Глава 18
Делайла.
Перед диваном в офисе доктора Духарма стоит гигантский аквариум, заполненный тропическими рыбками. Я знаю, что он должен быть прекрасным и успокаивать, но меня он только подавляет. Я абсолютно уверена, что они бы с удовольствием лучше поплавали бы в Карибском море.
— Итак, — говорит психолог, — назови мне спонтанно пять мест, в которых ты хотела бы оказаться.
Я поднимаю взгляд на него. — В Англии во время чумы, у зубного врача для лечения коренного зуба, на съемках телепузиков, закрытие Дексикло и... на заключительном тесте в старшей школе.
Он переплетает пальцы рук и начинает использовать мои слова. — Телепузики? — говорит он после короткого времени и искривляет лицо. — Все так плохо?
— Так плохо, — говорю я, но мой рот при этом дрожит.
Он миловидно улыбается, а еще его волосы, он такого же возраста как моя мать. — Твоя мать думает, ты не сделала ничего особенного, чтобы прийти ко мне, — говорит доктор Духарма.
— Не принимайте к себе лично. Со мной все в порядке.
— Рад это слышать. Но это тоже не причина, почему твоя мать так переживает.
Он наклоняется вперед. — Она обеспокоена, так как в последнее время, ты, очевидно, изолируешься. Ты одержима болезненной страстью к этой книги, вероятно, даже одержима ей.
Когда я не ответила, он складывает руки. — Когда я был того же возраста как ты, я смотрел "Счастливое рождество" каждое рождество минимум раз десять. "За это отнимают глаза!" — цитирует он.
Я непонимающе пристально смотрю на него.
— Ты, наверное, не знаешь этот фильм, — объясняет врач. — Я хочу тебе этим сказать, что я смотрел его снова и снова, потому что это было легче, чем признать то, что рождество для детей, родители которых разведены, довольно печальная вещь.
Иногда вещи, которые приносят нам утешение, только усугубляют проблему, — он смотрит прямо мне в глаза, — Вероятно, ты можешь объяснить мне, почему эта история так важна для тебя.
Я не знаю, что должна ответить. Если я скажу, что Оливер разговаривает со мной, тогда я буду выглядеть как сумасшедшая.
— Я не читаю ее, потому что скучаю по отцу или ненавижу мою мать, или еще по какой-то значительной причине, которую психологи всегда пытаются найти. Это действительно не такая уж и важная вещь.
— Твоя мама считает, что это очень важная для тебя вещь, — отвечает доктор
Духарме. — Я не много знаю пятнадцатилетних девочке, которые проводят время за чтением сказок.
— Это не просто сказка, — выпаливаю я.
— Что ты имеешь в виду?
— Это неповторимая история. И есть только один экземпляр во всем мире.
— Понимаю, — говорит психолог. — Редкие книги прельщают тебя?
— Нет, — отвечаю я покраснев. — Это главный персонаж. Я хорошо могу идентифицировать себя с ним.
— Насколько?
Я размышляю, некоторое время и смотрю на рыбок, которые нарезают круги в аквариуме доктора. — Он хотел бы, чтобы его жизнь была другой.
— Ты тоже хочешь, чтобы твоя жизнь была другой?
— Нет, — говорю я разочарованно. — Речь идет не обо мне. Это то, что он рассказал мне, — в этот момент меня охватывает паника, я сказала как раз то, что ни в коем случае не хотела говорить.
— Итак... — ты слышишь, что он говорит?
Психолог держит меня за сумасшедшую. С другой стороны, почему я еще могла бы оказаться здесь?
— Я не слышу
голоса. Я слышу только Оливера. Подождите, — говорю я. — Я покажу вам.
Я листаю книгу до сорок третьей страницы.
Там Оливер висит на скале, зажав кинжал между зубов. — Оливер, — прошу я его. — Скажи что-нибудь.
Ничего.
— Оливер! — стонаю я. — Я не знаю, почему он ничего не говорит.
— И что ты при этом испытываешь? — спрашивает доктор Духарме.
