ЯВЛЕНИЕ 20

 

Графиня‑бабушка и Князь Тугоуховский.

 

 

Графиня‑бабушка

 

Князь, князь! ох, этот князь, по п алам, сам чуть т ышит!

Князь, слышали? —

 

 

Князь

 

Э‑хм?

 

 

Графиня‑бабушка

 

Он ничего не слышит!

Хоть мо ш ет, видели, здесь полицмейстер п ыл?

 

 

Князь

 

Э‑хм?

 

 

Графиня‑бабушка

 

В тюрьму‑та, князь, кто Чацкого схватил?

 

 

Князь

 

И‑хм?

 

 

Графиня‑бабушка

 

Тесак ему да ранец,

В сол т аты! Шутка ли! переменил закон!

 

 

Князь

 

У‑хм?

 

 

Графиня‑бабушка

 

Да!.. в п усурманах он!

Ах! окаянный волтерьянец!

Что? а? глух, мой отец; достаньте свой рожок.

Ох! глухота большой порок.

 

ЯВЛЕНИЕ 21

 

Те же и Хлёстова, София, Молчалин, Платон Михайлович, Наталья Дмитриевна, Графиня‑внучка, Княгиня с дочерьми, Загорецкий, Скалозуб, потом Фамусов и многие другие.

 

 

Хлёстова

 

С ума сошел! прошу покорно!

Да невзначай! да как проворно!

Ты, Софья, слышала?

 

 

Платон Михайлович

 

Кто первый разгласил?

 

 

Наталья Дмитриевна

 

Ах, друг мой, все!

 

 

Платон Михайлович

 

Ну все, так верить поневоле,

А мне сомнительно.

 

 

Фамусов

 

(входя)

О чем? о Чацком, что ли?

Чего сомнительно? Я первый, я открыл!

Давно дивлюсь я, как никто его не свяжет!

Попробуй о властях — и н и весть что наскажет!

Чуть низко поклонись, согнись‑ка кто кольцом,

Хоть пред монаршиим лицом,

Так назовет он подлецом!..

 

 

Хлёстова

 

Туда же из смешливых;

Сказала что‑то я — он начал хохотать.

 

 

Молчалин

 

Мне отсоветовал в Москве служить в Архивах.

 

 

Графиня‑внучка

 

Меня модисткою изволил величать!

 

 

Наталья Дмитриевна

 

А мужу моему совет дал жить в деревне.

 

 

Загорецкий

 

Безумный по всему.

 

 

Графиня‑внучка

 

Я видела из глаз.

 

 

Фамусов

 

По матери пошел, по Анне Алексевне;

Покойница с ума сходила восемь раз.

 

 

Хлёстова

 

На свете дивные бывают приключенья!

В его лета с ума спрыгн у л!

Чай, пил не по летам.

 

 

Княгиня

 

О! верно…

 

 

Графиня‑внучка

 

Без сомненья.

 

 

Хлёстова

 

Шампанское стаканами тянул.

 

 

Наталья Дмитриевна

 

Бутылками‑с, и пребольшими.

 

 

Загорецкий

 

(с жаром)

Нет‑с, бочками сороковыми.

 

 

Фамусов

 

Ну вот! великая беда,

Что выпьет лишнее мужчина!

Ученье — вот чума, ученость — вот причина,

Что нынче, пуще, чем когда,

Безумных развелось людей, и дел, и мнений.

 

 

Хлёстова

 

И впрямь с ума сойдешь от этих, от одних

От пансионов, школ, лицеев, как бишь их,

Да от ланкартачных взаимных обучений.31

 

 

Княгиня

 

Нет, в Петербурге институт

Пе‑да‑го‑гический, так, кажется, зовут:

Там упражняются в расколах и в безверьи,

Профессоры!! — у них учился наш родня,

И вышел! хоть сейчас в аптеку, в подмастерьи.

От женщин бегает, и даже от меня!

Чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник,

Князь Федор, мой племянник.

 

 

Скалозуб

 

Я вас обрадую: всеобщая молва,

Что есть проект насчет лицеев, школ, гимназий;

Там будут лишь учить по нашему: раз, два;

А книги сохранят так: для больших оказий.

 

 

Фамусов

 

Сергей Сергеич, нет! Уж коли зло пресечь:

Забрать все книги бы, да сжечь.

 

 

Загорецкий

 

(с кротостию)

Нет‑с, книги книгам рознь. А если б, между нами,

Был ценсором назначен я,

На басни бы налег; ох! басни — смерть моя!

Насмешки вечные над львами! над орлами!

Кто что ни говори:

Хотя животные, а все‑таки цари.

 

 

Хлёстова

 

Отцы мои, уж кто в уме расстроен,

Так всё равно, от книг ли, от питья ль;

А Чацкого мне жаль.

