Часть третья 11 страница

Правда, Вадим понимал, что это ненадолго. Стоит ослабить позиции — и чаша весов быстро качнется в противоположную сторону. А потому оставался настороже и не расслаблялся. Но около года назад стало происходить нечто не поддающееся логике: Людмила Степановна неожиданно сменила гнев на милость и даже, можно сказать, прониклась к нему симпатией. Чиновница лично звонила, напоминала о тендерах, рекомендовала его как надежного бизнесмена — поставщика передовой медицинской техники.

Это его насторожило: такие, как Балай, ничего не делают, не продумав, не просчитав. Надо затаиться и подождать, пока не прояснится ситуация. А пока следовало как-то отблагодарить свою нежданную покровительницу. Что он и сделал пару раз в неформальной обстановке — вечером, на парковке перед недавно открывшимся супермаркетом, за городом. С некоторых пор чиновники боялись принимать на рабочем месте даже цветы.

Надо сказать, что Людмила Степановна осталась довольна проявленным к ней вниманием: стала еще мягче, еще радушнее, еще заботливее. Прямо мать родная! Несколько раз, когда он оказывался в ее кабинете, даже пыталась завести разговор по душам. Однако бдительности и настороженности Вадима это не притупило, и дистанцию сокращать он не собирался.

Но здесь случилось еще одно событие: буквально неделю назад он выиграл тендер, на который, честно говоря, не рассчитывал. Из достоверных источников стало известно, что дело увенчалось успехом благодаря прямому лоббированию интересов «Интермедсервис» все той же Людмилой Степановной. А вот это уже никак не вписывалось в негласные правила игры. У него есть свои каналы, свои связи, свои доверенные люди, которые играют ключевую роль в таких делах. Теперь же они могут решить, будто он что-то затеял и играет за их спиной. А это уже грозит потерей репутации.

Необходимо было как можно скорее встретиться с Балай для разговора, чтобы спросить напрямую, для чего затеяна эта игра, правила которой ему не известны. Решился ей позвонить. Из туманного разговора понял, что чиновница также жаждет встречи, и состояться она должна в самое ближайшее время. Так что сегодняшний ее звонок и приглашение в Марьяливо оказались лишь отчасти неожиданными. Смело, конечно, со стороны Людмилы Степановны приглашать малознакомого человека в дом, но не на парковке же разговаривать о серьезных вещах!

Нажав на кнопку домофона, Ладышев дождался ответа, толкнул калитку, прикрыл ее, не защелкивая, и зашагал по освещенной дорожке к крыльцу двухэтажного дома. По всему было видно, что хозяева вселились не так давно: территория не облагорожена, у забора накрытые пленкой стройматериалы. Тем не менее, все аккуратно сложено, вычищено, присыпано свежим пушистым снежком. Из-за темноты рассмотреть и оценить дом снаружи не представлялось возможным (купив участок, Вадим стал испытывать к загородной архитектуре вполне понятный интерес).

Быстро поднявшись на крыльцо, он оказался на небольшой открытой террасе. Тут же распахнулась входная дверь, и в проеме появилась хозяйка.

— А мы уж заждались, Вадим Сергеевич! — добродушно пожурила она гостя.

— Добрый вечер! Простите за опоздание. Пробки предновогодние, очень сложно передвигаться по городу… Вот, это вам, — протянул он букет и увесистый пакет. — С наступающим!

— Спасибо, Вадим Сергеевич! Право, мне неудобно, — смущенно повела плечами Людмила Степановна и, кокетливо склонив голову, показала идеальную укладку. — Ах, какие чудные розы! — глянула она на бутоны. — Мой любимый цвет… Вы — прелесть! Ну, что же мы стоим на пороге? Проходите! — опомнилась она, отступив внутрь.

— Спасибо за приглашение, — поблагодарил Ладышев и тактично заметил: — Эти предновогодние хлопоты, суета… Право, может быть, вам не стоит себя сегодня утруждать.

— Проходите, проходите! И только посмейте отказаться от чашки чаю! — шутливо пригрозила она и добавила многозначительно: — Нам ведь есть о чем поговорить, не правда ли?

