Глава 9. Расставаться нам не хотелось

 

Расставаться нам не хотелось. Я снова повел Саванну на пляж, и мы долго гуляли по песку, пока она не начала зевать. Я проводил ее до дома, и мы снова поцеловались на крыльце под легкие тупые удары в стекло фонаря – мотыльки летели на свет.

Накануне я только и думал, что о Саванне, однако это не шло ни в какое сравнение с одержимостью, обуявшей меня на следующий день. Мою постоянную беспричинную улыбку заметил даже отец, придя с работы. Он ничего не сказал (правда, я и не ожидал от него комментариев), но не выказал удивления, когда я одобрительно похлопал его по спине, узнав, что на ужин будет лазанья. Я без умолку говорил о Саванне, и через пару часов папахен свалил в свою «берлогу». Говорил он очень мало, но явно был счастлив за меня, тем более что я был расположен делиться. Возможность убедиться в этом представилась вечером: вернувшись домой, я обнаружил на кухонном столе блюдо еще теплого печенья с арахисовым маслом, а сверху красовалась записка о том, что молоко в холодильнике.

Я водил Саванну поесть мороженого, затем отвез ее в туристическую часть Уилмингтона. Мы прошлись по магазинам, и я узнал, что Саванна питает интерес к антиквариату. Потом я все‑таки отвел ее взглянуть на линкор, но мы недолго там оставались (действительно, ничего особо интересного). В завершение я отвез ее к дому на пляже, где мы посидели у костра с другими студентами.

Следующие два вечера Саванна провела у нас. Оба раза ужин готовил отец. В первый вечер Саванна не заводила речь о монетах, и разговор шел через пень‑колоду: отец в основном слушал. Саванна, сидя с самым приятным выражением лица, всячески пыталась увлечь его беседой, но сила привычки перевесила – мы болтали, а папа сидел, уткнувшись в тарелку. Уходила Саванна нахмурившись; мне не хотелось верить, что ее мнение о моем отце изменилось, но я, как вы сами понимаете, не слепой.

На следующий вечер она неожиданно вновь напросилась в гости. На этот раз они с отцом сразу из‑за стола удалились в «берлогу» возиться с монетами. Наблюдая за ними, я гадал, как Саванна выдержит обстановку, в которой я вырос, и молил Бога, чтобы она оказалась более чуткой, чем я. Однако я напрасно волновался: всю обратную дорогу она говорила о моем папаше в самых восторженных выражениях, особенно нахваливая его за прекрасное исполнение роли одинокого отца. Не совсем разобравшись, что к чему, я все же вздохнул с облегчением: Саванна приняла моего отца таким, какой он есть.

К выходным обитатели дома на пляже привыкли к регулярным появлениям татуированного пехотинца и даже запомнили мое имя, хотя по‑прежнему проявляли мало интереса к моей персоне. Большинство студентов к семи‑восьми часам собирались перед телевизором – видимо, работа отчасти отбивала охоту к пьянкам и флирту на пляже. Все до единого строители ходили обгоревшие и с заклеенными пластырем пальцами – натерли мозоли.

Однако вечером в субботу у неутомимой молодежи открылись запасные резервуары энергии: когда я пришел, группа парней разгружала с грузовичка упаковки пива. Я помог отнести пиво наверх, кстати вспомнив, что с самого знакомства с Саванной не брал спиртного в рот. Как и неделю назад, студенты вынесли мангал и пировали у костра. Посидев немного с остальными, мы ушли гулять по пляжу. Я захватил одеяло и корзину с крышкой, побросав туда всякой еды, подходящей для поздней ночи. Лежа на спине, мы любовались шоу падающих звезд, не в силах оторвать глаз от ослепительно белых полосок, на мгновение прочерчивавших небо. Стояла прекрасная погода, когда приятный легкий бриз приятно холодит и прогоняет жару. Мы говорили и целовались несколько часов, прежде чем заснули в объятиях друг друга.

В ранний утренний час, когда солнце только‑только начинало подниматься из моря, я сел на песке и стал смотреть на Саванну. Ее лицо розовело от нежного рассветного света, волосы рассыпались по одеялу. Одна рука покоилась на груди, другая была закинута за голову. Всю оставшуюся жизнь я хотел бы просыпаться рядом с этой девушкой.

Мы снова ходили в церковь. Тим вел себя самым общительным образом, хотя за неделю мы едва перебросились парой слов, и снова предложил мне почетный труд на стройке. Я объяснил, что мне уезжать в пятницу и вряд ли от меня будет много пользы.

