ОСОБЕННОСТИ ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ. ЛАТИНСКАЯ АМЕРИКА В НАЧАЛЕ XX В

 

К региону Латинской Америки относятся обширные территории Западного полушария к югу от США – Мексика, Центральная и Южная Америка с прилегающими островами общей площадью 20,6 млн. км² (15 % обитаемой суши). На рубеже 20-х годов XX в. здесь проживало 5 % населения земного шара (95 млн. человек).

Название «Латинская Америка» произошло от латинской основы романских языков, на которых говорит большая часть населения региона. Оно отражает влияние культуры и обычаев латинских (романских) народов Иберийского полуострова – испанцев и португальцев, колонизовавших эту часть Америки и затем составивших важнейший компонент сформировавшихся здесь наций.

К началу новейшего времени Латинская Америка в своем историческом развитии прошла три больших этапа. Первым и наиболее длительным из них была эпоха доколумбовой Америки, длившаяся до конца XV–начала XVI в. В ту пору население региона было представлено индейцами. К моменту прихода сюда европейцев большая часть территории Западного полушария была заселена индейскими племенами, жившими в условиях первобытнообщинного строя. В центре и на юге Мексики и в Гватемале, а также в Южной Америке вдоль Андского нагорья (от Венесуэлы и Колумбии до севера Чили, включая Перу, Боливию и Эквадор) сложились индейские цивилизации майя, ацтеков, инков, чибча. В ряде отношений их можно сопоставить с ранними цивилизациями Востока IV–II тысячелетий до н.э.

Первая заокеанская экспедиция Колумба (1492) положила начало открытию, завоеванию и колонизации Западного полушария европейцами¹. Основные территории Южной и Центральной Америки и Мексика в конце XV – первой половине XVI в. вошли в состав

В последнее время термин «открытие Америки» часто заменяется другим – «встреча культур». Очевидно, обе формулы справедливы и дополняют друг друга. Это действительно встреча разных культур и цивилизаций – индоамериканской и европейской, с последующим их синтезом. Но это и открытие Америки для остального мира, и не просто «встреча», а драматическое неравное столкновение двух миров, завершившееся порабощением европейцами индейского населения. колониальных империй Испании и Португалии (последняя завладела обширной Бразилией)¹. В истории Латинской Америки наступил трехвековой колониальный период (XVI–начало XIX в.). Был насильственно прерван естественный ход развития традиционного индейского общества, погибли древние индейские цивилизации, подверглась истреблению значительная часть местного населения, а уцелевшая была подчинена власти колонизаторов. В то же время европейцы (в частности, испанцы и португальцы) принесли в Новый Свет достижения европейской цивилизации и культуры, ставшие, наряду с индейскими традициями, достоянием и Латинской Америки. Европейские колонисты и их потомки – креолы превратились в важную и все более растущую часть населения региона. Завоз колонизаторами в Новый Свет с XVI в. негров-рабов привел к формированию здесь третьего, африканского по происхождению, компонента населения и культуры. Взаимодействие столь разнородных элементов сопровождалось ростом смешанного в расово-этническом и культурном отношении населения и формированием своеобразного этнокультурного симбиоза. Результатом таких сложных процессов и стало современное латиноамериканское общество. Именно колониальный период сыграл решающую исходную роль в его становлении.

С колониальным периодом связана начальная фаза вовлечения Латинской Америки в процессы мирового капиталистического развития в качестве его периферийной зоны, что привело к зарождению здесь раннекапиталистических элементов. К концу колониальной эпохи начинают складываться предпосылки для формирования латиноамериканских наций, пробуждаются первые ростки национального самосознания.

Война за независимость испанских колоний 1810–1826 гг. и провозглашение независимости Бразилией (1822) положили конец колониальному господству Испании и Португалии в регионе (кроме Кубы и Пуэрто-Рико, остававшихся под властью Испании до 1898 г.). Начался третий этап истории Латинской Америки – этап становления и развития политически независимых латиноамериканских государств и соответственно латиноамериканских наций. Все эти страны, за исключением Бразилии, сразу или вскоре после провозглашения независимости стали республиками. В 1889 г. была свергнута монархия в Бразилии. К 18 латиноамериканским республикам в начале XX в. присоединились Куба (1902) и Панама (1903). Из 20 государств региона 18 были испаноязычными. В Бразилии утвердился португальский язык, в Гаити – французский.

