Архитектурное мышление и подходы к его изучению

 

Но как исследовать архитектурное мышление и его категории? Упомянутые выше теоретические работы носят критико­философский характер. В них предлагается рефлексия архитектурного мышления и сами они дают образцы высоко развитой архитектурной мысли, но в них едва ли можно найти объяснения самому феномену архитектурного мышления или теоретическую модель «архитектурной формы».

Критический аспект доминирует над теоретическим анализом. Может возникнуть подозрение, что за моделями архитектурного мышления нужно обращаться не к архитектурной критике, а к наукам о мышлении.

 

Но если мы обратимся к наукам, которые, как принято считать, исследуют «мышление», а именно, к психологии и логике, то увидим, что исследований архитектурного мышления эти науки еще не начинали. Психология равно как формальная или диалектическая логика не интересовалась ни историей, ни логикой архитектурного мышления. До сего дня исследование категориального аппарата архитектурной мысли, ее методов, критериев, например, наличия в ней собственных «парадигм» (Т.Кун) и специфического архитектурного «дискурса» (М.Фуко) остается крайне мало развитым, хотя эти категории на Западе в последние десятилетия вошли в широкий обиход. Поэтому приходится так сказать «полагаться на собственные силы» и возвращаться к профессиональной рефлексии, тем более, что едва ли можно понять специфическую природу архитектурного мышления со стороны, не владея профессиональным опытом и интуицией.

 

Однако в профессиональных архитектурных кругах само «мышление» остается понятием, методологически не отрефлектированным. До сих пор оно обычно понимается как некий синоним «размышления», в которое включено воображение, принятие решений, вынесение суждений архитектором, решающим ту или иную конкретную функциональную или композиционную задачу. То, что мышление есть всеобщая, как и язык, форма человеческой деятельности, имеющая свою собственную, исторически изменяющуюся логику, редко принимается во внимание.[3] Даже признанные теоретики архитектуры предпочитают теоретическому моделированию историко-критический комментарий.[4]

 

Быть может именно отсутствие опыта логического исследования профессионального мышления и привело к тому, что вербальные формы мысли стало принято недооценивать и противопоставлять им мышление образами. Часто приходится слышать, что архитектор мыслит не понятиями, а пространством и объемами, формами и композициями, то есть материалом и следами его мысли является сама архитектура - проекты или постройки. При этом упускают из вида, что появлению на свет проектов и построек предшествуют замыслы, внутренняя критика вариантов, обсуждение и выбор решений и многое другое, что в готовой постройке уже скрыто. Если ограничиться анализом сооружений или проектов, то едва ли удастся отличить подлинник от копии.[5]

Конечно, нет ни малейшего сомнения в том, что архитектор решает мыслительные задачи, связанные с объемами, пространствами и формами, что визуальные и тактильные образы и представления играют в архитектурном мышлении роль, не меньшую, чем вербальные понятия и категории. Но языка подобного рода, с помощью которого могла бы осуществляться мысль как таковая, мы пока что не имеем. То, что мы имеем, - это, как правило, перевод средств невербального мышления в вербальные формы и Возможно, что в будущем невербальные формы мышления будут освоены логикой и философией[6]. Но и в этом случае едва ли можно будет утверждать, что мышление ограничится таким визуально-пространственным языком. Вербальный компонент архитектурного мышления остается существенным. Ведь, говоря о мышлении пространством, объемами, линиями или цветом и светом, мы понимаем эти категории в двух смыслах. С одной стороны - это категории, обозначающие некоторые среды воображения, в которых архитектурное мышление свободно трансформирует и изобретает формы и конфигурации. Так пространство это то, в чем находятся все так называемые пространственные формы. С другой стороны мыслить пространством, линией, светом - значит формировать некоторые определенные структуры в этих средах. Но для того, чтобы зафиксировать эти структуры, мышление с необходимостью должно давать им имена, обозначать их. Эти имена входят в слои вербального мышления не только потому, что такова техническая необходимость их фиксации. Если внимательнее приглядеться к возникновению этих образов и форм, то можно заметить, что именованность присуща им с самого начала их формирования. Именно здесь мы можем говорить о генетике образов и форм, в частности о метафорах, а также разного рода уподоблениях и расподоблениях, которые совершаются с образами при опоре на вербальные знаки.

