СРАТЬ ПО-ПРОЛЕТАРСКИ.

Пахнет в клозете калом,
Гнусным и жутко едким
После того, как слесарь
Выйдет оттуда живым.
Пахнет протухшим салом,
Не столь адово редким,
Ведь сильную вонь в туалете
После сварщика гасит дым.
Аппаратчик гадит не жестче,
Но всё же проветривать стоит -
Хоть сорок минут в туалете
Надо дверь настежь открыть.
С технологом все попроще,
Запах ни разу не кроет.
Овощами пахнет. Заметьте!
Но всё же следует смыть.
А если начальник изволит
В уборной нашей покакать,
Ландышем и лавандой благоухает клозет.
От запаха диких магнолий,
Умиляясь, будешь ты плакать.
И с сожаленьем и скорбью
За ним смоешь только в обед.
А как же срёт тогда мастер,
Смену с утра сдавая? –
Спросит завода не нюхавший
Офисный нас пижон.
Мастер срет как собакой
Волк, что в лесу загоняем,
Присев отдохнуть под кустик,
Раненый в жопу ножом.

 

 

++++++++

Как в треснувшее зеркало в себя глядеть
Сквозь собственный ад пытаться пролететь
Небо над заводом как клеть.
А облака над заводом как ватки.
На работе выдали перчатки!
Чтобы катать ими бо-о-очки
- У вас во диктанте мертвые точки, -
Завуч тянулся к заточке
Глядя на сисек кочки.
Из космоса ни одной строчки
Квакают в спине сыночки.

 

+++++++

Валерий Комиссаров как бык на корриде
Выходит на тропу войны –
Исповедь человека в маске коснулась Лидии,
Его блядовитой жены
Наполнены ядом кураре
Соки «Моя Семья»
Чада зла и злого угару
Ожидается до хуя.
Алексей Лысенков снимает на видео
Многосерийный снафф
Как Комиссаров расчленяет Лидию
И прочий кровавый стафф
Блядская ведьма Малышева Елена
Дрочит очко Сатаны
Насаживая детей на головку члена
На экранах любимой страны

 

++++++++++++++

Солнцезащитный хуй и Хвойная пизда
Живут в согласии, ладу и мире.
Для него быстрая на лошади езда,
А для неё уют, кровать, тепло в сортире.
Лубочный сын их медным пятаком
Всё детство по базаром промотался
Он всё жар-боровом мечтал побыть тайком
В пятнадцать лет от этой мысли отказался
Его бабуля, тощая свеколка,
Настойки делает с самой себя
Бывает, барин приезжает на двуколке
И покупает их, дензнаки теребя.
Сестра Солнцезащитного – скорлупка
От желудя, ореха, от яйца.
Живет она, как надо думать, хрупко -
Сложением ни в мать и ни в отца.
Живут они нечёсаны, немыты,
Пизда лишь хвойная счищает свою плоть.
Пусть будут они тотчас же забыты,
Или придется тебя, парень, напороть.

 

+++++++++++++

Звонарь глубинных страхов, птенец, застывший насмерть.

Не будит и не будет будить тебя, дружок.

Питомец личных крахов и ужасов на Тасме

Во сне тебя проглотит как с мясом пирожок

 

++++++++++++

Попёрживая словно Вельзевул,

Пустил в присядку молодые ноги

Гримасу скомкав – просто караул! –

Пугаю всех прохожих на дороге.

Кидаюсь им навстречу, верещу

Пускаю слюни, рукава грызу прохожим

Доволен каждому от них себе лещу

Но всё же становлюсь я осторожен.

 

++++++++

Смотрю на танцы чукчей на берегу моря

в день окончания второй мировой

не чувствую мёда победы и воспоминаний горя,

идя вдоль линии береговой.