На протяжении столетия – от достижения независимости до первой мировой войны – страны Латинской Америки значительно продвинулись в экономическом и социально-политическом развитии, которому были присущи свои особенности. При слабой заселенности большей части территории, неосвоенности обширных внутренних районов Латинской Америки (например, бассейна Амазонки и Патагонии), миллионные массы населения сконцентрировались в таких экономических центрах, как Буэнос-Айрес, Сан-Паулу, Рио-де-Жанейро, Мехико. Население Аргентины, Уругвая, юга Бразилии в конце XIX – первой половине XX в. заметно росло за счет иммиграции из Европы.

Наиболее крупными государствами Латинской Америки были Бразилия, Мексика и Аргентина. На долю этих трех стран приходилось около ^г! ї всей территории и почти 60 % населения региона. Одна Бразилия – страна-гигант – по площади (8,5 млн.км²) почти вдвое превосходила всю зарубежную Европу (без России и других государств СНГ). Значительные территории занимали Колумбия, Венесуэла, Перу, Чили. В то же время имелось более десятка небольших республик, в основном в Центральной Америке. В отличие от Азии и Африки, удельный вес колониальных владений, принадлежавших США, Великобритании, Франции и Нидерландам и сосредоточенных главным образом в Карибском бассейне, был невелик (2,5 % территории и 4,5 % населения региона).

Еще до первой мировой войны развитие капитализма в Латинской Америке достигло значительного уровня, особенно в Аргентине, Уругвае, Чили, Мексике и Бразилии, вступивших с 70–80-х годов ХІХ в. в фазу промышленного переворота. В этих странах в начале XX в. существовало фабричное производство, капитализм развивался в деревне, в основном сформировались промышленная буржуазия и пролетариат. Рабочие обрабатывающей промышленности в Аргентине в 19,14 г. составляли 14 %, а весь пролетариат не менее Уз занятого населения. Важную роль в этих процессах сыграли европейские иммигранты (прежде всего в Аргентине и Уругвае). Крупная фабрично-заводская промышленность сосуществовала с массой мелких предприятий кустарного и ремесленного типа, практически отсутствовали отрасли тяжелой промышленности. В Аргентине, Уругвае и Чили более половины населения проживало в городах. Меньшим, чем в этих странах, уровень развития капитализма был в Колумбии и Венесуэле. В более отсталых республиках Центральной Америки, а также в Боливии и Парагвае капиталистическое развитие до первой мировой войны еще не привело к созданию значительной промышленности и оформлению классов капиталистического общества. Правда, удельный вес стран последней категории в территории, населении и экономике региона был невелик.

Специфика экономического и политического развития Латинской Америки во многом определялась запоздалым по сравнению с Европой вступлением на путь буржуазного прогресса. Гигантский разрыв исходных уровней развития Старого и Нового Света, обусловленный объективными.историческими причинами, предопределил включение латиноамериканских стран в единый мирохозяйственный комплекс сначала путем колонизации, а затем неравноправных отношений зависимости от передовых центров мирового капитализма. Основой ускоренного перехода региона к капитализму стало приобщение его к мировому капиталистическому рынку в качестве периферийного аграрно-сырьевого звена.

Характерной чертой буржуазного развития в подобных условиях было то, что здесь новые социальные, экономические и политические структуры не просто приходили на смену старым, а, тесня их, интегрировали в свою орбиту. В частности, колониальный режим для утверждения своего господства успешно приспособил хозяйственные и общественные структуры инкского общества, индейскую общину. Плантационное рабовладельческое хозяйство (в Бразилии, на Кубе), помещичьи латифундии, подневольный труд на рудниках послужили исходной базой для вовлечения Латинской Америки в товарное производство на экспорт, на мировой капиталистический рынок, для первоначального накопления капиталов и в конечном итоге для капиталистической эволюции самого латиноамериканского общества, в ходе которой традиционные формы хозяйствования также претерпевали изменения, «пропитывались» капитализмом. В латифундиях все большее распространение получал наемный труд, кабальные формы найма сочетались с капиталистическими. Этот процесс быстрее происходил в хозяйствах, наиболее интегрировавшихся в мировой капиталистический рынок, особенно в прибрежных провинциях Аргентины, в Уругвае, в Южной Бразилии, где к тому же был велик удельный вес в населении иммигрантов из Европы. В глубинных районах, в том числе на территориях со значительными массами коренного индейского крестьянского населения (в странах Андского нагорья, в Мексике, в большинстве центральноамериканских стран), данный процесс развивался медленнее, дольше сохранялся латифундизм традиционного типа с преобладанием кабальных форм эксплуатации сельских тружеников.

