Вопрос_51. Естественное право и позитивное право

1. Право как оправданная свобода поведения опирается по большей части на известные идеальные (идеологические), иные организационные, нормативные формы — на мораль, корпоративные нормы, а также нормы, выраженные в законах («можно» то, что закреплено в юридических нормах, в нормативных актах общественных объединений или в нормах морали).

Но есть и права, которые напрямую, непосредственно вытекают из социальной жизни, независимо от каких-либо идеальных (идеологических), организационных, нормативных форм опосредования и с которыми мы уже встречались при рассмотрении первобытнообщинного строя.

Такие права могут быть названы непосредственно-социальными. Они являются непосредственными в том смысле, что существуют и действуют безотносительно к тому, объективированы ли они в каких-то опосредствующих внешних формах или нет.

Вместе с тем с терминологической стороны точнее (и в большем согласии с терминологическими традициями) именовать указанную группу прав естественными, т.е. такими, которые являются выражением натуральной жизни общества, напрямую даны естественным ходом вещей, а не выдуманы, не изобретены людьми. По отношению к ним право как юридическое явление и выступает в качестве позитивного права — права, которое создается людьми, выражено в писаных нормах, содержится в нормативных документах.

2. Существование естественных (непосредственно-социальных) прав и их роль в обществе охватываются идеей естественного права — одного из крупных достижений гуманитарной мысли в истории человечества. Смысл идеи естественного права в ее различных вариациях и ответвлениях состоит как раз в признании того, что наряду с правом, создаваемым в государстве людьми, т.е. позитивным правом, существует естественное право, которое представляет собой более глубокий, основательный, исходный в жизни людей феномен и источником которого является сам естественный порядок вещей — в обществе, в природе.

Поскольку этот феномен в рамках рассматриваемой идеи сопоставлялся с действующими законами, позитивным правом, единым в стране, то и ему придано общее значение и оно по образцу позитивного права представлялось как нечто единое.

В действительности же речь в данном случае идет об отдельных правах (заметим в этой связи, что оправдана постановка вопроса и о естественных, непосредственно-социальных обязанностях). Во многих случаях это в высшей степени высокозначимые, глубокие, исходные, но все же именно отдельные права — право народов на определение своей судьбы, право прийти на помощь народу — жертве агрессии, право на эквивалент в экономических отношениях, права человека и др. Мы видели, что в первобытных обществах естественные, непосредственно-социальные права, выраженные в мононормах-обычаях, функционировали как прямой регулирующий фактор.

Хотя такого рода естественные права могут получить и действительно получают сразу или со временем ту или иную идеальную (идеологическую) нормативно-организационную форму опосредования (юридическую, моральную, в виде обычаев и др.) и тогда выступают как юридические, моральные и иные права, они могут действовать и реально действуют сами по себе, вне форм нормативного опосредования (в том числе вне юридической формы).

Постановка вопроса о социальных явлениях, обозначаемых в этой работе в качестве естественных прав, по-видимому, относится к числу тех, которые исторически обоснованы идеей естественного права, а ныне назрели, как говорится, «витают в воздухе». Так, в частности, может быть отмечена высказанная в литературе часто развиваемая мысль об объективных (реальных) нормах, об объективной нормативности. Ведь объективные нормы, характеризующие обычные, повторяющиеся отношения и, следовательно, требования объективных закономерностей, условий жизнедеятельности людей, в своем функционировании могут выражаться только в непосредственно-социальных правах. Реализуя такого рода объективные нормы, естественные права как раз и «модифицируют» их в идеальные ценностные системы, в том числе в систему позитивного права, причем во всех случаях через определенную сложившуюся идеальную и фактическую инфраструктуру социального регулирования, важнейшими компонентами которой являются дозволения и запреты.

Таким образом, следует признать упрощенным взгляд, в соответствии с которым позитивное право и происходящие в нем изменения напрямую связаны с экономикой, идеологией и т.д. Процесс тут более сложен: объективно обусловленные требования, продиктованные жизнью — экономикой, идеологией и др., во-первых, идут через всю инфраструктуру социального регулирования данного общества и через его сложный механизм «выходят» на право, а во-вторых, преломляются в этой инфраструктуре через ее наиболее глубокий слой — естественные права.

Можно предположить, что эти объективно обусловленные требования проходят в данном слое своего рода «социальную обработку» и получают первичный идеологизированный облик и силу, которые необходимы для того, чтобы они включались в систему нормативного регулирования и стали в ней определяющим фактором (хотя при этом, особенно при неблагоприятных социальных условиях, сохраняется опасность, что они станут основой произвола и своеволия).

