них так и не смогли реально осознать угрозу. Я начал понимать, как часто люди добиваются больших «успехов» в обществе не столь­ко умом, сколько агрессивностью и напором. Но тратить время на таких неудачников мы не могли:

если бы мы воспользовались своими телепатичес­кими способностями, чтобы их «пробудить», это сде­лало бы их только еще ленивее. Поэтому мы сразу от них избавлялись и приглашали на их место других.

Вскоре нам бросилось в глаза, что даже вполне интеллигентные и серьезные люди могут страдать умственной ленью, если усвоили ее с детства. Поэто­му мы решили отбирать будущих кандидатов в воз­можно более раннем возрасте. Для этого мы создали специальную группу, которая проверяла умствен­ные способности подростков и детей. Успехи этой группы, получившей название «тест-команды Бер-мана», превзошел все наши ожидания: два года сп­устя мы располагали более чем полумиллионом специалистов по управлению сознанием в возрасте до 21 года.

К концу года мы уже знали, что битва за веч­ный мир во всем мире нами выиграна. Теперь мы могли снова заняться Луной. В этом уже появилась необходимость: возмущающие силы на Луне уже привыкли к ее необычному вращению и снова сосре­доточились на Земле. Именно этого я и ожидал — раскрутка Луны была лишь временной мерой.

Не сказав никому ни слова, пятьсот человек наших товарищей собрались и решили вывести Лу­ну из поля тяготения Земли. Эта операция началась в январе 1999 года — в первый день последнего года прошедшего столетия. Проблема была в значитель­ной мере механической: нужно было весьма дли­тельное время оказывать на Луну постоянное неослабевающее давление. Все должно было делать­ся очень медленно. Плотность Луны гораздо меньше плотности Земли, это всего лишь огрод ный кусок шлака. Кроме того, за свою долгую ж.тзнь Луна бесчисленное множество раз подвергалась ударам метеоритов и комет, нередко очень большого разме­ра, и была вся в трещинах, как растрескавшаяся глыба стекла. Если бы давление на нее резко возрос­ло, она могла бы развалиться на части. Тогда Земля оказалась бы окруженной роем лунных астероидов, и мы бы ничего не выгадали.

Наши намерения не ограничивались тем, чтобы защитить Землю от излучений с Луны. Нам хоте­лось сделать что-то и для тех живых существ, что были заключены в лунном веществе. Мы решили направить Луну к Солнцу, где ее лишенные тела обитатели снова смогли бы обрести свободу.

Четырьмя группами, по сто двадцать пять чело­век в каждой, мы разместились в разных точках северного полушария и начали понемногу подтал­кивать Луну в сторону открытого космоса. Все сводилось, в сущности, к тому, чтобы увеличить ско­рость ее обращения вокруг Земли, придав ей допол­нительную энергию — тогда расстояние ее от Земли возрастет. (Когда-то Луна была гораздо дальше от Земли, чем в XX веке, но по мере того, как ее энергия истощалась, она начала к ней приближаться.)

На протяжении 1999 года мы уменьшили период обращения Луны с 28 дней до 14. Это было не так уж трудно — к тому времени я уже достаточ­но знал о тайнах сознания и о его воздействии на материю, чтобы проделать это даже в одиночку. Теперь Луна находилась более чем в полутора миллионах километров от Земли, а скорость ее движения по орбите возросла в десять раз. Мы подсчитали, что скорость нужно увеличить еще вдвое, до 64 тысяч километров в час, — тогда Луна сможет «убежать» от Земли и будет автоматически притянута Солнцем. Так и случилось 22 февраля 2000 года: в этот день Земля лишилась своей Луны. Сентиментально настроенные люди громко проте­стовали, но мы не обратили на них внимания. В наши расчеты вкралась лишь одна ошибка: три ме­сяца спустя, пересекая орбиту Меркурия, Луна была захвачена полем притяжения этой планеты. Одна­ко, поскольку масса у Меркурия примерно такая же, как у Луны, о том, чтобы она стала его спутником, не могло быть и речи. В результате Меркурий ока­зался на одиннадцать миллионов километров ближе к Солнцу, а Луна заняла орбиту, удаленную от светила в среднем на тридцать миллионов километ­ров. На таком расстоянии температура поверхности Луны достаточно высока, чтобы лунные породы пос­тоянно находились в расплавленном состоянии. Лунная «жизнь» получила, во всяком случае, неко­торую степень свободы.