Способность к интеграции компонентов старых структур в новые облегчала и ускоряла приобщение данных стран к буржуазному прогрессу, делала их податливыми к восприятию приходящих извне новых, передовых форм. То же можно сказать и в отношении культуры, социальной психологии, идеологии. В результате всего за четыре столетия – от начала XVI в. до начала XX в.– Латинская Америка осуществила исторический скачок от каменного века первобытно-общинного строя и от ранних цивилизаций древневосточного типа до стадии промышленного капитализма, на что Европе понадобились тысячелетия.

Оборотной стороной этих процессов стала необычайная живучесть интегрированных элементов старых, традиционных структур в рамках новых. Это вело наряду с ускорением буржуазного прогресса к Преобладанию его консервативных вариантов, укоренению многоукладности, когда формирование и развитие капиталистического способа производства сочеталось с консервацией компонентов докапиталистических укладов, с наличием мелкотоварного, патриархального хозяйства и даже первобытнообщинного строя индейских племен (на неосвоенных «цивилизацией» территориях). Это усиливало противоречивость развития общества.

B начале XX в. экономика региона носила преимущественно экстенсивный аграрно-экспортный характер (а отчасти базировалась, где для этого были условия, на добывающей промышленности экспортной направленности). И формирование промышленного капитализма происходило на основе данной экономики, а не вопреки ей. Это усложняло общую картину социально-экономического развития. В деревне господствовал латифундизм. Хозяйствам площадью свыше 1 тыс.га принадлежало не менее 80 % сельскохозяйственных угодий в Аргентине, Бразилии, Мексике, Чили. Подобное положение наблюдалось и в других странах. Крупнейшие массивы земли сосредоточивались в немногих руках. В Аргентине 500 крупнейших помещиков владели 29 млн.га, а в Бразилии 460 помещиков – 27 млн.га. Фермерская прослойка, как правило, была невелика.

Тесная связь с мировым рынком ускорила капиталистическую трансформацию латифундистского хозяйства. Широкое распространение получили капиталистические формы эксплуатации трудящихся. Но в то же время они сочетались с кабальными формами аренды и найма. В Аргентине в 1914 г. из 970 тыс. человек, занятых в сельском хозяйстве, 620 тыс. были наемными работниками. В Мексике в 1923 г. насчитывалось 3,6 млн. сельскохозяйственных рабочих. Наемный труд преобладал на плантациях кофе в Бразилии, сахарного тростника на Кубе.

Во многих странах от производства одного-двух экспортных продуктов зависела вся экономика, хозяйство приобрело уродливый, монокультурный характер. Например, Аргентина превратилась в крупнейшего поставщика мяса и зерна на внешний рынок, Бразилия и Колумбия – кофе, Куба – сахара, Чили – меди и селитры, Боливия – олова, Уругвай – шерсти и мяса, республики Центральной Америки и Эквадор – тропических культур, Венесуэла – нефти.

Развитие агроэкспортного комплекса привело к созданию обслуживающей его торговой, транспортной и финансовой системы. На этой основе сформировалась крупная, преимущественно торгово-финансовая буржуазия. Она стала частью помещичье-буржуазной олигархии, контролировавшей совместно с иностранным капиталом экономическую, а в большинстве случаев и политическую жизнь в странах региона.

