Гражданского общества на Северном Кавказе

 

Важность построения гражданского общества на Северном Кавказе признают и политики, и ученые, и представители структур самого гражданского общества. Немаловажно, что президент России Д. Медведев ставит задачу развития и поддержания гражданского общества на Северном Кавказе в качестве приоритетной в своей политике. В целях содействия развитию гражданского общества была создана Общественная палата[304], 19 мая 2010 президент России Д. Медведев провел заседание Совета по содействию развитию институтов гражданского общества. «По мнению президента, диалог с различными силами в республиках Северного Кавказа – это святая обязанность президентов. Главы республик Северного Кавказа, неспособные наладить диалог со всеми политическими силами своего региона, должны уйти[305]». Участники Совета отметили, «что сотрудничество гражданского общества и власти, когда оно основано на доверии и взаимопонимании, может приносить очевидные и очень большие результаты[306]», «для преодоления прогрессирующего выпадения северокавказского общества из общероссийского пространства надо наладить на Кавказе совместное с властью обсуждение острых проблем. Для борьбы за умы молодежи было предложено создать постоянные общественные органы – совет старейшин и форум «авторитетных общественных правозащитных организаций[307]».

Д. Козак подчеркивает важность развития гражданского общества: «без развитых институтов гражданского общества немыслимо ни политическое, ни экономическое развитие[308]». Руководитель рабочей группы Общественной палаты РФ по Северному Кавказу
М. Шевченко считает, что институты гражданского общества, способны содействовать стабилизации обстановки в регионе. «Только с помощью нормального человеческого диалога на этих территориях можно добиться настоящей стабильности[309]». «Руководство страны, сейчас выстраивает диалог, и акцент делается именно на Северном Кавказе, потому как он сконцентрировал в себе комплекс остро стоящих проблем, руководство страны понимает, что справиться с проблемами страны, которые накапливались долгое время в Северокавказском регионе, без участия гражданского общества невозможно[310]».

По мнению представителей экспертного сообщества, представителей власти и силовых структур, «НПО региона играют большую роль в ликвидации последствий вооруженных конфликтов, терактов, правовой защите населения, в работе с мигрантами. Большими возможностями неправительственный сектор обладает в сфере миротворчества (в том числе с использованием традиционных механизмов профилактики и предотвращения этнических и конфессиональных конфликтов), в сфере поддержания национальных традиций и культур[311]».

Роль гражданского общества в развитии Северного Кавказа отражена также в словах Д. Халидова: «Без опоры на традиционные институты самоуправления, без диалога с гражданским обществом невозможно решить проблему стабильности и развития региона. Именно здесь гражданское общество может дать правильную оценку ситуации, быть помощником Полпреду СКФО[312]». Подобно ему Л. Хоперская считает, что «без участия институтов гражданского общества при решении проблемы противодействия радикализму и экстремизму не обойтись. В резолюциях и рекомендациях множества научных конференций и практических семинаров одним из важнейших условий стабилизации ситуации на Северном Кавказе называется «построение гражданского общества»». Она отмечает, что уровень развития демократии определяется наличием множества организаций третьего сектора, которых на Юге России к 2006 г. стало около 20000, и это число постоянно растет. «Можно просто прийти в восторг от столь бурного формирования гражданского общества в регионе. Но, говоря о гражданском обществе и его влиянии на развитие демократии, политическую культуру и социальную стабильность в России, следует четко себе представлять, о каких общественных объединениях и в каких регионах идет речь. Возможно, есть не только количественные, но и качественные критерии функционирования гражданского общества, которые позволяют взглянуть на ситуацию с несколько иной стороны. Особое влияние на политическую жизнь Северного Кавказа оказывают этнические общественно-политические объединения («национальные движения»), и религиозные организации. Спецификой региона является противостояние этнических, казачьих и религиозных общественных объединений друг другу, которое серьезно влияет на уровень социально-политической напряженности[313]».