Оливер знает, что я тут. Я понимаю это по тому, как он бросает на меня взгляд, когда он думает, что психолог не видит.
Он действительно не понимает, что я нуждаюсь в нем как никогда раньше? Что сейчас не самое лучшее время, чтобы обмениваться взглядами? То, что наше общее будущее, вероятно, зависит от того, что он издаст хоть какой-либо звук? Я склоняюсь над книгой и нажимаю на страницу.
— Оливер, — выталкиваю я между зубами.
— Говори!
Ответа нет.
Ну, хорошо, если он хочет сыграть в игру со мной.
— Ну, хорошо, Попробуем на другой странице.
Я листаю книгу до последней странице, на которой Оливер и Серафима объединяются в глубокий поцелуй.
Мне кажется, я вижу, как он извивается.
С ним действительно это происходит.
— У тебя есть сложности, различить... скажем, сон, который ты видела последней ночью, и реальность? — хочет знать доктор.
— Я не выдумала это! — настаиваю я.
— Хм, мы увидимся еще раз, — зло я листаю книгу между сценами, где Оливер дерется с драконом и последней страницей. Мне только кажется, или он на самом деле целует Серафиму так, как будто ему нравится?
Разозлившись, я открываю и закрываю книгу несколько раз.
Затем тихое:
— Я сдаюсь.
— Вы слышали это? — выкрикиваю я.
— Ты слышала что-то? — спрашивает мужчина.
Оливер. Я слышала Оливера, четко и ясно.
— Вы видимо, нет? — спрашиваю я, но ответ знаю я заранее. Оливер рассказал мне, что за долгие годы, которые он живет в этой сказке, я первая читательница, которая услышала его.
Психолог забирает книгу у меня из рук и кладет ее на боковой стол рядом с нами, раскрытая все еще на той же странице, где Оливер противостоит Пиро с глазу на глаз.
— Делайла, — говорит он спокойно. — Я знаю, что иногда проще, жить в выдуманном мине, чем связывать себя с реальностью.
— Это не выдуманный мир! — я украдкой смотрю на книгу и раскрываю глаза. Что-то совсем не так. Мой взгляд падает на текст рядом с иллюстрацией.
— Подожди! — прокричал Оливер. — Я пришел сюда не для того, чтобы сражаться с тобой. Я здесь, чтобы помочь тебе!
Угрожающе дракон сделал шаг вперед.
Так как я читала эту книгу сотню раз, я знаю, что произойдет дальше. Пиро зашипит и воспламенит дерево. Теперь, однако, есть кое-что другое.
"Когда Пиро выпускает пламя, принц Оливер с головой бросается под огонь."
— Оливер! — реву я. — Нет!
Иллюстрация приходит в движение и преображается в пруд, в который бросили камень. Своими глазами я вижу, как Оливер сгорает живьем, пока дракон растягивается за ним.
Я хватаю книгу, так как хочу захлопнуть ее, но она обжигает мне пальцы.
— Ау!
Вы должны ему помочь, — всхлипываю я и хватаю психолога за рукав. — Пожалуйста, пока не будет слишком поздно...
Доктор Духарме кладет руку мне на плечо.
— Все в порядке, Делайла. Сделай пару глубоких вздохов.
Я делаю так, как он советует мне, но не могу отвести взгляд от книги, которая позади него
лежит на столе. Края страницы раскалены, как угли.
— Я приведу твою маму к нам через пару минут, — предлагает доктор Духарме. Тебе стало лучше?
Я киваю. Едва он уходит из кабинета, книга загорается.
О мой бог! Я хватаю куртку и использую ее как большую прихватку, чтобы схватить книгу со стола и бросаю в гигантский аквариум. Две очень пестрые рыбки проворно убегают с дороги, когда она опускается на дно покрытое маленькими камнями. Пузыри поднимаются.
С робкой улыбкой я понимаю, что я спасла принца, а не наоборот.
Книга совершенно промокла, поэтому я достаю ее из аквариума, открываю страницу сорок три. Оливер жив и здоров, хотя и насквозь мокрый.