фактическая монополия латифундистов на землю порождала безземелье основной массы сельского населения, углубляла его нищету, тормозила развитие производства на внутренний рынок. Помещики были мало заинтересованы в интенсификации производства, в эффективном использовании своих угодий, значительная часть которых не вводилась в хозяйственный оборот. В обстановке долговременной благоприятной конъюнктуры внешнего рынка и благодатных природно-климатических условий монополия на землю и без этого обеспечивала крупным земельным собственникам высокие доходы, большая часть которых расходовалась на непроизводительные нужды. Ориентируясь на экспорт, латифундизм способствовал подчинению национальной экономики иностранному капиталу.

Переход латиноамериканских стран к промышленному капитализму совпал со вступлением мирового капитализма в стадию трестов и синдикатов, с империалистической экспансией европейских держав и США. Вторжение иностранных компаний в Латинскую Америку сочеталось здесь с формированием фабрично-заводской промышленности. В данном случае опять произошло совмещение' разных фаз развития капитализма (при сохранении и докапиталистических элементов). Это также отличало латиноамериканский вариант капиталистического развития от «классического»' западноевропейского и североамериканского образца. -

Приток иностранных инвестиций в Латинскую Америку сыграл важную роль в ускоренном развитии капитализма, включая его передовые формы, в создании железнодорожной сети, в развитии сельского хозяйства, добывающей промышленности, торговли, финансовой системы. Результатом явилось утверждение иностранных компаний в этих отраслях. В 1914г. иностранные капиталовложения в Латинской Америке превысили 9 млрд. долл. 5 млрд. из них составили британские инвестиции (60 % последних приходилось на Аргентину и Бразилию). Крупными капиталовложениями в регионе располагали Франция и Германия. Капиталовложения США в Латинской Америке накануне первой мировой войны превысили 1,2 млрд. долл. 86 % американских инвестиций было сосредоточено в Мексике и Центральной Америке, где США уже до войны в ряде стран оттеснили Великобританию на второе место. Иностранный капитал, чрезвычайно ускоряя развитие тех отраслей, куда он направлялся, в то же время способствовал усилению агро- и сырьеэкспортной и монокультурной направленности развития стран региона, в определенной степени препятствуя местному производству, усугубляя диспропорции в экономике. Доминирующие позиции иностранных компаний в решающих звеньях экономики, рост внешнеэкономической зависимости от ведущих капиталистических держав таили угрозу суверенитету латиноамериканских республик. Особенно это проявилось в отношении небольших стран Центральной Америки и Карибского бассейна, ставших с конца XIX в. объектом интервенционистской политики США.

Выйдя на первое место в мире по уровню экономического развития и превратившись в великую мировую державу, Соединенные Штаты претендовали на гегемонию в Западном полушарии. В первую очередь Вашингтон устремил взоры на близлежащие Центральную Америку и Карибский бассейн как зону своих непосредственных геополитических интересов. США стремились не только подчинить страны этого субрегиона экономически, но и распространить на них политическое влияние и обеспечить здесь свое военное присутствие. Территориальная близость, слабость и незащищенность расположенных тут небольших государств.облегчали осуществление подобных планов.

Для обоснования своей экспансии в Латинской Америке Вашингтон использовал доктрину Монро, провозглашенную президентом США Монро еще 2 декабря 1823 г. В ней утверждалось, что США «намерены рассматривать в качестве враждебных акций любые попытки европейских государств осуществить политическое или иное вмешательство в дела стран Американского континента». В свое время доктрина Монро сыграла положительную роль в защите только что возникших государств Латинской Америки от угроз европейских держав. В конце XIX в. она стала истолковываться как право США выражать и защищать интересы стран Латинской Америки в международных отношениях (доктрина Олни – госсекретаря США, 1895 г.).

