Глава двенадцатая. Прохор проснулся от странного шума, который раздавался в его каморкеП рохор проснулся от странного шума, который раздавался в его каморке. Шут провел языком по сухим губам, открыл один глаз и осмотрелся. - Какого лешего тебе не спится?! – спросил он, узрев мастера. - Это ты дурака валяешь, а мне работать надо. Дел не початый край, - ответил тот, приделывая к стене какой-то рычаг. – Сейчас у тебя закончу, пойду в Тронную Залу, потом в покои короля… - А делаешь-то чего? - Включатель, чтобы электричество включать, когда нужно, - ответил Даниэль. - М-м, - шут сел на кровати и, почесав живот, влез в рубаху. – Лучше б сделал так, чтоб его выключить можно было при необходимости. Пить охота. Изобретатель закатил глаза. - Специально для тебя сделаю выключатель. - Спасибо, - Прохор припал к крану и стал жадно пить. После облачился в наряд шута. – Я ушел дурака валять. - Иди… Мастер прислонил к стене какое-то устройство и принялся крутить рукой вороток. Камень не сдюжил и подался, посыпалась пыль. Шут пожал плечами, надел часы и посмотрел время. - Ох, ё! Без пяти минут полдень! Сейчас на площади собрание, а я тут жир наращиваю. Негоже опаздывать на чествование самого себя. Балагур мухой вылетел из каморки и, как конь ретивый, помчался по бесконечным коридорам замка, преодолевая крутые лестничные марши.
*** Король и Королева уже заняли свои места на балконе и вкушали виноград, обрывая ягоды с огромной грозди. На большом серебряном подносе было еще много фруктом, ожидающих своей участи: и яблоки, и груши, и гранаты. В центре блюда возвышался ананас. Подставка о трех ножках трещала и грозилась развалиться под тяжестью плодов. Генрих сплевывал косточки за балюстраду, отправляя туда же и кожуру от бананов. Все это падало на головы придворных и знати, что заняли свои места. На помосте в центре площади, под завязку забитой людьми, переминался глашатай со свитком в руках, и скучали музыканты. - Ну и где твой шут?! – поинтересовалась у мужа Изольда. – Столько народу его ждет, а ему хоть бы что. Неописуемая наглость! Надо его наказать – высечь прилюдно. Взять розги и с оттягом надавать по его упругой… - королева осеклась, а король аж подавился. - Дорогая? Но договорить он не успел. Послышался топот и на балкон влетел запыхавшийся шут, который снес-таки столик. Поднос полетел вниз со всем содержимым, да и сам Прохор едва не кувыркнулся вслед за ним. Еще мгновение и рыжий балагур стал бы красным пятном на булыжной мостовой. Он уже практически вывалился, но был пойман нежными руками взвизгнувшей Первой Дамы. - Да помогите мне уже! Генрих бросился на выручку и ухватил шута за щиколотки. Вдвоем венценосные супруги втянули несчастного на балкон. Толпа снизу стояла, открыв рты, и наблюдала за происходящим. Когда виновник торжества был спасен, площадь взорвалась овациями, вверх полетели шапки. Прохор перевел дух и заключил Изольду в объятия. - Вы спасли мне жизнь, моя королева. Я ваш должник, - и он приклонил колено. - Это уж точно, - смутилась та и села в кресло. Король дал отмашку, глашатай развернул свиток и заорал во все горло. - Жители Броумена! – толпа затихла и превратилась в слух. – По приказу Его Величества короля Генриха на Западные рубежи, чтобы одолеть необузданное зло, отправился придворный шут. Как вы все знаете, он вернулся с победой. Ура, братья и сестры! – те подхватили и принялись махать руками, глядя на балкон Главной башни. Прохор махал в ответ и слал воздушные поцелуи. Бирич выдержал паузу и продолжил. – Неведомая напасть пыталась захватить часть нашего королевства. Завязался неравный бой и все такое! Наш писарь, что последовал за шутом, подробно описал происходящее и занес в Книгу Летописи. А обо всех ужасах сражения расскажут наши музыканты. Поприветствуем их! Глашатай отошел в сторону, пропуская вперед артистов. Те выстроились в ряд и заиграли зловещую музыку, под которую Михась еще более зловещим голосом запел.
В хронике моей есть последняя глава,
И, чтобы нагнать еще больше ужаса, музыканты запели хором, рычащими голосами.
Михась скорчил такую гримасу, что некоторые горожане даже потеряли сознание, и продолжил голосить.