Я вспоминаю, что мои слезы уже падали на него, что то, что нас разделяет, очевидно, пропускает жидкость.
— Что это значит? Ты хотел убить себя? — ору я.
— Догадайся, — говорит Оливер, вытаскивая кинжал между зубов, чтобы поговорит со мной. — Я проверял гипотезу.
— Можешь ли ты сжечь эту больницу?
— Что за больницу? Где ты вообще? — спрашивает Оливер. — И почему я полностью мокрый?
— Это длинная история... — внезапно я понимаю, что он только что сказал. — Ты... ты хотел умереть?
— Нет, я хочу выбраться. Но все, что меняется в истории, в конце концов, возвращается на место. Я видел это собственными глазами. Мертвецы возрождаются. Испорченные конюшни снова целы. Что же тогда должно вытащить меня из этой книги, если я рано или поздно снова окажусь здесь?
Я вспоминаю слова, которые сверкнули перед глазами на страницу и преобразились. — Подожди-ка, — говорю я и открываю страницу, на которой сражаются Оливер и Пиро.
Тест такой же, как и прежде.
Спешно я раскрываю страницу сорок три, на которой Оливер и я можем разговаривать спокойно. — Ты прав, — говорю я ему.
— По-видимому. Я не был сожжен.
Он обнюхивает свои рукава. — Даже нет запаха дыма. Делайла, мне жаль, но кажется, я застрял здесь, и мне придется навсегда остаться в этой истории. Никто из этой книги не сможет попасть в ваш мир когда-нибудь.
Я думаю о том, что вода проникла через барьер, но в обоих случаях, это была вода из моего мира, которая достигла его, односторонний вентиль.
Наши прежние попытки вытащить что— то из книги не сработали. Разумеется, на этот раз кое-что смогло добраться до меня.
— Оливер, — говорю я. — Ты ошибаешься.
Он поднимает взгляд на меня.
— Насколько?
— Когда ты кинулся под огонь Пиро, у тебя была в руке книга, которую ты нашел у Раскуллио?
— Да.
— Это должно многое изменить. Когда начался огонь, — говорю я, — книга, которую я читала, начала гореть. И это не было похоже на то, что всюду был пожар и ад, а это было настоящее пламя!
— Оливер распахивает глаза. — Ты имеешь в виду...
— Да, — улыбаюсь я. — Ты сделал это!
— Кто и что сделал? — моя мама вошла в кабинет. Она и доктор Духарме смотрят на меня, как я стою перед аквариумом и разговариваю с открытой книгой.
— Я, эм, только... проверяла гипотезу, — говорю я, цитируя Оливера. — На биологии мы как раз занимаемся вопросом, могут ли морские существа распознать слова, — я захлопываю книгу, убираю ее в свою куртку и прижимаю к груди. Она оставляет мокрое пятно на моей блузке.
Если психолог до этого еще не считал меня сумасшедшей, то с этим фактом, который он только что наблюдал, как я читаю рыбам, моя судьба, пожалуй, уже решена. Так как я знаю, что я больше не выйду из этой комнате, говорю я широкой улыбкой доктору
Духарме. — Итак, на следующей неделе в тоже время?
Глава 19
Страница сорок.
Каким-то образом вся прежняя жизнь Оливера была подготовкой к
этому моменту. Когда он
смотрел в глаза и стоял перед чудовищем, которое убило его отца.
Красные чешуйки дракона сверкали на ярком солнце. Его глаза были такими черными как сердце мужчины, который пробудил его к жизни.
Его когтистые ноги нашли пристанище на мысе приливов и отливов. Оливер видел, как Пиро изогнул свою длинную шею назад, глубоко вздохнул и ударил огненной струей в небо.
Пульс Оливера несся на бешеной скорости. Он стоял так близко к дракону, что ему бил в нос запах горелого мяса и пепла.
Так близко и непосредственно он никогда не сталкивался с опасностью, и он довольно долго избегал по возможности этого всю жизнь. Как часто делал в детстве, он спрашивал себя и теперь, что чувствовал его отец в подобный момент.