Интервенционистская экспансия Соединенных Штатов, особенно начиная с испано-американской войны 1898 г., создала угрозу политической независимости центральноамериканских республик. В результате этой войны США захватили остров Пуэрто-Рико и прилегающие мелкие острова из группы Виргинских островов и оккупировали Кубу. США согласились предоставить независимость Кубе в 1902 г., только после того как заставили принять в качестве дополнения к Кубинской конституции 1901 г. «Поправку Платта» (по имени предложившего ее американского сенатора), серьезно ограничившую суверенитет Кубы. Согласно этой «поправке», Кубе запрещалось заключать договоры с другими странами или получать иностранные займы, если с точки зрения США они могли нанести ущерб экономике и независимости Кубы. Узаконивались все акты оккупационных властей и приобретенные по ним Соединенными Штатами и американскими гражданами права. Самое главное ущемление суверенитета новой республики заключалось в пункте, который официально закреплял право интервенции США на острове «для сохранения независимости Кубы и поддержания правительства, способного защитить жизнь, собственность и личную свободу». Определять такой момент должны были сами США. Кроме того, в 1903 г. на побережье Кубы в районе бухты Гуантанамо США отторгли участок кубинской территории для сооружения своей военно-морской базы. Глава американской администрации на Кубе в период оккупации (1899–1902) генерал Вуд признал: «Разумеется, Поправка Платта оставила Кубе немного или никакой независимости». В последующие годы Вашингтон не раз прямо вмешивался в политическую жизнь на Кубе. В 1906 г. США вновь осуществили интервенцию и ввели оккупационный режим на острове (1906–1909).

В 1903 г. США отторгли от панамской территории зону, в которой развернули строительство межокеанского Панамского канала, открытого в августе 1914 г. и ставшего собственностью США. Морская пехота США в начале XX в. не раз вторгалась на территорию государств. Центральной Америки и Карибского бассейна.

Интервенционистская политика Вашингтона в Латинской Америке получила официальное обоснование в период президентства Теодора Рузвельта (1901–1909). В 1904 г. он заявил о праве США в соответствии с доктриной Монро на «выполнение международных полицейских функций» в Западном полушарии. Широкую известность приобрела его фраза: «Нужно" выражаться мягко, но держать в руках большую дубинку». В связи с этим за латиноамериканской политикой Т. Рузвельта закрепилось прозвище «политика большой дубинки». Эту политику продолжали президенты США У. Тафт (1909–1913) и В.Вильсон (1913–1921). Политика «большой дубинки» при Тафте была дополнена «дипломатией доллара», согласно которой США, по словам Тафта, имели право на «активное вмешательство в целях обеспечения возможностей нашим капиталистам и нашим купцам выгодно инвестировать капиталы».

В результате экспансионистской политики США накануне первой мировой войны прочно доминировали в экономике Панамы, Доминиканской Республики, Гаити, Кубы и Никарагуа. Американская компания «Юнайтед фрут К°», например, владела в Центральной Америке обширными территориями, банановыми и другими плантациями, перерабатывающими предприятиями, железными дорогами, портами и иными хозяйственными объектами, обладала мощными средствами воздействия на местные правящие элиты и их политику, так что малые страны Центральной Америки даже называли «банановыми республиками», а сама «Юнайтед фрут К°» получила прозвище «Анаконды», «Зеленого чудовища». Эти страны превратились, по существу, в полуколонии США.

Усилилось проникновение американского капитала в Южную Америку, но здесь до первой мировой войны его позиции еще были невелики: менее 0,2 млрд. долл. против 3,9 млрд. британских. И политическое влияние Вашингтона тут было слабее.

США вынашивали планы создания союза американских государств род своим главенством. С этой целью использовались идеи «панамериканизма», «континентальной солидарности», «общности судеб» сша и Латинской Америки. В 1889–1890 гг. в Вашингтоне состоялась I Международная конференция американских государств с участием США и латиноамериканских республик. США возлагали на нее большие надежды. Но идея панамериканского союза была встречена настороженно латиноамериканскими государствами. Было создано лишь Коммерческое бюро американских республик с функциями взаимного обмена торгово-экономической информацией. На II Межамериканской конференции в Мехико (1901–1902) Коммерческое бюро было преобразовано в Международное бюро американских государств, его функции расширены. Создавался Руководящий совет бюро из дипломатических представителей латиноамериканских стран в Вашингтоне во главе с госсекретарем США. IV Межамериканская конференция (Буэнос-Айрес, 1910г.) переименовала Международное бюро в Панамериканский союз, но отклонила предложение США признать доктрину Монро основным принципом внешней политики американских государств.

Таким образом, были сделаны шаги по пути создания постоянно действующих структур сотрудничества США и латиноамериканских республик (межамериканские конференции и Панамериканский, союз), хотя главная цель Вашингтона – оформление политического объединения американских государств под гегемонией США – достигнута не была.