Похоже, Людмила Степановна была настроена на серьезную беседу.

— Ну хорошо, на чашку чаю уговорили, — Вадим стал расстегивать дубленку. — Я смотрю, вы не так давно достроили дом?

— Да, летом заселились. Стройку еще покойный супруг начал, несколько лет простояла крытая коробка, все душа к ней не лежала. Остались ведь вдвоем с дочерью, без мужской поддержки. Но надо было как-то жить… Женщина, если потребуют обстоятельства, горы свернет. Жаль, не все успели сделать до зимы, территорию не привели в порядок. Работа, некоторая стесненность в средствах, — посетовала она. — Вы ведь понимаете, насколько далеки от реальной жизни зарплаты работников бюджетной сферы.

«Да уж… На одну зарплату чиновника, пусть и высокого ранга, дом не построишь, — усмехнулся про себя Вадим. — Уже ближе к теме».

— Я с удовольствием покажу вам дом, но еще лучше это сделает моя дочь. Проходите в гостиную, она вас уже заждалась, — лукаво подмигнула Балай и легонько подтолкнула Вадима к широко распахнутым дверям.

Не успев даже предположить, кто его мог там заждаться, Ладышев сделал несколько шагов и замер: в кресле перед большим плоским экраном телевизора с пультом в руках сидела… Кира.

— Привет! — лениво бросила она ему, переключилась на музыкальный канал, аккуратно положила пульт на край сервированного закусками столика, неторопливо встала, подошла, смахнула с его свитера невидимую соринку. — Вчера ты меня сильно разочаровал, можно сказать, обидел. Но я готова тебя простить. Как-никак, Новый год на носу, не начинать же его в ссоре. Да и мама расстроится. Я ей много о тебе рассказывала.

— Как… мама? — ошарашенно выдавил Вадим. — И что ты ей рассказывала?

— Все. Людмила Степановна, ко всему прочему, еще и самая обыкновенная мама. А я — ее единственная дочь.

— Но ты никогда не говорила о матери, и фамилия у тебя другая! Терентьева.

— От папы досталась. А разве имело значение, чья я дочь?

— Не имело… — пытаясь прийти в себя, выдавил Вадим.

«Еще как имело!!! — тут же подумал он. — Знал бы, на пушечный выстрел не приблизился бы! Теперь ясно, что это ловушка!»

— И все-таки что с тобой случилось? — между тем продолжила Кира. — Я ведь вчера тоже приглашала тебя в гости. А ты мало того что отказался, так еще и наговорил невесть чего… Хорошо, что мама всего не знает, а то…

— А то что? — спросил он, лихорадочно обдумывая, как теперь себя вести.

— Ну, ты сам догадайся. Вообще-то мама — добрый и отходчивый человек, зла никому не желает. Но уж я-то знаю, чего стоит ее разочарование.

— То есть?

— Что-то ты сегодня туго соображаешь, — усмехнулась девушка. — Ты должен понимать: она может тебе либо помочь, либо создать немало проблем.

— И чтобы поставить меня об этом в известность, нужно приглашать к себе домой? По-моему, я вчера ясно дал понять: между нами все кончено.

— Мало ли что придет в голову выпившему человеку, — перебила его Кира и пожала плечами. — Я тоже могу что-то ляпнуть, а затем сожалеть.

— А если я не сожалею?

— Мой тебе совет: не торопись с окончательными выводами, — неожиданно стала серьезной девушка. — У мамы на тебя далеко идущие планы.

— Ах, Кирочка! Посмотри, какие чудные розы нам привез Вадим Сергеевич! — появилась в гостиной восторженная Людмила Степановна. — Какая красотища! Вы не поможете? — недвусмысленно показала она взглядом на большую, наполненную водой хрустальную вазу с цветами.

— Да, конечно, — перехватил вазу из ее рук Ладышев. — Куда поставить?