В итоге можно прийти к следующему выводу: если в условиях цивилизации право (позитивное право) занимает центральное место в инфраструктуре социального регулирования, то ее исходным элементом, отправным, активным фактором, преломляющим требования экономики, другие объективно обусловленные требования общества, являются естественные права.

3. Фиксируя только что сформулированный итоговый вывод, нужно вместе с тем ясно представлять, что непосредственно-социальные права, которые воспринимаются в качестве естественных, — явления конкретно-исторические.

К ним (при достаточно широкой трактовке рассматриваемой категории) принадлежат некоторые элементарные требования повседневной жизнедеятельности, такие, в частности, как императивы «старшинства», «очередности», «первенства». Исторически они интерпретировались по-разному. В свое время в качестве естественных понимались и такие со временем уходящие в прошлое и даже оцениваемые ныне как реакционные требования, как кровная месть, композиция, выкуп. В обстановке обычно романтизируемых революционно-насильственных акций значение источника произвольно трактуемых естественных прав приобретает так называемое революционное правосознание — основа для оправдания произвола, бесчинств, расправ.

Коренной поворот в понимании, да и в самом существе естественных прав произошел в XVIII — XX вв. В эпоху Возрождения человечеству второй раз (после Христовых откровений) приоткрылись глубины, смысл и предназначение человеческого бытия. Из бесчисленного множества диктуемых природой прав (нередко иллюзорных, полумифических, обманных) сверкнуло светом и обаянием право всех прав, заложенное в самой основе общества, — Право Свободы Человека.

И вот начиная с буржуазно-демократических революций XVIII — XX вв. и особенно в современную эпоху, отодвигая и даже отбрасывая все другое, естественное право становится прямым выражением глубинных, первородных требований жизни общества, его мирозданческого предназначения, скачка от мертвой, безвариантной природы к свободе, в соответствии с которым о центре жизни общества должен стать свободный, полный достоинства «суверенный» человек.

С учетом сказанного становится ясным, почему в нынешнюю эпоху, в условиях современного гражданского общества естественное право, обусловленное самыми глубинами человеческого бытия, раскрылось в облике неотъемлемых, прирожденных прав человека, его высокого достоинства и статуса. Права эти — не просто естественные, но именно неотъемлемые, прирожденные: они представляют собой прямое и императивное требование, проистекающее из самых недр, глубин жизни общества, выявляют его смысл и предназначение. В соответствии с этим центральным элементом политической, экономической, духовной жизни людей стало естественно-правовое требование свободы личности.

В рассматриваемом отношении следует признать обоснованной мысль А. Козулина, полагающего со ссылкой на Мамардишвили, что права человека — как раз характерная черта «взрослого состояния человечества».

4. Крутой поворот в существе и понимании естественного права в XVIII — XX вв., вполне понятно, решающим образом повлиял и на позитивное право. Это влияние уже не ограничивалось тем, что многообразные непосредственно-социальные права, рождаемые жизнью традиционных обществ, вызывали к жизни адекватные обычаи и прецеденты. Естественно-правовое требование свободы личности потребовало основательных законов, кодексов, конституции.

Смысл этих законов в том, чтобы очертить границы свободы личности (политической, экономической) и юридически обеспечить ее. Признавая исключительную важность свободы в экономике — частной собственности, рынка, конкуренции, надо полагать все же, что ключевым элементом, выражающим в области либеральных взглядов отмеченный ранее поворот в естественном праве, является сфера позитивного права (тем более что через нее реализуется и экономическая свобода), его направленность, место в жизни общества — право, которое теперь под воздействием естественно-правовых требований «настроилось» на свободу, на свободу личности. Недаром и Ф.Хаек, научные свершения которого нередко соотносятся чуть ли не с одним рынком, уделял не меньшее внимание категории празозакокности,

Возьму на себя смелость сделать и более основательное предположение. На мой взгляд, впервые по-современному конструктивные основы либеральной теории, во многом предвосхищая последующие разработки Ф. Хаека, были сделаны еще в конце XIX — начале XX вв. русскими правоведами Б. Чичериным, П. Новгородцевым, Б. Кистяковским, И. Покровским, Л. Петражицким, И. Михайловским, С. Гессеном, провозгласившими необходимость возрождения естественного права.