Рост гражданского общества в этом сложном регионе очень важен не только с точки зрения становления демократии, здесь его в первую очередь рассматривают как способ разрешения конфликтности региона – нарушений прав человека, беззакония, коррумпированности, экстремизма, так как «слабость гражданского общества стимулирует рост бесконтрольности, что в итоге выливается в беззаконие и терроризм[314]».

М. Яндиев в своей монографии «Древние общественно-политические институты народов Северного Кавказа» обратил внимание на связь традиционного самобытного ингушского общественного устройства с принципами функционирования гражданского общества. «Особенности ингушской уникальности управленческих начал (управления без правительства) могут быть хорошо поняты в контексте утверждения американского просветителя
Т. Пэйна о том, что общество само в состоянии делать почти все, что обычно возлагается на правительство. Правительство, по мнению Т. Пэйна, не только не помогает обществу, но и мешает ему развиваться[315]... Поэтому «не государство, изображаемое Гегелем «венцом всего здания», а напротив, «гражданское общество» является той областью, в которой следует искать ключ к пониманию процесса исторического развития человечества»[316]. После таких утверждений трудно удержаться от восхищения мудростью тех, кто сумел поднять на такую высоту понятие «мохк» («страна», «общество»), в котором невозможно, даже при самом тщательном исследовании, обнаружить следы деятельности правительственных учреждений, поскольку таковых в современном их понимании, быть может, не было вообще. Действительно, обществом должны управлять законы, а не государство. За государством надо сохранить функцию следить за соблюдением закона. Для успешности этого функционирования необходимо обеспечить органическое единство человек-закон. Закон, говоря иными словами, должен стать сутью человека, его содержанием… Основной особенностью ингушского управленческого начала, главным его элементом является человек, который в одном лице отец, хозяин, владыка, держатель, производитель, ответственный… При таком понимании человек, в первую очередь, — носитель определенных регламентированных, строго обязательных функций, основное звено, обеспечивающее функционирование установленного порядка. При этом связь человека с законом, регламентирующим весь комплекс общественных отношений, становится неразрывной, более того, тогда сам человек становится стражем незыблемости соответствующих порядков, главной гарантией закона. Человек-закон — стержень, хребет, на который нанизывается все общественное устройство… Можно утверждать, что в прошлом ингушская действительность в немалой степени была подтверждением, или даже предтечей, английского либерализма, среди представителей которого числится целый ряд ярких имен, таких, как Иеремия Бентам и Джон Стюарт Милль. Конечно, ингушский либерализм не был оформлен, подобно английскому, как стройное политическое учение…Ингушская идеология свободы, по стержневой своей составляющей ничуть не уступает идеям свободы, выраженным в выдающихся документах современности…Утверждения Д. Милля, что свобода индивида первична по отношению к политическим структурам, что главное условие существования достойного государства — это самосовершенствование народа, высокие качества людей, членов того общества, для которого оно предназначено, что порядок — это общественное спокойствие, которое не нарушается никаким насилием частных лиц, что народ должен иметь желание и способность установить представительное правление, а установив его, иметь желание и способность выполнять обязанности, возлагаемые этой формой правления, выражают сущность собственно ингушского политического общественного устройства. Ингушское общество, не признающее иного восприятия политических форм, в течение долгого времени функционирует фактически автономно от довлеющих над ним политических режимов. Именно это делает понятным то упорное сопротивление, которое на протяжении многих веков маленькая общность людей на Кавказе оказывает различным тоталитарным политическим режимам… На Кавказе свобода признается особой ценностью, она — «ценность всех ценностей». Трудно найти в мире такую ценность, которую можно было бы поставить выше свободы, которая значила бы больше, чем она…Свобода не мыслима без ответственности. Ответственность главный показатель уровня свободы общества, основной его критерий[317]».

Существует и другой подход к этой проблеме. Не все авторы признают важность построения гражданского общества. Некоторые, ссылаясь на специфику региона и традиции, призывают к сохранению собственных корней, усматривая в гражданском обществе угрозу самобытности и разрушительную силу для местных традиционных ценностей и норм общежития, несовместимых с ценностями и требованиями гражданского общества.