— Вот сюда, — хозяйка быстро пересекла гостиную и показала на длинный комод, уставленный фотографиями и статуэтками. — Нет, лучше сюда, — суетливо переместилась она к большой искусственной елке в углу комнаты. — Ставьте, ставьте на пол, здесь самое видное место. Новый год, елка, Дед Мороз и розы! Ах, Вадим Сергеевич, если бы вы знали, как я мечтала о подобном натюрморте в юные годы! Как молоды мы были, как искренне любили… — театрально произнесла она и, скрестив руки на груди, прикрыла глаза. — Да-да, наше поколение тоже было молодо, романтично и не торопилось решать важные жизненные вопросы, считая, что впереди еще целая жизнь! Но время пролетает так незаметно, поверьте мне! Вот уж и дочь выросла… Ну, да что это я, присаживайтесь, — снова засуетилась Людмила Степановна. — Мы, между прочим, готовились. Ради такого гостя Кирочка испекла печенье, — показала она рукой на столик. — Вы присаживайтесь, не стесняйтесь!

— Спасибо, я не голоден.

— Нет-нет! Только попробуйте отказаться! Покойный Василий Михалыч, Кирочкин папа, очень любил это печенье… Женщина должна уметь все. Я придерживаюсь традиционных взглядов: муж в семье — добытчик, кормилец, защитник. Жена — хозяйка. На ней — уют, забота о детях. Вы со мной согласны? — заглянула она ему в глаза.

— В целом согласен, — отвел взгляд Вадим.

Ни печенья, ни дальнейших разговоров не хотелось. Хотелось одного — бежать отсюда! Без слов, без объяснений.

— Вот видите! — обрадовалась Людмила Степановна. — Я и не сомневалась, что такой серьезный, деловой мужчина, как вы, не думает иначе. К тому же я хорошо знала вашего покойного отца. Какой был красавец, какой умница, какой профессионал! Мы до сих пор рекомендуем обучать студентов по методикам профессора Ладышева. А как Сергей Николаевич любил свою молодую жену, вашу мать! Об этом легенды по институту ходили! Как поживает Нина Георгиевна? Здорова?

— Давление иногда шалит, но в целом все нормально, — снова слегка растерялся Вадим. — Вы с ней знакомы?

— Нет, что вы! Как могла молодая ассистентка быть вхожа в профессорские круги? Нет-нет. Это невозможно. Я лишь издалека могла любоваться счастливой семейной парой. Правда, мне так и не удалось защититься, позвали работать в Минздрав. Но я вправе считать Сергея Николаевича своим учителем. Мне было очень приятно узнать, что вы — сын профессора Ладышева. Но в жизни никогда не поздно что-то изменить! А приезжайте к нам завтра с Ниной Георгиевной! Вместе встретим Новый год, познакомимся, вспомним былое.

— Нет! — мгновенно отреагировал Вадим. — Маму недавно выписали из больницы, и ей противопоказаны любые встречи. Только близкий, устоявшийся круг. Ей нельзя волноваться, — добавил он тоном, не терпящим дальнейшего обсуждения.

— Жаль, — разочарованно протянула Людмила Степановна. — Ну, тогда, может быть, вы один нас порадуете?

— Спасибо, но у нас традиция — Новый год встречать только в семейном кругу.

— Что ж, это похвально… — хозяйка о чем-то задумалась. — Кирочка, ты не могла бы сходить на кухню, посмотреть чайник? — выразительно взглянула она на дочь. — Закипел уж, поди.

— Да, мама, конечно, — с плохо скрытым недовольством кивнула та и исчезла за дверью.

— А мы пока продолжим разговор, — Балай взяла небольшую паузу: брови ее сошлись на переносице, лицо напряглось, стянутые губы превратились в подобие сморщенного яблока. Ладышев даже поразился такой быстрой перемене. — Вадим Сергеевич, предлагаю поговорить прямо, без отступлений и реверансов. Я знаю, что вы с Кирой давно встречаетесь, и, честно говоря, поначалу меня это не сильно обрадовало. Но я долго за вами наблюдала, собрала кое-какую информацию и сумела убедиться, что вы — достойный человек. К тому же сердцу не прикажешь, и для меня как для матери главное — личное счастье дочери.

