Луна в вечернем чистом небе висела полная, видная сквозь ветви клена.Липы и акации разрисовали землю в саду сложным узором пятен. Трехстворчатоеокно в фонаре, открытое, но задернутое шторой, светилось бешенымэлектрическим светом. В спальне Маргариты Николаевны горели все огни иосвещали полный беспорядок в комнате. На кровати на одеяле лежали сорочки,чулки и белье, скомканное же белье валялось просто на полу рядом сраздавленной в волнении коробкой папирос. Туфли стояли на ночном столикерядом с недопитой чашкой кофе и пепельницей, в которой дымил окурок, наспинке стула висело черное вечернее платье. В комнате пахло духами, крометого, в нее доносился откуда-то запах раскаленного утюга. Маргарита Николаевна сидела перед трюмо в одном купальном халате,наброшенном на голое тело, и в замшевых черных туфлях. Золотой браслет счасиками лежал перед Маргаритой Николаевной рядом с коробочкой, полученнойот Азазелло, и Маргарита не сводила глаз с циферблата. Временами ей начиналоказаться, что часы сломались и стрелки не движутся. Но они двигались, хотя иочень медленно, как будто прилипая, и наконец <длинная стрелка упала надвадцать девятую минуту десятого>. Сердце Маргариты страшно стукнуло, такчто она не смогла даже сразу взяться за коробочку. Справившись с собою,Маргарита открыла ее и увидела в коробочке жирный желтоватый крем. Ейпоказалось, что он пахнет болотной тиной. Кончиком пальца Маргарита выложиланебольшой мазочек крема на ладонь, причем сильнее запахло болотными травамии лесом, и затем ладонью начала втирать крем в лоб и щеки. Крем легкомазался и, как показалось Маргарите, тут же испарялся. Сделав нескольковтираний, Маргарита глянула в зеркало и уронила коробочку прямо на стеклочасов, от чего оно покрылось трещинами. Маргарита закрыла глаза, потомглянула еще раз и бурно расхохоталась. Ощипанные по краям в ниточку пинцетом брови сгустились и чернымировными дугами легли над зазеленевшими глазами. Тонкая вертикальнаяморщинка, перерезавшая переносицу, появившаяся тогда, в октябре, когдапропал мастер, бесследно пропала. Исчезли и желтенькие тени у висков, и двечуть заметные сеточки у наружных углов глаз. Кожа щек налилась ровнымрозовым цветом, лоб стал бел и чист, а парикмахерская завивка волосразвилась. На тридцатилетнюю Маргариту из зеркала глядела от природы кудряваячерноволосая женщина лет двадцати, безудержно хохочущая, скалящая зубы. Нахохотавшись, Маргарита выскочила из халата одним прыжком и широкозачерпнула легкий жирный крем и сильными мазками начала втирать его в кожутела. Оно сейчас же порозовело и загорелось. Затем мгновенно, как будто измозга выхватили иголку, утих висок, нывший весь вечер после свидания вАлександровском саду, мускулы рук и ног окрепли, а затем тело Маргаритыпотеряло вес. Она подпрыгнула и повисла в воздухе невысоко над ковром, потом еемедленно потянуло вниз, и она опустилась. -- Ай да крем! Ай да крем! -- закричала Маргарита, бросаясь в кресло. Втирания изменили ее не только внешне. Теперь в ней во всей, в каждойчастице тела, вскипала радость, которую она ощутила, как пузырьки, колющиевсе ее тело. Маргарита ощутила себя свободной, свободной от всего. Крометого, она поняла со всей ясностью, что именно случилось то, о чем утромговорило предчувствие, и что она покидает особняк и прежнюю свою жизньнавсегда. Но от этой прежней жизни все же откололась одна мысль о том, чтонужно исполнить только один последний долг перед началом чего-то нового,необыкновенного, тянущего ее наверх, в воздух. И она, как была нагая, изспальни, то и дело взлетая на воздух, перебежала в кабинет мужа и, осветивего, кинулась к письменному столу. На вырванном из блокнота листе она безпомарок быстро и крупно карандашом написала записку: "Прости меня и как можно скорее забудь. Я тебя покидаю навек. Не ищименя, это бесполезно. Я стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших меня.Мне пора. Прощай. Маргарита". С совершенно облегченной душой Маргарита прилетела в спальню, и следомза нею туда же вбежала Наташа, нагруженная вещами. И тотчас все эти вещи,деревянные плечики с платьем, кружевные платки, синие шелковые туфли нараспялках и поясок -- все это посыпалось на пол, и Наташа всплеснулаосвободившимися руками. -- Что, хороша? -- громко крикнула охрипшим голосом МаргаритаНиколаевна. -- Как же это? -- шептала Наташа, пятясь, -- как вы это делаете,Маргарита Николаевна? -- Это крем! Крем, крем, -- ответила Маргарита, указывая на сверкающуюзолотую коробку и поворачиваясь перед зеркалом. Наташа, забыв про валяющееся на полу мятое платье, подбежала к трюмо ижадными, загоревшимися глазами уставилась на остаток мази. Губы ее что-тошептали. Она опять повернулась к Маргарите и проговорила с каким-тоблагоговением: -- Кожа-то! Кожа, а? Маргарита Николаевна, ведь ваша кожа светится. --Но тут она опомнилась, подбежала к платью, подняла и стала отряхивать его. -- Бросьте! Бросьте! -- кричала ей Маргарита, -- к черту его, всебросьте! Впрочем, нет, берите его себе на память. Говорю, берите на память.