ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. В марте 1970 года Роберт Мартин, школьный психолог, сообщил:

 

• 1 •

 

В марте 1970 года Роберт Мартин, школьный психолог, сообщил:

 

«Во многих случаях Билл не мог вспомнить, где он был, где находились его вещи, не мог идти без посторонней помощи. В такие моменты его зрачки были размером с булавочную головку. В последнее время Билл часто ссорился с учителями и сверстниками и в результате был вынужден уйти из класса. Во время таких эпизодов он кажется подавленным, плачет и становится некоммуникабельным. Один раз Билл пытался встать перед движущейся машиной. Билла показали врачу, который поставил диагноз "психические трансы".

Во время моего обследования Билл был подавлен, но контролировал свое поведение. Обследование выявило сильную антипатию по отношению к отчиму как к суровому тирану, не имеющему сострадания к другим. Это подтвердила его мать при беседе. Она сообщила, что биологический отец Билли покончил с собой, а отчим часто сравнивал Билли с его отцом. Он постоянно утверждает, что Билл и его мать ответственны за самоубийство его биологического отца (записано со слов матери Билла)».

 

 

• 2 •

 

Джон У. Янг, директор средней школы в Стэнбери, обнаружил, что Билли Миллиган часто уходит из класса и сидит на ступеньках около его кабинета или в последнем ряду зрительного зала. Янг всегда садился рядом с мальчиком и разговаривал с ним.

Иногда Билли рассказывал о своем покойном отце и говорил о том, что, когда вырастет, хочет быть комиком. Говорил о том, что дома у них очень плохо. Нечасто директор Янг осознавал, что мальчик находится в трансе. Тогда он сажал Билли в свою машину и отвозил его домой. После того как подобные случаи участились, он направил Билли в Окружную клинику ориентации и психического здоровья в городе Фэрфилде.

Доктор Гарольд Т. Браун, психиатр, впервые увидел Билли Миллигана 6 марта 1970 года. Браун, худощавый мужчина с седыми бачками и скошенным подбородком, внимательно смотрел на мальчика сквозь очки в черной оправе. Он увидел опрятного худенького пятнадцатилетнего подростка, физически явно здорового, спокойно сидящего, не напряженного и не возбужденного, но избегающего смотреть ему в глаза.

«Голос тихий, – написал доктор Браун в своих заметках, – с небольшой модуляцией, почти как в состоянии транса».

Билли пристально посмотрел на него.

– Что ты чувствуешь? – спросил его Браун.

– Как сон, который приходит и уходит. Мой папа ненавидит меня. Я слышу, как он кричит. В моей комнате горит красный свет. Я вижу сад и дорогу – цветы, вода, деревья и никого, кто мог бы кричать на меня. Я вижу много вещей, которых нет в действительности. Дверь с несколькими замками, кто-то громко стучит, пытаясь выйти. Я вижу падающую женщину, и вдруг она превращается в груду металла и я не могу подойти к ней. Надо же, я – единственный, кто может «улететь» без наркотика!

– Как ты относишься к своим родителям? – спросил Браун.

– Я боюсь, он убьет ее. Убьет из-за меня. Они ссорятся из-за меня, потому что он люто меня ненавидит. У меня ночные кошмары, которые я не могу описать. Иногда мое тело становится странным, словно я очень легкий и воздушный. Иногда я думаю, что способен летать.

В первом отчете Браун отметил: «Несмотря на сообщаемые о нем факты, он воспринимает реальность, четко выраженной психотической способности к формированию и восприятию идей не выявлено. Может сосредоточить и удерживать внимание. Нормально ориентируется. Память хорошая. Суждение находится под сильным влиянием упомянутого выше восприятия вещей и потребности быть драматичным. Инсайт недостаточен, чтобы корректировать поведение.

Предварительный диагноз: ярко выраженный истерический невроз с конверсионными реакциями».

По словам Учителя, который позднее вспомнил этот сеанс, доктор Браун беседовал не с Билли. Это Аллен описывал мысли и видения Дэвида.

 

Пять дней спустя Миллиган приехал в клинику без предварительной договоренности, но доктор Браун, заметив, что тот находится в состоянии транса, согласился принять его. По наблюдениям психиатра, мальчик знал, где находится, и реагировал на указания.