Мир менялся на глазах. Зов стихий в людских сердцах Кто-то полз к воде. Ветхий старенький причал Мир менялся на глазах. Зов стихий в людских сердцах
Песня закончилась, и над площадью нависла тишина. Король, с высоты глядя на представление, вжался кресло и прошептал. - Неужели так все и происходило? Шут пожал плечами. - Ну, в общем и целом… - Жуть какая! Только чудовищ мне не хватало, - Генриха передернуло. – Что за напасть? То одно, то другое. И это перед Выборным днем, будь он не ладен! В этот момент сзади раздались шаги, и троица, находящаяся на балконе, обернулась. На пороге стоял Министр, сменивший солдатские доспехи на привычный мундир, а алебарду на саблю. Он ударил каблуками сапог и отрапортовал. - Ваше Величество, срок моего вынужденного отсутствия истек. Мое пребывание в дворцовой страже в качестве гвардейца закончилось. Готов приступить к выполнению своих обязанностей в качестве командующего армией. Воспользовавшись тем, что Генрих подбирает слова, ответил Прохор. - А где вы раньше были, когда на Западных Рубежах беда творилась? Служба службой, а от обороны границ государства тебя никто не освобождал. Или храбрость у нас не в чести? Генерал покраснел, как помидор, но промолчал. Шут любимчик короля, едва не погиб в море, и теперь получается, что по его, Тихуана Евсеича, вине. Министр только добела сжал кулаки и пошевелил губами. По всей видимости, насылал на балагура проклятие. Наконец, подал голос и сам король. Он поднялся с кресла, помахал народу на площади и, повернувшись к министру, сказал. - К вечеру представить мне доклад обо сем, что творится на всех границах, какова численность армии и народного ополчения, и что мы предпримем в случае очередного неожиданного нападения. Усек? – Генрих оттопырил локоть, чтобы его дорожайшая супруга смогла взять его под руку, и они покинули балкон. Прохор в знак благодарности еще раз кивнул своей госпоже, но та не удостоила его вниманием, а прошла мимо, высоко подняв подбородок. Шут ни капельки не обиделся и вышел следом, напоследок приставив ладони к носу и помахав пальцами генералу. Тот побагровел, топнул со злости ногой и проговорил в усы. - Готовь ящик. Недолго тебе осталось. Тут неожиданно шут вырос, словно из-под земли, и встал перед министром нос к носу. Он прищурился и спросил. - Ты уверен, что у тебя кишка не тонка тягаться со мной? Мне падать некуда, а вот вам, любезный… Подстели соломки, мой тебе совет, - и Прохор исчез так же неожиданно, как и появился.
*** Король расхаживал вокруг шахматного столика и раздумывал над очередным ходом белых. Пока шут выигрывал на одну фигуру. - Надо послать гонцов к наместникам, чтобы те распорядились на счет выборных грамот, - Генрих нахмурился и стал тереть подбородок, искоса поглядывая на слугу, а тот просто пялился в окошко, разглядывая улицы города. Вечер стал накрывать Броумен. Солнце еще не успело закатиться за лес, окрасив горизонт розовыми тонами, а с противоположной стороны уже вылезала луна. Легкий ветер гнал по сереющему небу перистые облака, которые где-то далеко собирались в густые, непроглядные тучи. - Я уже исполнил,- вздохнул Прохор. - Когда успел? – удивился сюзерен и шагнул слоном. - Перед тем, как на Западный рубеж убыть. Я одного всадника по пути с шара видел, когда мы над нашими бескрайними лесами пролетали, - шут вернулся к доске и оценил позиции. – Хм, так значит? А мы вот так! – и сделал ход конем. - Какой ты, однако, шустрый, - покачал головой король и протянул руку к фигуре. Прохор кашлянул, давая понять хозяину, что этот ход обречен и угрожает скоропостижным концом всей партии. Государь одернул длань и вновь стал изучать доску. – Даже подумать страшно, с кем бы я сейчас играл, если бы ты упал с балкона. Спасибо Изольде, что спасла тебя. - Я молю небеса, чтобы те дали бесконечного здоровья ей и ее чаду, - склонил голову шут, приложив руку к груди. Бубенцы на его колпаке символично звякнули. – А ты, Онри, еще изволишь в ней сомневаться. Мы с королевой отнюдь не в дружеских отношениях, сам знаешь, однако она не дала моей буйной голове пропасть, хотя могла. Бесчестные люди так не поступают, а расчета тут я тоже не вижу. Оставь ее в покое, пусть живет. - А знаешь, ты, в какой-то мере, прав. Может, действительно… - и Августейший пошел ферзем, скинув с доски черную пешку, тем самым продлив партию еще на несколько ходов. Король довольно потер ладони. – С