Большое влияние на общественно-политическое и культурное развитие стран региона оказали особенности формирования латиноамериканских наций, которые явились продуктом смешения индейского населения с европейскими пришельцами и выходцами из Африки. Нации складывались из разнородных расово-этнических компонентов соответственно социально-экономической и территориально-государственной общности. В ряде случаев эти процессы в начале XX в. еще не завершились. Например, не сложилось единой нации из индейской и креольской части населения в Перу. Продолжалась иммиграция из Европы. Выходцы из Европы и их потомки составили подавляющее большинство жителей Аргентины, Уругвая и Коста-Рики, более половины бразильцев и кубинцев. Среди потомков европейцев преобладали лица испанского (в Бразилии – португальского) происхождения. Немало было прибывших в конце XIX-начале XX в. иммигрантов из Италии (Аргентина, Уругвай), из славянских стран и Германии (Аргентина, Бразилия, Чили). Индейцы и метисы оставались основным населением Парагвая, Гватемалы, стран Андского нагорья – Боливии, Перу и Эквадора. Метисы – смешавшиеся потомки европейцев и индейцев – преобладали в Мексике, Чили, Венесуэле и Колумбии, в большинстве центральноамериканских республик. Негры и мулаты стали основным населением колониальных владений Великобритании и Франции в Карибском бассейне, а также Гаити и Доминиканской Республики. Из негров и мулатов состояло более трети населения Бразилии и Кубы. В Карибском бассейне имелись выходцы из Индии (Британская Гвиана, Суринам, Тринидад и Тобаго) и Китая.

Взаимодействие разных традиций, культур, обычаев, психологических складов – индейских, негритянских, европейских (в основном южной романо-иберийской ветви европейской цивилизации) дало своеобразный этнокультурный сплав. Латиноамериканцов отличала свойственная многим южным народам темпераментность, склонность к ярким, эмоциональным проявлениям жизни. Это отражалось и в общественно-политической борьбе, носившей бурный характер, тем более в условиях широкого спектра глубоких социальных и экономических противоречий, социальной нестабильности, наличия массы разоренного, неустроенного, обездоленного населения, то готового к бунтарству и революционным вспышкам, то впадающего в отчаяние и пассивность либо устремляющегося за реформистскими или консервативно-реакционными деятелями.

Нестабильное, «взбудораженное» состояние латиноамериканского общества, недостаточный уровень «политической культуры», отмеченные этнические и психологические черты порождали политическую неустойчивость, определяли большой вес насилия («виоленсия») в политической жизни. Это проявлялось в частых мятежах, переворотах и контрпереворотах, убийствах политических и государственных деятелей, диктатурах и массовых репрессиях, партизанских, гражданских войнах, восстаниях и революциях, в бунтарско-анархистских тенденциях в народных движениях, в том числе в выступлениях рабочих, крестьян. Превалировали авторитарные, диктаторские режимы. Конституционные, демократическое формы политической жизни, партийно-политические структуры были развиты слабо, отличались неустойчивостью и деформированностью либо просто отсутствовали.

Характерной чертой социально-политической жизни латиноамериканских республик являлась живучесть патриархально-патерналистских, каудильистских (от слова «каудильо» – вождь) традиций, клановости, сформировавшихся в эпоху колониализма, провинциальной замкнутости и гражданских войн XIX в. Исходным их моментом является превалирование «вертикальных» социальных связей между «хозяином», «патроном», «вождем» и подчиненной ему массой, или «клиентелой», над «горизонтальными» классовыми и социальными связями. Суть таких «вертикальных» связей – в сплочении того или иного круга лиц вокруг сильной, влиятельной личности в надежде выбиться наверх вслед за этой личностью на правах его ближайшей опоры в конкуренции с другими аналогичными "кланами". Такой путь в обыденной, повседневной жизни выглядел наиболее доступным и реальным. Й соответственно в политической борьбе, в народных движениях массы объединялись не столько вокруг конкретных политических и идеологических платформ, сколько вокруг лидеров, которые в их глазах представали яркими, волевыми, «харизматическими» личностями, способными увлечь за собой, добиться победы и власти и обеспечить затем сверху чаяния своих последователей. На первый план выходили личные качества лидера, его умение уловить психологию, настроения масс, «толпы», предстать перед ними «своим», близким им, воздействуя не столько на здравый рассудок, сколько на эмоции и чувства, на подсознание. «Сильные личности» утверждали свою авторитарную власть в политических движениях, партиях, в государстве, часто опираясь на собственную вооруженную силу и политическую клиентелу. Они претендовали на роль верховных «вождей», «отцов» нации, народа. Массы неграмотного или малограмотного населения, особенно вне крупных экономических и культурных центров, не могли еще составить собственно «гражданское общество» и социальную базу для представительной демократии. В большинстве случаев латиноамериканские государства были республиками скорее только по названию. На деле нередко республиканский и конституционный фасад прикрывал авторитарные и диктаторские режимы либо узкоэлитарные «демократии», с отчуждением основных масс населения от реального участия в политической жизни.