– Надо позвонить твоей матери, – сказал Браун, – и сообщить ей, что ты в клинике.

– Хорошо, – ответил Дэвид, встал и вышел. Аллен вернулся несколько минут спустя и стал ждать, когда его вызовут для беседы. Браун следил за тем, как пациент спокойно сел и устремил взгляд в пространство.

– Что случилось сегодня? – спросил Браун.

– Я был в школе, – сказал Аллен. – Было около половины двенадцатого, и я начал засыпать. Когда я проснулся, то обнаружил, что стою на крыше высокого здания и смотрю вниз, словно хочу прыгнуть. Я спустился вниз и пошел в полицию, попросил их позвонить в школу, чтобы там не беспокоились обо мне. Потом пришел сюда.

Браун некоторое время изучал его, поглаживая свои седые бачки.

– Билли, ты принимаешь какие-нибудь наркотики? Аллен отрицательно покачал головой.

– Вот сейчас у тебя пристальный взгляд. Что ты видишь?

– Я вижу лица людей, но только глаза и носы и какие-то причудливые цвета. Вижу, что с людьми происходят несчастья. Они попадают под машины, падают с утесов, тонут.

Доктор Браун наблюдал за Миллиганом. Тот сидел молча, словно смотрел на экран внутри себя.

– Расскажи, Билли, как у тебя дома. Расскажи о своей семье.

– Челмер любит Джима. Ненавидит меня. Все время кричит. Он превратил в ад жизнь двух человек. Я потерял работу в бакалейной лавке. Я сам хотел потерять эту работу, чтобы быть дома с мамой. Взял и украл бутылку вина – вот меня и уволили.

19 марта Браун заметил, что его пациент одет в рубашку с высоким воротом и голубой пиджак, что придавало ему женоподобный вид.

«У меня сложилось впечатление, – писал Браун после сеанса, – что данный пациент не подлежит амбулаторному наблюдению. Целесообразно положить его на лечение в общественную детскую больницу г. Коламбуса на подростковое отделение. Есть договоренность с доктором Раулджем о его госпитализации.

Окончательный диагноз: истерический невроз с множественными пассивно-агрессивными проявлениями».

Через пять недель после своего пятнадцатого дня рождения Билли Миллиган был помещен Дороти и Челме-ром Миллиганами в детское отделение общественной больницы г. Коламбуса как «добровольный» пациент. Билли решил, что из-за постоянно поступающих на него жалоб и его плохого поведения мать сделала выбор: решила Челмера оставить себе, а его сбыть с рук.

 

• 3 •

 

ОТЧЕТ ОБЩЕСТВЕННОЙ БОЛЬНИЦЫ Г. КОЛАМБУСА (КОНФИДЕНЦИАЛЬНО)

24марта, 16.00. Травма в результате драки данного пациента с другим пациентом, Дэниэлом М. Травма– ссадина под правым глазом. Драка произошла в холле примерно в 16.00. Очевидно, Уильям и Дэниэл играли. Уильям рассердился и ударил Дэниэла, затем Дэниэл ударил Уильяма. Пациентов разняли.

25 марта. При пациенте был найден нож, в его палате обнаружен небольшой напильник, взятый из деревообделочной мастерской. Доктор Раулдж говорил с пациентом. Тот объяснил, что хотел убить себя. Пациент помещен в изолятор, приняты соответствующие меры.

26 марта. Пациент старается помочь врачам. Периодически жалуется на то, что видит странные вещи. В развлечениях не участвовал, большую часть времени сидел один.

1 апреля. Пациент кричал, что его давят стены и он не хочет умирать. Доктор Раулдж поместил его в изолятор и предупредил его относительно сигарет и спичек.

12 апреля. Последние несколько недель, когда наступает время ложиться спать, пациент становится активным. Он спрашивает нас, находится ли он в трансе. Сегодня пациент хотел получить дополнительное лечение. Я объяснил пациенту, что он должен постараться уснуть. Пациент стал враждебным и агрессивным.

