Студопедия — Курбан Саид 6 страница. Он неожиданно прервал молчание и засмеялся.
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Курбан Саид 6 страница. Он неожиданно прервал молчание и засмеялся.






Он неожиданно прервал молчание и засмеялся.

- Ладно, завтра я пойду к князю Кипиани и обсужу с ним этот вопрос. Или мир настолько изменился, что теперь молодые люди сами ходят свататься?

- Я сам поговорю с Кипиани, - поспешно сказал я.

Мы снова сели на коней и поскакали к Баилову. Скоро показался уродливый темный лес нефтяных вышек. Биби-Эйбат - район Баку, где находятся нефтяные промыслы. Его воздух пропитан смрадом нефти. У фонтанирующих скважин стояли рабочие с черными от нефти руками. Она стекала с их пальцев и капала на землю. Со стороны баиловской тюрьмы раздались выстрелы.

- Кого-то расстреляли? - крикнул я.

Но нет, в этот день в баиловской тюрьме никого не расстреливали. Выстрелы доносились из казарм бакинского гарнизона. Там солдат обучали военному делу.

- Хочешь навестить друзей? - спросил отец.

Я утвердительно кивнул, и мы направили коней к учебному плацу казарм. Ильяс бек и Мухаммед Гейдар проводили занятия в своих ротах. По их лицам ручьем струился пот.

- Напра-во! Нале-во!

Мухаммед Гейдар выглядел ужасно серьезным. Ильяс бек же напоминал покорную чужой воле марионетку. Они подошли к нам, поздоровались.

- Ну как, нравится вам военная служба? - спросил я. Ильяс бек промолчал.

- Как бы там ни было, - это получше гимназии, - хмуро сказал Мухаммед Гейдар.

- У нас сейчас новый полковой командир, - сообщил Ильяс бек. Шушинец, князь Меликов.

- Меликов? Не тот ли это Меликов, владелец знаменитого гнедого?

- Он самый. Легенды об этом коне ходят по всему гарнизону.

Мы помолчали. На плацу лежал толстый слой песка. Ильяс бек тоскливо посмотрел в сторону ворот. В его глазах была зависть.

- Ты, кажется, завидуешь Али хану? - сказал отец, положив руки ему на плечи. - Не завидуй. Он, кажется, намерен расстаться со своей свободой.

Ильяс бек рассмеялся:

- И верно, ведь ты собираешься жениться на Нино, не так ли?

- Самое время, - оживился Мухаммед Гейдар, - довольно бездельничать. Теперь ты узнаешь, почем фунт лиха. - В голосе его слышалось злорадство, но слова звучали слишком наивно.

Что могли знать о жизни Мухаммед Гейдар и его жена, не высовывающая носа из-под чадры?

Я попрощался с ними, и мы с отцом вернулись домой. Азиатские дома бывают прохладны. По ночам ты словно окунаешься в свежесть родниковой воды. А днем кажется, что попал в холодную баню. Я лежал на диване, когда зазвонил телефон.

- Умираю от жары и математики, Али хан, - услышал я голос Нино. Приди же, помоги мне.

А через десять минут Нино уже протягивала мне свои тонкие ручки. Нежные пальчики были в чернилах. Я расцеловал каждое чернильное пятнышко.

- Нино, я говорил с отцом. Он согласен.

Нино трепетала и смеялась, застенчиво поглядывая в сторону комнаты. Лицо ее разрумянилось. Она вплотную приблизилась ко мне и прошептала:

- Я боюсь, Али хан, очень боюсь!

- Чего ты боишься? Неужели экзаменов?

- Нет, - сказала она и отвернулась, устремив взгляд на море, а потом в притворном ужасе схватилась за голову:

- Ах, Али хан из города Икс в город Игрек едет поезд со скоростью пятьдесят километров в час...

Словно гора свалилась с плеч, и я, счастливый, уткнулся в ее тетради.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Густой туман с моря окутал город, и оттого свет фонарей на перекрестках зыбок и еле различим.

Я нервно расхаживаю вдоль берега. Сквозь пелену тумана почти не видно прохожих. Равнодушными или испуганными силуэтами они возникают передо мной и вновь растворяются в плотной серости.

