Индустриальный период войны

Наполеоновские войны отделяют мануфактурную эпоху от очень короткого (менее 100 лет) периода индустриализации, разграничивающего Новое время и современную историю.

Содержанием 100-летия был переход от общемировой системы торговли к общемировой системе производства. Происшедшие за XJX в. перемены могут быть названы транспортной революцией: непрерывное совершенствование механических двигателей привело к созданию сетей железных дорог, связанных в единую систему регулярным транспортным флотом{54}. Резкое увеличение географической связности привело к полному господству в экономике товарного фабричного производства. В определенном смысле можно говорить о начале великого переворота в экономике, сравнимого по своим масштабам с «неолитической революцией», когда человечество перешло от присваивающей к производящей экономике. Впервые после приручения лошади и изобретения парусного судна значительно возросли характерные скорости перемещения людей товаров информации. Продолжающийся едва ли не с дорийского завоевания Греции «железный век» сменился стальным, что само по себе способствовало быстрому прогрессу машиностроения и энергетики. В применении к вооруженным силам [460] это означало, что промышленность начала производить оружие, дальность воздействия и разрушительная сила которого значительно (на порядки) превысили характерные для предшествующих эпох значения. Ружье пехотинца, сражавшегося при Ватерлоо, мало отличалось по реальным боевым возможностям от средневекового арбалета. Но уже штуцер в Крымской войне убивает врага, находящегося на пределе видимости. Нарезная артиллерия к концу столетия стала способной и «заглянуть за горизонт».

Итак, XIX в. - массовые армии{55}, оснащенные нарезным личным оружием (винтовками), нарезной казнозарядной артиллерией и базирующиеся на железнодорожные линии. Соответственно, их боевые возможности значительно выросли по сравнению с армиями мануфактурного периода. С другой стороны, войсковые структуры стали громоздкими, подвижность войск, высокая вне театра боевых действий (за счет железнодорожного маневра), резко снизилась на самом поле сражения. Неизмеримо возросла роль тыловых коммуникаций. Если при Наполеоне «двадцать тысяч солдат» и могли, хотя и плохо, «жить в пустыне», снабжаясь за счет местных ресурсов, то при Молътке армия, лишившаяся связи с тылом, обязана была немедленно сдаться.

Значительные структурные перемены в оснащении войск вновь, как и в начале мануфактурного периода, привели к кризису управления: за редким исключением «индустриальные войны» не внесли сколько-нибудь ярких страниц в историю военного искусства.

К войнам XIX столетия относятся:

1. Колониальные войны, которые мы вправе рассматривать как форму индукции европейской цивилизации. С военной точки зрения были, как правило, малоинтересны, поскольку сталкивались войска, различающиеся по своему оснащению на несколько эпох. (К исключениям, пожалуй, можно отнести только англо-зулусские столкновения;

афганские войны лишь подтвердили неэффективность антипартизанских действий вне всякой зависимости от соотношения сил; итало-эфиопская война, которая закончилась поражением колонизаторов, свидетельствует исключительно об уровне боеспособности итальянцев.)

2. Ограниченные войны в Европе и на американском континенте. По большей части представляли собой запоздавшие попытки решить в новых условиях задачи, характерные для эпохи Возрождения. Из этих войн значение для истории имели Гражданская война в США и бисмарковские войны в Европе, послужившие фундаментом для создания великих империй современности.

3. Войны за передел мира, которые, по сути, были лишь симптомами кризиса, положившего конец индустриальной страте и открывшего эпоху Мировых войн.

Из этой классификации выпадает Южноамериканская война (1864 - 1870), содержанием которой стало уничтожение культуры [461] Парагвая, единственной на латиноамериканском континенте страны, вступившей в начале XIX в. индустриальную стадию. Насколько можно судить, культура Парагвая, созданная под значительным влиянием ордена иезуитов, была одним из последних примеров организации общественной жизни вне рамок национального государства{56}.

Из «ограниченных войн» XIX столетия наименьший интерес имеет, по-видимому, Крымская война (1854-1855) О ней можно говорить только как о примере полного поражения русской дипломатии, усилиями которой Российская империя была втянута в войну с заметно превосходящей ее по силам коалицией. Содержание войны свелось к неожиданно неудачной для англичан периферийной экспедиции против Петропавловска и мучительно долгой осаде Севастополя. Единственным результатом войны было продление агонии Турецкой империи на несколько десятков лет.

Война Севера и Юга (1861-1865) часто рассматривается американскими военными историками как «война будущего», чуть ли не предвосхитившая оперативные и тактичевкие приемы 1-й Мировой. От этого взгляда не вполне свободен и Б. Лиддел-Гарт, посвятивший описаниям перипетий Гражданской войны в США целую главу. Хотя действия Шермана в Атланте и особенно в Джорджии действительно можно назвать образцовыми, они не должны затушевывать тот факт, что для разгрома Конфедерации, неизмеримо уступающей Северу в экономическом, финансовом, промышленном, военном и морском отношении да еще к тому же подвергнутой воздействию почти абсолютной блокады, полководцам Линкольна потребовалось четыре года. Перефразируя А. Конан Дойля и его любимого героя, хочется сказать: «По этой войне нужно учить стратегов, как не надо работать».