 

• 4 •

 

Джейсон демонстрировал вспышки раздражения. Он служил как бы «выпускным клапаном», который мог снять излишнее напряжение громкими криками. Он оставался интровертным до тех пор, пока не наступало время «выпустить пары». Это Джейсона поместили в изолятор в общественной больнице г. Коламбуса.

Джейсон возник, когда Билли было восемь лет. Он готов был взорваться от душивших его эмоций, но ему никогда не разрешали «выходить». Если он все-таки выходил, то Билли наказывали. Здесь, в больнице, когда страх и давление достигали предела, Джейсон плакал, кричал, давая выход своим эмоциям.

Так он поступил, когда услышал по телевизору об убийстве четырех студентов в штате Кент. Санитары заперли его.

Узнав, что Джейсона запирали каждый раз, когда он «взрывался», Артур решил принять меры. Не важно, дом это или больница, показывать свой гнев и раздражение не разрешалось. Если кто-то нарушал запрет, их всех наказывали. Поэтому Артур определил Джейсона как «нежелательного» и лишил его права овладевать сознанием. Отныне он будет стоять в тени, за пределами пятна.

Другие занимались художественной терапией. Когда Томми не был занят открыванием замков, он рисовал пейзажи. Денни рисовал натюрморты, Аллен – портреты. Даже Рейджен пытался что-то изобразить, но ограничился лишь черно-белыми эскизами. Именно тогда Артур обнаружил, что Рейджен – дальтоник. Он вспомнил про непарные носки и сделал вывод, что это Рейджен их надевал. Кристин рисовала цветы и бабочки для своего брата Кристофера.

Санитары отмечали, что Билли Миллиган стал спокойнее и общительнее. Ему дали послабления и, когда на улице стало тепло, разрешили выходить из больницы для прогулок и рисования.

Некоторые из других личностей появлялись, осматривались, им не нравилось то, что они видели, и они уходили. Только Рейджен, пораженный тем, что у доктора Раулджа славянское имя и акцент, принимал тора-зин и выполнял все предписания. Денни и Дэвид, будучи послушными детьми, тоже принимали таблетки. Но вот Томми лишь держал их во рту и потом выплевывал. Так же поступали Артур и другие.

 

Рисунок Кристин

 

Денни подружился с маленьким чернокожим мальчиком, разговаривал и играл с ним. Они засиживались допоздна, часами мечтая о том, кем они станут, когда вырастут. Денни даже начал иногда смеяться.

Однажды доктор Раулдж перевел Денни в отделение, где все мальчики были больше его. Денни никого не знал, ему не с кем было поговорить, поэтому он ушел в свою комнату и плакал – так ему было одиноко. Потом Денни услышал голос:

– Почему ты плачешь?

– Уходи, не трогай меня, – сказал Денни.

– А куда мне уйти?

Денни быстро огляделся – в комнате никого больше не было.

– Кто это сказал?

– Я это сказал. Меня зовут Дэвид.

– Ты где?

– Не знаю. Думаю, там же, где и ты.

Денни заглянул под кровать, в туалет, но того, кто говорил, нигде не обнаружилось.

– Я слышу твой голос, – сказал он, – но где ты?

– Здесь.

– Я не вижу тебя. Где ты?

– Закрой глаза, – сказал Дэвид. – Теперь я тебя вижу. Они проводили долгие часы, разговаривая о вещах, которые случились в прошлом, близко узнавая друг друга, но не сознавая, что Артур все время слушает.

 

• 5 •

 

Филип познакомился с четырнадцатилетней пациенткой, блондинкой. Все считали ее красивой. Она гуляла, разговаривала с ним, стараясь возбудить его, хотя он никогда не пытался приставать к ней. Она наблюдала за ним, когда он сидел у пруда с альбомом для рисования. Обычно поблизости больше никого не было.

В один из теплых дней в начале июня она села рядом с Филипом и посмотрела, как он нарисовал цветок.

– Это очень красиво, Билли.

– А, ничего особенного.

– Ты настоящий художник.

– Да брось ты!

– Нет, правда. Ты отличаешься от других здешних парней. Мне нравятся ребята, которые не зациклились только на одном.