– Ты решил взять Джона на измор? – поинтересовалась Саванна.

Тим вскинул руки:

– По крайней мере никто не скажет, что я не пытался.

Пожалуй, то была самая идиллическая неделя в моей жизни. Чувство к Саванне захватило меня целиком, но, по мере того как шли дни, я начал ощущать сосущую тревогу при мысли о том, что совсем скоро этому придет конец. Я старался держать себя в руках, пытаясь подавить любовь силой воли, но в ночь на понедельник буквально не находил себе места. Я ворочался и метался в кровати, понимая, что в Германии полезу на стену, оттого что я за океаном, а вокруг Саванны полно парней, и кто‑нибудь обязательно в нее влюбится. Кое‑как дожив до вечера, я приехал в дом на пляже, но не нашел Саванну. По моей просьбе ее искали в комнатах; я лично заглянул в каждый туалет и обошел загоравших на деревянном настиле за домом.

Я спустился на пляж и принялся расспрашивать отдыхающих, получая в ответ безразличные пожатия плечами – кое‑кто даже не заметил, что Саванна исчезла. Наконец одна из девушек – Сэнди или Синди, точно не скажу – вспомнила, что Саванна проходила за дюной примерно час назад.

Поиски заняли долгое время. Пройдясь по пляжу в обоих направлениях, я решил сходить на пирс. Поднявшись по ступенькам под шум разбивающихся о камни волн, я увидел Саванну и решил, что она уединилась здесь наблюдать за дельфинами или глазеть на серферов. Прислонившись спиной к столбу, она сидела, подтянув колени к подбородку, и только подойдя ближе, я понял, что она плачет.

Я никогда не умел обращаться с плачущими девушками и остальной слезливой частью человечества. Отец никогда не плакал – по крайней мере при мне, а сам я в последний раз ревел в третьем классе, когда свалился с шалаша на дереве и потянул запястье. В армии мне несколько раз доводилось видеть, как плачут мужчины. Если рыдал солдат моего отделения, страдальцу обычно хватало успокоительного тумака и нескольких минут покоя; я, видите ли, не хочу отбивать хлеб у профессиональных психологов.

Я так и не решил, что делать, когда Саванна меня заметила. Она поспешно вытерла опухшие, покрасневшие глаза и судорожно вздохнула. Вязаная сумка, которую я недавно спас из океанской пучины, на этот раз была надежно зажата между коленями.

– Ты как? – спросил я.

– Плохо, – ответила она, и мое сердце сжалось.

– Может, мне уйти? Саванна подумала.

– Не знаю, – ответила она.

Я тоже не знал, что делать дальше, поэтому стоял столбом.

Она вздохнула.

– Я сейчас успокоюсь.

Сунув руки в карманы, я снова спросил:

– Может, мне все же уйти?

– Отвечать обязательно? – Да.

Саванна невесело рассмеялась.

– Можешь остаться, – разрешила она. – Это даже будет очень мило с твоей стороны.

Я сел и после недолгих колебаний обнял ее за плечи. Некоторое время мы сидели молча. Саванна сделала длинный‑длинный вдох. Постепенно ее дыхание стало ровнее. Она вытерла слезы, по‑прежнему струившиеся по щекам.

– Я тебе кое‑что купила, – сказала она. – Надеюсь, понравится.

– Наверняка понравится, – согласился я. Саванна шмыгнула носом.

– Знаешь, о чем я думала, сидя здесь? – Не дождавшись ответа, она продолжала: – О том, как мы встретились, о чем говорили в первый вечер, как ты красовался татуировками и недобро косился на Рэнди, с каким обалдевшим видом ты стоял, когда я доехала на доске до берега…

Она замолчала, и я обнял ее за талию.

– По‑моему, в этих словах есть глубоко запрятанный комплимент.

Саванна попыталась улыбнуться дрожащими губами, но у нее не очень получилось.

– Я до мелочей помню не только первые дни, но и всю неделю. Было так здорово общаться с твоим отцом, есть с тобой мороженое, даже смотреть на тот линкор…

– Больше не пойдем, – пошутил я, но Саванна подняла руку, прося меня замолчать.

– Ты не дал мне договорить и ты не понял сути. А суть в том, что я люблю каждое мгновение этих дней, и это для меня полная неожиданность. Я сюда не для этого приехала. Я вовсе не собиралась влюбляться в тебя и привязываться к твоему отцу.

Я напряженно слушал.

Саванна заправила за ухо прядку волос.