Я споткнулся о широкую доску, валявшуюся на дороге, и упал на какого-то амбала. Он что-то жевал, судя по всему, анашу и, уставившись бессмысленным взглядом в пространство, пребывал в настоящий момент в глубоком забытье. С досадой треснув его по спине кулаком, я пошел дальше.

В окнах домов мерцал свет. Я закрыл глаза и опять споткнулся о брошенную на дороге бутылку. Передо мной тут же возникло испуганное звоном стекла лицо какого-то иранца.

Из тумана выплыл чей-то толстый живот, и я услышал приветливый голос:

- Добрый вечер, Али хан.

Я поднял голову и увидел улыбающегося Нахараряна. "Проклятье!" подумал я и хотел уже бежать, но Нахарарян крепко держал меня за руку.

- Вам не по себе, друг мой. Побудьте лучше со мной.

Его голос источал умиротворение и благожелательность. Вдруг страшная усталость навалилась на меня. Я покрылся холодным потом, и, казалось, вот-вот лишусь сил.

- Пойдемте-ка в ресторан Филипосянца, - предложил Нахарарян.

Я согласился. Мне было уже все равно, что происходит со мной.

Мы пошли по Барятинской к большому ресторану. Нахарарян продолжал держать меня за руку.

Расположившись в мягком кресле, он сочувственно сказал:

- Это горячность, Али хан, обычная кавказская горячность. Результат этой проклятой жары. Или чего-то другого? Может, есть другая причина, заставляющая вас бежать без оглядки?

Мягкие кресла ресторана, стены, обитые красным шелком, - все навевало уют и покой. Я глотнул горячего чая и принялся рассказывать, как позвонил сегодня старому Кипиани, как Нино тайком выскользнула из дома, как я целовал руку княгине, пожимал руку князю, как рассказывал старику о доходах нашей семьи, как потом на чистом русском языке, которому позавидовал бы даже царь, попросил руки княжны Нино.

- А потом? Говорите, дорогой, - в голосе Нахараряна звучал искренний интерес.

- Потом? Ну, слушайте. - И, подражая грузинскому акценту князя, я повторил сказанное им: - Уважаемый Али хан! Сын мой! Поверьте, я не мечтал бы о лучшем муже для своей дочери. Любая женщина почла бы за счастье стать женой такого человека, как вы! Но ведь Нино еще слишком молода. Что может знать о любви эта девочка? Она еще учится. Не перенимать же нам обычаи индусов отдавать дочерей замуж еще детьми! При этом не следует забывать и о разнице в вероисповедании, воспитании, происхождении, общественном положении. Я говорю это для вашего же добра. Думаю, и ваш батюшка согласился бы со мной. Но оставим даже все это. Разве не видите, какие страшные времена наступили? Кто знает, чем все это кончится! Я тоже желаю Нино счастья. Знаю, она уверена, что любит вас. Я не хочу мешать ее счастью. Поэтому хочу предложить: давайте дождемся конца войны. Вы оба станете старше и, если все еще будете любить друг друга, тогда опять вернемся к нашему разговору.

- И что же вы теперь собираетесь делать, хан? - спросил Нахарарян.

- Похищу Нино и увезу ее в Иран. Я не потерплю такого позора. Подумать только: отказать потомку рода Ширванширов! Да о чем он думает, этот Кипиани! Нахарарян, я считаю себя оскорбленным. Род Ширванширов древнее Кипиани. Во времена Ага Мухаммед Гаджара мы покорили всю Грузию. В те времена любой Кипиани с радостью отдал бы свою дочь за Ширваншира. Он мне говорит о разнице в вероисповедании! Что он хочет этим сказать? Что ислам хуже христианства? А моя честь? Да надо мной родной отец смеяться станет. "Посмотрите, - скажет, - христианин отказался отдать ему дочь в жены!". Мы, мусульмане, старые волки. Еще сто лет тому назад...

Злоба душила меня, мешала говорить. Я умолк. И без того я наговорил слишком много.

Нахарарян ведь тоже христианин, и мои слова могли оскорбить его. К счастью, этого не случилось.

- Я понимаю причину вашего гнева, Али хан. Но ведь он не отказал вам. Смешно, конечно, ждать конца войны. Кипиани просто не хочет понять, что его дочь уже выросла. Я ничего не имею против похищения Нино. Это старый испытанный способ, полностью соответствующий нашим обычаям. Но это не единственный путь. Кто-то должен объяснить князю культурное, политическое значение брака. После этого он, наверное, даст свое согласие.