Противостоял ли король Морис монстру непоколебимо, и смело, и бросился с обнаженным мечом на смерть? Были его последние мысли о любимой женщине? О сыне, с которым никогда не познакомился?
"Я не выберусь живым отсюда," — подумал Оливер.
Он схватил компас на шее, который он получил от матери. Если и был подходящий момент, чтобы обратиться в бегство, тогда он настал.
Все же, когда его пальцы закрылись вокруг маленького стекла, он представил себе, как его отец сделал тоже самое, когда он противостоял этому дракону. Оливер хотел отдать честь памяти отца.
Он не хотел быть сыном, который поддался страху, вместо того, чтобы попытаться одолеть его.
Он убрал компас назад под рубашку.
Вероятно, он владел мечом не так искусно как отец и не обладал такой же смелостью, как она воспевается в героических эпосах и легендах. Но битву можно было выиграть и другим способом.
— Подожди! — закричал Оливер. — Я пришел сюда не для того, чтобы бороться против тебя. Я здесь, чтобы помочь тебе!
Угрожающе дракон сделал шаг вперед и зарычал. Пламя опалило волосы на лбу Оливера.
Он вспомнил детскую сказку, которую его мать часто читала ему перед сном. — Ой, — сказал Оливер мягко. — Какие у тебя большие зубы.
Дракон гордо продемонстрировал блистательный, могущественный оскал и скрипнул зубами, всего в сантиметре от лица Оливера.
Но Оливер не вздрогнул перед облаком дыма, а только наморщил лоб.
— Это не удивительно, — продолжал он, — что тебе так больно.
Дракон остановился перед ударом, с поднятым хвостом.
— Послушай-ка, нет никаких оснований стыдиться проблем с зубами.
Пиро зашипел, и огненный шар воспламенил дерево слева от Оливера. — Отрицание не поможет, — настаивал Оливер. — Скажи по правде, есть ли у тебя привкус дыма во рту?
Дракон моргнул.
— Типичный симптом. Мой друг, ты страдаешь от зараженного огненного зуба. Не подвергающаяся проверке может привести к слишком чешуйчатой коже, раздутым ноздрям, обожженному языку...
С каждым симптомом, который узнавал дракон, он удалялся на немного от Оливера, и его глаза расширялись.
—... и, наконец, преждевременная смерть.
Дракон притаился и твердо сжал челюсть.
— Но тебе повезло, я немного разбираюсь в челюстно-лицевой хирургии, — Оливер сделал шаг вперед. — Просто закрой глаза и открой рот пошире.
Медленно и с подозрением дракон открыл свою огромную пасть.
Здесь, на этом месте, умер его отец. Затаив дыхание, Оливер осторожно влез на обрюзгший язык монстра.
Удивленно он пристально рассматривал зубы, большие как скалистая глыба, с мясом и кровавыми остатками между ними. Он поскользнулся, и когда упал на колени, что— то перед ним блеснуло. Выглядело как серебряная начинка.
Оливер прищурил глаза и понял, что это не пломба. Это был рыцарский шлем, часть доспехов, которые он разработал вместе с Орвиллем, а именно из самого стойкого огнестойкого материала, которое имелось в королевстве. Теперь ставший смятым металлическим шариком.
Этот рыцарь умер. Отец Оливера умер. Дракон мог поглотить Оливера полностью, не пережевывая. Поэтому он мог защищаться только словами и ложью, ничто не могла защитить его от физических повреждений.
Подчеркивая этот факт, Дракон рыгнул, и при этом Оливера обдал пламенный шквал ветра. Он схватил свой рюкзак и сомкнул пальцы вокруг огнетушителя, который ему дали морские нимфы.
Затем он вытащил металлическое кольцо, чтобы активировать его, и положил баллон между двух крупных коренных зубов.
— Теперь я хотел бы, — объяснил он и осторожно приступил к выходу из ротовой полости дракона, вытирая при этом слюну с камзола, — чтобы ты аккуратно сжал зубы.