– По‑моему, у тебя отличный отец. Он прекрасно справился с твоим воспитанием, но отношения у вас сложные, и…

Она не могла подобрать слов, и я озадаченно потряс головой:

– Ты поэтому плачешь? Потому что у меня такие отношения с отцом?

– Нет, – ответила Саванна. – Ты что, меня не слушаешь? – Она сделала паузу, словно пытаясь привести в порядок хаос чувств и мыслей. – Я не хотела ни в кого влюбляться. Я не была к этому готова. Мне и одного раза хватило. Конечно, ты другой и сейчас все иначе, но ведь через несколько дней ты уедешь, и все закончится… И снова я не буду знать, как это пережить…

– Почему все обязательно должно закончиться? – запротестовал я.

– Закончится, вот увидишь, – сказала Саванна. – Конечно, можно переписываться, перезваниваться, провести вместе твой следующий отпуск, но я не увижу твою обалдевшую физиономию, мы не будем валяться на пляже, глядя на звезды, сидеть рядом, говорить, делиться секретами… И больше не будет твоих объятий, таких, как сейчас…

Я отвернулся, пытаясь подавить нарастающую волну беспомощности и паники. Все, что говорила Саванна, было правдой.

– Сегодня я это поняла, – продолжала Саванна, – когда смотрела, что есть у вас в книжном магазине. Я решила купить тебе одну книгу. Когда я ее нашла, то попыталась представить твою реакцию на подарок. Я знала, что увижу тебя через пару часов, и не сомневалась – даже если подарок тебе не понравится, мы сможем все обсудить и разобраться. Понимаешь, пока мы вместе, для нас нет ничего невозможного. – Поколебавшись, она продолжила: – Но очень скоро это закончится. С самого начала я знала, что ты здесь всего на пару недель, однако не думала, что прощание станет таким мучительным.

– Я не собираюсь прощаться с тобой, – сказал я, нежно повернув к себе ее лицо.

Внизу волны звучно разбивались о сваи. Стая чаек пролетела над нашими головами. Я наклонился и поцеловал Саванну, едва коснувшись ее губ. Дыхание девушки пахло корицей и мятой, и у меня снова возникло ощущение возвращения домой.

Надеясь отвлечь Саванну от мрачных мыслей, я на секунду сжал ее в объятиях и указал на сумку:

– Так какую книгу ты мне купила?

На секунду она опешила, но тут же спохватилась, что успела проговориться.

– Да, пожалуй, сейчас как раз время подарка.

По тому, как она это сказала, я понял – в сумке не последний роман Хайасена. Я подождал, но когда попытался заглянуть Саванне в глаза, она отвернулась.

– Прежде чем я тебе ее дам, – серьезно сказала она, – обещай, что прочитаешь.

Я не знал, что и думать.

– Конечно, – сказал я с усилием. – Обещаю. Поколебавшись, она полезла в сумку, извлекла книгу и протянула мне. Я прочел заглавие и ничего не понял. Это был капитальный научный труд об аутизме и синдроме Аспергера. Я слышал об этих заболеваниях, но знал о них, как все, немного.

– Эту книгу написала наша профессор, – продолжала Саванна. – Она лучший преподаватель в университете. На ее лекциях всегда полно народу, даже студенты из других групп иногда заходят поговорить. Она ведущий специалист по нарушениям развития и одна из немногих ученых, кто сосредоточил свои исследования на взрослых.

– Интересно, – сказал я, не стараясь скрыть отсутствия у меня восторга по этому поводу.

– Мне кажется, ты кое‑что узнаешь, – настаивала Саванна.

– Не сомневаюсь, – буркнул я. – Это просто кладезь информации.

– Дело не в этом. – Ее голос стал совсем тихим. – Я хочу, чтобы ты прочел эту книгу из‑за твоего отца и ваших взаимоотношений.

Меня словно холодной водой окатило. В первый раз за время нашего знакомства я ощетинился:

– При чем тут мой отец и эта книга?

– Я не врач, – начала Саванна, – но по этой книге нас учили два семестра, то есть целый год каждый вечер я по ней готовилась. Автор провела собеседования с более чем тремя сотнями взрослых людей с патологиями психического развития.

Я убрал руку с ее талии и с вызовом спросил:

– И что?

К вызову Саванна отнеслась с пониманием.

– Конечно, я только студентка, но во время практики много часов провела с детьми, которым ставят диагноз «синдром Аспергера», и неоднократно видела взрослых пациентов, интервью с которыми вошли в эту книгу… – Оттолкнувшись от столба, Саванна оказалась на коленях передо мной и взяла за руку. – Твой отец очень напоминает некоторых из них.