- Кто же сделает это?

- Как это кто? Я! - воскликнул Нахарарян, ударяя себя в грудь.

- Будьте спокойны, Али хан, доверьте это дело мне.

Я удивленно посмотрел на него. Интересно, что на уме у этого армянина? Может быть, накануне входа в город турок хочет завязать более тесные связи с мусульманами? Мне до этого не было никакого дела. Во всяком случае, он предлагает мне союз. И я крепко пожал ему руку.

- Я обо всем извещу вас. Вы ничего не предпринимайте и, главное, не похищайте пока девушку. Прибегнем к этому в самом крайнем случае.

Вдруг мне почему-то показалось, что я могу положиться на этого толстяка. Я поднялся, обнял его на прощание и вышел из ресторана. Не успел я выйти на улицу, как кто-то окликнул меня. Я оглянулся и увидел старого друга отца, Сулеймана ага, который, как оказалось, тоже сидел в ресторане.

- Подумать только! - воскликнул он, опустив тяжелую руку мне на плечо. - Потомок рода Ширванширов обнимается с армянином!

Я испуганно замер, но Сулеймана ага уже не было, он исчез, растворился в уличном тумане. Хорошо, что я не сказал отцу, зачем ходил сегодня к Кипиани. Скажу, что еще не говорил с князем о женитьбе..

"Глупо так ненавидеть армян", - думал я, входя в дом.

Все последующие дни я не отходил от телефона. Даже не ожидал, что моя жизнь будет настолько связана с этой черной коробкой... Из дома я никуда не выходил, а на вопросы отца, почему я не иду говорить с родителями Нино о женитьбе, отвечал что-то невнятное. Время от времени я вздрагивал от телефонного звонка и выслушивал доклады Нино, больше напоминающие отчеты с полей сражения:

- Али, это ты? Слушай, Нахарарян сидит с мамой и беседует о стихах моего прадедушки Илико Чавчавадзе.

Чуть позже она снова звонила:

- Али, слышишь? Нахарарян утверждает, что иранская культура оказала огромное влияние на Руставели и царицу Тамару.

Очередной звонок.

- Али хан! Нахарарян пьет с папой чай. Только что он сказал, что тайна этого города в непостижимом родстве рас и народов.

Еще через полчаса:

- Какая умница этот Нахарарян!

Я засмеялся и повесил трубку. Так текли дни за днями. Нахарарян проводил все время в доме Кипиани: ел, пил, болтал. Он даже гулял с Кипиани, давая последнему то невыполнимые, а то и дельные советы. Я по телефону получал информацию обо всех хитростях армянина.

- Нахарарян рассказывает, что родилась новая Луна. Он говорит, что власть золота над человеком - это результат поклонения Луне народов древнего Кавказа и Ирана. Али хан, я уже не могу слышать этот бред. Приходи в сад.

Мы встретились на нашем месте у крепостной стены. Нино торопливо передала мне самые последние сообщения. Мать умоляет ее не связывать свою жизнь с диким мусульманином, а отец полушутя уверяет Нино, что я обязательно заточу ее в гарем. На что моя маленькая Нино, смеясь, но совершенно серьезно предупредила родителей:

- А вы не боитесь? Что вы будете делать, если он похитит меня?

Я погладил ее по головке. Мою Нино я знал хорошо - она всегда добивалась задуманного.

- Война эта может продолжаться еще десять лет. Ужасно, что родители заставляют нас так долго ждать.

- Ты, действительно, так любишь меня, Нино?

- Мы не сможем прожить друг без друга, - проговорила она, и губки ее задрожали. - Мои родители все осложняют. Но по-ихнему не выйдет, я не отступлюсь от своего. Люблю ли я тебя? Да, я вправду люблю тебя. Но ни в коем случае не похищай меня!

Она умолкла, ведь не может человек говорить и целоваться одновременно. Потом она упорхнула домой, и снова посыпались ее рапорты по телефону:

- Нахарарян говорит, что получил письмо от двоюродного брата из Тифлиса. Говорит, что царский наместник на Кавказе приветствует смешанные браки. Наместник считает это одним из путей сближения Востока с западной культурой. Ты понимаешь, к чему он клонит?