По‑христиански так; он жалости достоин,

Был острый человек, имел душ сотни три.

 

 

Фамусов

 

Четыре.

 

 

Хлёстова

 

Три, сударь.

 

 

Фамусов

 

Четыреста.

 

 

Хлёстова

 

Нет! триста.

 

 

Фамусов

 

В моем календаре…

 

 

Хлёстова

 

Всё врут календари.

 

 

Фамусов

 

Как раз четыреста, ох! спорить голосиста!

 

 

Хлёстова

 

Нет! триста! — уж чужих имений мне не знать!

 

 

Фамусов

 

Четыреста, прошу понять.

 

 

Хлёстова

 

Нет! триста, триста, триста.

 

ЯВЛЕНИЕ 22

 

Те же все и Чацкий.

 

 

Наталья Дмитриевна

 

Вот он.

 

 

Графиня‑внучка

 

Шш!

 

 

Все

 

Шш!

(Пятятся от него в противную сторону.)

 

Хлёстова

 

Ну как с безумных глаз

Затеет драться он, потребует к разделке!

 

 

Фамусов

 

О господи! помилуй грешных нас!

(Опасливо.)

Любезнейший! Ты не в своей тарелке.

С дороги нужен сон. Дай пульс. Ты нездоров.

 

 

Чацкий

 

Да, мочи нет: мильон терзаний

Груди от дружеских тисков,

Ногам от шарканья, ушам от восклицаний,

А пуще голове от всяких пустяков.

(Подходит к Софье.)

Душа здесь у меня каким‑то горем сжата,

И в многолюдстве я потерян, сам не свой.

Нет! недоволен я Москвой.

 

 

Хлёстова

 

Москва, вишь, виновата.

 

 

Фамусов

 

Подальше от него.

(Делает знаки Софии.)

Гм, Софья! — Не глядит!

 

 

София

 

(Чацкому)

Скажите, что вас так гневит?

 

 

Чацкий

 

В той комнате незначащая встреча:

Французик из Бордо, надсаживая грудь,

Собрал вокруг себя род веча

И сказывал, как снаряжался в путь

В Россию, к варварам, со страхом и слезами;

Приехал — и нашел, что ласкам нет конца;

Ни звука русского, ни русского лица

Не встретил: будто бы в отечестве, с друзьями;

Своя провинция. Посмотришь, вечерком

Он чувствует себя здесь маленьким царьком;

Такой же толк у дам, такие же наряды…

Он рад, но мы не рады.

Умолк, и тут со всех сторон

Тоска, и оханье, и стон.

Ах! Франция! Нет в мире лучше края! —

Решили две княжны, сестрицы, повторяя

Урок, который им из детства натвержен.

Куда деваться от княжен!

Я одаль воссылал желанья

Смиренные, однако вслух,

Чтоб истребил господь нечистый этот дух

Пустого, рабского, слепого подражанья;

Чтоб искру заронил он в ком‑нибудь с душой,

Кто мог бы словом и примером

Нас удержать, как крепкою возжой,

От жалкой тошноты по стороне чужой.

Пускай меня отъявят старовером,

Но хуже для меня наш Север в о сто крат

С тех пор, как отдал всё в обмен на новый лад —

И нравы, и язык, и старину святую,

И величавую одежду на другую

По шутовскому образцу:

Хвост сзади, спереди какой‑то чудный выем,

Рассудку вопреки, наперекор стихиям;

Движенья связаны, и не краса лицу;

Смешные, бритые, седые подбородки!

Как платья, волосы, так и умы коротки!..

Ах! если рождены мы всё перенимать,

Хоть у китайцев бы нам несколько занять

Премудрого у них незнанья иноземцев.

Воскреснем ли когда от чужевластья мод?

Чтоб умный, бодрый наш народ

Хотя по языку нас не считал за немцев.

"Как европейское поставить в параллель

С национальным — странно что‑то!

Ну как перевести мадам и мадмуазель?

Ужли сударыня!!" — забормотал мне кто‑то…

Вообразите, тут у всех

На мой же счет поднялся смех.

" Сударыня! ха! ха! ха! ха! прекрасно!

Сударыня! ха! ха! ха! ха! ужасно!!" —

Я, рассердясь и жизнь кляня,

Готовил им ответ громовый;

Но все оставили меня. —

Вот случай вам со мною, он не новый;

Москва и Петербург — во всей России то,

Что человек из города Бордо,

Лишь рот открыл, имеет счастье

Во всех княжен вселять участье;

И в Петербурге и в Москве,

Кто недруг выписных лиц, вычур, слов кудрявых,

В чьей, по несчастью, голове

Пять, шесть найдется мыслей здравых

И он осмелится их гласно объявлять, —

Глядь…

(Оглядывается, все в вальсе кружатся с величайшим усердием. Старики разбрелись к карточным столам.)