Значительно больший интерес представляют три взаимно «сцепленные» европейские войны, итогом которых было превращение Пруссии из «первого среди второстепенных государств Европы» в великую европейскую империю, которая сорока годами позже бросит перчатку Великобритании и попытается оспорить у нее контроль над мировыми торговыми путями. Очень трудно понять, почему Б. Лиддел-Гарт считает эти кампании, в которых немцам удалось быстро и с малыми потерями добиться стратегически значимых результатов, примерами прямых действий.

Нам представляется, что войны 1864-1871 гг. являют собой триумф непрямых действий - Бисмарка в политике, Роона - в организации армии и Мольтке - в стратегии.

Во всех трех войнах Пруссия, будучи по существу агрессивной стороной, добивающейся силой достижения своих внешнеполитических целей, с точки зрения европейского права вела исключительно справедливую [462] войну, направленную либо на поддержку международных договоров (Датский конфликт), либо на защиту своей территории от неспровоцированной агрессии. Так Бисмарк обеспечил Пруссии благожелательный нейтралитет России, а в войне 1870-1871 гг. - и Англии.

Реорганизация армии, проведенная Вильгельмом I и Бисмарком по идеям Мольтке и Роона, превратила прусский рейхсвер в современное войско, оснащенное превосходной артиллерией. Высший орган управления операциями - Генеральный штаб - впервые осознал при Мольтке свое предназначение, став «мозгом армии», центром планирования и осуществления войны. С этого момента по технике управления войск и особенно по технике их перемещения вне поля боя Пруссия/Германия заметно превосходит своих противников.

В войнах 1864-1870 гг. для Бисмарка особое значение имел темп. Важно было вовремя закончить одну войну, чтобы политики успели корректно подготовиться к следующей. Чрезвычайно важно, чтобы противник в одной войне во всех остальных был союзником или по крайней мере соблюдал нейтралитет. Еще более важно, чтобы государства, не входящие в «зону конфликта», не сумели использовать европейские войны в своих целях. (Добиться последнего Бисмарку удалось не в полной мере: после и вследствие франко-прусской войны России удалось денонсировать статьи Парижского мирного договора о нейтрализации Черного моря. Последующие события - русско-турецкая война 1877-1878 гг. и Берлинский конгресс 1878 г. - способствовали охлаждению отношений между Германией и Российской империей, что имело далеко идущие последствия.)

С точки зрения Бисмарка, в войне 1866 г. важнейшее значение имело не столько сражение при Садовой{57}, сколько своевременное заключение мира без вступления прусской армии в Вену. Это «преждевременное» прекращение войны было, по мысли «железного канцлера», непрямым действием в будущем конфликте с Францией.

В войне с Францией залогом успеха были политическая изоляция Наполеона III и быстрота мобилизация, возможная лишь при новых, внедренных Мольтке принципах штабной работы. Во всех сражениях пруссаки имели преимущество в силе и темпе маневра. Превосходная организация боя французами и высокие тактико-технические данные их ружей привели к некоторому успеху в кровопролитном сражении у Гравелот-Сен-Прива 18 августа 1870 г., где французы хотя и уступили поле сражения, но нанесли противнику серьезные потери (при соотношении сил 220 тыс. человек и 726 орудий на 130 тыс. [463] человек и 450 орудий потери французов составили 13 тыс. человек, а пруссаков - 20 тыс.). Тем не менее общестратегическая обстановка складывалась для французов безрадостно: Мольтке имел полное право назвать себя победителем при Гравелоте, потому что Базену пришлось отступить в Мец, где он и был блокирован. С этого момента война для французов была проиграна. Непонимание этого вынудило Мак-Магона предпринять нерешительную и бессмысленную попытку освободить Мец, которая кончилась 1-2 сентября под Седаном. Продемонстрировав генштабовскую четкость в управлении войсками, Мольтке одними маршами запер противника в крепости Седан, которая на следующий день капитулировала. Французы потеряли 17 тыс. убитыми, 103 тыс. пленными и 469 орудий, т. е. всю свою армию. (Мольтке имел, конечно, подавляющее превосходство в силах - Мак-Магона окружали 224 тыс. человек при 813 орудиях)

Последующие события войны имеют узкоисторический интерес.

Рубеж столетий ознаменован тремя «морскими» войнами: испано-американской, японо-китайской и русско-японской. Если сухопутные столкновения во всех этих войнах были «замечательно» прямыми (в самом лучшем случае Ойяма намечал неявную попытку выиграть фланг противника, прозрачную и легко парирующуюся), то действия на море представляли собой интереснейшие примеры непрямых действий. Впрочем, как будет показано в одной из последующих статей, действия на море почти всегда являются непрямыми по отношению к сухопутной кампании.

С. Переслегин