— В этом нет ничего удивительного: для любой матери важно счастье детей, — Вадим сделал вид, что не понимает, куда она клонит.

— Именно поэтому я приняла решение оказывать вам и вашему делу посильную помощь. Уверена, вы успели это прочувствовать, — добавила она многозначительно и продолжила: — Не скрою: мне бы хотелось, чтобы ваше дело стало нашим общим. Вы должны понимать, что после некоторых событий для вас может зажечься зеленый свет практически по всем направлениям.

Вадим усмехнулся про себя. Такая прямолинейность была для него несколько неожиданна.

— Так что не стоит затягивать…

— Что затягивать? — он снова сделал вид, что ничего не понимает. — Простите, но что вы подразумеваете под некоторыми событиями?

— Вашу скорейшую свадьбу, — с легким укором отчеканила женщина. — Вы — человек свободный, Кирочка — молодая, красивая, образованная девочка из приличной семьи. Чем не пара?

Вадим деланно задумался.

— Браки свершаются на небесах, — наконец высокопарно ответил он. — А как же любовь? Вы о ней ни разу не упомянули.

— Ах, бросьте, Вадим Сергеевич! — скривилась Людмила Степановна. — К чему поднимать в деловом разговоре такую тему? Я внимательно изучила ваш образ жизни и поняла: вы, как и я, не способны любить. Но в вашем положении как-то уже несолидно довольствоваться легкодоступными девочками на ночь. Крепкая семья — это тоже бизнес, согласитесь.

— Возможно. И все же мне кажется, что семья — это в первую очередь желание обоих, и если уж сравнивать ее с бизнесом, то любовь здесь первостепенна. Это как устав, основополагающий документ.

— А вы, оказывается, романтик, — пришел черед усмехнуться Балай. — Или желаете таким казаться? Что ж, я не ждала от вас согласия прямо сейчас: понимаю, что для принятия серьезного решения нужно какое-то время и убедительные аргументы. С моей стороны один аргумент уже выдвинут. Я имею в виду прошедший тендер. Кстати, итоги любого тендера всегда можно пересмотреть…

— Безусловно, были бы причины, — понимающе кивнул Вадим и тут же стал абсолютно серьезным. — Боюсь, Людмила Степановна, что первый рабочий день в новом году вам придется начинать именно с пересмотра итогов тендера. Вчера я расстался с вашей дочерью и не собираюсь ничего менять. Так что, — развел он руками, — простите, если разочаровал, но нам больше нечего обсуждать. Извините, мне пора.

В этот момент у Вадима зазвонил телефон. Он быстро прошел через гостиную и едва не столкнулся с притаившейся за дверью Кирой.

— Да, дорогая… — нажал он клавишу ответа. — Я уже освободился, но не волнуйся, я подожду.

Сбросив хозяйские шлепанцы, он обулся, стянул с вешалки дубленку.

— Никудышная из тебя охотница, Кира, — обернулся он к застывшей за спиной девушке. — Ничему тебя мама не научила. Прощай.

Закрыв дверь за стремительно ретировавшимся гостем, Кира вернулась в комнату, присела на диван, нашла пульт телевизора, взяла из вазочки печенье, надкусила его.

— Зря ты все затеяла, мама. Я ведь предупреждала, что ничего не выйдет. Человек он непредсказуемый, — произнесла она наконец. — Еще и унизил напоследок, сволочь…

— Н-да… Не удалось тебе его зацепить. Правду Ладышев сказал: не в меня пошла, — согласилась Людмила Степановна. — А вот он — весь в своего придурочного папочку! Ну да ничего, еще не вечер. Я ему устрою райскую жизнь — сам на коленках приползет! — сузив глаза, добавила она с неприкрытой злобой.

— Забудь, мам, — равнодушно посоветовала дочь и снова потянулась к печенью. — Если честно, то мне он никогда особо не нравился. Зануда. Все по правилам, по расписанию. Если бы не ты, я бы еще весной его забыла… Ладно, поеду в клуб. Что теперь зря дома сидеть?