Существует мнение, что гражданское общество как продукт Запада неприемлемо для региона, в котором население исповедует ислам.

По мнению Г. Зюганова «Лишь полномасштабный и осмысленный возврат к собственной национальной, духовной традиции может обеспечить нам необходимую нравственную и мировоззренческую базу для стратегического рывка в «постиндустриальный» мир[318]».

Хож-Ахмед Нухаев сторонник традиционализации и «исламизации» (в его понимании) кавказского общества, отрицает пути модернизации общественно-политического и социального устройства Северного Кавказа, детерминируя свои воззрения спецификой кавказского общества. «Чеченский народ, решая задачу устройства своего «государства» и полагаясь при этом на готовые ответы цивилизаций, оказался на распутье. Нам чужды модели и Запада, и Востока. Мы не европейцы и не азиаты, мы – кавказцы. Необходимо учредить коллективный орган глав тейпов и путем проведения всенародного референдума признать его Высшим представительным органом государственной власти Чеченской Республики Ичкерия – Мехк Кхел[319]». «Нам глубоко чужды традиции государства, вытравливающие из человека лучшие его качества: стремление к свободе, чувство ответственности, равенство, человеколюбие. Чеченскому характеру свойственен глубокий индивидуализм, рассматривающий каждую личность как центр вселенной[320]».

На Северном Кавказе также, как и в России нет теоретически единой позиции по вопросу сложилось ли здесь гражданское общество или нет. Существуют две противоположные позиции – одни авторы считают, что гражданское общество здесь сформировалось и развивается, другие – что гражданского общества здесь нет, и в принципе не может быть.

По мнению подавляющего большинства участников конференции «Положение СМИ и гражданского общества на Северном Кавказе», прошедшей 16 февраля 2010 г., гражданские институты на Кавказе все же работают[321].

Сторонники версии существования гражданского общества на Северном Кавказе считают, что «на Северном Кавказе гражданского общества гораздо больше, чем во многих регионах страны. И в этом проявляется особенность политической культуры региона. Традиционная для России политическая культура носит авторитарный характер. Без такой культуры трудно было бы сформировать и держать огромную страну. На Северном Кавказе другая традиция, иная политкультура гражданского типа, как минимум, на локальном (село, район, город) уровне… По частоте гражданских (массовых) акций, уровню гражданской ответственности СМИ Дагестан, Ингушетия или КБР может поспорить с любым регионом страны. Не проходит и месяца, чтобы не мы не услышали о том, или ином митинге, пикете в этих республиках. Наглядный пример – октябрьские (2009)события в Дербенте, после массовых нарушений на выборах мэра города[322]».

Руководитель рабочей группы Общественной палаты РФ по развитию общественного диалога и институтов гражданского общества на Кавказе Максим Шевченко считает, что Кавказ может стать источником демократических процессов и основой гражданского общества России. ««Я считаю, что кавказский регион и его народы обладают естественными навыками демократизма. Кавказ является самым демократичным регионом нашей страны».! Например, в Республике Дагестан живут бок о бок люди, говорящие на совершенно разных языках, они находят между собой общий язык, строят общую дорогу, пытаются как-то вместе развиваться без войны – это, собственно говоря, и есть те принципы, по которым строятся нормальное гражданское общество и нормальная демократия». «Я лично считаю, что Кавказ в потенциале своем явится источником демократических процессов и основой гражданского общества в нашей стране, если нам удастся сейчас дать отпор неонацистам и экстремистам всех мастей, в том числе и тем, кто поднимает голову как в лесах Кавказа, так и в центре Москвы[323]».