Она положила руку на его колено. Филип отпрянул.

– Эй, ты чего?

– Тебе не нравятся девушки, Билли?

– Конечно, нравятся. Я не голубой. Просто я… я не… я…

– Тебя что-то беспокоит, Билли. В чем дело? Он опять сел рядом с ней.

– Я не очень увлекаюсь сексом.

– Как так?

– Ну, – сказал он. – Мы… я хочу сказать, когда я был маленьким, меня изнасиловал мужчина.

Девушка была потрясена:

– Я думала, что только девчонок насилуют. Филип покачал головой:

– Теперь ты будешь думать по-другому. Меня избили, потом изнасиловали. И с тех пор у меня в голове что-то не так. Я много думаю об этом. Вернее, часть меня думает. Всю мою жизнь я думал, что секс – это что-то болезненное и грязное.

– То есть ты еще никогда не занимался сексом с девушкой?

– Ни с кем не занимался.

– Но это же не больно, Билли!

Он покраснел и отодвинулся от нее.

– Идем поплаваем, – пригласила она.

– Неплохая мысль, – сказал Филип, вскочил и с разбегу нырнул в пруд.

Когда он вынырнул, отфыркиваясь, то увидел, что девушка сняла платье и нагишом идет к пруду.

– Черт возьми! – воскликнул он и нырнул на самое дно.

Когда он снова вынырнул, она подплыла поближе и обняла его. Филип почувствовал в воде, как ее ноги обвиваются вокруг него, как ее груди трутся о его грудь, как она все ниже опускает руку…

– Это не больно, Билли, – сказала она. – Я обещаю.

Загребая воду одной рукой, она вела его к большому плоскому камню, углом вдающемуся в воду. Филип взобрался следом за ней, и она потянула вниз его трусы. Он понимал, что ведет себя неуклюже, боялся, что, если закроет глаза, все это исчезнет. Она была такая красивая. Он не хотел внезапно очутиться в другом месте и ничего не помнить. Он хотел все запомнить. Ему было очень хорошо. Девушка оказалась хорошим учителем. Когда все было кончено, ему хотелось вскочить и закричать от радости. Он скатился с нее, потерял равновесие и шлепнулся в воду.

Девушка засмеялась, а Филип чувствовал себя дураком, но был счастлив. Он больше не был ни девственником, ни голубым – он стал мужчиной.

19 июня по просьбе матери доктор Раулдж выписал Билли Миллигана из больницы. Резюме работника патронажа при выписке гласило:

 

«До выписки Билли манипулировал персоналом и пациентами. Он выходил из неприятных ситуаций с помощью злонамеренной лжи, нанося вред репутации других людей и не чувствуя угрызений совести. Его отношение к сверстникам было поверхностным, а сверстники не доверяли ему из-за постоянной лжи.

Рекомендации персонала: Поведение пациента все более входило в противоречие с программой отделения, поэтому пациент выписывается для амбулаторного лечения. Родителям рекомендуются консультации.

Лечение: торазин, 25 мг, три раза в день».

 

По возвращении домой Денни, находясь в глубокой депрессии, нарисовал маленький натюрморт – увядающий желтый цветок в надтреснутом бокале на черно-синем фоне. Он принес рисунок наверх, чтобы показать его матери Билли, но застыл на месте. Там был Челмер.

Челмер взял у него рисунок, посмотрел на него и бросил на пол.

– Врешь, – сказал он. – Это не ты нарисовал.

Денни поднял рисунок и пошел вниз, в рисовальную комнату, еле сдерживая слезы. Тогда он впервые подписал рисунок: «Денни, 1970». На оборотной стороне холста он записал необходимые данные:

Художник ДЕННИ

Тема СМЕРТЬ В ОДИНОЧЕСТВЕ

Дата 1970

 

С того времени, в отличие от Томми и Аллена, которые продолжали добиваться, чтобы их похвалили за рисунки, Денни никогда никому не показывал своих натюрмортов.

Осенью 1970 года Билли поступил в среднюю школу Ланкастера – комплекс беспорядочно разбросанных современных зданий из стекла и бетона на северной стороне Ланкастера. Билли не успевал в учебе. Он ненавидел учителей и ненавидел школу.