Все забирайте, что есть в комнате. Как будто ополоумев, неподвижная Наташа некоторое время смотрела наМаргариту, потом повисла у нее на шее, целуя и крича: -- Атласная! Светится! Атласная! А брови-то, брови! -- Берите все тряпки, берите духи и волоките к себе в сундук, прячьте,-- кричала Маргарита, -- но драгоценностей не берите, а то вас в кражеобвинят. Наташа сгребла в узел, что ей попало под руку, платья, туфли, чулки ибелье, и побежала вон из спальни. В это время откуда-то с другой стороны переулка, из открытого окна,вырвался и полетел громовой виртуозный вальс и послышалось пыхтениеподъехавшей к воротам машины. -- Сейчас позвонит Азазелло! -- воскликнула Маргарита, слушаясыплющийся в переулке вальс, -- он позвонит! А иностранец безопасен. Да,теперь я понимаю, что он безопасен! Машина зашумела, удаляясь от ворот. Стукнула калитка, и на плиткахдорожки послышались шаги. "Это Николай Иванович, по шагам узнаю, -- подумала Маргарита, -- надобудет сделать на прощание что-то очень смешное и интересное". Маргарита рванула штору в сторону и села на подоконник боком, охвативколено руками. Лунный свет лизнул ее с правого бока. Маргарита поднялаголову к луне и сделала задумчивое и поэтическое лицо. Шаги стукнули ещераза два и затем внезапно стихли. Еще полюбовавшись на луну, вздохнув дляприличия, Маргарита повернула голову в сад и действительно увидела НиколаяИвановича, проживающего в нижнем этаже этого самого особняка. Луна яркозаливала Николая Ивановича. Он сидел на скамейке, и по всему было видно, чтоон опустился на нее внезапно. Пенсне на его лице как-то перекосилось, а свойпортфель он сжимал в руках. -- А, здравствуйте, Николай Иванович! -- грустным голосом сказалаМаргарита, -- добрый вечер! Вы из заседания? Николай Иванович ничего не ответил на это. -- А я, -- продолжала Маргарита, побольше высовываясь в сад, -- сижуодна, как видите, скучаю, гляжу на луну и слушаю вальс. Левою рукою Маргарита провела по виску, поправляя прядь волос, потомсказала сердито: -- Это невыносимо, Николай Иванович! Все-таки я дама, в конце концов!Ведь это хамство не отвечать, когда с вами разговаривают! Николай Иванович, видный в луне до последней пуговки на серой жилетке,до последнего волоска в светлой бородке клинышком, вдруг усмехнулся дикойусмешкой, поднялся со скамейки и, очевидно, не помня себя от смущения,вместо того, чтобы снять шляпу, махнул портфелем в сторону и ноги согнул,как будто собирался пуститься вприсядку. -- Ах, какой вы скучный тип, Николай Иванович, -- продолжала Маргарита,-- вообще вы все мне так надоели, что я выразить вам этого не могу, и так ясчастлива, что с вами расстаюсь! Ну вас к чертовой матери! В это время за спиною Маргариты в спальне грянул телефон. Маргаритасорвалась с подоконника и, забыв про Николая Ивановича, схватила трубку. -- Говорит Азазелло, -- сказали в трубке. -- Милый, милый Азазелло! -- вскричала Маргарита. -- Пора! Вылетайте, -- заговорил Азазелло в трубке, и по тону его былослышно, что ему приятен искренний, радостный порыв Маргариты, -- когдабудете пролетать над воротами, крикните: "Невидима!" Потом полетайте надгородом, чтобы попривыкнуть, а затем на юг, вон из города, и прямо на реку.Вас ждут! Маргарита повесила трубку, и тут в соседней комнате что-то деревяннозаковыляло и стало биться в дверь. Маргарита распахнула ее, и половая щетка,щетиной вверх, танцуя, влетела в спальню. Концом своим она выбивала дробь наполу, лягалась и рвалась в окно. Маргарита взвизгнула от восторга и вскочилана щетку верхом. Тут только у наездницы мелькнула мысль о том, что она вэтой суматохе забыла одеться. Она галопом подскочила к кровати и схватилапервое попавшееся, какую-то голубую сорочку. Взмахнув ею, как штандартом,она вылетела в окно. И вальс над садом ударил сильнее. С окошка Маргарита скользнула вниз и увидела Николая Ивановича наскамейке. Тот как бы застыл на ней и в полном ошеломлении прислушивался ккрикам и грохоту, доносящимся из освещенной спальни верхних жильцов. -- Прощайте, Николай Иванович! -- закричала Маргарита, приплясываяперед Николаем Ивановичем. Тот охнул и пополз по скамейке, перебирая по ней руками и сбив наземьсвой портфель. -- Прощайте навсегда! Я улетаю, -- кричала Маргарита, заглушая вальс.Тут она сообразила, что рубашка ей ни к чему не нужна, и, зловеще захохотав,накрыла ею голову Николая Ивановича. Ослепленный Николай Иванович грохнулсясо скамейки на кирпичи дорожки. Маргарита обернулась, чтобы последний раз глянуть на особняк, где такдолго она мучилась, и увидела в пылающем огне искаженное от изумления лицоНаташи. -- Прощай, Наташа! -- прокричала Маргарита и вздернула щетку, --невидима, невидима, -- еще громче крикнула она и между ветвями клена,хлестнувшими ее по лицу, перелетев ворота, вылетела в переулок. И вслед ейполетел совершенно обезумевший вальс.