Я уже понял, к чему она гнет, но отчего‑то мне хотелось, чтобы Саванна высказалась без обиняков.

– И что все это значит? – спросил я, делая над собой усилие, чтобы не отстраниться.

Она ответила не сразу.

– По‑моему, у твоего отца синдром Аспергера.

– Мой отец не слабоумный!

– Я этого не говорю! Это всего лишь нарушение психического развития!

– Мне без разницы! – повысил я голос. – У отца этого нет. Он меня вырастил, он работает, оплачивает счета, когда‑то был женат…

– Это возможно и с синдромом Аспергера…

В этот момент меня как молнией поразило – я наконец‑то сложил два и два.

– Подожди, – начал я, пытаясь вспомнить, как именно она сформулировала, и чувствуя, что во рту все пересохло. – Ты говорила, отец прекрасно справился с моим воспитанием…

– Да, – подтвердила Саванна. – Я имела в виду, что…

Я стиснул зубы, поняв наконец подоплеку ее высказывания, и посмотрел на Саванну другими глазами, словно впервые видел.

– С учетом того, что он «человек дождя»?[8]Значит, отец отлично справился для своего состояния?

– Нет‑нет, ты не понимаешь. Для Аспергера существует градация тяжести – от умеренной до выраженной…

Я едва слышал Саванну сквозь шум крови в ушах.

– И уважаешь ты его по этой причине? На самом деле он тебе не нравится?

– Нет, нет, погоди…

Я поднялся на ноги. Отчего‑то мне вдруг позарез потребовалось свободное место, и я попятился к перилам. Значит, Саванна зачастила к моему отцу не потому, что ей нравилось с ним общаться. Она его изучала как медицинский случай.

Внутри у меня все сжалось, и я спросил:

– Ты поэтому к нам приходила? – Что?

– Не потому, что отец тебе приятен, а чтобы проверить поставленный тобой диагноз?

– Да нет же…

– Прекрати врать! – взорвался я.

– Я не вру!

– Ты сидела рядом с ним, притворяясь, что увлечена монетами, а сама изучала его, как обезьяну в клетке!

– Это не так! – Саванна тоже встала. – Я уважаю твоего отца…

– Потому что, по‑твоему, у него проблема, которую он преодолел, – зарычал я, не дав ей договорить. – Все, теперь я понял.

– Ты ошибаешься. Мне очень нравится твой отец.

– Поэтому ты и провела свой маленький эксперимент? – Лицо свела судорога бешенства, я пер, как бык. – Да, совсем забыл – когда кто‑нибудь нравится, над ним проводят эксперименты. Ты это пытаешься сказать?

Она замотала головой:

– Нет! – Впервые она казалась не вполне уверенной в правильности своего поступка. Губы у нее дрожал и, когда она вновь заговорила срывающимся голосом: – Ты прав, мне не стоило этого делать, но я хотела, чтобы ты его понял!

– Для чего? – Я шагнул вперед, сжав кулаки. Мышцы рук словно окаменели. – Я прекрасно его понимаю. Я с ним вырос, если ты не забыла. Жил с ним много лет.

– Я лишь пыталась помочь, – сказала она, потупившись. – Хотела, чтобы ты смог найти с ним общий язык.

– Я не просил твоей помощи. Мне не нужна твоя помощь. С какой стати ты вообще решила, что это твое собачье дело?

Саванна отвернулась и вытерла слезы.

– Это не мое дело, – произнесла она едва слышно. – Но я считаю, тебе нужно об этом знать.

– Что знать? – заорал я. – Что с ним не все в порядке? Что мне не дождаться нормального общения с отцом? Что придется говорить о монетах, если я вообще хочу с ним разговаривать?

Я уже не мог сдерживаться; краем глаза заметил, что два рыбака повернули головы в нашу сторону, но мой взгляд отбил у них охоту вмешиваться. Оно и к лучшему, подумал я, яростно сверля Саванну взглядом и не ожидая ответа. Мне вообще не хотелось, чтобы она отвечала. У меня в голове не укладывалось, что вечера, проведенные Саванной в обществе моего отца, были просто фарсом.

– Возможно, да, – прошептала она.

Я растерянно заморгал, не будучи уверен, что правильно расслышал. – Что?!

– Ты понял что. – Она шагнула вперед и обняла меня за плечи. – Возможно, монеты – это единственное, о чем ты когда‑либо сможешь поговорить со своим отцом. Ему по силам только эта тема.