— Тебе бы все по ночным клубам шастать! А о том, что замуж давно пора выходить, мать должна заботиться? Хватит, накушались! Сама копейку к копейке всю жизнь собирала, по три года в одних туфлях ходила! А папенька твой в это время на профсоюзных собраниях отсиживался, светлое будущее строил! Все о ком-то заботился, ради кого-то пороги обивал! Только не о нас с тобой думал!

— Да ладно, успокойся, — без всяких эмоций посоветовала Кира. — Зато квартиру долго ждать не пришлось, сама рассказывала.

— Так вот, чтобы не пришлось ждать не только квартиру, но и всех остальных благ, надо выходить замуж с умом! Хотя что с тобой говорить, — раздосадованно махнула рукой мать. — Ничего ты не понимаешь в жизни. Кто ему звонил, не расслышала? — вернулась она к теме Ладышева.

— До-ро-га-я, — передразнив Вадима, фыркнула дочь. — Никогда не поверю, что у таких, как он, может быть дорогая.

— Примерно в девятнадцать звонили… — взглянула на часы хозяйка. — После праздников узнаем, кто такая…

Дети — девятилетний мальчик и девочка пяти лет — заждались крестную.

— Ура!!! Тетя Катя приехала! — с порога услышала она их радостные вопли.

Позволив гостье снять пальто и обувь, они тут же потянули ее в гостиную хвастаться наряженной елкой и развешенными по дому новогодними атрибутами.

Распаковав привезенные подарки, какое-то время Катя провела в детской: собирали pazzl, строили железную дорогу, рисовали. С непривычки подустав от общения с говорливыми и весьма активными крестниками и уже поглядывая на часы, она решила все же попить с хозяйкой чайку и спустилась на кухню. Но перед этим позвонила Вадиму и предупредила, что задержится еще как минимум на полчаса.

Обеденный стол на кухне был накрыт новогодней скатертью, на столе стояли тарелки с таким же рисунком, свечи, бокалы. Даже бумажные салфетки были подобраны в тон! Красиво, уютно, празднично. С любовью.

— Ох и хозяйственная ты, Валька! — не удержалась от похвалы Катя и осторожно уточнила. — А где Толик-то?

— Проблемы у него какие-то на складе. Машину с изюмом разгружали всю ночь. Под утро заявился, поспал немного и снова умчался. Я толком и не поняла, куда… Катя, я давно хотела спросить: ты всерьез решила развестись с Виталиком?

— Конечно, всерьез, — удивилась та вопросу. — Разве можно развестись в шутку? Жениться — да, о таком слышала. Но разводиться… Бывают, конечно, случаи, когда это делают понарошку: к примеру, квартиру хотят получить. И не одну, а сразу две. Или другие какие причины. Но это тоже не в шутку, жизнь заставляет. Я, Валя, подала на развод по-настоящему и почти два месяца живу одна.

— А ты подумала, что свято место пусто не бывает? — разлив чай по чашкам и пододвинув вазочку со сладостями, хозяйка присела напротив. — Только представь: кто-то живет в твоей квартире, спит в твоей кровати. Тебе не жалко? Если дело лишь в том, что он завел любовницу, — опустила она глаза, — то ты совершаешь большую ошибку. Мужчины, они… Природа у них такая…

— Валь? Ты… Это мне говоришь ты?! — округлила глаза Катя. — Никогда бы не подумала!

— Одиннадцать лет назад, еще когда замуж выходила, я и сама так не думала, — вздохнула хозяйка. — Но семейная жизнь вносит коррективы. Это в первый раз тяжело пережить измену, во второй раз гораздо легче, поверь мне.

— Я всегда подозревала, что Анатолий…

— Правильно подозревала, — кивнула Валентина. — Как утверждает одна моя приятельница, девяносто процентов семейных мужиков реже или чаще ходят налево. Я к этому уже давно отношусь философски: погулял и вернулся. Ну, и желательно, чтобы детей на стороне не нажил. А в остальном… В остальном все замечательно: дом — полная чаша, дети счастливы, что постоянно видят отца.