тобой интереснее играть, чем с Министром. - Рад стараться, - вновь поклонился шут. Тут раздался стук в дверь. - Кого там нелегкая принесла?! - воскликнул Государь, и из-за двери показался камердинер. – Чего тебе? Тот просочился в покои полностью. - Главный Министр аудиенции просит. - Легок на помине, - хмыкнул шут и сделал очередной ход. – Кстати, тебе шах. Стоящий у двери старик продолжать мять полу своей ливреи. - Так просить генерала или велеть обождать? – робко спросил он. За короля ответил Прохор. - Пусть зайдет лет через триста, - но последнее слово оказалось все равно за Августейшим. - Зови, - сказал Генрих, делая ротацию. – Потом доиграем. Шут забрался на подоконник и прикрылся шторой. Когда Министр вошел, он первым делом обратил свое внимание на люстру, висевшую под потолком: все свечи на ней заменили чудесными, по мнению короля, и странными, по мнению всей знати, изобретениями мастера, для которых не нужен ни огонь, ни свечи. Стеклянные шары сами по себе светились и ощутимо нагревали воздух. Генерал за мгновение придумал уже с десяток различных пыток для Даниэля и продолжил бы дальше, но его наглым образом оторвал от этого занятия Король. - Ты о чем таком замечтался, аж слюни потекли? – подметил Генрих. Офицер утер усы. - Виноват! Я по делу пришел. Занимался я, значит, тем, чем вы велели. Просматривал донесения командиров и все такое, и тут посыльный приносит письмо, открываю – так и есть. Опять беда стряслась, только теперь на Восточных рубежах. Прохор выглянул из-за портьеры. - Вот что ты за человек? Все у тебя через одно место! Какой же ты Генерал, когда у тебя везде бардак и неурядицы? Ты теряешь оказанное тебе высокое доверие, да, Онри? Сюзерен кивнул и расположился на кровати, скрываясь за занавесью балдахина. - Теперь что стряслось? Пожар, наводнение или какая другая неприятность? – устало спросил Король. - Что вы, Ваше Величество! – трижды сплюнул через плечо Министр. – Всего-то в лесах нечисть какая-то поселилась. Поговаривают, уже пятерых задрала. Люд за дичью боится на охоту ходить. Молва идет, что это оборотень. Прохор спрыгнул с подоконника, звякнув всеми бубенцами разом. - Ты сам с этим разобраться никак не можешь? Ты чего к королю со всякими мелочами бежишь, по что Величество беспокоишь? Ты, как дите малое, ей-богу. С насморком тоже придешь? Почему за тебя твою работу другие должны делать? Это не королевского ума дело, а твоего, - Прохор подошел к шахматной доске и сделал свои ход. - Он же к тебе не ходит, не спрашивает совета, как с хранцузским послом договариваться. Повар за рецептами не бегает. Так какого… Генерал аж почернел от злости. Еще мгновение, и он бы точно выхватил саблю и порубил бы шута в капусту. Его рука уже поднялась с эфеса и легла на рукоять, когда между соперниками встал Генрих. - В самом деле, Тихуан Евсеич, - шмыгнул носом Правитель Серединных Земель и поправил корону. – Решай сам, для того ты и поставлен на эту должность. Это еще хорошо, что у нас только два рубежа. С юга и севера горы, а то бы проблем было больше. Да? Генерал больше походил на дракона, только что дым из ноздрей не валил. Он тяжело дышал и сыпал молниями из глаз. - Я бы сам занялся, да некогда. Приказы ваши выполняю, готовлю отчет по укреплению границ и все такое. Непривычно, не случалось же такого раньше. Мне бы заместителя или помощника какого, кто будет с поручениями разбираться. Не могу за всем уследить: то старейшина в Большой пахоте, то лесник-убийца, то разбойники со странным туманом на Западных рубежах, то мертвяк оживший… Тут Прохор не выдержал и засмеялся в голос. - Про пятна на луне забыл! А ничего, что этими проблемами я занимался, а ты и пальцем о палец не ударил? Дырку для ордена уже проковырял небось, да? Генрих начал понимать, что добром эта перепалка не окончится. Еще, чего доброго и ему достанется. Он выпихнул Министра за двери и с укором посмотрел на своего слугу. А тот, как ни в чем не бывало, подошел к бюро, налил в королевский кубок вина из кувшина и залпом опорожнил его, закусив холодной телятиной. - Когда-нибудь ты его выведешь из себя! – сказал сюзерен, подпирая спиной позолоченные створы и снимая корону. – Подстережет в подворотне, и поминай, как звали! Ты хоть и дурак, но даже мне показалось, что слегка перегнул палку. - А мне кажется, что не догнул. Вон, щеки какие наел, а теперь на меня посмотри. Скоро ветром сносить