Я сжал кулаки.

– Значит, по‑твоему, это все, что мне остается?

– Не знаю, – ответила Саванна, выдержав мой взгляд. В ее глазах стояли слезы, но голос звучал неожиданно твердо. – Поэтому я и купила тебе эту книгу, чтобы ты сам решал, раз ты знаешь отца лучше, чем кто‑либо другой. И я не называла его недееспособным – он же всю жизнь работает! Но задумайся – он живет по раз и навсегда заведенному порядку, никогда не смотрит на собеседника во время разговора, у него нет друзей, он ни с кем не общается…

Я покачнулся, как пьяный, желая врезать куда угодно, что под руку попадет.

– Для чего ты это делаешь? – тихо спросил я.

– Окажись я в такой ситуации, предпочла бы об этом знать. Я вовсе не собиралась обидеть тебя или оскорбить твоего папу. Я лишь хочу, чтобы ты его понял.

Ее чистосердечие с болезненной ясностью свидетельствовало, что она верит в то, что говорит. Но мне было все равно. Я развернулся и пошел к лестнице. Нужно было убраться подальше. Отсюда. От нее.

– Куда ты? – закричала мне вслед Саванна. – Джон! Подожди!

Не оборачиваясь, я ускорил шаг, через минуту добежал до лестницы, выбил гулкую дробь по ступенькам, спрыгнул на песок и пошел к дому на пляже. Когда я приблизился к группе сидевших у костра студентов, все обернулись – должно быть, вид у меня был бешеный. Рэнди, сидевший с бутылкой пива в руках, увидел, что за мной бежит Саванна, и преградил мне путь. Плечом к плечу с Рэнди мигом оказались двое его однокашников.

– Что происходит? – громко спросил он. – Что с Саванной?

Не отвечая, я двинулся дальше и почувствовал, как цепкие пальцы охватили мое запястье.

– Эй, я с тобой говорю!

Не самый умный поступок даже для Рэнди. Не иначе, пиво придало ему храбрости.

– Дай пройти, – потребовал я.

– С ней все в порядке? – не отставал он.

– Дай пройти, или я тебе руку сломаю.

– Эй, парни, вы чего? – послышался откуда‑то сзади голос Тима.

– Что ты с ней сделал? – не отставал Рэнди – Почему она плачет? Ты ее ударил?

Я ощутил, как кровь буквально закипает в жилах – избыток адреналина, должно быть.

– Последний раз говорю – дай пройти!

– Не из‑за чего затеялись, парни! – кричал Тим. – Хорош! Прекращайте!

Кто‑то попытался обхватить меня сзади, и дальше я действовал инстинктивно. Двинув локтем назад, я попал куда целился – в солнечное сплетение нападавшему. Послышался сдавленный стон. Другой рукой я схватил Рэнди за запястье и резко вывернул – до щелчка. Он взвыл и упал на колени. В этот момент сзади налетел третий, которому я, не целясь, вмазал локтем. Передернувшись от противного хруста, я развернулся, готовый уложить хоть десять нападавших.

– Что ты наделал? – услышал я вопль Саванны. Видимо, она была слишком далеко и не успела подбежать, чтобы помешать драке.

На песке Рэнди раскачивался, вцепившись в запястье. Парень, пытавшийся обхватить меня сзади, стоял на четвереньках, держась за живот и пытаясь отдышаться.

– Что ты с ним сделал? – заплакала Саванна, пробегая мимо меня. – Он ведь пытался остановить драку!

Я обернулся. Тим лежал навзничь, держась за лицо. Между пальцами струилась кровь. Зрелище парализовало всех, кроме Саванны, которая добежала до Тима и опустилась на колени.

Тим застонал. Несмотря на кипение адреналина и бешено стучавшее сердце, я ощутил, как внутри все сжалось. Ну почему это должно было случиться именно с ним? Я хотел объяснить, что не собирался его бить, так получилось, но предпочел промолчать. Я не собирался сейчас идти на мировую.

Я попятился прочь оттуда. Не желая никого изувечить, я смотрел перед собой тяжелым взглядом, и люди расступались, давая мне дорогу. Как сквозь вату, до меня долетали причитания Саванны:

– Вот свящ‑щенная корова, как сильно идет… Тебе нужно в больницу!

Я пятился, пока не отошел достаточно далеко, затем развернулся и уже нормально поднялся по лестнице. Быстро пройдя через дом, я вышел к отцовской машине и через несколько секунд уже несся по освещенным улицам, костеря себя последними словами за все, что натворил.