ПОЛУСТАНОК. ШТАТ АЛАБАМА
7 ноября 1967 г.
Хэнку Робертсу недавно стукнуло 27 лет, и он возглавлял собственную строительную компанию. Нынче утром ему и его длинноволосому приятелю Тревису подвернулась работенка. Огромный желтый бульдозер кряхтел и стонал, выворачивая наизнанку пустырь около старого дома Тредгудов на Первой улице. Здесь собирались возвести из красного кирпича пристройку к баптистской церкви. Тревис, с утра пораньше успевший выкурить два косячка, шлялся по пустырю, пиная комья, и вдруг забормотал себе под нос: — Не, ты только глянь на это дерьмо. Да-а, ни хрена себе… Вскоре Хэнк решил передохнуть, и Тревис позвал его: — Эй, дружище, глянь-ка сюда! Хэнк подошел и уставился на развороченную землю. Там было полно рыбьих голов, вернее, того, что от них осталось: вперемешку лежали маленькие челюсти с острыми зубками и ссохшиеся черепа свиней и кур, съеденных на обед людьми, о которых, наверно, давным-давно все позабыли. Но Хэнк вырос в деревне, и ему было не впервой такое видеть. — Надо же! — только и сказал он. Он уселся в сторонке, открыл судок и принялся за сандвич. Но Тревис никак не мог угомониться, все ходил по пустырю и поражался. Выуживал из земли то кость, то черепушку, то челюсть с зубами. — Господи Иисусе, да их тут прямо сотни! На кой хрен их сюда закопали? — А я почем знаю. — Чудно все-таки! Хэнк огрызнулся: — Да иди ты к черту! Подумаешь, куча свиных голов. Ты меня уже достал с ними! Тревис пнул ботинком ещё один ком земли и вдруг застыл как вкопанный. — Эй, Хэнк! — крикнул он хриплым голосом. — Ну чего еще? — Ты когда-нибудь слыхал, чтоб у свиней были стеклянные глаза? Хэнк нехотя подошел к нему и глянул вниз. — Да-а, — сказал он. — Чертовщина какая-то! КАФЕ «ПОЛУСТАНОК»
Полустанок, штат Алабама 13 декабря 1930 г.
Мама Тредгуд заболела, и Руфь с Иджи отправились её навестить. С ребенком, как обычно, пришла посидеть Сипси. Правда, сегодня она была не одна: за ней увязался одиннадцатилетний Артис. Он был сущий дьяволенок, но прогнать его она не могла. Пробило восемь, Артис уснул, а Сипси слушала радио и ела домашний хлеб с черной патокой. Неожиданно в полнейшей тишине послышался шорох листьев под колесами черного пикапа с номерами штата Джорджия. Фары у него были погашены. Машина остановилась у кафе. Через две минуты пьяный Фрэнк Беннет пинком распахнул дверь черного хода и прямиком направился через кухню в детскую. Он наставил на Сипси ружье и шагнул к кроватке. Сипси рванулась было к ребенку, но он схватил её за шиворот и швырнул через всю комнату. Она вскочила на ноги и закричала: — Оставьте дите в покое! Это дите мисс Руфи! — Вали отсюда, черномазая! — Фрэнк со всего маху ударил её прикладом, и Сипси упала замертво, из-за уха потекла струйка крови. Артис проснулся и с криком «Бабуля!» бросился к ней, а Фрэнк Беннет вытащил из кроватки ребенка и, шатаясь, направился к выходу. Луна в ту ночь только народилась, и её света едва хватило Фрэнку, чтобы найти дорогу к грузовику. Он открыл дверцу, положил спящего ребенка на переднее сиденье и уже собирался сесть за руль, как вдруг услышал за спиной какой-то звук. Будто чем-то тяжелым ударили по бревну, накрытому стеганым одеялом. Этот звук — звук от удара тяжеленной чугунной сковороды, обрушившейся на его пышную шевелюру и расколовшей череп, было последнее, что он услышал в своей жизни. Он умер мгновенно — раньше, чем свалился на землю, а Сипси уже шла к дому, качая младенца и приговаривая: — Никто не заберет это дите, пока я живая, нет, сэр! Фрэнк Беннет никак не мог предположить, что она очухается после его удара. Он не знал, что эта худенькая, хрупкая женщина с одиннадцати лет орудовала огромными сковородами. Он ничего этого не знал, и это стоило ему жизни. Когда Сипси проходила мимо остолбеневшего от ужаса Артиса, он заметил, что глаза у неё стали совсем безумными. — Беги, — сказала она, — беги и разбуди Большого Джорджа. Я там белого убила, совсем убила, до смерти. Артис на цыпочках подкрался к лежавшему у машины человеку и наклонился, пытаясь разглядеть, кто это. В зыбком свете луны блеснул стеклянный глаз. Артис мчался по шпалам с такой скоростью, что у него перехватывало дыхание, и, пока добежал до дому, совсем задохнулся. Большой Джордж спал, но Онзелла ещё не ложилась и прибирала на кухне. Он рывком распахнул дверь и, держась за бок и хватая ртом воздух, выпалил: — Мне отца надо! — Ты отца лучше не буди, — сказала Онзелла, — не то он тебя так вздует, что на задницу до старости не сядешь. Но Артис уже влетел в спальню и принялся трясти Большого