Ничего я не понимал. Я лениво сидел дома и молчал. Пришла моя двоюродная сестра Айше и рассказала, что за последние три дня Нино по пяти предметам получила "неудовлетворительно". Айше, естественно, во всем обвинила меня. Оказывается, вместо заботы о нашем будущем я должен тревожиться об учебе Нино. Потом мы сели с Айше за нарды, я проиграл, и довольная Айше обещала помочь Нино в учебе.

Снова телефонный звонок.

- Это ты? Они вот уже сколько времени говорят о политике и экономике. Нахарарян говорит, что завидует мусульманам, которым удалось вложить свое состояние в иранские имения. Кто знает, что будет с этой Россией? Может, все полетит в тартарары. А в Иране землю могут покупать только мусульмане. Говорит, точно знает, что половина Гилана принадлежит Ширванширам. Учитывая назревающий в России переворот, иметь земли за границей - значит, обеспечить свое будущее. Это произвело на родителей большое впечатление. Мама теперь говорит, что и среди мусульман встречаются люди с внутренней культурой.

Два дня спустя после этого разговора армянский шахматист выиграл свою партию. Зазвонил телефон, и Нино, то смеясь, то плача, сообщила:

- Отец с матерью благословляют нас. Аминь!

- Пусть твой отец сам позвонит мне. Он оскорбил меня.

Именно так все и произошло. Голос князя звучал елейно, мягко. Когда с тобой говорят таким образом, трудно отвечать грубостью.

- Вы не могли бы придти к нам Али хан.

Я помчался к ним. Княгиня расплакалась и поцеловала меня. Князь был одет торжественно, и настроение у него было отличное. Он тоже говорил о браке, семейной жизни, но слова его отличались от тех, что говорил мне отец.

- Брак, - говорил князь, - основан на взаимном доверии и заботе супругов друг о друге. Муж и жена должны всегда советоваться друг с другом и быть опорой друг другу. Должны помнить, что оба - люди свободные и совершенно равноправные.

В свою очередь я заверил князя, что никогда не буду заставлять Нино носить чадру и не заведу гарема.

Тут вошла Нино, и я коснулся ее лба невинным поцелуем. Нино втянула голову в плечи и напоминала беспомощную птичку.

- Но пока никто не должен знать об этом, - сказал князь. - Пусть Нино сначала окончит лицей, а уж потом огласим вашу помолвку. Дочь моя, обратился он к Нино, - учись хорошо. Если ты срежешься на экзаменах, придется ждать еще год.

- Будь покоен, папа, - ответила Нино, вздернув свои точеные, словно вычерченные карандашом брови, - я успешно выдержу оба испытания - и в лицее, и в семейной жизни. И в том, и в другом мне поможет Али хан.

У подъезда Нино меня ждал в машине Нахарарян. Его слегка навыкате глаза выжидающе смотрели на меня.

- Нахарарян, - обратился я к нему, - я твой должник. Что подарить тебе? Хочешь деревню в Дагестане? Или иранский орден? Может быть, тебя устроит апельсиновый сад в Энзели?

- Ничего, - воскликнул он, хлопнув меня по плечу. - Мне ничего не надо. Я счастлив, что смог повернуть колесо судьбы на верную стезю. Этого мне достаточно.

Я с благодарностью взглянул на него. Мы выехали за город и направились в сторону Биби-Эйбатской бухты. Грязные, черные машины вгрызались в землю, высасывая ее соки. Наблюдая эту картину, я подумал, что семейство Нобелей завершает свое дело по изменению нашего пейзажа с той же страстностью, с какой Нахарарян старался ради меня. Значительная часть моря уже была засыпана землей и слилась с сушей. Теперь эта территория не принадлежала морю. Она навсегда была отторгнута у него, но и землей не стала.

На противоположном конце участка кто-то открыл чайхану. Мы сели там и заказали чай. Это был лучший в мире чай, крепкий, как алкоголь. Опьяненный его ароматом, Нахарарян рассказывал об истреблении армян в Малой Азии и ожидающемся вторжении турок в Карабах.

- Не бойтесь, - сказал я, - если турки войдут в Баку, я спрячу вас у себя дома.