«Во всех российских регионах идет активный процесс развития гражданского общества, что находит проявление в первую очередь в ходе избирательных кампаний. В литературе распространено мнение о том, что на местах гражданское общество практически отсутствует, о чем свидетельствует пассивность тех же избирателей, отсутствие сопротивления произволу властей. Однако факты ограничения свободы слова, гражданских свобод, фальсификации выборов еще не означают отсутствия гражданского общества хотя бы потому, что никакое государство и его население не могут существовать без гражданского общества. Гражданское общество в России имеет свои достоинства и недостатки, свои черты и формы проявления, свои традиции. Оно, конечно же, отличается от классического – западного гражданского общества, и следует отметить его меньшую развитость, но сегодня оно все-таки сильнее, чем вчера, и в Центре и в регионах, даже в республиках Северного Кавказа[324]».

Известный ученый В. Тишков по вопросу о возможности существования гражданского общества на Северном Кавказе, высказывается так, что «в типично западном понимании институтом гражданского общества являются именно независимые неправительственные и некоммерческие организации. Но для меня как социально-культурного антрополога традиционная кавказская община, джамаат, – это тоже форма гражданского общества. Джамаат как община, местная или религиозная, которая может решать проблемы, не призывая начальство в Махачкале или в Магасе. Таким образом, традиционные институты — это существенная часть гражданского общества. Поэтому когда мне говорят, что у нас нет гражданского общества, я говорю: «Тогда что же у нас вообще есть?» Гражданское общество было даже в царской России, особенно с появлением местного самоуправления. И в советское время было гражданское общество в разных его проявлениях, хотя степень контроля, централизации и вмешательства государства была почти тотальной.
На Кавказе много всяких организаций, это динамичное общество, и оно способно к модернизации… Здесь можно и нужно опираться и на религиозные институты… их, а также общественные организации нужно привлекать, с ними нужно обсуждать все социальные проблемы, слушать их. Главное — ответственность самих проповедников и общественных лидеров и их готовность к диалогу с властью. А также готовность власти к диалогу. Что касается форм взаимодействия, то уже имеет место сотрудничество между священнослужителями РПЦ и мусульманскими лидерами[325]».

Вопрос о существовании гражданского общества на Северном Кавказе также, как и в России, остается противоречивым. Л. Алексеева считает, что в Ингушетии гражданское общество развито. Ни в каком другом регионе Северного Кавказа население не добивалось отставки президента[326], отказывавшегося от контактов с общественностью[327]».

По мнению А.В. Атаева «в Российской Федерации есть возможность осуществить поворот к ценностям гражданского общества. Но этому есть препятствия. Прежде всего, это так называемый «кризис репрезентативной демократии», когда политика государства слишком далека от обычного человека, который вскармливаемый телевизионными рекламами и поп-музыкой, не придает общественно значимым процессам никакого значения. К тому же, в республиках Северного Кавказа региональные политические элиты воспринимают зачастую институты гражданского общества как «островки девиации». Есть вполне обоснованное мнение региональных экспертов о том, что политическая элита республик Северного Кавказа оставляет за собой право контролировать все области общественной жизни, в том числе и гражданское общество – сферу общественной жизни, находящейся между обществом и государством… Одним из качественных показателей институционального развития гражданского общества является существование независимых и самоуправляемых ассоциаций и институтов. В ряде регионов Российской Федерации в настоящее время появились независимые и самоуправляемые ассоциации и институты, не подчиняющиеся государственной власти, а становящиеся равноправными и дееспособными партнерами[328]».

Сторонники противоположной точки зрения, придерживающиеся мнения, что гражданское общество на Северном Кавказе не развито также приводят аргументированные доводы.

Председатель Комитета «Гражданское содействие» С. Ганнушкина высказалась по этому вопросу так: «Можно ли говорить о гражданском обществе в стране, влияние общества на власть в котором несущественно? И о гражданском обществе не только на Северном Кавказе, но и во всей нашей стране говорить трудно. Наши люди не привыкли чувствовать ответственность за то, что происходит в стране. Вопрос "что с нами будет?" задается постоянно. Мы не граждане, мы – поданные». Особенно трудно приходится гражданскому обществу в Чечне, где оно «загнано очень глубоко[329]».