Пиро закрыл пасть. Оливер тихо досчитал до трех, и вдруг белая пена потекла между зубов дракона. — О, — сказал он. — Я вижу, все работает.
Дракон начал пыхтеть. Он открывал пасть, но вместо потока огня выходило только жалкое покашливание.
Как забитое в угол животное Пиро начал клацать зубами вокруг и размахивать хвостом в воздухе. Оливер отпрыгнул в сторону и спрятался за скалой, пока дракон убегал вниз к морю.
Когда рычание дракона ослабело, Оливер последовал за ним. Пиро опустил голову в воду.
Он жадно пил, чтобы смыть вкус химикалий. Пока его голова была под водой, Скаттл и Валли осмелились выйти из убежища, бросили сеть на Пиро и поймали, таким образом, дракона, который извергал жалкое шипение. Теперь появился капитан Краббе с большой канистрой.
— Все хорошо, мой друг, ты совершенно ничего не почувствуешь, — он поместил дракону шланг в рот и накачал его легкие веселящим газом.
Оскал Пиро растянулся в пьяной улыбке. Его могучие веки захлопнулись, а рычание перешло в дымную икоты. Затем он поник, что вызвало легкое землетрясение.
Оливер покидал пещеру дракона как победитель, триумф, который не удался его отцу.
Глава 20
Оливер.
Когда Делайла открывает книгу в следующий раз, я нахожусь в месте, в котором еще никогда не бывал. Письменный стол, зеркало и розовое одеяло, которые я видел в комнате Делайлы, отсутствуют.
Я забираюсь на край страницы и пытаюсь больше рассмотреть окрестности.
— Где мы?
— Я часто играла здесь, когда была маленькой. Это мой домик на дереве, моя крепость, — Делайла делает шаг назад, чтобы я лучше мог рассмотреть все вокруг. Стены сделаны из деревянных досок с импровизированным окном.
На полках стоят банки с цветными карандашами, монетами и камнями. В углу лежит стопка старых газет, края которых завернулись от влажности.
Должен признать, что не сражен…
Я еще никогда не видел такой крепости. — Это удивительно, что враг еще не смог захватить ее, — тихо замечаю я.
Враг нет, а вот соседская собака, была близка к этому, — говорит Делайла. — Это не настоящая крепость. Я просто представляю ее таковой.
— Почему ты делаешь вид, что живешь в военное время?
— Так часто поступают дети, — объясняет Делайла.
— Ты поймешь, когда попадешь сюда.
На этих словах мы оба замолкаем. Пришло время для нашей попытки выписать меня из сказки.
— Я намеренно принесла тебя сюда, — продолжает она. — Так как думаю, что здесь надежнее.
— Почему же?
— Ну... во-первых, мы не знаем, насколько громко это будет... И, во-вторых, если моя мама еще раз услышит, как я разговариваю с книгой, она
точно засунет меня в сумасшедший дом, — она медлит. — И, в-третьих, она не будет в восторге, если это сработает, и она найдет в моей комнате незнакомого мальчика.
— Хорошо придумано, — говорю я и рассматриваю экземпляр сказок, который я стащил с книжной полки Раскуллио. Хотя он и познакомился с огнем, он снова выглядит целым, и на нем нет следов повреждений.
— И что теперь? — нервно спрашивает Делайла.
— Я думаю, что должен переписать конец.
Но теперь, когда это зашло так далеко, мое сердце подскакивает к самому горлу. А если не сработает и на этот раз, и я не попаду в мир Делайлы, а другую книгу, историю которой я даже не знаю? А если я застряну между моим миром и миром Делайлы?
Или возникнет новая книга из-за того, что я перепишу и я найду себя все в той же ситуации, только еще глубже, так что ускользнуть больше не будет шансов?
И самый страшный сценарий, что если это сработает, а Делайла решит, что не хочет нагружать себя бывшим сказочным принцем, который не имеет ни малейшего представления о реальном мире? Если я не буду похож на того, каким она меня представляет?