- Я ничего не боюсь, - ответил Нахарарян.

Далеко в море над Наргеном зажглись звезды. На землю опускалась вечерняя тишина!

- Море и берег, как мужа и жену, объединяет борьба противоположностей.

Это сказал я или Нахарарян? Я ничего не помнил. Нахарарян привез меня домой.

- Князь Кипиани благодарит семью Ширванширов за оказанную честь. Нино - моя невеста. Сходи завтра к ним и реши остальные вопросы.

Я был усталым и счастливым.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Летели недели, месяцы. Много событий произошло в мире, в нашей стране и у нас дома. Ночи стали длиннее, листья с деревьев Губернаторского сада осыпались и шуршали под ногами. С мутного неба лил мутный дождь. Выпал первый снежок, отдавший город во власть зимы.

А потом ночи опять стали короче.

Из степи в город мерным шагом стали приходить караваны верблюдов. Их желтая шерсть была усыпана песком, а глаза по-прежнему устремлены в даль вечности. Они тащили пушки, были обвешаны винтовками и ящиками с продовольствием. Все это были трофеи, захваченные в жестоком сражении. По улицам в ободранном сером обмундировании шли колонны пленных турков. Их вели в порт, откуда пароходом переправляли на Нарген, где пленные умирали от дизентерии, голода и тоски по родине. Некоторым удавалось бежать, они гибли в солончаковых пустынях Ирана или свинцовых волнах Каспия.

Война, которая, казалось шла очень далеко, совершенно неожиданно добралась и до нас. С севера прибывали эшелоны с солдатами, с запада поезда с ранеными. Царь сместил своего дядю с поста главнокомандующего и принял командование армией на себя.

Дядя царя был теперь наместником на Кавказе. Черной, грозной тенью он навис над нашей родиной. Великий князь Николай Николаевич! Его длинная худая рука тянулась к самой Анатолии. Он вымещал свою ярость и зло на племянника, посылая дивизии в жестокие набеги. Гнев великого князя, перевалив заснеженные горы и пустынные степи, простирался до Багдада, Трабзона и Стамбула. Люди прозвали его "длинный Николай" и с ужасом рассказывали о его зверствах и поистине безумной жажде кровавых сражений.

В войну уже было втянуто много стран. Фронт растянулся от Афганистана до Северного моря, а в газетах мелькали имена королей, полководцев, государств, как трупные мухи, облепившие тела павших героев.

Снова наступило лето. Знойное солнце сжигало город. Асфальт плавился под ногами прохожих.

Я проводил дни в чайхане или в кафе с друзьями. Многие отвернулись от меня из-за дружбы с Нахараряном. Дивизия Ильяс бека все еще стояла в городе, и по-прежнему солдаты занимались строевой подготовкой на пыльном плацу. Зрители, как и раньше, заполняли залы оперы, театров, кинематографов.

Событий было много, но нигде - ни в мире, ни на родине, ни дома ничего не изменилось.

Нино, изнемогая под бременем экзаменов, прибегала ко мне, и я гладил ее нежные прохладные ладони.

Страх затаился в глубине ее глаз. Айше рассказывала мне, что преподаватель, проявляя благосклонность к невесте, Ширваншира, ставил ей в журнале сплошные "удовлетворительно". Когда мы с Нино гуляли по улицам, ее одноклассницы с любопытством посматривали в нашу сторону. Мы ходили в клуб, в театр, на танцевальные вечера, но очень редко нам удавалось оставаться вдвоем. Нас плотной стеной окружали друзья. Мы всегда оказывались в обществе Ильяс бека, Мухаммеда Гейдара, Нахараряна и даже набожного Сеида Мустафы. Мои друзья никак не могли поладить Нахараряном. Стоило толстому и богатому Нахараряну выпить шампанского и завести речь о взаимной любви кавказских народов, как Мухаммед Гейдар тут же мрачнел.

- Господин Нахарарян, - не выдержал он как-то, - мне ваша забота кажется неуместной. Потому что после войны в живых останется очень мало армян.

- Но Нахарарян будет в числе выживших! - воскликнула Нино.

Нахарарян молча пил шампанское. До меня доходили слухи, что он собирался все свое состояние перевести в швейцарский банк. Но меня это не касалось. Я только попросил Мухаммеда Гейдара быть с Нахараряном полюбезней.