Здесь мне, по-видимому, следует остановиться. Не потому, что мне больше нечего сказать, но потому, что то, что я мог бы сказать, слишком труд­но выразить.

Сегодняшнему среднему человеку должно ка­заться, что мы, «посвященные», превратились в бо­гов. В каком-то смысле это так и есть — в сравнении с человеком двадцатого столетия мы действительно боги. Однако во всех остальных отношениях нам так же далеко до богов, как и раньше. Нас больше не связывают невежество и отсутствие цели, однако масштабы нашего незнания все еще огромны. Путь, который нам предстоит пройти, уходит далеко за горизонт. Я не в состоянии объяснить характер тех проблем, которые теперь стоят перед нами: если бы люди могли их понять, не было бы нужды в объяс­нениях.

Не знаю, считать ли, что мне повезло или, нао­борот, не повезло. Мне повезло в том, что я возгла­вил этот великий шаг в эволюции человека и теперь понимаю, что еще нужно сделать. Мне не повезло в том, что я утратил связь со всем остальным челове­чеством — лишь за некоторыми важными исклю­чениями. Человек по природе своей ленив, и за это его ни в коем случае нельзя осуждать. Это означает, что он не любит неудобств и создал цивилизацию,

чтобы неудобств избегать, так что лень стала важ­ным фактором его эволюции. Но в то же время это означает, что он предпочитает эволюционировать в своем темпе — лениво и не спеша. Я же в борьбе с паразитами сознания переключился на иную, более высокую скорость эволюции, и мне не терпится дви­гаться вперед. Мне мало знать, какие бесконечные миры сознания теперь открыты перед человеком. Слишком много еще остается вопросов, на которые пока нет ответов. Правда, теперь человек уже никог­да не забудет о цели своей эволюции, теперь он, ско­рее всего, сможет жить не одно столетие, а не умирать от скуки и безнадежности в восемьдесят лет. Но мы все еще не знаем, что происходит, когда человек умирает или когда из несуществующего воз­никает существующее. Мы знаем, что Вселенной присуще некое благое начало, но нам все еще неизвестно, является ли этим началом библейский Создатель или оно восходит к иному, еще более глу­бокому источнику. Еще не постигнута загадка вре­мени; остается без ответа фундаментальнейший вопрос, заданный Хайдеггером: «Почему вообще есть сущее, а не, наоборот, ничто?» Может быть, ответ на него лежит в совершенно ином измерении, настолько же отличном от мира сознания, насколь­ко мир сознания отличен от мира пространства и времени...

(Мы решили завершить книгу этим отрывком из неопубликованных дневников Остина: издателю представляется, что в нем может быть скрыт ключ к тайне «Паллады».)

Столько слов было написано об этой космичес­кой «Марии Целесте», что подлинные факты несколько стерлись в памяти. Они ясно изложены в нижеследующей выдержке из «Автобиографии» капитана Джеймса Рэмзея:

В январе 2007 года правительство Соедине­нных Штатов объявило о передаче наибольшего из когда-либо сооружавшихся на Земле корабля «Паллада» в распоряжение экспедиции под руко­водством профессоров Райха и Остина. Официаль­но объявленной целью экспедиции являлись археологические исследования на планете Плу­тон в надежде открытия следов погибших цивилизаций. За два дня до начала полета статья Хорейса Киммелла в «World Press News» утверж­дала, что истинной целью экспедиции было уз­нать, может ли Плутон быть базой огромных космических кораблей, о появлении которых в верхних слоях атмосферы сообщалось ранее... Это было категорически опровергнуто профессором Остином.

«Паллада» с командой из 2000 человек, тща­тельно отобранных руководителями экспедиции (в это число вошли, между прочим, все участники экспедиции 1997 года, за исключением семи че­ловек), стартовала из Вашингтона 2 февраля 2007 года. В последний раз связь с экспедицией была установлена незадолго до полуночи того же дня, когда голос профессора Остина сообщил, что ко­рабль преодолел расстояние примерно в полтора миллиона километров. После этого все попытки связаться с «Палладой» оставались безуспеш­ными.