начнет. Он бездельник, как и все в твоем дворце. Только видимость создают, что о государстве и народе радеют, да жалование получают. Я общаюсь с чернью, и знаешь что? Им все равно, что есть вельможи, что нет. Если простолюдины перестанут налоги платить, вся знать по миру пойдет. Против них даже гвардия не сдюжит, сколько не плати, а она, между прочим, тоже из черни. Вот надоест народу их кормить… По камешку дворец разберут. Король побледнел, но потом взял себя в руки. - Хватит меня стращать, я пуганый. Ты давай-ка, собирайся в дорогу. - Куда это и зачем?! – неподдельно удивился Прохор. Сюзерен отошел от дверей, подошел к бюро, и налил себе вина. - На кудыкины горы воровать помидоры, - Генрих сделал большой глоток. – Поедешь на Восточный рубеж. Или ты предлагаешь мне оборотня забарывать? Мое дело править королевством и с послами разговор держать, сам сказал. Министр другими делами занят, а помощника у него не имеется. На тебя одного вся надежа, тем более что ты в подобных делах поднаторел уже, дока, если можно так выразиться. Шут обреченно вздохнул, опустился на стул и принялся рассматривать лепнину на потолке, потом перевел взгляд на картины, задержался на своем отражении в огромном зеркале. - Не бережешь ты меня совсем. Туда-сюда мотаюсь, как мотылек на ветру, никакой личной жизни, - Он посидел еще немного, потом встал и скрылся за дверями, но через мгновение показался его колпак, звякнув бубенцами. – И кстати, тебе мат. Генрих подошел к шахматной доске и почесал затылок, сдвинув корону на лоб. Потом поводил над полем умственного сражения указательным пальцем, видимо, над чем-то размышляя, и, в конце концов, вновь расставил фигуры по своим местам и лег на кровать, закутавшись в горностаевую мантию. Ему еще ни разу не удалось обыграть шута. И это не смотря на то, что Генрих играет с тех самых пор, как научился ходить. С колыбели, практически, а этот дуралей освоил игру за пол дня. И в крокете ему нет равных, и пасьянсы у него всегда сходятся. - Удивительный малый. Ему бы не шутом быть, а… - додумать свою мысль король не успел, его сморил сон.
*** Прохор обошел все комнаты в замке, облазил все закутки, но так и не нашел того, кого искал, а именно писаря. Фрэд как сквозь землю провалился. Шут махнул на все рукой и решил отправиться в таверну, чтобы гульнуть перед дальней дорогой, каково же было его удивление, когда искомый субъект обнаружился в трактире! Писарь с кружкой хмельного в руке стоял возле помоста, на котором играли артисты, и дергался в такт музыке. Увидев Прохора, он замахал сводной рукой, подзывая того к себе. Протиснувшись сквозь толпу, весельчак пробрался к Фрэду. - Я тебя уже битый час ищу! Государь задание дал особой важности. - Успеется, - отмахнулся служитель пера. – Я последовал вашему с мастером совету и рассказал одну свою историю музыкантам. И представляешь? Они тут же сложили про нее песню! Обещали сейчас спеть, - и Фрэд растянул лыбу так широко, что чуть щеки не треснули. Фитили в масляных лампах дрожали, пытаясь разогнать полумрак таверны. Туда-сюда сновали Гензель и Гретта, подгоняемые женой трактирщика. Разношерстный народ гоготал, пел, курил и хватал вольных девиц за мягкие места. А ведь днем все они выглядели, как почтенные граждане. Вот что хмель с людьми делает. Одни превращаются в весельчаков, другие в задир, третьи в свиней. Но с последними проще всего, они мирные – напились и спать под столом легли. Похрюкивают себе… А вот первые два вида – они поопаснее будут. Балагуры норовят подшутить над ближним, и не всегда их шутки оказываются безобидными. И тут на помощь обиженным приходят задиры, которых хлебом не корми, дай кулаки почесать. Шут совмещал в себе все три типа, но каждого в меру. В хорошей компании выпить не прочь, иногда можно и до поросячьего визга. И пошутить мастак, да и в драке хорош, в чем многие убедились на собственной шкуре. Музыканты закончили исполнять свое очередное творение, и Михась, посмеиваясь, объявил. - Новая песенка, идею для которой нам подбросил королевский писарь. Похлопаем ему… по спине! – и указал на Фрэда. Тот глупо заулыбался, помахал руками, де, вот он я, и ойкнул пару раз оттого, что кто-то приложил ему ладонью по хребту. Артисты опять заиграли, а Михась и Дрон затянули на два голоса. Естественно, что посетители тут же сорвались в пого. Пол таверны затрещал, а само заведение заходило ходуном.
