Кроме того, всюду почти — во всех городах, где мне пришлось жить,— я читал все, что можно было в этом аспекте, в широком его понимании, достать

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О НООСФЕРЕ

Мы приближаемся к решающему моменту во второй миро­вой войне. Она возобновилась в Европе после 21-годового пере­рыва — в 1939 г. и длится в Западной Европе пять лет, а у нас, в Восточной Европе, три года. На Дальнем Востоке она возобно­вилась раньше — в 1931 г.— и длится уже 13 лет.

В истории человечества и биосфере вообще война такой мощ­ности, длительности и силы небывалое явление.

К тому же ей предшествовала тесно с ней связанная причин­но. но значительно менее мощная, первая мировая война с 1914 по 1918 г.

В нашей стране эта первая мировая война привела к новой — исторически небывалой — форме государственности не только в области экономической, но и в области национальных стремлений.

С точки зрения натуралиста (а думаю, и историка) можно и должно рассматривать исторические явления такой мощности как единый большой земной геологический, а не только исторический процесс.

Первая мировая война 1914—1918 гг. лично в моей научной работе отразилась самым решающим образом. Она изменила в корне мое геологическое миропонимание.

В атмосфере этой войны я подошел в геологии к новому для меня и для других и тогда забытому пониманию природы ~ к гео­химическому и к биогеохимическому, охватывающему и косную и живую природу с одной и той же точки зрения.

Я провел годы первой мировой войны в непрерывной научно-творческой работе; неуклонно продолжаю ее в том же направ­лении и до сих пор.

Лет назад, в 1915 г., в Российской Академии Наук в Пет­рограде была образована академическая «Комиссия по изучению производительных сил» нашей страны, так называемый КЕПС (председателем которого я был), сыгравшая заметную роль в кри­тическое время первой мировой войны. Ибо для Академии Наук совершенно неожиданно в разгаре войны выяснилось, что в цар­ской России не было точных данных о так называемом теперь стратегическом сырье, и нам пришлось быстро сводить воедино рассеянные данные и быстро покрывать недочеты нашего зна­ния.

Подходя геохимически и биогеохимически к изучению геоло­гических явлений, мы охватываем всю окружающую нас природу в одном и том же атомном аспекте. Это как раз — бессознательно для меня — совпадало с тем. что, как оказалось теперь, харак­теризует науку XX в. и отличает ее от прошлых веков. XX век есть век научного атомизма.

Все эти годы, где бы я ни был, я был охвачен мыслью о гео­химических и биогеохимических проявлениях в окружающей меня природе (в биосфере). Наблюдая ее, я в то же время на-

Правил интенсивно и систематически в эту сторону и свое чтение и свое размышление.

Получаемые мною результаты я излагал постепенно, как они складывались, в виде лекций и докладов, в тех городах, где мне пришлось в то время жить: в Ялте, в Полтаве, в Киеве, в Сим­ферополе, в Новороссийске, в Ростове и других.

Кроме того, всюду почти — во всех городах, где мне пришлось жить,— я читал все, что можно было в этом аспекте, в широком его понимании, достать.

Стоя на эмпирической почве, я оставил в стороне, сколько был в состоянии, всякие философские искания и старался опираться только на точно установленные научные и эмпирические факты и обобщения, изредка допуская рабочие научные гипотезы. Это надо иметь в виду в дальнейшем.

В связи со всем этим в явления жизни я ввел вместо поня­тия «жизнь» понятие «живого вещества», сейчас, мне кажется. Прочно утвердившееся в науке. «Живое вещество» есть совокуп­ность живых организмов. Это не что иное, как научное, эмпири­ческое обобщение всех известных и легко и точно наблюдаемых бесчисленных, эмпирически бесспорных фактов.