Пока он сам хочет этого

 

Расскажу вам еще об одном из многих и многих слу­чаев излечения безнадежных с точки зрения официаль­ной медицины раковых больных. Речь пойдет об одном из ответственных руководящих работников Камчатской области. Крутой узел противоречий в его жизни обернулся жестоким стрессом, пагубно повлиявшим на, казалось бы, несокрушимое здоровье этого человека. На неприятности по работе наслоились серьезные се­мейные неурядицы. В конце концов человек стал загля­дывать в рюмку и запойно курить. А спиртное и та­бак — словно керосин для костра, в котором сгорает здоровье.

Поблекла его яркая кавказская внешность, потус­кнели черные вьющиеся волосы, цвет лица, а затем и всего тела стал желтушным. Появились явные при­знаки желтухи. Больного отправили в Москву, в Онко­логический центр, где у него выявили опухоль фатерова соска. Однако состояние здоровья и расположение опу­холи на месте слияния протоков печени и поджелудоч­ной железы вынудили хирургов ограничиться паллиа­тивной операцией, без удаления опухоли.

На двадцатый день после операции больного доста­вили ко мне на врачебный прием. Его физическое со­стояние было далеко не из лучших: клочковатые воло­сы, какой-то обреченный, унылый взгляд, нетвердая походка, сутулость, желтушная кожа.

Одним словом, случай крайне тяжелый. С другой стороны, красивая молодая жена, маленький ребенок. Я решила пойти на огромный риск и попытаться вос­становить здоровье больного в практически неизлечи­мом случае злокачественной опухоли. Предупредила родных, что возможен любой исход, даже самый не­благоприятный, но они были готовы на все. Жить мой пациент остался у сестры в пригороде Москвы, и она нежно и заботливо ухаживала за ним.

Учитывая, что больной был склонен к алкоголю и курению, а питание его носило прежде «закусочный» характер, я обратила особое внимание на очистку орга­низма от токсинов. Хочу особо подчеркнуть это обстоятельство, поскольку в целебном питании рационы для каждого больного строго индивидуальны. Каких-то единых «методик» здесь нет и быть не может.

Мой пациент в течение нескольких месяцев питался жидкими, специально приготовленными кашами и овощными соками с преобладанием свекольного. За пределы 400 ккал в сутки его рацион не выходил. Сна­чала больной заметно похудел, но вскоре масса его те­ла пришла в норму. На четвертый месяц лечения он за-

метно окреп: сыграли свою роль физические упражне­ния с элементами динамической аутогенной трениров­ки, которые он выполнял трижды в день.

Постепенно произошли перемены и в психике боль­ного, восстановление которой — важнейшее условие излечения в системе естественного оздоровления. Он в конце концов осознал, насколько ничтожны были все те раздражители, которые прежде лишали его покоя. Мой пациент вновь обрел чувство радости жизни, ду­шевное равновесие.

Чтобы закрепить все эти перемены к лучшему, я со­чла необходимым отправить пациента к отцу, в родное селение, где прошли счастливые годы детства, о кото­рых больной часто вспоминал. Вскоре он вновь ока­зался на Кавказе, на берегах буйного Терека, в котором купался даже зимой к удивлению односельчан.

Через несколько месяцев после нашей первой встре­чи я уже смогла пригласить этого бывшего безнадежно­го больного принять участие в 500-километровом пере­ходе через Каракумы. Но прежде я, конечно, убедилась в его полном выздоровлении: он прошел полное обсле­дование в той же клинической больнице, где лежала в свое время Надя. Легко представить изумление вра­чей, когда они ознакомились с его историей болезни и убедились, что теперь это вполне здоровый человек.

Но самое интересное заключается в том, что, не об­наружив симптомов болезни, врачи тем не менее на основании выписки из истории болезни, сделанной когда-то Онкологическим центром, выдали моему пациенту справку, где черным по белому было записано: боль­ной нуждается в оперативном вмешательстве.

Долгое время я объясняла такую «сверхосторо­жную» позицию тем, что воспитанные на постулатах симптоматической медицины врачи не могут преодо­леть недоверия к восстановительным возможностям са­мого человеческого организма. Однако впоследствии убедилась, что все не так просто. Насторожили меня настойчивые расспросы врачей о «чудодейственных секретах», которые позволяют мне излечивать, казалось бы, безнадежных больных. Читатель уже знает, что та­ких секретов у меня не было и нет. Напротив, я всюду и всем, ничего не утаивая, рассказываю о своей системе естественного оздоровления, которая помогает людям вернуть подорванное искусственным образом жизни здоровье.

Но именно это и не устраивает ни теоретиков сба­лансированного питания, ни представителей официаль­ной медицины. Окажись, что я в дополнение к сотням существующих разработала еще и свою «методику», они бы вздохнули с облегчением и не замедлили покро­вительственно похлопать меня по плечу, предложить, как они делают это в отношении некоторых экстрасен­сов, совместные исследования, предоставить для этого свои лаборатории. Потому что никакая отдельно взятая методика, никакой самый способный экстрасенс не представляют ни малейшей угрозы тем теоретиче­ским устоям, на которых зиждется и теория сбаланси­рованного питания, и современная пищевая промы­шленность, и официальная медицина. Теоретики благо­словляют пищевую промышленность на уничтожение естественных свойств продуктов питания, их «оптими­зацию», что в свою очередь вызывает массовые хрони­ческие заболевания и обеспечивает постоянной работой врачей, да и экстрасенсов тоже.