— А ты? — в упор посмотрела на хозяйку Катя. — Ты счастлива от того, что твой муж неизвестно где и с кем?

— А я об этом стараюсь не думать и сплетен не слушаю, — опустила та голову. — Так проще. Нервы крепче. — А как ты в первый раз узнала? Кто-то рассказал?

— Никто мне ничего не рассказывал. Все до банального смешно и просто получилось. Лет семь назад приехала я к Толе в офис — визу оформляла, надо было поставить печать на справку, якобы у него работаю. А он в это время вместе с сотрудниками в комнате переговоров поздравлял кого-то с днем рождения. Возьми и скажи мне: печать в столе, в таком-то ящике. Я печать шлепнула, сижу, жду его, чтобы подписал. Скучаю. А в верхнем ящике ключ торчит. Открыла я его, потянула на себя — а там фотографии. Много фотографий! Такая то-о-о-лстая стопка! — усмехнувшись, подняла она руку над столом. — И на всех — он с одной и той же дамочкой: в Риме, в Амстердаме, в Праге, откуда вернулся неделю назад. А ведь уверял, что один летал и исключительно по делам.

— И что ты?

— Выбрала несколько самых пикантных, закрыла стол, уехала в посольство. Вернулась домой — мы тогда еще на Партизанском жили — наревелась, в сердцах стала его вещи собирать. А потом присела, подумала, глянула на спящего Никитку (Аленки-то тогда еще не было) и поняла, что нельзя его без отца оставлять, надо как-то иначе действовать. А вдруг на самом деле уйдет? Вдруг давно мечется, не решается сделать выбор? А я его сама к этому выбору подтолкну? Кстати, твои же слова тогда здорово помогли: «никогда и никого нельзя ставить перед выбором, потому что выбор может оказаться не в вашу пользу».

— Разве я когда-то такое говорила? — удивилась Катя.

— Газета на столе с твоей статьей лежала, как раз из почтового ящика достала. В общем, уцепилась я за эту фразу и решила: у нас ребенок, и я не позволю ему остаться без отца из-за какой-то вертихвостки. Но и закрыть глаза на это было нельзя.

— И дальше?

— Ахиллесова пята Толика — деньги, он сам не раз в этом признавался. Короче, разложила я его шмотки по местам, собрала в сумки свои вещи, Никиткины, привела себя в порядок, создала романтическую обстановку для ужина при свечах. В общем, удивился мой муженек, расслабился, а я возьми да и скажи прямо в лоб: ужин прощальный, так как знаю о любовнице, а потому ухожу вместе с сыном к родителям. Временно, пока он жилье себе не подыщет, так как квартира моя, бабушка завещала. Дом тогда еще даже строить не начинали. Бизнес Толика полностью от отца зависел, и, конечно, огласки своих амурных похождений ему не хотелось.

— Н-да, — задумалась Катя. — Выбора ты тогда ему не оставила.

— А то! Он сразу в ступор впал, едва не подавился! Стал отнекиваться, даже голос повысил: как я могла такое придумать! А я перед ним фотографии на стол… И вот здесь уже его едва кондрашка не хватила, настолько все было неожиданно. Давление подпрыгнуло! Не поверишь, даже спасать пришлось: валерьянка, таблетки, — усмехнулась Валентина. — Прощения просил, едва на коленях не ползал, умолял отцу ничего не рассказывать. Клялся: больше никаких любовниц, главное для него — семья! Я тогда его пожалела, родителям, конечно же, ничего не рассказала. Через два года Аленка родилась.

Хозяйка сделала паузу и тяжело вздохнула.

— А через полгода умер папа. С тех пор все и понеслось. Власть поменялась. Знаю, чувствую, что у него кто-то есть, но помалкиваю.

— То есть вот так, с твоего молчаливого согласия, он развлекается, а ты терпишь?

— А что мне остается делать? — нервно отреагировала Валентина. — Хорошо тебе рассуждать, когда детей нет. А мне куда с ними?