- Я ненавижу армян, - хмуро сказал он.

Наконец наступило время экзаменов, и в экзаменационном зале лицея святой Тамары Нино прибегая к математическим формулам, цитатам из классиков и историческим датам доказала свою зрелость. В трудный момент она пускала в ход очарование огромных грузинских глаз.

После выпускного бала я проводил потерявшую от счастья голову Нино домой.

- Теперь вы жених и невеста, - сказал старый Кипиани. - Собирайтесь, Али хан, поедем в Тифлис. Я должен представить вас нашему роду.

Итак, мы отправилась в Тифлис.

Город напоминал густой лес, где каждое дерево имело свое имя: дяди, племянники, тети, племянницы. В этой чаще мудрено было не заблудиться. Имена звучали звонко, как удары топором по старому дубу: Орбелиани, Чавчавадзе, Церетели, Амилахвари, Абашидзе!

В саду Дидубе семья Орбелиани давала званый обед. Грузинская зурна играла кахетинскую боевую песню "Мравалявери", хевсурскую "Лило", приехавший из Кутаиси двоюродный брат Абашидзе пел песню имеретинских горцев "Мгали Делия". Обед перешел в ужин, который продолжался всю ночь. Когда из-за гор появились первые лучи солнца, музыканты заиграли гимн "Восстань, о царица Тамара, Грузия рыдает о тебе".

Я безмолвно сидел рядом с Нино.

Несколько молодых кузенов танцевали грузинский танец с саблями. В рассветных сумерках картина выглядела нереально и напоминала неинтересный театральный номер. Я прислушался к разговору своих соседей по столу.

- Один из Церетели защищал Тифлис от Чингиз хана.

- Вы знаете, без сомнения, род Чавчавадзе гораздо древнее царского рода Багратиони.

- Откуда пошел род Орбелиани? Как это откуда? Первый Орбелиани пришел три тысячи лет назад из Китая. Он был сыном китайского императора. До сих пор в роду Орбелиани рождаются люди с раскосыми глазами.

Я осторожно взглянул на них. Что значили всего несколько поколений Ширванширов, появившихся на свет до меня, в сравнении с этими древними родами?

- Не расстраивайся, Али хан, - утешила меня Нино. - Мои дяди происходят из древних и знатных родов. Но ты подумай, где были их предки, когда твои покоряли Тифлис?

Я ничего не ответил, но слова Нино придали мне бодрости: уже сейчас, в кругу своей семьи Нино причисляла себя к семье Ширванширов. Как же мне не радоваться этому? Я с благодарностью взглянул на нее.

Жидким пламенем обжигало красное кахетинское. Я нерешительно поднял бокал и произнес тост в честь рода Орбелиани. Незнакомая мне старушка наклонилась и прошептала:

- Пейте спокойно, Али хан. Это вино, дарованное богом. Об этом теперь мало кто знает. Все остальные вина от дьявола.

В город мы вернулись на рассвете. Я хотел ехать в гостиницу, но то ли кузен, то ли дядя, я не разобрал, воспротивился этому.

- Вчера вы были гостем Орбелиани, сегодня прошу вас быть моим гостем. Завтракать будем в Тургвино. А днем посидим немного с друзьями.

Я оказался пленником грузинских князей. Так пролетела неделя - мы пили алазанское и кахетинское, ели шашлыки и овечий сыр. Кузены четко сменяли друг друга на страже грузинского гостеприимства. Но они-то сменяли друг друга, а мы с Нино переходили из рук в руки. Стойкость и выносливость Нино приводили меня в восторг. К концу недели она была свежа, как утренняя роса. Глаза ее улыбались, а ротик без устали болтал с кузинами и тетушками. Только по чуть охрипшему голосу можно было догадаться, что она день и ночь танцевала, ела, пила и совсем не спала.

На восьмой день рано утром в моей комнате появились кузены Сандро, Додико, Вамех и Coco. Я в ужасе натянул одеяло на голову. Но они были непреклонны.

- Али хан, сегодня вы гость семьи Шакели. Мы проводим вас в их имение в Годжори.

Я угрюмо ответил, что сегодня не в состоянии быть чьим-либо гостем. Я молил их открыть сегодня передо мной врата рая и пусть сам архангел Михаил с огненным мечом введет меня в рай, потому что я гибну во имя благого дела.