Артур много раз пропускал уроки, чтобы работать в библиотеке, изучая книги по медицине. Особенно его заинтересовала гематология.

Томми проводил свободное время, занимаясь своими приспособлениями, механизмами и практикуясь в умении убегать. К этому времени никакие веревки уже не могли его удержать: его руки могли развязать любой узел или выскользнуть из связывающих веревок. Он купил себе пару наручников и практиковался с ними, используя разделенный пополам колпачок от шариковой ручки в качестве ключа. Для себя он отметил, что лучше иметь два ключа – один в нагрудном кармане, другой в заднем кармане брюк, – чтобы можно было избавиться от наручников независимо от того, в каком положении будут руки – спереди или сзади.

В январе 1971 года Билли поступил на неполный рабочий день рассыльным в бакалейном магазине. Он решил потратить часть денег из своей первой зарплаты и купить мяса для Челмера. Рождественские праздники прошли спокойно. И Билли подумал, что, если он покажет своему отчиму, что заботится о нем, возможно, Челмер перестанет приставать к нему.

Билли подошел к заднему крыльцу и увидел, что дверь на кухню сорвана с петель. На кухне были бабушка и дедушка Миллиган, а также Кэти, Челла и Джим. Мама прижимала к голове окровавленное полотенце. Лицо у нее было черное и синее.

– Челмер ударил ее об дверь, – сказал Джим.

– И вырвал клок волос из головы, – сказала Кэти. Билли ничего не сказал. Он просто посмотрел на мать, кинул мясо на стол, пошел в свою комнату и закрыл за собой дверь. Он долго сидел в темноте, закрыв глаза и пытаясь понять, почему в их семье так много боли и побоев. Если бы Челмер умер, это решило бы все их проблемы.

Ощущение пустоты…

Рейджен открыл глаза, чувствуя гнев, который дольше нельзя было сдерживать. За то, что Челмер сделал с Денни и Билли, а теперь с матерью Билли, этот человек должен умереть.

Рейджен медленно поднялся и пошел на кухню, слыша приглушенные голоса из гостиной. На кухне он открыл ящик, где хранились ножи, взял шестидюймовый нож для разделки мяса, сунул его под рубашку и вернулся в свою комнату. Положил нож под подушку, лег и стал ждать. После того как все уснут, Рейджен выйдет и заколет Челмера прямо в сердце. Или, может быть, перережет ему горло. Он лежал, прокручивая в уме свои действия и ожидая, когда дом затихнет. В двенадцать часов домашние все еще не спали, разговаривали. И Рейджен уснул.

Разбуженный утренним светом, Аллен вскочил с кровати, не зная, где он и что случилось. Он быстро прошел в ванную, и Рейджен рассказал ему о своих планах. Когда Аллен вышел, мать была в его комнате. Она начала убирать его постель и нашла нож.

– Билли, что это такое?

Он спокойно посмотрел на нее и сказал монотонно:

– Я собирался его убить.

Мать взглянула на него, удивленная этим низким, равнодушным голосом:

– Что ты хочешь сказать?

Аллен пристально посмотрел на нее:

– Твой муж должен был умереть сегодня утром. Она побледнела и схватилась за горло.

– О боже, Билли, что ты говоришь? – Она схватила его за руки и стала трясти, говоря шепотом, чтобы никто не мог услышать: – Ты не должен этого говорить. Не должен так думать. Подумай о последствиях. Что с тобой будет?

Аллен посмотрел на нее и спокойно сказал:

– А с тобой?

Потом повернулся и вышел.

Сидя в классе, Билли старался не обращать внимания на смешки и подзуживание других мальчишек. Все уже знали, что он проходил амбулаторное лечение в психиатрической клинике. Мальчишки хихикали и вертели пальцем у виска. Девочки показывали ему язык.

На перемене несколько девочек окружили Миллигана в коридоре около женского туалета.

– Иди сюда, Билли! Мы хотим тебе кое-что показать.

Он знал, что девочки дразнят его, но стеснялся оказать сопротивление. Девочки втолкнули его в туалет и загородили выход, уверенные, что Билли не посмеет их тронуть.