— Послушай, так ведь тебе есть куда! У тебя квартира осталась на Партизанском! — подсказала Катя.

— И что дальше? Я с детьми буду ютиться в двух комнатах, а он здесь развлекаться? Дудки!.. Да и не отдаст он мне детей… Заикнулась как-то, так сказал: собирай вещи и вали, дети останутся здесь. Или должна принять все, как есть, или выметаться. Теперь уже он не оставил мне выбора.

— И как ты с ним живешь? — впечатлившись услышанным, посочувствовала Катя.

— Так и живу. Даже ты, видишь, ничего не знала и ни о чем не догадывалась.

— Не догадывалась. Честно говоря, рассказал бы кто другой — не поверила. Да и сейчас не до конца верю… Если бы не… — начала она фразу, но тут же осеклась.

А ведь едва не проговорилась, что видела вчера Анатолия в клубе с какой-то девицей.

— Если бы не что? — подозрительно посмотрела хозяйка.

— Да так, ничего, — Катя опустила глаза. — И долго ты так жить собираешься? Валь, ты же себя губишь! Ведь это же пытка! Каждодневная изуверская пытка!

— Пытка, — согласилась Валентина. — Но здесь не тебе меня судить. Каждому свое. Пусть дети подрастут, там видно будет.

— Я бы так не смогла.

— А я смогла. И ты знаешь, когда ни о чем плохом не думаю, мне даже нравится так жить: заниматься домом, детьми. Ко всему можно приспособиться. Потому и хотела у тебя спросить: а не поспеши ла ли? Твой Виталик совсем не похож на Толю: и мягче, и терпеливее. Ему ведь тоже рядом с известной журналисткой непросто. Ну собрала вещи, ну ушла, ну проучила. Может, и хватит, пора вернуться? Развестись в твоем положении — оно, конечно, проще всего. Вот только где в наше время другого такого мужика найдешь?

— А зачем его искать? Такого… — перебила Катя. — Чтобы как ты жить?

— Лучше подумай о том, что на свою журналистскую зарплату ты ни квартиры нормальной не купишь, ни машины. Ни шубы новой. Вот скажи, где твоя шуба? Зима за окном, а ты все в курточке бегаешь. Что у тебя останется после развода?

— Уважение к себе, — после долгой паузы ответила Катя. — И для меня это гораздо важнее, чем машина, квартира, шуба. И мужчина найдется, если судьба. Не такой, как был, а настоящий. Извини, Валя, не хочется мне сегодня чаю, — отодвинула она чашку. — Пойду, за мной уже приехали, — покинула она кухню и стала быстро собираться. — С детьми прощаться не буду, поцелуешь их за меня.

— Да подожди ты, глупая! — подхватилась хозяйка. — Пойми ты: я за тебя переживаю! Ну куда ты такая? Ну кому ты нужна? К тому же бездетная!.. Ой, извини, извини меня, дуру, — тут же прикрыла она рот ладошкой.

— А за что извинять? — обмотав шарф вокруг шеи, Катя набросила куртку. — Детей мне на самом деле Бог не дал. Но, может, оно и к лучшему… Зато у Виталика будут дети, пусть от другой женщины.

— Да что ты такое говоришь? Они с Толиком уже все варианты перебрали, как тебя вернуть. Даже твоего отца решили поднапрячь! Ты что, собственному отцу зла желаешь?

— Валя, о каком зле ты говоришь? — пристально посмотрела ей в глаза Катя. — А ну-ка рассказывай, что они придумали!

— Да ничего такого… — опустила глаза Валентина. — Слышала, что говорили об автомойке. Мол, деньги в нее Виталик вкладывал. Помогал тестю, как близкому родственнику. А если перестанут быть родственниками — то и отношения другие. Сейчас ее можно выгодно продать, в хорошем месте стоит.

— Неужели Проскурин так низко пал? Ведь он знает, что значит для отца автомойка! Он ее своими руками отстраивал, кирпичик к кирпичику, все согласования, все проверки… Нет, не может быть… — растерянно принялась она теребить шарф.