Услыхал мужик под вечер, вдруг, - Вот те на, - пробормотал мужик - Прочь, сгинь, колобок! Чья-то тень мелькнула за окном -
Тем временем Прохор протиснулся в свой уголок, за который исправно платил хозяину, и замер в недоумении. За его столиком, заставленным кружками, сидел угрюмый здоровяк и одну за другой опрокидывал в себя хмельное. Шут откашлялся в кулак, привлекая внимание непрошенного гостя и сел на стул. Здоровяк поднял осоловевший взгляд на нарушителя его одиночества и прищурился. Мгновением позже у столика нарисовался Йохан и стал оправдываться. - Здоровьем клянусь, я ему говорил, что столик занят, но он пригрозил мне голову оторвать, да и вас, к тому же, не было. Я рисковать не стал, да и стражников звать как-то… - Он замялся. – Человек, вроде, не плохой. Я его, правда, раньше не встречал. Или прикажите выдворить? Здоровяк покосился на толстяка и сжал в могучей ладони кружку, которая тут же разлетелась десятком черепков. - Ступай, любезный, - сказал Прохор, и хозяин испарился. Шут же вновь обратил все свое внимание на угрюмого и почесал подбородок так, чтобы бугай увидал его перстень. Тот заметил и понимающе кивнул, мол, ему проблемы ни к чему. Он даже собирался встать и уйти, но Прохор остановил его еле заметным жестом. - Кто таков? – весельчак без разрешения выбрал из множества кружек полную и ополовинил ее одним глотком. Здоровяк осмотрелся, поманил шута пальцем и, когда тот приблизился, прошептал. - Палач я. Теперь огляделся Прохор. Не хватало, чтобы кто-то услышал. Тут ни богатырская сила здоровяка, ни умение шута драться не спасет от разгневанной толпы. Никто не сможет сказать, как давно повелось, но, так или иначе, повелось, что палачей не жалуют. Если оный заходил в лавку какую, то остальные посетители старались поскорее покинуть ее. В питейных заведениях для палачей даже отдельный стол ставили в самом дальнем углу, а халдеи приносили им заказ весьма неохотно. Никто не любит душегубов, все их презирают. Они даже живут за стенами города и стараются как можно реже показываться на людях. Именно поэтому палачи стали на казнь надевать маску и скрывать свое лицо, чтобы их никто не узнал. Шут спокойно отнесся к своему новому знакомому и даже протянул ладонь. Здоровяк прищурился и выждал несколько мгновений, вдруг незнакомец передумает, забоится поручкаться с душегубом. Не передумал и не забоялся. - Королевский шут, - представился Прохор. - Кабош, - ответил тот рукопожатием. - Позволь поинтересоваться, отчего смурной? Вокруг все радуются, - Он обвел взглядом таверну. - Хотя, с такой работой веселым не будешь. Палач горько усмехнулся. - Не в этом дело, господин весельчак. Ну, и в этом тоже. Душевное горе у меня, вот я и пью. Страшный я человек, - и он опустошил очередную кружку. Прохор окрикнул жену хозяина и указал на стол. - Приберись, дорогуша, и принеси еще парочку. Попозже, а мы пока покурим, да? - Мадлен собрала посуду на поднос и удалилась, получив напоследок шлепок по заду. Шут обратился к палачу. – Рассказывай, не держи в себе. Собеседники закурили, выпустив в потолок струйки едкого сизого дыма. Кабош потрепал свои седые вихры, затянулся и произнес. - Это довольно печальная история и произошла она тридцать лет назад, - Прохор погрузился в воспоминания палача. Он не слышал ничего вокруг, только речь здоровяка. – Я был тогда молод и горяч, как ты, и любил одну девушку, красоты необыкновенной. Давно любил, с самого детства. Признаться в своих чувствах ей я не мог, стеснялся. Да и как? Я кто? Палач. А она… Она держала гадальную лавку. Хаживал я мимо ее магазинчика, иногда заходил, чтобы полюбоваться ею. Со временем стал замечать, что повадился к ней торговец с соседней улицы. Премерзкий такой тип. Я, знамо дело, начал за ним приглядывать, а однажды подошел и сказал, чтобы он отстал от Мари, так звали мою возлюбленную. Более того, я набрался храбрости и признался-таки в своих чувствах. Оказалось, она тоже ко мне присматривалась. Вскоре все узнали о наших чувствах, но старика это не остановило, даже наоборот. Он стал появляться все чаще у лавки, ежедневно приходил на сеансы гадания и щедро одаривал Мари. Я ничего не мог сделать, ведь старик ни намеком, ни делом не попытался оскорбить мою избранницу. Ей, кстати, я тоже не рассказал, кем являюсь на самом деле. Держал в тайне. Всех остальных тоже приходилось обманывать, говорить, что работаю посыльным при дворе. Сам понимаешь. Так вот, однажды мы собрались пожениться и уже назначили день свадьбы, но… - Кабош тяжело вздохнул и продолжил. – Тут случилось