Ровно через десять лет, 10 февраля 2017 года, на поиски следов «Паллады» была направлена

экспедиция под моим командованием. В нее входили три космических корабля: «Кентавр», «Клио» и «Лестер». 12 января 2018 года мы достигли Плутона. Месяц спустя, после четырех облетов планеты, мы были готовы возвратиться на Землю. В этот момент космический корабль «Клио» принял отчетливые радиосигналы, исхо­дившие от «Паллады»...

«Паллада» была обнаружена 2 марта 2018 года. Путевые огни громадного корабля были включены, а отсутствие наружных повреждений позволяло нам надеяться, что часть команды мог­ла остаться в живых. Однако, не получив ответа на запросы по радио, я решил, что это мало веро­ятно, и приказал лейтенанту Фермину вскрыть аварийный шлюз корабля. Спасательная партия во главе со мной вступила на борт «Паллады» и убедилась, что корабль покинут командой. Ни­каких признаков насилия не было обнаружено, состояние личных вещей членов команды указы­вало на то, что они не собирались оставлять ко­рабль. Вахтенный журнал «Паллады» велся вплоть до 9 июня 2007 года и свидетельствовал о том, что корабль провел некоторое время на поверхности Плутона и намеревался следовать к Нептуну, когда перигелий Плутона совпадет с афелием Нептуна*. Самопишущие приборы «Паллады» функционировали нормально, но, су­дя по их показаниям, после указанной даты корабль находился в свободном полете. Не за­регистрировано приближение к нему никаких крупных космических тел, если не считать мете­орита массой в двадцать два килограмма, кото­рый был автоматически устранен с траектории движения корабля. Показания приборов свиде­тельствовали также о том, что люки «Паллады» не открывались с тех пор, как корабль покинул Плутон. Выдвинутая главным врачом «Клио» гипотеза о том, что команда «Паллады» была мгновенно превращена в пыль каким-то внезапно возникшим источником космических лучей, рас­четами не подтверждается.

Двигатели «Паллады» были обычным поряд­ком отключены 9 июня в 21.30, и корабль был остановлен. Проведенная нами проверка показа­ла, что двигатели находятся в рабочем состоянии.

«Паллада» была доставлена на Землю под командованием лейтенанта Фермина и приземли­лась 10 декабря 2018 года. Дальнейшее расследо­вание не принесло никаких данных, которые позволили бы пролить свет на загадочную судьбу «Паллады». Никаких новых обстоятельств не вы­яснено и во время последующих экспедиций на Плутон и Нептун».

-по мнению издателя настоящей книги, уже опубликованному ранее, исчезновение «Пал­лады» было запланировано с самого начала, и когда этот космический корабль в феврале 2007 года стар­товал с Земли, все члены команды знали, что никог­да не вернутся. Ни одна другая версия не выдерживает проверки фактами. Нет никаких ука­заний на то, что «Паллада» стала жертвой неожиданного нападения и что ее приборы были каким-то образом перенастроены, чтобы скрыть его следы. Нет также никаких доказательств того, что команда «Паллады» намеревалась основать новую цивилизацию на какой-нибудь другой планете. На борту насчитывалось всего лишь три женщины — если бы подобный план имелся в виду, эта цифра наверняка была бы выше.

Лично мне представляется, что настоящее изда­ние «Паразитов сознания» содержит некоторые на­меки, позволяющие разгадать тайну «Паллады». Наиболее важным мне кажется извлеченный из не­опубликованных заметок Остина отрывок нас. 510, где упоминается о «полицейских Вселенной ». Он пишет: «Ближайший из этих приемников на­ходился всего в шести с половиной миллиардах километров от нас — там крейсировал космический корабль с одной из планет системы Проксимы Цен­тавра». В ноябре 1997 года — в момент, к которому относятся эти слова, — Плутон находился почти в афелии (в 7307 миллионах километров от Солнца). Вполне возможно поэтому, что «приемник», о кото­ром говорил Остин, находился где-то вблизи Плуто­на, хотя, конечно, он мог быть и в любом другом месте. Не могли ли «полицейские Вселенной» с Проксимы Центавра располагать на Плутоне чем-то вроде базы? Опять-таки, откуда Киммель мог по­лучить информацию о том, что подлинной целью экспедиции было проверить, не может ли Плутон быть базой для космических кораблей в виде тарело­чек, которые наблюдало множество людей в начале нынешнего века? Через два месяца после отправ­ления «Паллады» Киммель погиб в авиакатастрофе, и источник этого слуха так и остался неизвестным.

