Джим Гаррисон и иллюминаты

 

Дискордианизм опровергает основы монотеистической западной религии, западной логики и западной законности, каждая из которых признает, что существует лишь одна правильная модель, которая остается истинной во всех случаях.

Увы, последними среди тех, кто сможет по достоинству оценить философию дискордианизма, будут люди, религиозные в догматическом иудейско-христианском смысле, логики, которые до сих пор не поняли Доказательство Геделя, а также законники всех мастей.

Тем не менее, совершенно по-донкихотски Кер Торнли, волоча за собой свою дискордианскую историю, упорно лез в эпицентр Мании Убийства Кеннеди, волна которой захлестнула нацию в шестидесятые. Он прямиком направился к законнику из Нового Орлеана Д. Э. Джиму Гаррисону по прозвищу Веселый Зеленый Великан. С таким же успехом он мог отправиться к теологу-томисту.

В 1967 году, прочитав книгу Марка Лэйна “Поспешный вывод” и еще рад книг об убийстве Кеннеди, Керри решил, что его старый друг Ли Харви Освальд вообще не убивал президента; не исключено, что это мог быть какой-то заговор.

Торнли наивно поехал в Новый Орлеан и несколько раз подолгу беседовал с окружным прокурором Гаррисоном, который возобновил расследование, которое, казалось, должно было раскрыть такой заговор.

Из Торнли и Гаррисона, мягко говоря, никак не получалась слаженная команда. В конце их последней беседы оба послали друг друга к чертовой матери. Дискордианизм и закон не смешиваются. Керри уехал из Нового Орлеана и в сердцах проинформировал всех друзей и людей, с которыми переписывался, что Гаррисон — беспринципный демагог, который организовал охоту на ведьм, чтобы потрясти воображение обывателя и заработать политические очки. Помощники Гаррисона парировали это серией несуразных выпадов в адрес Торнли.

Естественно, я тоже оказался втянутым в эту дискуссию. Она происходила в то время, когда я начал понимать, насколько случайны и условны представления о реальности, которые создаются нервной системой обычного человека. Официальная пресса стопроцентно стояла на антигаррисоновской позиции, отвергая все его обвинения. Независимая пресса была стопроцентно прогаррисоновской и поддерживала все его обвинения. На языке Лири, все сигналы, которые можно было организовать в “хороший” гештальт Гаррисона, распространялись свободно и во всех возможных направлениях в “игре независимой прессы”, а все сигналы, формирующие “плохого” Гаррисона, вернее, не соответствовавшие образу “хорошего” Гаррисона, были слабыми и умело оставлялись для “игры официальной прессы”.

“Боже мой, — сказал себе Сторонник Свободомыслия в начале 1968 года, когда он это понял, — левое крыло настолько же роботизировано, как и правое”. (Мы просим прощения за нашу наивность, в силу которой не сумели разобраться в этом гораздо раньше 1968 года).

Несомненно, это иллюстрировало первый закон дискордианизма: “Заключения рождают заключенных”. То, во что ты веришь, загоняет тебя в клетку.

Торнли, как я понял по его письмам, а затем во время визитов, был остроумным агностиком и свободомыслящим человеком, страдавшим догматичностью лишь в отношении анархизма и пацифизма. Уничтожение жизни в любой форме противоречило его личной морали. Считать его участником заговора с целью убийства кого бы то ни было просто смешно.

А при этом в независимой прессе все, кого подозревал Гаррисон (в их числе был и Торнли), изображались некой странной бандой гомосексуалистов-сатанистов-агентов ЦРУ-нацистов-фанатиков. Снова проигрывался маккартизм пятидесятых, только на этот раз он пришел слева.

“Создается впечатление, что сегодня вокруг нас бродит множество различных реальностей”, — сказал Эбби Хоффман во время трагических событий демократического съезда 1968 года. Пожалуй, это была единственная умная фраза, сказанная им за всю жизнь.

С того самого времени Скептик взял себе за правило ежемесячно прочитывать одно или два периодических издания, выпускаемых политическими или религиозными партиями, которые он презирает, чтобы понять, какого рода сигналы экранируются его привычными картами реальности.