Председатель Союза журналистов Дагестана Али Камалов считает, что «в республике независимых изданий, быть может, даже больше, чем в каком-либо другом регионе России. И свобода слова в Дагестане, несомненно, существует. Вот только оплачена она дорогой ценой. Цена свободы слова в Дагестане – это смерть. В течение двадцати лет, с 1992 года в республике было убито 11 журналистов, и ни одно убийство до сих пор не раскрыто. Причина проста: коррумпированность системы правоохранительных органов[330]».

По мнению некоторых исследователей «для становления институтов гражданского общества в республиках Северного Кавказа нет достаточных условий и предпосылок[331]», «в плане развития гражданского общества на Северном Кавказе нет оснований для оптимизма, так как ситуация плоха и не в наших силах ее улучшить[332]». Зачастую, говоря о невозможности построения гражданского общества на Северном Кавказе, ссылаются на его специфику, традиции и обычаи. «История неоднократно доказывала невозможность формирования либеральных ценностей в Северо-Кавказском регионе исключительно мирным путем…Общество и государство, претендующие на создание гражданского правового порядка, не могут себе позволить такой роскоши, как «культ этничности», диктат «голоса крови» в общественно-политической жизни[333]».

Существует и третья концептуальная позиция по этому вопросу, основанная на идее, что в специфических условиях Северного Кавказа наиболее приемлемым способом реформирования общественно-политического устройства будет совмещение основных принципов гражданского общества (которые не противоречат историческим традициям региона) и местных специфических норм, обычаев и традиций.

«Перенесению западных культурных моделей на южнороссийскую почву сопутствуют учет особенностей характера и менталитета народов Юга, его исторически выраженный традиционализм и консерватизм. Однако гибкость российской политической культуры такова, что даже либеральные ценности могут сочетаться в ней с коллективистскими традициями и нормами при акценте на общих интересах и политической сплоченности. Национальные культуры содержат главный источник обновления общества. В них сосредоточено множество представлений и образцов, которые предрасполагают к восприятию демократических ценностей и стандартов – это относительное равенство и коллективизм, ярко выраженное народное начало, сознание гражданского долга и готовность к жертвам, политическая отзывчивость и патриотизм, уважение государственной воли и поддержка властей, относительная близость политических ориентаций и т. д.[334]».

Известный исследователь гражданского общества на Северном Кавказе Д. Халидов, акцентируя на своей принадлежности к кавказскому этносу, отмечает, что «все равно мы никуда не уйдем от этничности, мы не сможем создать гражданское общество по западной модели в России. Западную модель и не надо у нас создавать. Речь идёт об оптимальном сочетании гражданских представлений и этничности… «дагестанцы – это инновационный народ». Потому, что они понимают современную светскую культуру современной России, и, в то же время, знают свои этнические, культурные особенности и традиции. При этом они очень мобильные во внешней социализации, в атомизированном светском обществе, и в то же время правильно ориентируются на свою внутреннюю, традиционную семейную модель[335]».

Д. Хаматханов («Гражданское общество Ингушетии»), считает, что «вся беда в том, что часто за событиями и явлениями забывают о главном во все времена факторе – человеке… Гражданское общество, как один из институтов демократических отношений в государстве, может и должен строиться на проверенных веками нравственных ценностях... мы выступаем за сохранение, развитие и установление веками действовавшей в ингушском обществе подлинной народной демократии и самоуправления в рамках действующих законов Российской Федерации. Гармония здесь возможна, на практике все лучшее из принципов народной демократии и действующего законодательства прекрасно дополняют друг друга[336]».

Утопический вариант разделения общества на гражданское и традиционное предложил Х.-А. Нухаев, который «в 2002 году выступил с программой разделения Чечни на две части: «...чеченскому народу необходимо разделиться на две части и создать два типа общества:

– гражданское общество под протекторатом РФ, где будут восстановлены политические институты, основанные на публичном праве (в Северной Чечне);

– тэйповое общество, независимое от РФ, где под руководством народных органов самоуправления будут возрождены традиционные институты, основанные на естественном законе (в Южной Чечне)[337]».