Самому Виталику такое в голову не пришло бы. Вот оно, влияние Толика. Не зря о Замятине говорят, что он родную мать ради выгоды продаст.

— Ты только меня не выдавай насчет отца, — испугалась Валентина. — Они и не догадываются, что я их разговор подслушала. Толик, если узнает, точно из дому выгонит! Не выдавай меня, Катя, — и она так умоляюще посмотрела ей в глаза, что сердце зашлось от жалости.

«Боже мой! — поразилась Катя. — Во что же мужчина может превратить женщину! Растоптать, унизить…»

— Не бойся, не выдам… Толик знал, что я сегодня приеду?

— Знал… Просил поговорить. Но я и сама давно хотела с тобой встретиться, — в который раз за вечер опустила глаза Валентина. — Переживаю за тебя. Ну как ты одна будешь?

— Как-нибудь. Ладно, спасибо за заботу. С наступающим! — махнула рукой Катя и исчезла за дверью.

 

Вадим быстрым шагом дошел до незапертой калитки (ай да молодца — как предусмотрительно оставил путь к отступлению!), сел в машину и рванул прочь из Марьяливо.

«Видно, кто-то есть на небесах, если я не купил здесь участок! — думал он, сворачивая на Боровляны. — Вот тебе и подарочек к Новому году!»

Остановившись в каком-то перелеске у поселка, он погасил фары, опустил стекло и закурил. Надо было немного поостыть, привести в порядок мысли. Время позволяло: Катя предупредила, что задержится еще на полчаса. В самый раз, надо сказать, позвонила.

«Неприятно, но зато не осталось никаких вопросов, — пытался он себя успокоить, не в силах отделаться от мыслей об интригах Балай. — Надо как-то заставить себя об этом не думать. Лучше потом, после Нового года, на свежую голову…»

Как ни странно, из всего сказанного Балай его больно зацепила фраза, что он не способен любить. Ошиблись вы, Людмила Степановна: он всегда был и остается романтиком, который хочет, способен любить и, кажется, любит. Потому, не задумываясь, и назвал Катю «дорогая». Пусть слышат! Есть еще много приятных, нежных слов, которые ему нравятся, которые он научится произносить. Например, милая…

Вадим улыбнулся, загасил сигарету, включил фары, поднял стекло и выехал на асфальтированную дорогу.

Катя уже ждала его на перекрестке.

— Полчаса еще не прошло. Почему не позвонила? — упрекнул ее Вадим. — Замерзла? — заботливо нажал он тумблер подогрева сидений.

— Немножко, — благодарно улыбнулась она. — Я раньше ушла.

— А что так?

— Да разговор у нас с Валентиной к концу не заладился, — вздохнула Катя.

— Еще тепла добавить? — продолжал он о ней беспокоиться. — Ветер ледяной. Кстати, все хотел спросить: ты почему до сих пор в куртке ходишь?

— Я тут, пока тебя дожидалась, все пыталась понять, — оставив его вопрос без ответа, задумчиво уставилась она в стекло, — что такое семья? Может, правы те, кто говорит, что в наше время семья себя изжила? Кого ни возьми — Колесниковы, Полевые, Замятины — у всех что-то не так, — опустила глаза Катя, — что-то неправильно.

— А кто знает, как оно — правильно? Сколько семей, столько и правил, — заметил Вадим.

— Слушай, может, я и вправду дура? — задала она неожиданный вопрос. — Ну, живут же люди как-то без любви, держатся друг за дружку, терпят, приспосабливаются. Та же Валя прекрасно знает, что Толик ей изменяет, но предпочитает этого в упор не видеть, не слышать, занимается детьми, хозяйством. И вопросом, что такое счастье, не задается. А вот я — ра-а-а-з! — одним махом собственными руками взяла и все разрушила! Скажи, если со стороны посмотреть, то я кто, разрушительница? — повернулась она лицом к Вадиму.

— Если задаешь такие вопросы, то возможно, — нахмурился тот и надолго замолчал.

Как и Катя. От царившего в салоне до поездки предпраздничного настроения не осталось и следа. Каждый думал о своем.