В ряде стран в начале века царили диктатуры консервативных (иногда «либеральных») каудильо, как, например, диктатура Х.В. Гомеса в Венесуэле (1909–1935). В период его правления идеологами режима была разработана концепция «демократического цезаризма». Она обосновывала надклассовый и надпартийный, «демократический» характер власти диктатора-«цезаря» как покровителя и благодетеля всего народа, выразителя его интересов в условиях, когда нация не готова к демократическому самоуправлению. Под властью диктатора П. Диаса в 1876–1911 гг. находилась Мексика. В Гватемале царила диктатура Эстрады Кабреры (1898–1920).

В некоторых странах формально существовали конституционные представительные режимы с сохранением реального контроля над политической жизнью в руках олигархических кругов при слабой оформленности партийно-политической системы. Так обстояло дело в Колумбии, Бразилии, Аргентине.

В Аргентине это был режим «элитарной демократии» (1880– 1916), олицетворявший политическое господство помещичье-буржуазной элиты общества в либеральных, демократических одеждах.

Аргентинские олигархические круги, тесно связанные с развитием капитализма в стране и с британским рынком, апеллировали к принципам буржуазного либерализма и объявили себя сторонниками правового, конституционного государства. Указанные принципы, разделявшиеся и демократическими и интеллигентскими кругами, были воплощены в конституции 1853 г., ставшей юридическим фундаментом сплочения страны. Она, как и конституции других латиноамериканских государств, заимствовала такие положения конституции США, как сильная президентская власть, двухпалатный Национальный конгресс, федеративное устройство с сочетанием сильной федеральной власти и широкой автономии провинций, перечень традиционных демократических свобод. В соответствии с конституцией в республике регулярно избирались президенты на 6-летний срок, без права избрания на второй срок подряд. Действовали законодательные учреждения, политические партии. После окончания гражданских войн 10–60-х годов XIX в. аргентинская армия не вмешивалась в политику.

Однако форма правового конституционного государства прививалась обществу с господством олигархических кланов, которое по уровню социального и гражданского развития еще не было готово к этому. Основная часть населения оставалась вне политической жизни. В регулярно проводившихся выборах участвовало лишь несколько десятков тысяч избирателей, в то время как общее население Аргентины в 1895 г. насчитывало 4 млн. жителей, а в 1914 г.– 7,9 млн. Однако и такие выборы превращались в формальность. На деле исход их решался заранее, в закулисных сделках между лидерами соперничавших фракций и кланов помещичье-буржуазной верхушки. «Политические партии» представляли собой именно такие фракции, были персональной «клиентелой» той или иной «сильной личности» каудильистского склада. Эти «партии» держались на личных связях и обязанностях их активистов и лидеров. Они не имели определенных программ и организационной структуры, устойчивой массовой базы. На выборах царили подлоги, мошенничества, проявления насилия. При такой системе неугодные господствующим в политике кланам кандидаты не имели ни малейших шансов. Еще больший произвол местных властей царил в провинциях, особенно на селе.