И это весьма полезно. Алистер Кроули, выдающийся мистик двадцатого столетия, и Бернард Рассел, выдающийся рационалист двадцатого столетия, тоже рекомендовали эту практику. Это один из лучших способов понять, как “работает” осел Насреддина, или само- метапрограммист.

Тем временем Торнли узнал, что Аллан Чепмэн из Техаса, один из помощников Гаррисона, считает убийство Джи-Эф-Кея делом рук баварских иллюминатов. Поскольку я долгое время был экспертом в этой области (во всяком случае я так считал) и поскольку в эту область ступил Гаррисон, я пришел к системе убеждений, в которой Гаррисон был либо параноиком, либо демагогом, либо и тем и другим одновременно. Не было никаких реальных иллюминатов; все это — фантазии правого крыла, эдакая облагороженная версия потрепанной мифологии синайских мудрецов.

Несмотря на то, что независимая пресса проявляла типичный фундаментализм, преданно внимая Разоблачениям Гаррисона, она к тому же оказалась чрезвычайно доверчивой и с энтузиазмом “глотала” всевозможные суррогаты теорий заговоров, причем чем невероятнее они звучали, тем лучше. В то время основными авторами статей в независимых газетах всей страны были преимущественно дискордианцы. Мы начинали “легализировать” дискордианское общество, выпуская меморандумы, в которых предлагали ненасильственные анархистские техники для мутации нашего роботизированного общества.

В одном меморандуме мы излагали наш план “ПВРК” (Перманентная Всеобщая Забастовка Квартиросъемщиков), согласно которому все люди раз и навсегда прекращают платить за квартиру. (Разве могут всех сразу выселить в Атлантический или Тихий океан?) В другом меморандуме излагался план “ПВНК” (Перманентная Всеобщая Налоговая Конфронтация), согласно которому все прекращают платить налоги. Наряду с этим мы подбрасывали многочисленные сюжеты о вечной войне, которую ведет дискордианское общество против зловещих иллюминатов.

Мы всех обвиняли в том, что они принадлежат к иллюминатам: Никсона, Джонсона, Уильяма Бакли Младшего, самих себя, марсианских пришельцев, всех фанатов заговоров, все общество.

Мы не считали это мистификацией или “уткой” в обычном смысле. Мы все еще относились к этому, как к партизанской онтологии.

Лично я придерживался такой позиции, что если Новые Левые хотят жить в отдельном туннеле реальности хронической паранойи, у них есть полное право на такой нейрологический выбор. Я смотрел на дискордианизм как на Фактор Космического Прикола, который вводит так много альтернативных параноидальных шизофрении, что человек с параноидальными наклонностями волен выбрать себе любимую на свой вкус.

Я также надеялся, что некоторые менее легковерные души, потрясенные этим богатым выбором, смогут проникнуть “за занавес” всей этой параноидальной игры и решат мутировать к более обширной, увлекательной и обнадеживающей карте реальности.

Известный поэт Эд Сандерс, автор опуса “Поимей Бога в задницу” и прочих бессмертных творений, однажды отправил мне срочное сообщение, предупреждая: “Зря смеетесь по поводу иллюминатов. Они реальны!”

Я хохотал до слез, как это обычно делает Глупец перед тем, когда за его спиной захлопываются ворота в Гибельнее Место.

 

Операция “едет крыша”

 

Судя по всему, дискордианские откровения нажали на какую-то волшебную кнопку. Везде, во всех журналах (начиная с изданий правых экстремистов и заканчивая изданиями левых радикалов) начали появляться новые разоблачения иллюминатов. Некоторые из них определенно исходили не от нас дискордианцев. В самом деле, в одной статье, напечатанной в 1969 году в “Лос-Анджелес Фри Пресс”, содержалась запись телефонной беседы с позвонившим в редакцию афро-американцем, утверждавшим, что он представляет организацию “Черная Месса” — афро-дискордианский заговор, о котором мы никогда не слышали. Он заявлял, что ответственность за взрывы бомб, которые повсеместно приписывались организации “Уэзер Андерграунд”, берут на себя дискордианцы и “Черная месса”.

Авторы других статей выступали с утверждениями, что иллюминаты — и это не вызывает ни малейших сомнений, — это заговор иезуитов, заговор сионистов, заговор банкиров и пр., и обвиняли таких важных шишек, как ФБР, Дж. Эдгара Гувера, Ленина, Кроули, Джефферсона и даже Карла Великого в том, что они принадлежат к иллюминатам.