Но мои слова не возымели никакого действия. Они переглянулись, безжалостно расхохотались и сказали:

- Серные ванны.

- Серные ванны, - повторил я. - Серные ванны? Но ведь они в аду, а я прошусь в рай.

- Нет, - заверили меня мои родственники, - серные ванны именно то, что тебе необходимо.

Я постарался встать. Голова была словно налита свинцом. Руки и ноги онемели, и я их не чувствовал. Из зеркала на меня смотрело уродливое бледное лицо.

"Так мне и надо, - думал я про себя. - Жидкое пламя, кахетинское вино. Будто не знал, что мусульманину пить нельзя".

- Мы сообщим Нино, - сказал Вамех, - и поедем в Годжори часа через четыре, когда ты придешь в себя.

Вамех вышел из комнаты, и я слышал, как он говорит по телефону:

- Али хан неожиданно заболел. Сейчас полечим его серными ваннами, и часа через четыре все будет в порядке. Княжна Нино с семьей могут отправляться в путь прямо сейчас. Мы приедем позже. Нет, ничего опасного. Просто немного нездоровится. Вот и все.

Я еле держался на ногах. Голова кружилась. Как же грузинское гостеприимство отличалось от спокойных, благопристойных приемов, которые оказывал нам в Тегеране дядя. В Тегеране пьют крепкий чай и ведут размеренные беседы о поэзии, науках. Здесь же пьют вино, танцуют и веселятся. Неужели это врата в Европу? Нет, конечно, нет. Это наш край, просто он отличается от остальных азиатских стран. Да, здесь тоже ворота, только куда они ведут? Быть может, к мудрости, воплощенной в детском веселье, беззаботных танцах? Я не знаю этого.

Измученный вконец, шатаясь, я спустился по лестнице, и мы сели в фаэтон.

- В баню, - скомандовал Сандро извозчику, тот хлестнул коней, и мы, проехав через Мейдан, остановились у большого дома с куполами.

У ворот стоял страшно худой, полуголый мужчина. Он был погружен в меланхолическую прострацию и совершенно не замечал нас.

- Гамарджоба, Мекиссе! - поздоровался с ним Сандро.

Человек вздрогнул, поклонился нам.

- Гамарджоба, Гавади, - ответил он. - Здравствуй, князь!

Нас провели в большой и сильно натопленный зал Бейбутова, где на каменном полу лежали голые люди. Мы тоже разделись и прошли во второй зал. Здесь в полу были прорезаны четырехугольные колодцы, наполненные серными водами.

- Когда-то в глубокой древности некий падишах выпускает в небо своего сокола. Тот набрасывается на тетерева. Падишах ждет, а сокол все не возвращается. Тогда он начинает искать свою птицу и забредает в небольшой лесок. А в этом лесу бьет серный источник. Видит падишах, что и сокол, и тетерев тонут в воде. Как увидел падишах этот источник, сразу решил основать на этом месте Тифлис. Тетеревиная баня здесь, а вместо леса теперь стоит Тифлис. С серы Тифлис начался, серой он и кончится.

Комната была полна пара. Удушливо пахло тухлыми яйцами. Тела моих спутников блестели от пота. Я массировал грудь, и сера проникала мне в поры. В памяти мелькали имена полководцев, завоевывавших этот город. Джаладдин Хорезмский, сын Чингиз хана Чагатай, Тимур. Все они, опьянев от крови, смывали в серной воде тяжесть пролитой ими крови.

- Довольно, Али хан, выходи, - прервал мои размышления голос Сандро.

Я осторожно вылез из серной воды и распростерся без сил на каменном полу в соседней комнате.

- Мекиссе! - крикнул Сандро.

Появился тот самый Мекиссе, который встречал нас у входа в баню. Был он совершенно голым, с чалмой на гладко выбритой голове. Я перевернулся на живот, Мекиссе вспрыгнул на меня и принялся топтать с мастерством заправского танцора. Вдоволь наплясавшись, он вонзил мне в спину свои острые пальцы, стал выкручивать руки и проделывал это с таким усердием, что я слышал, как хрустят мои кости. Кузены стояли рядом и давали советы:

- Помассируй ему суставы еще раз, Мекиссе! Ему очень нездоровится.