Реальное содержание «элитарной демократии» состояло в том, что она давала значительную свободу и автономию отдельным фракциям помещичье-буржуазной верхушки, аристократической элиты, ее региональным и групповым кланам, право на большее или меньшее участие каждой из фракций в системе власти. Это содействовало их сплочению в единый консервативный блок на основе компромисса олигархии Побережья, особенно провинции Буэнос-Айрес, с олигархическими группировками внутренних провинций. Именно на базе «элитарной демократии» удалось покончить с междоусобными гражданскими войнами, преодолеть раскол и укрепить единство страны и ее политическую стабильность, придать сложившемуся режиму определенную гибкость. По сравнению с предшествовавшей эпохой «беспорядочной» политической жизни, хаоса гражданских войн, сильных патриархально-консервативных тенденций, провинциальной замкнутости «элитарная демократия» была шагом вперед по пути консолидации Аргентины, конституирования форм буржуазной государственности и обеспечения благоприятных условий для развития капитализма.

Бурное экономическое и социальное развитие Аргентины в конце XIX – начале XX в., завоевание ею ведущих позиций в регионе по уровню экономики привели к тому, что в начале XX в. «элитарная демократия» перестала соответствовать изменившимся условиям. В общественно-политическую жизнь все настойчивее вторгались новые классы и социальные слои – предпринимательские круги, рабочий класс. Сильно выросли средние слои, интеллигенция. Повышению уровня зрелости гражданского общества содействовала массовая иммиграция из Европы. Иммигранты и их дети составили большинство населения Буэнос-Айреса и других крупных городов Побережья. Правда, на первых порах основная часть иммигрантов не имела избирательных прав, поскольку далеко не сразу обретала аргентинское гражданство.

Уже в 1889–1891 гг. оформилась новая, оппозиционная режиму партия Радикальный гражданский союз (РГС), возглавившая широкое движение против власти олигархической элиты под лозунгами демократизации и обновления общества. - Вокруг РГС сплотились разные слои населения – от либеральных помещиков до народных низов. Это была первая в республике действительно массовая, народная по составу партия. В то же время она не имела четкой программы и развитой организационной структуры и фактически была не столько партией, сколько движением, сплотившимся вокруг «харизматической» личности одного из основателей и с 1893г. бессменного лидера РГС Иполито Иригойена (1852–1933).

В 1896 г. в Аргентине возникла Социалистическая партия, ставшая первой в стране политической партией в собственном смысле этого слова – с четко оформленными программой, уставом, организационной структурой. Она также повела борьбу за демократические преобразования, опираясь на трудящихся и левонастроенную интеллигенцию.

Игнорирование перемен грозило правящему консервативному блоку превращением в замкнутую касту, все более изолирующуюся от общества и потому рано или поздно обреченную на поражение. Понимание этого проникает в среду консерваторов. В начале XX в. намечается переход их левого крыла, тесно связанного с капиталистическим прогрессом и интеллигентскими кругами, к учету новых реалий, к поискам компромисса с оппозицией, к расширению своей социальной опоры.

Результатом явилось издание в Аргентине в 1912 г, закона о всеобщем обязательном избирательном праве. Право голоса получили мужчины–граждане Аргентины с 18 лет, с постоянным местом жительства (в Аргентине был велик удельный вес иммигрантов, не получивших еще гражданства, а также сезонных рабочих и.других лиц без постоянного места жительства, на которых закон не распространялся). В политическую жизнь включались сотни тысяч новых избирателей. Закон 1912 г. обеспечил переход аргентинского общества от «элитарной демократии» к режиму представительной демократии и победу радикалов и их лидера И. Иригойена на президентских выборах 1916 г.

Сходные с аргентинской «элитарной демократией» черты имел политический режим в Бразилии, установившийся после свержения в 1889г. монархии. Конституция 1891г. также предусматривала основные атрибуты представительной демократии: избираемые населением президент республики (с полномочиями на 4 года без права переизбрания на второй срок), Национальный конгресс, органы власти штатов, демократические свободы. Избирательное право имело аналогичные Аргентине начала века ограничения. Не допускались к выборам неграмотные, составлявшие ^lt•^, взрослых жителей республики. Как правило, в голосовании участвовало не более 3 % населения. Характер «выборов» и политических «партий» во многом напоминали -Аргентину периода «элитарной демократии». Но в, Бразилии с ее 70-процентным сельским населением в низовом звене власти еще более прочны