Но он пользовался репутацией честного и уравнове­шенного журналиста, всегда строго следовавшего фактам. Маловероятно, чтобы он просто выдумал всю эту историю.

Наконец, мы имеем слова самого Остина, написанные всего за месяц до начала этой последней экспедиции. Он пишет, что «утратил связь со всем остальным человечеством» и что «в борьбе с пара­зитами переключился на иную, более высокую ско­рость эволюции». В свете фразы о «полицейских Вселенной» не представляется ли самым естествен­ным вывод о том, что Остин решил покинуть Землю и присоединиться к ним?

Но самое странное здесь — лаконичность упоми­нания о «полицейских Вселенной» в заметках Остина. Разве это не такая тема, на которую он дол­жен был потратить хотя бы несколько страниц? Не­который свет на причины такой лаконичности проливает рукопись Дагобера Ферри, тоже члена экспедиции и автора книги «К психологии Золотого века». Ферри исчез вместе с «Палладой», но осталась сделанная им запись разговора, который состоялся у него с профессором Райхом после того, как они узнали о существовании этих «полицейских Вселен­ной». Там, в частности, говорится:

«Мы рассуждали о том, как могут выглядеть эти существа. Может быть, они такие же, как мы, — с руками и ногами? Или похожи на каких-нибудь не­ведомых животных или рыб — например, на спру­та? Предпочтут они просто захватить власть на Земле и восстановить мир или же примут жестокие репрессивные меры против людей, подобных Хазар-ду и Гвомбе?»

(Этот абзац сам по себе довольно странен. Отку­да он взял, что эти «полицейские» намерены за­хватить Землю? Действительно ли Остин говорил с ними о такой возможности? И не было ли в конце концов решено, что Остин и его ученики сами смо­гут справиться с кризисом?- Изд.)

При мысли о новом земном «правительстве» я пришел в восторг. С самой эпохи «гибели богов» в восемнадцатом веке человек чувствовал себя оди­ноким в пустой Вселенной, не видел смысла обра­щаться за помощью к небесам. Он был как ребенок, который, проснувшись утром, узнает, что его отец умер и теперь он должен принять на себя обязан­ности главы семьи. Такое чувство безотцовщины — безусловно, сильнейший психологический шок, ко­торый человек с трудом может перенести. Все мы помним, как в школе трудолюбие и старательность каждого немедленно вознаграждались, а в конце го­да приносили почетные призы, похвалу директора, любезные слова попечителей. Но вот школа оконче­на, «над тобой» уже никого нет, ты целиком предо­ставлен самому себе. (Должен признаться, что после окончания школы у меня было большое искушение пойти в армию — только ради того, чтобы снова испытать это чувство принадлежности к группе.) И. у тебя появляется странное чувство пустоты и бес­смысленности всего, что бы ты ни делал. Это и есть то, что лежит в основе «морального банкротства» двадцатого века.

Теперь все это позади. Есть сила гораздо боль­шая, чем человек, сила, на которую мы можем смот­реть снизу вверх. Жизнь снова может иметь смысл, пустота может быть заполнена... Человечество может снова вернуться в школу. А почему бы и нет, раз уж оно все равно состоит в основном из школьников?

Рейх со мной не согласился. Он спросил: «Не ду­маете ли вы, что это работа для нас?» Я сказал: «Нет, я лучше буду учиться, чем учить». В этот мо­мент Остин вставил: «Я согласен с Райхом. Нет боль­шей опасности для человечества, чем поверить, что все его заботы взяла на себя раса сверхлюдей».

Со своей стороны я считаю, что именно по этой причине Остин и отказался от помощи «косми­ческих полицейских». Я считаю, что по этой же причине он решил, что настала пора исчезнуть и ему самому — исчезнуть так, чтобы человечество никогда не могло узнать о его смерти.

И поскольку представляется совершенно оче­видным, что никаких новых данных на этот счет ожидать не приходится, у нас не остается иной аль­тернативы, как оставить проблему открытой.