страшное: в ее дом пришли гвардейцы. Ее обвинили в колдовстве. Я буквально вис на руках стражников, умоляя оставить ее в покое, говорил, что они ошиблись, но солдаты были непреклонны. Мари забрали и бросили в темницу. На суде я узнал, кто виновник наших бед. Им оказался тот самый старик. И знаешь, что он придумал?! Эта гнида сочинила целую историю. Он в зале суда целое представление устроил, сволочь! Сказал, что встретил Мари у пруда, и та сама предложила погадать ему, а потом, якобы, набросилась на него с ножом, пытаясь вырезать сердце. На месте преступления даже нашли окровавленные карты и кое-какие личные вещи Мари. Видать, эта тварь выкрал их из лавки. Потом еще и очевидец нашелся. Тоже старик какой-то. Я пытался свидетельствовать в пользу любимой, да и все знакомые тоже, но все без толку. Никто не хотел разбираться правда это или нет. Судье предъявленных доказательств вполне хватило, чтобы вынести приговор. [41] И вот на следующий день я вынужден был привести приговор в исполнение. За колдовство Мари присудили сорок ударов плетью. Сорок! Представляешь?! Я должен собственноручно наказать свою любимую, которая искала меня в толпе ротозеев, а я стоял рядом и лил слезы. Каково бы ей было узнать, кто за ее спиной вымачивает плеть в соленой воде? Я бил и плакал, бил и плакал. Мое сердце хотело разорваться на части, но я ничего не мог поделать. Отказаться? Но тогда бы мое место занял другой, и на Мари живого места не осталось бы, ведь я бил в четверть силы, слабее не мог, сам понимаешь. Когда экзекуция закончилась, я вздохнул с облегчением, но тут глашатай в буквальном смысле убил меня. Оказалось, что порка – это только часть приговора. Согласно второй его части, Мари обвинялась в колдовстве! Простая гадалка вдруг, ни с того, ни с сего, стала колдуньей. Как, ты мне можешь объяснить?! – шут молчал. Он прекрасно понимал, о чем говорил Кабош. Та казнь ведьмы, то сожжение, стало последним в истории королевства, но от этого не стало легче. По меньшей мере, палачу. – Ты только представь: я собственноручно привязал свою любимую к столбу и… Ее крик до сих пор стоит в моих ушах.[42] К столику подошла Мадлен и поставила две кружки пенного пива и тарелку сухарей. Шут жестом попросил сразу повторить, и они с палачом залпом опустошили посуду. - Не представляю, как ты с этим живешь, - вздохнул Прохор. – Это же такой груз! - Вот так, - Кабош смахнул слезу с морщинистой щеки. – Я долго маялся, не спал ночами, думал, что делать и как жить дальше и, в конце концов, решился на месть. Знаю, что сейчас рискую. Ты можешь сдать меня, да и пускай! Я нашел того свидетеля, что помог старику оговорить Мэри, и убил его. Перерезал горло. На месте преступления я оставил кое-какие вещи, что до этого украл из дома своего врага. Потом написал от имени убитого записку и подбросил этой мерзкой твари. Старик явился на встречу, где его и повязали гвардейцы. За убийство он был приговорен к усекновению головы, - палач усмехнулся. – Его вели на эшафот, а он орал на всю площадь о своей не виновности. Знаешь, что эта мразь услышала перед тем, как его голова упала в корзину? - Догадываюсь, - ответил Прохор. – Что истинный убийца ты, так? - Именно! Видел бы ты его взгляд. Он узнал меня и все понял, но… Мой топор поставил кровавую точку в этом деле. Вот такая история, господин дворцовый балагур. Теперь можешь звать стражу.[43] Шут нахмурился и потер подбородок. - Я не стану. Дела давно минувших дней, все уже быльем поросло. Ты мне вот что скажи: кто же занимался расследованием? Кто, не разобравшись, отправил Мари на костер? Нижняя губа Кабоша задрожала, и тому пришлось слегка прикусить ее. - Сейчас он Главный Министр королевства, а тогда… - здоровяк опорожнил кружку, которую поставила перед ним Мадлен, и закинул в рот горсть сухарей. – Но его мне не достать, слишком высокого полета птица. Пойду-ка я домой… - На всякого зверя найдется силок, главное умело его поставить. Будет и на твоей улице праздник, - сказал Прохор в никуда. Палач пошарил в кармане и принялся разбирать на ладони монеты. – Ступай, я расплачусь, у меня не убудет. Едва Кабош скрылся в толпе, как на шута тут же навалились все звуки таверны: музыка, хохот, крики и звон посуды, а через мгновение пустующее за столом место занял мокрый, как полевая мышь, писарь. - Что там за поручение государственной важности? Если надо, то я готов скакать во весь опор. - Успеется, - только и ответил Прохор. – Обождем чуток, а перед рассветом тронемся. А пока, давай выпьем. Хозяин! Вина мне и моему другу!