И тут важны детали, которые на первый взгляд могут показаться не очень существенными. Прежде всего не случайно, что подобные выводы были сделаны именно правоведами. Истинная либеральная теория может по-настоящему утвердиться как раз через современное («либеральное») право, которое на основе персонифицированной частной собственности, других объективных реалий свободного общества одно только и в состоянии быть носителем и гарантом свободы личности.

И другая немаловажная деталь. Либеральные взгляды русских правоведов прошли своего рода испытание на прочность, закаливающую огранку. Это связано не только с преодолением распространенного, внешне привлекательного мнения о предназначении права быть проводником и средством мессианского внедрения морали, «минимума нравственности» (о данной проблеме — несколько дальше). Не менее серьезное значение для отработки самой основы либеральных взглядов стало творческо-концептуальное противостояние теориям В. Соловьева и его сторонников, отстаивающих (как и нынешние приверженцы «прав человека второго поколения») необходимость реализации через позитивное право права человека на достойное существование.

К несомненным заслугам русских правоведов-либералов (особенно И. Покровского, С. Гессена) следует отнести такую последовательно либеральную трактовку этого социального права, в соответствии с которой должны устраняться фактические препятствия на пути развития личной свободы граждан и в то же время ни в коей мере не снижаться стимулы к реализации творческой энергии каждого человека, а социальное перераспределение при необходимости сводится к обеспечению прожиточного минимума и условий для образования. Примечательно, что именно такая либеральная интерпретация права на достойное существование позже, в 1930—1940 годах, получила развитие и была реализована в передовых, либерально-демократических странах, в ведущих современных концепциях прав человека.

В разработках российских правоведов-либералов были намечены пути дальнейшего углубления либеральной трактовки права, которая, как надеется автор этих строк, находит известное выражение в институциональной концепции. Именно потому, что, по Б. Чичерину и Б. Кистяковскому, право — не просто «свобода, определенная законом»; представляется непреложным, что свобода в современном мире — это как раз свобода, обретшая свое бытие, свою реальную жизнь через закон, через право как нормативное институционное образование, через правозаконность.

5. Значительное влияние естественного права на действующую юридическую систему проявляется даже в условиях тоталитарного общества, в котором право хотя и сохраняет известный позитивный потенциал, но все же в целом является реакционной системой, не соответствующей требованиям современной цивилизации.

Анализ советского законодательства, его функционирования при доминировании тоталитарно-административных порядков свидетельствует о том, что даже в условиях советского тоталитаризма можно было констатировать известное прогрессивное влияние на позитивное право и юридическую практику тех непосредственно-социальных прав, которые относятся к гражданам, к человеку.

Быть может, одним из наиболее наглядных примеров такого влияния в условиях советского общества являлся порядок строительства гражданами домов на праве личной собственности, а также порядок имущественного возмещения при их сносе. Гражданин по действовавшему в условиях Советского союзного государства законодательству, многие положения которого сохранились в России, в случае сноса его жилого дома получал довольно широкие юридические права на возмещение и на получение реального жилья; но для этого он, конечно же, должен был иметь право собственности, т.е. и жилой дом должен был быть построен на законном основании, и сам гражданин в данный момент должен был обладать соответствующим юридическим правом. А если нет? Если, например, жилой дом построен самовольно? Имел ли гражданин в этом случае юридическое право на возмещение, предусмотренное законом?

Ответ на последний из поставленных вопросов, казалось бы, ясен: гражданин — самовольный застройщик не должен был иметь права на возмещение, на предоставление иного жилья, да и вообще его поведение может трактоваться как поведение правонарушителя. Но если это так (а иного решения с точки зрения юридической логики быть не может), то как же объяснить одно из положений, выработанных в судебной практике? В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г. (п. 6) говорилось в отношении домов, подлежащих сносу: «Если исполкомом районного, городского Совета народных депутатов до отвода земельного участка для государственных или общественных нужд не было принято решение о сносе такого дома... граждане, если они не имеют иного жилого помещения, с учетом конкретных обстоятельств могут быть выселены с предоставлением другого жилого помещения, отвечающего санитарным и техническим требованиям». Иными словами, в данном случае полного возмещения, такого, которое предусмотрено при наличии у лица права собственности на жилой дом, нет. Но самовольному застройщику все же при указанных обстоятельствах могло быть предоставлено другое жилое помещение, да притом соответствующее техническим и санитарным требованиям. Это юридическое последствие можно объяснить только принимая во внимание факт существования внеправового основания, его реальную социальную силу, столь существенно влияющую на правовое регулирование.