Рассмотрев основные подходы, которые дают общее представление о взглядах на возможности построения гражданского общества среди экспертов можно сделать вывод, что вопрос о существовании гражданского общества на Северном Кавказе во многом детерминируется подходом к интерпретации самого понятия «гражданское общество». Если под гражданским обществом понимать его отдельные элементы (институты) – особенно независимые общественные организации, то можно сделать вывод, что на Северном Кавказе элементы гражданского общества существуют (о чем свидетельствует рост и возможности НПО, признание правительством значения их деятельности, гражданская активность институтов гражданского общества и населения, которая функционирует не только в условиях поддержки власти и ее поощрения, но и проявила себя в трудные моменты противостояния с властью. На примере Ингушетии мы видим, что активность гражданского общества проявилась в период правления М. Зязикова (отказывающегося от диалога с гражданским обществом и отрицавшего наличие проблем в обществе), когда вопреки всем препятствиям, несмотря на все угрозы, гонения, преследования и силовое подавление гражданских акций ингушский народ во главе с активистами, некоторые из которых пожертвовали своими жизнями (М. Евлоев, М. Аушев), собирался на митинги. В Ингушетии, гражданское общество даже в свои трудные время, когда оно подвергалась гонениям и притеснениям, еще с большей настойчивостью проявляло свою активность, чем и смогло добиться победы. Оппозиционный сайт Ингушетия.org (Ингушетия.Ru), отстоял право на существование.

Поэтому слова правозащитников «от позиции людей зависит ситуация в регионах. Без активной позиции граждан ничего не изменится к лучшему[338]», в некоторых случаях оправдывают себя, и пример этому мы уже видели.

Если рассматривать такой институт гражданского общества, как местное самоуправление, и, по мнению В. Коровина подразумевать под ним использование элементов традиционного для Кавказа, обычного права, то такой институт традиционен для Северного Кавказа. Зачастую говоря о «гражданском обществе» применительно к Кавказу, в научном и экспертном сообществе подразумевается как раз именно «местное самоуправление». В то же время само «гражданское общество» происходит из западной политологии, и подразумевает наличие атомизированного общества граждан, не связанных никакой коллективной идентичностью. «Гражданин в политологии происходит от горожанин, буржуа, оторванный от корней индивидуум, а сам процесс его «отрыва» связан со становлением светской государственности, буржуазной республики, чего никак нельзя сказать о России, а тем более о Кавказе в частности, где всё ещё сохраняется такое явление как этнос[339]».

Применительно к проблеме формирования гражданского общества ученым сообществом по-разному оценивается и такая важная черта кавказского общества как развитое этническое самосознание. С одной стороны подчеркивается, что «этнические общества, живущие на небольшой территории («исторической родине»), предполагают свою общую родословную. В гражданском обществе примордиальные качества родства, соседства, землячества теряют свое значение как критерии коллективного самосознания...[340]», гражданское общество должно быть открытым обществом, а национальное общество, как правило (на основе опыта европейской истории), – закрытое и авторитарное общество[341]. С другой стороны, отмечается, что «этническая принадлежность, национальность, наконец, нация противостоят гражданскому обществу только в случаях замкнутости или декларации этнического или расового превосходства, национализма. Вообще же нация необходима гражданскому обществу. Возможно, она – его предпосылка, и уж точно – его необходимый ингредиент, поддержка[342]».

Несмотря на наличие и работу институтов гражданского общества в регионе, само гражданское общество как общественный идеал, политическое устройство и общезначимая ценность не сформировалось. Здесь отсутствуют многие ценности гражданского общества – свобода и ценность личности, правовое сознание граждан, равноправие и равные возможности. Их тормозят клановость и традиционализм общества.

Общественное и социально-политическое реформирование региона необходимы в целях построения гражданского общества. Они должны затронуть духовные, нравственные и ценностные аспекты основы жизни общества, но не должно их вытеснять. Общество должно демократизироваться, что уже частично произошло (определенные европейские черты уже были заимствованы в ходе исторического развития региона), но в то же время сохранить свои лучшие традиции.