— Чего ты ждешь? — спрашивает Делайла
И, вероятно, мой самый большой страх. Что, если я подпишу себе смертный приговор этой попыткой? Если место, в которое я попаду, будет ни моим, ни ее миром, а ничем?
Я рассматриваю лицо Делайлы, вижу, как она покусывает нижнюю губу. Я хочу попробовать ее на вкус. Я желаю ее. Никакой из рисков не так ужасен, как представление остаться здесь и знать, что я даже не попытался быть вместе с Делайлой.
— Итак, — я вытаскиваю из камзола кусок древесного угля, который я прихватил с собой со сцены с Пиро, так как перо и чернила в одежде не очень практично, и заостряю его об скалу, у которой стою. — Ну, давай начнем, — говорю я и открываю последнюю страницу в книге Раскуллио.
Даже не глядя на иллюстрацию на противоположной стороне, я перечеркиваю слово конец углем.
Внезапно я лечу кувырком через страницы, мне приходится собрать все силы, чтобы не выпустить из рук книгу и уголек.
Ветки колдовского леса больно бьют по лицу; отвратительная запятая зацепляется за мои брюки и делает дырку; я погружаюсь в темноту и снова выныриваю на свет; меня окатывает водой и ветром, и огнем, чтобы в самом конце я приземлился на живот на вечном морском берегу.
Поднявшись на локти, я выплевываю песок и вздрагиваю, так как каждая мышца в теле болит. Вокруг меня стоят все персонажи,которые ожидают нашу свадьбу с Серафимой.
Я всматриваюсь в книгу, которую держу в руках, и понимаю, что не до конца зачеркнул слово конец. Я провожу древесным углем и вычеркиваю последнюю букву в слове КОНЕЦ.
— Оливер! — ревет Фрамп. — Что ты там делаешь?
Но в, то время как он говорит, края его лохматых ушей и кончик его хвоста становятся прозрачными и он исчезает.
Я поворачиваю резко голову вправо и вижу, как Серафима разочарованно протягивает ко мне руку, в то время как она тоже растворяется. Все мои друзья из истории растворяются, оставляют белые пятна в полной тишине, до тех пор, пока не остаюсь только я, растянувшийся на пляже, окруженный пустыми контурами фигур.
— Бог Всемогущий! — шепчу я, когда все цвета морского берега блекнут, пока меня не окружает лишь абсолютная белизна.
Я все еще держу книгу и кусок древесного угля. Дрожащими руками я разглаживаю страницу и пишу.
И тогда он жил долго и счастливо до конца их дней с Делайлой Ив МакФи.
Как только последняя буква имени Делайла закончена, белое помещение на моих глазах вспыхивает, и в центре возникает дыра как от огня, когда сгорает бумага.
Белизна крошится, и вокруг возникает жалкая старая крепость, в которую Делайла пригласила меня, во всех цветах и полностью совпадающая с оригиналом.
Чем дальше распространяется огонь, тем больше я узнаю, пока, наконец, не смотрю в объятое ужасом лицо Делайлы.
— Оливер? — говорит она.
Все же ее голос ослабевает, как раньше голос Фрампа, до тех пор, пока мне не кажется, будто она говорит с другого конца туннеля. Дыра в белизне становится меньше, до тех пор, пока жестянки с цветными карандашами и стопка с газетами не исчезают в углу моего поля зрения.
Разочарованно я неподвижно смотрю на книгу на коленях и в ужасе понимаю, что последняя буква "и" в имени МакФи, полностью расправляется и затем, дрожа, исчезает.
Тоже самое происходит с "ф" и "к" и т.д., пока мой предусмотренный конец полностью не исчезает.
Затем я чувствую сильный удар в грудь, который лишает меня дыхания и заставляет увидеть звездочки. Когда я снова прихожу в себя, то нахожусь в руках Серафимы, и вокруг нас стоят персонажи этой истории и с криками и хлопками празднуют нашу свадьбу.
Другими словами, я снова там, где никогда не хотел быть.
Прежде чем Делайла и я можем обсудить, что пошло не так, ее зовет ее мать.