Смотрю на ветрами изрытые лица,

На редких героев, вернувшихся в чум

Шуба шамана на солнце лоснится

Как северное сияние пылает его ум

Шкуры висят и мелькают тени

Мы не рабы, мы олени

Тундра стоит и бегают глыбы

Как на дне китовые тени

Скоро октябрь. Морем пахнет

Шаман отпустил своих сов

За чумом последний призрак чахнет,

Ездовых пугая лишь псов.

 

+++++++++

Бьется сослепу мизгирька

В свежий плинтус у стены

Ему щёлку оттопырь-ка,

Чтоб в края пролез родны

 

+++++++++

На внутреннем небе ни солнца ни тучи

Серые трубы собираются в кучи

Каждому глазу своя простота

Червь ползет в паутине крота

 

+++++++++

картуз на глаз, карт-бланш на выход!

шинель распахнута ветрам.

вокруг царит неразбериха,

а душу согреват наган.

 

++++++++++++

Пьёшь витаминки из дохлых рыб.

Думаешь о прериях, вельзевуле и хлебе.

Боишься нагромождения семейных глыб,

Мечтаешь о выделенном на тебя небе.

Говоришь о доспехах оруженосцев вождей,

Видишь чешую околоплодных стай,

Придумываешь погоду из жары и дождей.

Знаешь, что для кого-то в аду рай.

 

+++++++++++++

Я как серый пепел на свинцовых плитах,

Как помёт голубиный на бронзовых плечах.

Выпит был вчера водки целый литр,

Мир тускнеет словно вечер при свечах.

 

+++++++++++

Внешность его была яркая:

Он наполовину был конь.

Натура его была жаркая,

Можно сказать, дух-огонь!

 

Учился он, правда, на троечки.

Больше любил погулять.

Его папа – садовая соечка,

Ну а мама – гнетущая блядь.

 

Он любил представлять себя ветром,

Что несётся с водных полей.

И особенно чутко жил летом:

Примерял много новых ролей –

 

То соловушкой виделся малым,

Что сидит на сирени кусте.

То военным, то заревом алым,

То сверчком на подпрелом листе.

 

Но маман его мысль обрывала:

«Не забудь, сын, ведь ты полуконь.

Тебя жизнь-то в тиски так прижала,

Что судьба твоя - слякоть и вонь!»

 

 

++++++++

В маслянистой телогрейке

Я мусолил соску сна

Сердце как солдат на рейке

Прыгало с вершин до дна.

Было страшно и тревожно

Как при высадки на Крит

В темноте ведь всё возможно,

Даже всяческий spirit.

Утро встретило криком радио,

Потрогал сердце – на месте,

Сверил с паспортом рожу и Ф.И.О. –

Хорошо быть с разумом вместе.

 

+++++++++

Коптишь смолёные яички

В пристанище у мудрых дев?

Взбивая словно сыр-омичку

Болтов их соки зрелых плев.

Иль одиноко смотришь в чашку

И вспоминаешь эту ночь?

Как отнял на вина стакашку

У старой мамы взрослу дочь.

 

 

+++++++

На пёсьи брыльца свово дня

Я сыплю кокаин событий.

А с неба крапает хуйня.

Толкнул мента, сказал: «Простите».

И ложноножками суждений

Мы щупаем возможности Игры,

Чтоб, проломив наст заблуждений,

В снегу искристом отыскать дары.

 

++++++++

Посадил в огороде багульник
Неокрепший с холеры дедок
По природе он был богохульник,
Не слетал с уст слов добрых медок
Может жил потому что барбосом:
В конуре, на отшибе, один…
Лишь кончались когда папиросы,
Он уныло входил в магазин.
В его древней, как сам он, хибаре
Лишь топчан, стол, ноутбук и комод.
Настрочит в интернет о кошмаре
И подпишется: krot_antikrot.

 

 

http://krot-antikrot.livejournal.com/

http://vk.com/club30041913

Издательский дом имени Анатолия Сирика.

Типография дяди Толи Капуцинникова.