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В наши дни. когда почти вся британская проза и драматургия заражены пессимизмом, когда прозаик фрэнсис Кинг говорит, объясняя свой недавно вышедший роман «Деяние тьмы», что он верит в силу Зла, царящего в мире, а драматург Эдвард Бонд пишет своего «Лира», — воплощение этого Зла; когда на протяжении каких-нибудь двадцати лет выходят два романа под одним и тем же названием, взятым у Мильтона, — «Зримая тьма» fy H. Льюса в I960 году и у У. Голдинга в 1979 году),— нельзя пройти мимо. не заметить, пренебречь писателем, который смело заявляет, что верит в Человека и убежден в неизмеримой силе его возможностей. Утверждающий это — Колин Уилсон, сказавший о себе в 1969 году, в дни расчета своей деятель­ности: «Я убежденный оптимист. И мне даже кажется, что подобных мне оптимистов нет среди современных западных интеллектуалов».

Самоучка, выходец из демократической среды буржуазной Англии. Уилсон (род.в 1931 году) очень часто менял профессии и, берясь за лю­бую работу, с детства жадно читал, став к тридцати годам весьма глубоко и разносторонне образованным человеком. К концу 60-х годов К. Уилсон уже ездил читать лекции в университетах США и слыл там философом и психологом, притом высокого класса.

В 1956 году Уилсон прославился книгой «Посторонний» /The Outsider), сделавшей его на несколько лет кумиром английского студен­чества, еще охваченного влиянием "рассерженных». Он приобрел изве­стность и за пределами своей страны.

Создавая своего «Постороннего» и следуя в общих чертах за Ка­мю, Уилсон практически рисовал образ' молодого интеллектуала се­редины века, типичного для определенных кругов, в особенности для студенческой молодежи. Но в отличие от постороннего А. Камю, охва­ченного неизбывной тоской и отчаянием, посторонний Уилсона скорее бунтарь, обладающий мужеством, достаточньш не только для того, чтобы понять зло окружающего eiv мира, но и чтобы восстать против этого зла, против мещанского болота ограниченности и обыденщины и якобы неизлечимой «доли человеческой".

философия Уилсона эклектична, хотя в основе ее, в особенности на первом этапе его деятельности {т.е. до 70-х годов), был экзистенциализм, преимущественно экзистенциализм Камю и, в мень­шей степени, Сатра. Но уже говорилось о том. какое значение — спра­ведливо — писатель придавал своему оптимизму. В те годы, когда пессимизмом было буквально пропитано все, что писали виднейшие интеллектуалы Запада, Уилсон не уставал говорить во всех своих книгах о величии человека. пТы человек, а человеческие возможности безграничны, будущее лучезарно» — любимая мысль и любимые слова Уилсона с начала его деятельности и до настоящего времени.

Уилсон упорно подчеркивает огромный волевой и интеллектуаль­ный потенциал человека. Он рано отказался от христианства и уже в двадцать лет пытался построить собственное философское учение. философские взгляды эти в ходе лет видоизменялись, становились все более «пестрыми» и противоречивыми. Книга "Введение в Новый экзистенциализм» (1966) обозначила переоценку Уилсоном ранних учите­лей. Логическому эмпиризму и экзистенциализму — концепциям не-гат ивным — Уилсон iipom ивопоставил свою эклектичную, но базирующуюся на позитивных посылках систему.

Очень важно для понимания художественного творчества Уилсо­на отметить внимание писателя к рассуждениям Xaugeirepa об обы­вателя, строящих все свое поведение на «принятом»: так говорят, так думают (man spricht, man machl. man denkt) в смысле "так следует» говорить, поступать и думать. Миру обывательского опыта Уилсон противопоставил имир разума». На страницах произведений Уилсона то и дело встречаешь обвинение человеку в позорной и недопустимой умственной лени. Лучше, полагает обыватель, ползать по земле, как червь, чем парить в небе, как птица.— пишет Уилсон, явно находясь в этих рассуждениях под влиянием Хайдеггера. Обыватель не хочет видеть ничего, кроме будничного опыта, «хотя мог бы стать подобным Богу» — повторяет эту мысль Уилсон в своей автобиографической книге «Путешествие к началу»- (Voyage to a Beginning, 1969). "Долю человеческую", наличие которой Уилсон признает, он объясняет исключительно «ленью» и инертностью, мешающими человеку преодо­леть свою ограниченность. И, несмотря на явный идеализм такой позиции, нас не может не привлекать в неу упрямая непокорность писателя. Автор «Путешествия к началу» убежден в том, что нет ничего неизменного, нерушимого, раз навсегда данного: нужна лишь кон­центрация воли и напряжение усилий для того, чтобы изменить свое положение в жизни, переломить свою «судьбу».