- Спину потопчи еще немного. Вот так, хорошо. А теперь хорошенько разомни левый бок.

Как ни странно, но я не ощущал никакой боли. Мне было очень хорошо. Массажист явно не зря старался, я чувствовал, как мои мышцы опять наливаются силой.

- Довольно! - сказал, наконец, Мекиссе.

Я с трудом поднялся, ощущая приятную ломоту во всем теле.

Потом мы опять прошли во второй зал, где я погрузил ноющее тело в холодный серный источник. У меня на миг перехватило дыхание. Но почти тут же по телу разлилась приятная расслабленность.

Я вылез из ванной, обернулся в простыню и вернулся в первый зал. Кузены и Мекиссе выжидающе посмотрели на меня.

Без тени смущения я заявил, что зверски голоден.

- Он выздоровел! - воскликнули в один голос кузены. - Немедленно подать арбуз, сыр, зелень и вино!

Лечение было окончено.

Всю усталость и слабость как рукой сняло, аромат сочной, алой мякоти холодного арбуза перебил запах серы. Кузены налегали на "Напереули".

- Ты видишь!.. - воскликнул Додико, но продолжать не стал. Впрочем, этого и не требовалось. Его "Ты видишь!.." вобрало в себя и гордость за тбилисские серные ванны, и заботу о гостях, пострадавших от грузинского гостеприимства, и опеку Додико над оказавшимся столь слабым родственником-мусульманином.

К нашему столу, подсаживались все новые и новые люди. Полуголые соседи с бутылками вина, которые они держали бережно, но крепко, как оружие: князья, их кредиторы, слуги, бездельники, интеллигенты, поэты, помещики все собрались за одним столом. Это напоминало уже не баню, а скорее клуб или кофейню, собрание смешных голых людей, в глазах которых сиял беззаботный смех.

- Османы идут, - говорил какой-то толстяк с маленькими глазками-пуговками. - Великому князю не взять Стамбула. Я слышал, что немецкие генералы привезли в Стамбул такую пушку, что если выстрелить из нее, снаряд долетает до самого Тифлиса.

- Вы ошибаетесь, князь, - возразил ему другой. - Такой пушки еще не создали. Ее только проектируют. Но даже если и создадут, из нее нельзя будет обстреливать Тифлис. Все карты у немцев фальшивые, потому что их составляли русские. Представляете, русские еще задолго до войны составили карты и переправили их немцам. Русские карты! Да разве у русских могут быть правильные карты?!







Дата добавления: 2015-08-17; просмотров: 349. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МЕХАНИКА Статика является частью теоретической механики, изучающей условия, при ко­торых тело находится под действием заданной системы сил...

Теория усилителей. Схема Основная масса современных аналоговых и аналого-цифровых электронных устройств выполняется на специализированных микросхемах...

Логические цифровые микросхемы Более сложные элементы цифровой схемотехники (триггеры, мультиплексоры, декодеры и т.д.) не имеют...

Понятие и структура педагогической техники Педагогическая техника представляет собой важнейший инструмент педагогической технологии, поскольку обеспечивает учителю и воспитателю возможность добиться гармонии между содержанием профессиональной деятельности и ее внешним проявлением...

Репродуктивное здоровье, как составляющая часть здоровья человека и общества   Репродуктивное здоровье – это состояние полного физического, умственного и социального благополучия при отсутствии заболеваний репродуктивной системы на всех этапах жизни человека...

Случайной величины Плотностью распределения вероятностей непрерывной случайной величины Х называют функцию f(x) – первую производную от функции распределения F(x): Понятие плотность распределения вероятностей случайной величины Х для дискретной величины неприменима...

Оценка качества Анализ документации. Имеющийся рецепт, паспорт письменного контроля и номер лекарственной формы соответствуют друг другу. Ингредиенты совместимы, расчеты сделаны верно, паспорт письменного контроля выписан верно. Правильность упаковки и оформления....

БИОХИМИЯ ТКАНЕЙ ЗУБА В составе зуба выделяют минерализованные и неминерализованные ткани...

Типология суицида. Феномен суицида (самоубийство или попытка самоубийства) чаще всего связывается с представлением о психологическом кризисе личности...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.013 сек.) русская версия | украинская версия