Что же это за основания, напрямую относящиеся к гражданину, к человеку и позитивно влиявшие на правовую действительность даже в условиях советского тоталитарного общества?

Перед нами не что иное, как права человека. Откуда же проистекает столь могучая сила прав человека? И вот здесь пора сделать обобщающий вывод о социальной природе прирожденных прав человека. Ключ к решению данного вопроса кроется в том, что права человека — это именно непосредственно-социальные права. И надо полагать, характеристика прав человека как непосредственно-социальных прав дает достаточно корректное научное объяснение их социальной силы, их места и роли в жизни общества. Можно предположить, что такая характеристика прав человека (освещение которых подчас не идет дальше их оценки как естественных, прирожденных) позволяет перевести их разработку на достаточно прочную, конструктивную научную основу с весьма привлекательной научной перспективой.

К этому нужно добавить и то, о чем ранее уже говорилось: есть довольно весомые аргументы, подтверждающие, что среди обширного комплекса непосредственно-социальных прав на первое место с немалым отрывом от всего другого выдвинулись именно права человека. Ведь права человека (вспомним этот существенный момент) относятся к самым глубоким, первичным естественным основам бытия человека и, что не менее важно, связаны с «мирозданческим» предназначением общества и отсюда с глобальным мировым процессом, все более и более раскрывающим свою силу в современных условиях, с общим движением всего человечества к Свободе.

И эта линия, очевидно, приобретет еще более целенаправленный и интенсивный характер в современных условиях, когда в нашем обществе открылась возможность движения к светскому неидеологизированному гражданскому обществу.

На данном этапе развития общества «вторжение» прав человека в саму ткань правовой системы характеризуется тем, что они начинают приобретать непосредственно юридическое значение.

Уже сейчас в текст Конституции России включены нормативные положения, с достаточной полнотой воспроизводящие основные права и свободы человека, признанные в мировом сообществе.

«Высшая» же точка такого развития, которая, надо надеяться, наступит после фактического утверждения принципов демократии в российском обществе, — это реальное приобретение правами человека значения непосредственного критерия при решении юридических дел в судах, в других юридических органах (в какой-то мере такой практикой отмечены последние годы существования СССР: Комитет конституционного надзора в период его действия, т.е. до 1992 г., имел право выносить решения на основании международных документов о правах человека и в ряде случаев это право активно использовал).

6. Влияние естественного права, и прежде всего прирожденных прав человека (как и в целом непосредственно социальных прав), на действующую юридическую систему — это хотя и существенная, но все же лишь одна из сторон сложного соотношения, точнее, взаимодействия писаного права с духовным, морально-интеллектуальным факторами в жизни общества, людей. Ведь писаное право имеет и другую «ипостась», другое «измерение»: оно выступает также в качестве явления духовного порядка.

Этот вопрос, а также вытекающие из его характеристики иные грани соотношения естественного и позитивного права требуют особого рассмотрения. Им и будет посвящен следующий раздел главы.

7. Ранее отмечалось, что в обществе нужно различать идеальную и фактическую инфраструктуру социального регулирования. К этому теперь нужно добавить, что и в самой фактической инфраструктуре, по-видимому, следует разграничивать два слоя. Во-первых, это инфраструктура социального регулирования, центральным звеном которого является действующее право; а во-вторых, «схема» регулирования, которая определяется доминирующей ролью непосредственно-социальных прав, проявляющихся и через мораль, обычаи, иные регуляторы, и прямо, в самой ткани социальной жизни.

Это своего рода раздвоение фактической инфраструктуры на два слоя, причем так, что оба пни могут быть обозначены с использованием термина «право», подмечено в литературе. Например, В.М. Рейсмен пишет: «Таким образом, перед нами оказываются две нормативные системы: официальная, превозносимая на все лады элитой, и фактически действующая. Неудивительно, что реальное поведение отличается от той и от другой».

Вместе с тем необходимо все же не допускать смешения правового регулирования, связанного с позитивным правом и началами законности (когда действует право как нормативное институционное образование), с регулированием, опирающимся в основном на непосредственно-социальные права. Такое смешение допускает и В.М. Рейсмен, когда утверждает: «Родственные, национальные, религиозные, языковые, профессиональные и прочие группы могут обладать собственными правовыми системами». О «правовых системах» в отношении упомянутых автором групп говорить едва ли возможно