 

В архитектурном мышлении, если взглянуть на весь его исторический опыт, неуклонно растет роль вербального мышления и, соответственно, разного рода текстов ­ от первых трактатов античности до необъятного моря архитектурной литературы наших дней, в чем можно видеть процесс «интеллектуализации» архитектуры, ее исторического превращения из ремесла в профессию, когда плоды творчества поколений передаются уже не только в форме личного и индивидуального обмена опытом, но и через аппарат профессиональной культуры.[7]

Показателен рост взаимной заинтересованности архитектурной и философской мысли. Если в эпоху модернизма только редкие философы уделяли внимание архитектуре[8], то в постмодернистской философии архитектуре повезло больше.[9]

 

До середины 60х годов интерес к архитектурному мышлению стимулировался методологическими проблемами междисциплинарных исследований в архитектуре и градостроительстве. Первое время, когда он был направлен на поиски синтетической системы знаний в духе «унифицированной науки», появился проект единой науки о человеческих поселениях - «экистики»,[10] который осуществить не удалось, хотя в ходе исследований и обмена мнениями была предложена так называемая «шкала экистики» как средство систематизации знаний, имеющих отношение к архитектуре и градостроительству.

 

Были выдвинуты и программы переосмысления архитектурных знаний и представлений в свете новых категорий, обладающих мощным интеграционным потенциалом: пространство, система, среда, культура и язык.[11] Были попытки подчинить архитектурное мышление и чисто количественным методам в так называемой «архитектурной квалиметрии»[12] Во всех этих теоретических и методологических программах, однако, само по себе мышление архитектора не выступало в виде самостоятельной проблемы изучения. Все усилия постоянно направлялись лишь на задачи архитектуры,а мышление бралось постольку, поскольку оно требовалось для решения тех или иных практических задач. Так что опыт анализа мыслительной деятельности зодчих до сих пор принадлежал не профессионалам, а философам, рассматривавшим архитектуру в более широком контексте развития культуры и мыслительной деятельности.

 

Первые попытки философского истолкования архитектуры мы встречаем в эстетике Г.Ф. Гегеля и Ф.Шеллинга, откуда они перешли в теоретические построения Г.Земпера. В ХХ веке контакты науки, философии, искусства и архитектуры расширяются и самопознание архитектуры делает первые решительные шаги в Баухаузе и Вхутемасе, Ульмской школе дизайна, среди итальянских историков архитектуры, затем во Франции в кругу структуралистов и пост-структуралистов.

С конца шестидесятых годов мы можем отметить небывалый интерес к архитектурной мысли и к рефлексии в профессиональных кругах, который сам по себе никак не объясняется. Он просто складывается. Однако, не трудно предложить объяснение этого феномена. Ведь в условиях интеллектуализации всех сфер общественной жизни развитие архитектуры не может опираться только на пластическую или конструктивную одаренность отдельных зодчих. Архитектор вынужден находиться в сложных коммуникативных отношениях с обществом и поддерживать свой культурный статус и авторитет.

Архитектура, конечно, остается сферой, занятой «обслуживанием» потребностей общества, но теперь перед ней стоит задача вновь превратить это «обслуживание» в подлинное служение. А достичь этого, уподобляя архитектур иным культурным формам или сводя архитектурное мышление к иному (научному или художественному) невозможно, ибо в таком случае архитектура будет оставаться чем то вторичным, производным и, следовательно, не авторитетным.

 

Интерес к проектному мышлению был пробужден работами по теории дизайна и инженерного проектирования в России середине 60х годов.[13] И хотя собственно архитектурному мышлению в этих исследованиях особого внимания не уделялось, именно методологические дискуссии конца 60х - начала 80х годов дали импульс и логические средства для того, чтобы по новому поставить проблему мышления архитектора и его основной категории - архитектурной формы.

 

Подытоживая, можно сказать, что мы сейчас вступаем в такой этап развития архитектуры, когда проблема архитектурного мышления должна ставиться как особая и специфическая проблема, не отменяя, но дополняя прочие традиционные проблемы архитектуроведения.