– Билли, это правда, что ты девственник? Он покраснел.

– И ты никогда не делал этого с девчонкой?

Не зная о том, что произошло у Филипа с девушкой в больнице, он отрицательно покачал головой.

– Он, наверное, занимался этим с животными на ферме.

– Билли, ты забавляешься с животными на ферме в Бремене?

Не успел он сообразить, что они делают, как девочки прижали его к стене и стали стаскивать с него брюки. Он поскользнулся и упал, пытаясь удержать на себе брюки, но они сняли их и убежали, оставив его лежать в женском туалете в трусах. Билли заплакал.

В туалет вошла учительница. Увидев его, она выбежала и вскоре вернулась с брюками.

– Этих девчонок следует выпороть, Билли, – сказала она.

– Наверное, их мальчишки подговорили.

– Ты такой большой, сильный мальчик, – сказала она. – Как ты позволяешь им так с тобой обращаться?

Он пожал плечами:

– Не мог же я ударить девочку.

И побрел прочь, зная, что никогда больше не сможет посмотреть в глаза девочкам из своего класса.

Он шел по коридору. Не имело смысла продолжать жить. Билли поднял голову и увидел, что рабочие оставили открытой дверь прохода, ведущего на крышу. Он знал, что сделает. Медленно прошел через пустой коридор, поднялся по лестнице, открыл дверь, вышел на крышу. Было холодно. Билли сел и написал на внутренней стороне обложки учебника: «Прощайте. Простите, но я больше не вынесу».

Положив учебник на край крыши, он отошел назад, чтобы как следует разбежаться. Глубоко вдохнул – и побежал…

Прежде чем он достиг края крыши, Рейджен сбил его с ног.

– Ну и ну! Чуть не опоздали, – прошептал Артур.

– Что будем с ним делать? – спросил Рейджен. – Опасно позволять ему бродить везде.

– Он представляет опасность для всех нас. В депрессивном состоянии он может покончить с собой.

– И какое примем решение?

– Заставим его все время спать.

– Как это?

– С этого момента он не должен владеть сознанием.

– А кто будет это контролировать?

– Ты или я. Мы поделим ответственность. Я предупрежу всех, чтобы никто и ни при каких обстоятельствах не разрешал ему овладевать сознанием. Когда дела идут нормально, в относительной безопасности, контроль остается за мной. В опасной обстановке он переходит к тебе. Только мы с тобой решаем, кто может вставать на пятно.

– Идет, – сказал Рейджен.

Он посмотрел на предсмертную записку, которую Билли написал в книге. Вырвал страницу, разорвал ее на кусочки и развеял их по ветру.

– Я буду защитником, – сказал он. – Билли не должен был подвергать опасности жизнь детей.

Тут Рейджен вспомнил еще кое о чем:

– А кто будет говорить? Люди смеются, когда слышат мой акцент. Да и твой тоже.

Артур кивнул:

– Я думал об этом. Аллен, как говорят ирландцы, «поцеловал камень красноречия». Он может говорить вместо нас. Пока мы контролируем ситуацию и храним секрет от остального мира, мы сумеем выжить.

Артур все объяснил Аллену, потом поговорил с детьми и постарался помочь им понять, что происходит.

– Представьте себе, – сказал он, – что мы все – много людей, включая и тех, кого вы никогда не видели, – находимся в темной комнате. В центре этой комнаты, на полу, яркое пятно света. Кто встает на это пятно, кого освещает этот свет, тот выходит в реальный мир и овладевает сознанием. Этого человека и видят другие люди, они слышат его и реагируют на него. Остальные из нас могут в это время заниматься своими делами, учиться или спать, играть или разговаривать. Но тот, кто выходит в мир, должен быть очень осторожен, не должен говорить о существовании других. Это семейный секрет.

Дети поняли.

– Хорошо, – сказал Артур. – Аллен, возвращайся в класс.

Аллен встал на пятно, поднял учебники и спустился вниз.

– А где Билли? – спросила Кристин.

Другие ждали, что ответит Артур. Тот печально покачал головой, приложил палец к губам и прошептал:

– Билли спит. Нельзя его будить.