*** Скакать никуда не пришлось, ибо друзья отправились к Восточному Рубежу на самодвижущейся повозке. Шут мирно дремал, уронив голову на плечо Фрэда, который сидел за колесом управления, периодически дергая рычаги и стравливая излишки пара. Он так поднаторел в этом, словно всю жизнь посвятил катанию на подобных телегах. Писарь ловко огибал ямы, проносился по ветхим мосткам, гордо задирая подбородок, если попадались путники на дорогах. Он неукоснительно соблюдал все инструкции мастера и шута: периодически останавливался, проверял котел, доливал воду и подбрасывал дрова в топку. Мимо мелькали густые, девственные леса, бескрайние поля, глубокие озера, полные рыбы, и мелкие прозрачные речушки, в водах которых путники спасались от солнечного пекла и зноя. Звездная, безоблачная ночь сменяла солнечный день и наоборот. Прохор подменял Фрэда, Фрэд - Прохора. По прошествии трех суток шут и писарь проехали мимо указателя «Королевство Серединных Земель. Восточный рубеж. Лесное хозяйство номер 4». Именно тут и приключилась напасть. У опушки писарь остановил телегу и разбудил шута. - Просыпайтесь, господин уполномоченный. Приехали. Прохор продрал глаза и огляделся: по небу ползли тяжелые тучи, впереди стоял густой лес. Вековые деревья раскачивались под порывами ветра. - Гроза собирается, - поежился сонный весельчак. – А чего встали-то? Фрэд усмехнулся. - Чтобы ты проснулся. Что люди скажут, когда увидят королевского посланника, храпящего так, что птицы с перепуга разлетаются и зверье разбегается? - Молодец! – похвалил писаря Прохор. – За проявленную смекалку объявляю тебе благодарность, а теперь поехали. Версты через четыре должен быть дом управляющего хозяйством. В город, к наместнику, не поедем, больно далече. Разберемся, что к чему, и назад. Успеть бы к Выборному дню. Тот только пожал плечами, начальству виднее, а он человек маленький: сказали – сделал. Писарь занял свое место за рычагами и гаркнул на весь лес, спугнув двух тетеревов, что взвились в воздух. - Пошла, залетная! – телега дернулась и въехала в лес. - Ну ты прямо кучер первой гильдии! – усмехнулся Прохор. Судя по тому, что колея оказалась заполненной водой, дожди здесь не прекращались. Пару раз самоходная повозка застревала в грязи по самые оси, и ее приходилось выталкивать, а это задача не из легких! Писарь с шутом перевозились, как свиньи, и оборвали лапник чуть ли не у всех молодых елей, чтобы подложить его под колеса. Фрэд ругался, на чем свет стоит, Прохор же молчал и покачивал головой, вслушиваясь в многоэтажную брань своего брата по несчастью. Когда по расчетам королевского посла до пункта назначения оставалось не больше одной версты, треклятая телега увязла по самое не балуйся, и вытащить ее никакой возможности не представлялось. Глядя на потуги людей, в чаще залилась громким хохотом кукабара, а вслед за ней горлица. Шут плюнул под ноги и сел в кусты папоротника. - Это все равно, что репу тянуть! Тут помощь нужна. Ты, давай, отправляйся за подмогой, а я покараулю телегу, чтоб ее никто не спер. Писарь тряхнул с рук дорожную грязь и утер лицо рукавом. - Да она тут навсегда засела. Ее никто выдернуть не сможет. Шут хмыкнул. - Не скажи. У нас ведь как: оставь что-нибудь без присмотра – сразу колеса или ноги приделают. Найдутся ухари, оглянуться не успеешь. Я лучше подожду, а ты иди. Мне мастер за телегу голову оторвет. Фрэд пожал плечами и пошел по обочине, уворачиваясь от веток орешника, норовящих выколоть глаза, и, отдирая с лица паутину, в которую он, то и дело, умудрялся угодить. Вернулся писарь через час (шут засекал) и не один. Он привел с собой пятерых мужиков, вооруженных карамультуками, которые выдернули телегу из грязи, обвязали ее веревками и впряглись, аки кони. Еще через час королевский гость был доставлен к дому управляющего хозяйством, что