Эта атмосфера вдохновила Боба Ши и меня на создание титанического произведения, которым стала трилогия “Иллюминатус”. В эпопее запутанного предательства, которое сатирически высмеивало все теории заговоров левых и правых, мы выставляли дискордианцев хорошими, а иллюминатов — плохими.

В самом начале работы над романом нас чрезвычайно приободрил добрый знак. В ходе поиска по дискордианским архивам выяснилось, что самая ранняя из дискордианских священных книг — “Как был потерян Запад” Грега Хилла — сначала была напечатана на копировальной машине Д. Э. Джима Гаррисона, правда, во внерабочее время. Произошло это летом 1963 года. (Девушка Грега работала секретаршей Гаррисона).

Примерно в это же время Освальд заказал винтовку каркано, а я встретился с зеленым человеком в кукурузном поле, так что к тому времени мы были слишком искушенными, чтобы отмахнуться от этого знака, посчитав его “случайным совпадением”.

Синхронистичность, с помощью Богини, запускалась в действие… и странности нарастали. К примеру, у нас, дискордианцев, был свой мистический знак, как у масонов и иже с ними. Наш знак мы без особого стеснения позаимствовали у старого доброго консерватора Уинстона Черчилля; это был жест поднятыми пальцами в виде буквы V, знак победы, который использовал Уинни в ходе всей второй мировой войны. Разумеется, у нас он наполнялся особым дискордианским смыслом: буква V, которой обозначалась римская цифра 5, иллюстрировала Закон Пяти. Сам способ составления этого знака-жеста — два пальца подняты вверх и три пальца согнуты вниз, — демонстрирует скрытое число 23, которое подразумевается в Законе Пяти.

Тот факт, что этот знак используется католическими священниками при благословении и сатанистами при вызывании дьявола, иллюстрирует сущностную неоднозначность всего символизма, или Фактор Космического Прикола.

За период, который прошел с момента выхода первого издания “Principia Discordia”, отпечатанного на ксероксе в 1963 году, и до выхода четвертого издания, опубликованного “Рип-оф пресс” в Беркли в 1969 году, разошлось всего 3125 экземпляров этого основного дискордианского текста. Тем не менее, знак “V” так или иначе признала вся контркультура, особенно где-то в 1966–1970 годах. В октябре 1967 года его использовали сотни тысяч участников демонстрации протеста перед Пентагоном, а в 1968 году — участники съезда демократической партии. Странность состояла в том, что в действительности ни один из тех, кто пользовался этим знаком, не имели малейшего представления о том, что возродили этот знак мы, дискордианцы…

И вообще, сам Пентагон — это воплощение священного дискордианского ковчега, причем не только потому, что это здание пятистенное (все члены объединенного комитета начальников штабов — почетные дискордианские святые из ордена Дон-Кихота, также известные как рыцари пятистенного замка), но и потому, что его нетленная византийская бюрократия так замечательно иллюстрирует основной социологический закон дискордианизма, сформулированный Керри Торнли в “Евангелии от Фреда”. “Насаждение порядка равносильно эскалации хаоса”. Я участвовал в пентагоновском марше протеста в октябре 1967 года — когда юппи пытались изгнать Дьявола, скандируя: “Изыди, сатана, изыди!” — и все это вместе, особенно победные знаки “V”, выглядело так, словно дискордианская версия сюрреализма становилась новой политической реальностью. На следующий год юппи выдвинули на пост президента — свинью.

Психолог Ричард Райаниз из Нью-Джерси прочитал некоторые дискордианские сочинения и написал мне письмо, в котором рассказал об очередной “дурке” 23. Райан невольно услышал, как один психиатр в психолечебнице, где они оба работали, разносил в пух и прах медсестру, допустившую оплошность. “Когда я говорю 23 кубических сантиметра, — орал психиатр, — я имею в виду именно 23 кубических сантиметра, а не 24”. В этот момент Райан направлялся с обходом в палату хронических шизофреников. Когда он вошел в палату, один из шизиков с тревожными нотками в голосе доверительно сказал: “Да, да, 23 кубических сантиметра”.