Я слышу Делайла говорит, что она вернется назад как только сможет, я ничего не отвечаю на это. Вместо этого я принимаю поздравление пиратов и раздаю находящимся в слезах морские нимфы, чтобы утешить их, в то время как я молюсь все время, чтобы Делайла была бы так любезна и закрыла книгу
и спасла бы меня от этого постоянного кошмара.
Едва она делает это, Фрамп шумит: — Разошлись!
Я хватаю его за ошейник.
— Где ты был? И почему ты пришел назад?
— Был? — Фрамп качает головой. — Приятель, мне кажется, у тебя солнечный удар. Никто никуда не уходил. Мы как всегда праздновали твою свадьбу, — говорит он и кривит морду.
— Но я видел, как ты исчез... и... и все стало белым...
Так, наверное, чувствует себя Делайла, когда никто не понимает слово, которое она произносит. Почему никто не помнит о том, как исчез пляж? И куда они все исчезли?
Тогда мне становится ясно, что их воспоминания стерлись. Как всегда книга восстанавливается. Это похоже на то, как будто последняя сцена, как я пытался переписать ее, никогда не происходила.
И это, вероятно, лучший вариант, иначе они, конечно, с удовольствием линчевали бы меня.
Фрамп косо смотрит на меня. — Вероятно, тебе стоит зайти в гости к Орвиллю, и он поможет тебе с этим.
Прежде чем я успеваю ответить, меня сзади ударяет дерево. По крайней мере, мне так кажется, пока я не поворачиваюсь и не вижу, что Снорт, самый маленький тролль, постучал меня по плечу.
Он оттащил меня в сторону, чтобы он мог поговорить с Фрампом. — Шеф, — говорит тролль, — в последней сцене у меня возникли кое-какие трудности, чтобы достоверно сыграть своего персонажа. Я все еще зол на принца? Или я просто хочу убить его?
— У истории счастливый конец, Снорт.
Тролль хмурит лоб. — Тогда я хочу убить его?
Фрамп вздыхает. — Что происходит в твоей голове, мне все равно, до тех пор, пока ты выглядишь счастливым!
Справа от меня Сокс и Пиро углубленны в беседу. — А ты знаешь, что иллюстрация прибавляет до пяти килограммов, — высказывает свое мнение Сокс.
— Что правда, то правда, — отвечает Пиро.
— Поэтому прописал себе сенную диету без углеводов, — доверяет ему Сокс. — Она творит чудеса с моей талией.
Опустив голову, чтобы изолироваться от приглашения поиграть в шахматы или поплавать с морскими нимфами с самого начала, и ускользаю от вечного морского берега.
Что же там произошло?
Все, кажется, функционировало. Почему все сорвалось в конце?
Совершенно не заметив, я оказываюсь на полпути к волшебнику. Вероятно, Фрамп был прав и мне нужен был только один из напитков Орвилля, чтобы снова получить свежую голову.
Его перекошенная старая хижина немного напоминает крепость Делайлы, как мне теперь бросается в глаза. На поперечных балках висят пучки высушенных трав и веер из ржавых ложек. Я стучу, и одновременно с этим слышу изнутри взрыв и шум.
— Орвилль? — реву я.
— Все в порядке! — заверяет меня волшебник.
— Просто маленькая ошибка в зажигании!
Через мгновение он открывает дверь. Его кожа покрыта сажей, и она создает резкий контраст с белоснежной бородой и дикому белому густому кустарнику волос. — А, мой дорогой мальчик. Тебя надеюсь, послала не
королева. До конца месяца эликсир вечной молодости будет определенно готов, честное слово...
— Я пришел не по поручению королевы, — отвечаю я. — Мне нужна твоя помощь, Орвилль.
— Чем я могу тебе помочь? — спрашивает волшебник и отходит в сторону, чтобы пропустить меня.
Я не знаю, как ему удается в таком тусклом свете смешивать свои напитки. Из-за большого количества книг, древних фолиантов, воздух настолько затхлый, что у меня начинается сильный приступ кашля.