стоял на огромной лесной поляне, окруженной соснами, вязами и дубами. К слову сказать, рубленный дом больше походил на дворец: о трех этажах, с башенками, флюгерами, с множеством окон, лестницы, крылечки резные, ставни с наличником. Красота, одним словом. Тут тебе и конюшня, и амбары, и свинарники с курятниками. Весь двор окружал высокий, в два роста частокол, из толстых бревен, остро заточенных сверху. Хоть оборону держи. Оно и понятно, много зверья в лесу лютого бродит. Бывало, волки неделю не выпускали на «большую землю», бродили вокруг да около и выли так, что кровь в жилах стыла. Мужики даже спали с ружьями. Так, на всякий случай. Едва последний провожатый шагнул за границу хозяйства, как за ним закрылись тяжелые ворота. Встречать гостей вышел сам хозяин заимки, охотник Себастьян - Быкобой, прозванный так за то, что мог уложить быка одним ударом кулака в лоб. Великан прошел через весь двор, стянул меховую шапку и протянул шуту свою могучую ладонь. - Приветствую дорогого гостя, - улыбнулся в бороду Себастьян. – Ты не серчай, что я вот так, по-простому. Мы люди далекие от этих ваших поклонов всяких. Нечасто к нам государевы послы прибывают, позабыли о нас, вот мы и расслабились. - Полно те, - ответил Прохор рукопожатием, осматривая бугая, одетого в шкуры и с огромным ножом на поясе. – Я и сам не любитель всего этого. В дом пойдем или тут торчать будем? - В дом, - сплюнул Быкобой под ноги и распорядился. – Эту бесовскую телегу под навес, – и махнул гостям рукой. В небе, затянутом свинцовыми тучами, сверкнула молния, ударив в сосну и расколов ее надвое. Раздался оглушающий раскат грома, заставивший всех присесть от неожиданности, а через несколько мгновений с небес ливануло, как из ведра. Изнутри дом казался еще больших размеров, чем снаружи. Скорее всего, из-за того, что на первом этаже напрочь отсутствовали перегородки, делящие помещение на комнаты. Потолок подпирался десятком тесаных столбов, а по центру высился самый настоящий дубовый ствол с большим дуплом, из которого выглядывала живая белка. Пол устилали шкуры различных животных, а на стенах висели их же головы, на клыках и рогах которых висели масляные лампы, освещающие дом. Прохору, определенно, тут нравилось. Да и Фрэд рассматривал внутреннее убранство с открытым ртом, только что слюни не текли. Такого он не видывал даже во дворце, тамошняя Трофейная зала победнее будет. А когда назначалась последняя охота, писарь и припомнить не мог. Давно это было. - И так, - Себастьян жестом пригласил всех за длинный дубовый стол, стоящий посередине зала. Все расселись по лавкам. – Чему обязан? Хотя, можете не отвечать, сам догадаюсь. Вы из-за тех смертей, что произошли неделю назад, так? - Угу, - кивнул шут. Фрэд, как и полагалось в подобных случаях, достал Книгу Хроник и приготовился записывать. – Расскажите все по порядку. - Может, для начала по чарке? – спросил хозяин заимки. - Легко! Но только по одной, сначала дело, потом веселье. - Понимаю, - Быкобой покивал и крикнул. – Гавр, тащи хмельное из погреба, гости пить желают, - и уже тише добавил. – К вечеру обещался наместник Рубежа прибыть, поохотиться назавтра чтоб. Я его отговаривал, мол, обождать бы, то-се. Но он упрямый. Говорит, ты это нарочно все выдумываешь, чтоб не работать. Так что, гульнем по полной. В кости сыграем и девок в бане потискаем! Появился детина с подносом, заставленным кружками. Присутствующие разобрали посуду. - За короля! – сказал Прохор. - За короля! – подхватили мужики, чокнулись и залпом выпили.
За окном барабанил дождь, насыщая утоптанную землю двора. Молнии метались по небу, словно пытались выцелить очень верткую жертву. Громовые разряды грохотали так, словно сотня пушек палила разом, ветер раскачивал деревья, грозясь вырвать их с корнем. Медленно, но верно, приближалась ос
|