Джорджа за плечо. — Папа, папа, пошли со мной! Большой Джордж сразу подскочил. — Ты чего? Что случилось, парень? — Не могу сказать. Бабушка велит тебе идти в кафе. — Бабушка? — Да, срочно! Она сказала, чтобы быстро срочно! Большой Джордж уже натягивал штаны. — Молись, если это шутка, парень. Так всыплю, что своих не узнаешь. Онзелла, стоя в дверях, с тревогой прислушивалась к их разговору. Она потянулась было за свитером, чтобы пойти с ними, но Большой Джордж велел ей остаться. — Может, ей плохо стало? — забеспокоилась она. — Да нет, детка, не плохо. Сиди дома, — мягко сказал Джордж. В комнату заглянул сонный Джаспер: — Чего это вы? — Ничего, милый, иди спать, да смотри не разбуди Билли. Когда они отошли от дома, Артис сказал: — Папа, бабушка убила белого, до смерти. Луна совсем скрылась в облаках, и Большой Джордж не видел лица своего сына. — Если кто и будет мертвым, так это ты, парень, когда я выясню, что за игры ты затеял посреди ночи. Сипси ждала их во дворе. Большой Джордж наклонился, потрогал холодную руку Фрэнка, потом откинул простыню, которой Сипси накрыла тело, отступил на полшага и убрал руки за спину. — М-м-м, — качал он головой, глядя на труп. — На этот раз ты его пришибла, мать. Но Большой Джордж не только качал головой, он лихорадочно соображал, как быть дальше. Негру, который убил белого в Алабаме, ни на какие поблажки рассчитывать не приходилось, и у него не было выхода, кроме как сделать то, что он придумал. Он поднял тело Фрэнка и, взвалив его на плечо, сказал Артису: — Пошли. Он отнес труп в деревянный сарай на заднем дворе, положил на грязный пол и снова сказал Артису: — Сиди тут, пока я не приду. Надо избавиться от грузовика. Когда через час вернулись Руфь и Иджи, малыш спокойно спал в кроватке. Иджи отвезла Сипси домой и по дороге говорила, как она беспокоится о здоровье мамы Тредгуд, а Сипси так и не призналась, что они чуть было не потеряли ребенка. Артис всю ночь просидел в сарае на корточках, раскачиваясь взад и вперед и стуча зубами в нервном ознобе. Около четырех утра, не в силах больше сопротивляться, он достал перочинный нож и в кромешной тьме стал бить накрытое простыней тело: один, два, три, четыре — он наносил удары один за другим. Когда почти рассвело, дверь со скрипом отворилась, и Артис от страха описался. Это вернулся его отец. Он утопил грузовик в реке около «Фургонного колеса» и весь обратный путь — почти десять миль — прошел пешком. — Надо сжечь его одежду, — сказал Большой Джордж. Он откинул простыню, и оба остолбенели, уставившись на тело. Первые солнечные лучи пробивались сквозь щели старого сарая. Артис, открыв рот, взглянул на Большого Джорджа круглыми, как блюдца, глазами. — Пап, у этого белого нет никакой головы. Большой Джордж снова покачал головой: — М-м-м! Его мать отрезала белому голову и где-то закопала. Он постоял немного, чтобы прийти в себя от потрясения. Потом сказал: — Помоги-ка мне с его одеждой. Артис никогда раньше не видел белого человека голым. Тело у него было бело-розовое, прямо как у мертвой свиньи, которую ошпарили и опалили. Большой Джордж отдал ему простыню и окровавленную одежду и велел закопать в лесу, а потом идти домой. И чтобы ни слова. Никому. Нигде. Никогда. Копая яму, Артис невольно улыбался: теперь у него была тайна. Огромная тайна, которую придется хранить до самой смерти. Тайна, которая придаст ему сил, если он ослабеет духом. Тайна, которая принадлежит только ему и разве что дьяволу. Эта мысль доставляла ему необыкновенную радость. Никогда больше не почувствует он ни гнева, ни боли, ни унижения, никогда — теперь он другой. Навеки отделен от остальных негров. Он вонзал нож в белого человека… И пусть теперь белые издеваются над ним сколько влезет, он будет только улыбаться про себя: однажды я ударил ножом одного из вас! В полвосьмого утра Большой Джордж уже резал свиней и кипятил воду в большом чугунном котле — рановато, конечно, для этого времени года, но не так чтобы слишком. А днем к ним явился Грэди с двумя следователями из Джорджии, которые расспрашивали о пропавшем белом, и Артис едва не потерял сознание от страха, когда тощий мужчина заглянул прямо в котел. Он был уверен, что этот человек заметит, как среди кипящих и булькающих кусков свинины плавала рука Фрэнка Беннета. Но, к счастью, тот ничего не увидел, и два дня спустя толстяк из Джорджии сказал Большому Джорджу, что в жизни не пробовал такого вкусного барбекю, и спросил, в чем тут секрет. На что Большой Джордж усмехнулся и ответил: — Спасибо, сэр. Все дело в подливке, да, сэр.
|