У стола в середине комнаты отсутствует нога, которую Орвилль заменил стопкой колдовских книг. На столешнице стоят несколько больших котлов чугуна, в каждом торчит ложка, которые самостоятельно перемешивают содержимое. — Орвилль, — говорю я, — мне кажется, там закивает.
Когда волшебник поворачивается, жесткая, ярко-зеленая жидкость бьет ключом через края котла.
Он пыхтит, хватает банку с глазными яблоками и бросает три из них в варево. Затем жидкость шипит.
— Что это за черт? — спрашиваю я.
— Ревность, — объясняет Орвилль и жестом указывает жестом на содержимое котла. — Отвратительно воняющая вещь, — он вытирает руки об фартук и оставляет два светящихся отпечатка рук.
— Итак, Принц Оливер, чем я могу тебе служить? — ухмыляясь, он указывает на полку у потолка со стеклянными сосудами, тщательно подписанные каллиграфическим почерком: СИЛА. ТЕРПЕНИЕ.
КРАСОТА. ХИХИКАНЬЕ.
Я потираю затылок, чтобы пригладить волосы. — Недавно я испытал небольшое прерывание, и Фрамп посчитал, что ты можешь, вероятно, дать мне что-то... я не знаю... чтобы я мог лучше сконцентрироваться.
— Да, конечно, — говорит Орвилль. Он начинает, двигать тигель туда-сюда, показывает мне контейнер со змеиными зубами и другой с зубами дракона, пока он что-то ищет. — Это должно быть где-то здесь, это я знаю, — бормочет он и забирается по старой шаткой лестнице, чтобы добраться до верхней полки, где он достает длинный, тонкий рулон кинопленки и темно синий миксер с волшебной пылью, так что вокруг нас образуется блестящий дождь и вызывает приступ чиханья.
— Если ты не сможешь найти его, — шумлю я, — мне хватит и нескольких пиявок...
— Ага! — кричит Орвилль. Громыхая, он спускается вниз по лестнице, с сумкой ракушек в руке. После того, как он развязал ленточку, он вытаскивает горсть сверкающих ракушек в ладонь. Из них он выбирает одну, вскрывает ее ножом и вытаскивает две совершенные
жемчужины на свет. — Возьми их и возвращайся завтра утром, — приказывает он мне бодро.
Как раз, когда я убираю жемчужины в сумку, в другом конце комнаты слышен пламенный взрыв. Волна отбрасывает меня на землю и поднимает Орвилля в воздух. Он приземляется с завязанными узлом конечностями на выкованной железной люстре, которая висит на потолке.
— Великолепно, — торжествует он. - Оно готово!
— Что готово? — спрашиваю я и встаю на ноги.
— Ах, просто маленький эксперимент, — Орвилль подходит к черному постаменту, который напоминает купальню для птиц, в котором полыхают лиловые клубы. Восхищенно он потирает руки, затем достает куриное яйцо из кармана фартука.
— Молись за меня, — просит он, когда я отхожу в сторону.
Он бросает яйцо в цветной туман, но я
не слышу, чтобы оно разбилось. Вместо этого поднимается дым в высокую колонну и формирует экран лавандового цвет. Через мгновение на нем видно курицу.
— Это... я не понимаю, — говорю я.
— То, что ты здесь видишь, — объясняет Орвилль, — это будущее.
"Или прошлое,"— думаю я. Это извечный вопрос: Что появилось раньше, курица или яйцо?
Орвилль прерывает мои мысли. — Действительно гениально, как ты считаешь?
— Но это... ты же не можешь...
— Попробуем с чем— нибудь другим, — волшебник осматривается в хижине и хватает гусеницу на косой оконной раме. Он бросает ее в туман, и вскоре после этого из фиолетового дыма по спиральке из глубин постамента поднимается бабочка.
— Орвилль! — кричу я. — Это невероятно!
— Не плохо для старикашки вроде меня, или?— он ударил меня локтем в бок, затем начинает рвать волосы на голове. — Но это никогда не срабатывает...