Разумеется, я не отношу сказанное к подавляющему большинству врачей, которые, работая в труднейших условиях, спешат прийти на помощь больным, стра­дающим людям. И не их вина, что путь к здоровью своих пациентов они вынуждены искать при тусклом свете официальной медицины. Ее руководителей, оче­видно, такое положение вполне устраивает. Ведь если бы возобладала принципиально иная точка зрения, которой придерживаюсь и я, то представители названной мной всесильной триады просто-напросто оказались бы не у дел. Но поскольку до этого еще далеко, вер­немся к нашему больному, точнее, бывшему больному.

Увидев выданную справку, я без колебаний предло­жила ему принять участие в известном уже читателю эксперименте: нашем 500-километровом переходе через пески Центральных Каракумов, настолько я была уве­рена в здоровье этого человека. Чуть подробнее расска­жу и о других участниках перехода, поскольку в первой главе я просто перечислила их.

Кроме своего пациента, я взяла с собой молодого излеченного мною диабетика, причем не стала запаса­ться инсулином, настолько хорошо он себя чувствовал; сердечника, который незадолго до этого, как и вылеченный мною раковый больной, получил в истории бо­лезни сходную запись: допускается к работе при усло­вии сидячего образа жизни и отсутствия физических на­грузок. Пошел с нами и почечник, выздоровевший бла­годаря системе естественного оздоровления. А всего за год до этого он страдал тяжелым пиелонефритом. Меня уговорилаприйти к нему жена, которая позвони­ла и, едва сдерживая слезы, сказала, что на ее просьбу положить мужа в больницу ей ответили: мы мертвецов в больницу не кладем. Это настолько поразило и воз­мутило меня, что я немедленно дала согласие лечить его. Мой пациент и сегодня пребывает в полном здра­вии. Шли с нами и бывший гипертоник, который в тече­ние 20 лет подвергался безуспешному медикаментозно­му лечению, а также бывший больной, страдавший язвой головки двенадцатиперстной кишки. Врач, со­провождавшая нашу экспедицию, перенесла цирроз пе­чени, полностью восстановив здоровье в системе есте­ственного оздоровления.

Добавьте сюда автора этих строк, которой в то время исполнилось 75 лет, а также 59-летнего провод­ника, готовившегося к уходу на пенсию, и вы получите полное представление о составе нашей экспедиции. По всем канонам официальной медицины она просто не могла Состояться. Но, как я уже писала, состоялась и с блеском продемонстрировала безграничные возмо­жности человеческого организма, возвращенного в естественные условия существования, предписанные ему природой.

Мой раковый больной держался молодцом. Он был единственным участником перехода, который букваль­но не расставался с зеркалом, наблюдая, как меняется его внешность. Иной стала даже его походка: гибкой, мягкой, как у охотника. Я им любовалась.

Но месяца через два-три после перехода, почувствовав себя вполне здоровым, он вернулся к прежнему образу жизни: снова рестораны, снова спиртные напитки, «закусочное» питание. И, естественно, снова первые симптомы заболевания. В ответ на его неоднократные просьбы я возобновила лечение, хотя не в моих прави­лах лечить людей, которые хотят быть здоровыми, не отказываясь при этом ни от одной из своих пагубных привычек и пристрастий. Дело это безнадежное, поскольку нельзя вернуть человеку здоровье, если он этому активно сопротивляется.

Опять отправила своего пациента к отцу, который на этот раз следил за ним особенно внимательно. Но стоило больному вновь почувствовать себя здоровым, как он решил вернуться на Камчатку. Хотя я настояте­льно не рекомендовала ему делать этого, зная, что ста­рые собутыльники не оставят его в покое, он все же сде­лал по-своему. И тут я умыла руки: вести за ручку по жизни, словно мальчика в коротких штанишках, взро­слого дядю, которого прежняя его работа должна была бы приучить к ответственности, по меньшей мере смешно. Да и нет у меня для этого ни желания, ни вре­мени.

Я могла бы долго описывать случаи излечения рака в системе естественного оздоровления, поскольку пом­ню всех своих бывших больных, помню истории их бо­лезней, диагнозы, ход лечения, помню, как менялась их внешность, розовели лица, выпрямлялись согнутые бо­лезнью спины. И это дает мне радость бытия, силы, чтобы продолжать дело всей моей жизни. Единствен­ное, чего я всегда избегала, это заочное лечение боль­ных. Врач должен видеть своего пациента, а пациент — врача. Поэтому мне очень часто приходится отказы­вать обращающимся ко мне с отчаянными письмами больным людям из других городов. Однако развитие техники несколько расширило мои ограниченные воз­можности.