Срезневський Ізмаїл Несколько замечаний о критике // Історія української літературної критики та літературознавства. Хрестоматія: У 3 кн. – Кн. 1. – К., 1996. – С. 62 – 65.

 

НЕСКОЛЬКО ЗАМЕЧАНИИ О КРИТИКЕ

Из истории человечества можно приметить, что в непро-•свещенные времена люди отдавали более справедливости талантам своих собратий и признательнее были в недостат­ке собственных, нежели во времена просвещенные. Таким образом, когда первые гении, проникнув в таинства^риро-ды и подражая ей самой, попали на -счастливую мысль, что можно изображать оную человеческим словом и гблосом и тем придать ей более красоты, блеску и величия, нежели сколько приметить могут обыкновенные умы, тогда первые творения их произвели во всех дотоле неиспытанное удот вольствие. Все слушали их с восхищением и даже 'не вери-

ли, чтобы сие могло быть вместимо в способностях чело­веческих, почему приписывали все высшему вдохновению. Они не только не осмеливались судить об их творениях, но,не могли приискать приличнейшего уважения самим твор­цам, как приписать -им происхождение от богов, что дока­зывают баснословные повести об Орфее, Амфионе и пр. Самое невероятное возвышение действия гениев на своих современников доказывает такое почтение и удивление оным. Итак — первый период обнаружившейся поэзии «красноречия был периодом всеобщего-удивления и призна­тельности:

Но всеобщее удивление и признательность скоро воз­рождают соревнователе!. Таким образом могли появиться острые умы, которые» проникнув в тайну гениев, сами си­лились приобрести славу их своими произведениями,! и, мо­жет быть, некоторые в том успели, а особенно хвастливые лк>ди, которые обыкновенно сами умеют возвышать свои дарования велеречивыми похвалами. Стечение таковых со-перйиков естественно должно было возродить спор между слушателями, кому из них отдать преимущество. Тогда ма­ло-помалу завеса заблуждения начала спадать, и произ­ведения умов начали слушать с.большею примечательнос­ти» и разборчиво'стию. Ум человеческий стал- смелее. На­чали доискиваться причин, почему что нравится или не нравится в выражениях, описаниях, ходе и порядке повест­вования и пр. Таково, кажется, было первое начало критик?!.»

Но такая критика^ основанная на своенравных мнениях каждого, не могла принесть существенной пользы для очи-ще'ния языков и вкуса; и гений} которые во всей мере чув­ствовали своё преимущество пред другими,.принуждены были доверять более своим талантам, нежели полагаться на неосновательные суждения других. Они, хотя без на­мерения, составляли для себя правила, сообразные природ!,,* но следовали им, не выдумывая никакой-системы. Образо­вание гениев состоя.^ может быть, только в особенной внимательности к произведениям прежде бывших гениев: и в замечании их красот и недостатков,

Итак, период устной и произвольной критики до того времени, когда она стала зависеть от справедливого мне­ния здравомыслящих людей, должен быть очень Продол­жителен. Поелику — когда начали вникать в выражения гениев, всякий по своему наречию, то споры и сомнения в правильности оных заставили наконец подумать, что нужно сначала положить определительные правила языка и из­меняемости его; когда начали вникать в мысли гениев, разбирать связь и последствие мыслей, тогда распри и состя-

зания в рассуждении правильности оных подали случай здравомыслящим умам подумать: не возможно ль и самые мысли подчинить определенным правилам и формулам, по которым можно бы было судить о правильности их; когда начали обращать внимание на украшения, кои, будучи рас­сыпаны, как драгоценные перлы, в образцовых произведе­ниях, невольно увлекали ум и сердце, тогда проницатель­ные умы начали делать догадки, что и самые| украшения можно подчинить правилам; когда начали исследовать приличие и неприличие выражении, мыслей, украшений, сходство или несходство их с природою, с образом жизни и пр., тогда вздумали, что и эти предметы можно некоторым образом подвесть под общие правила. Итак мало-помалу-увидели, что знание грамматики, риторики и пиитики, ло­гики и эстетики суть необходимые подпоры здравой кри­тики, и кто хочет давать истинную цену какому-нибудь эстетическому произведению, тот сначала.должен иссле­довать оное по всем упомянутым наукам, а без того суд его не будет основателен и не может заслужить доверенности. Критика есть самая любимая дочь философии и самая искренняя подруга лргики. Я не говорю здесь о той крити­ке, которую часто величают этим именем, которая, как жен­щина, подверженная истерическим припадкам, на всех и на все кричит без толку: и то не так, другое не по ней, тре­тье не у места, четвертое не хорошо и пр. Такая бешеная критика есть самозванка и самая ненавистная неприятель­ница истинной, постоянной, здравой критики. Не говорю о той величавой критике, которая, надеясь на свою важность, как жеманная придворная дама, с важным тоном спраши­вает своих поклонников: «неправда ли, что это олово не хо­рошо? Вы со мною согласитесь, что эта мысль никуда не годится?» и пр. И ожидает на все беспрекословного, ответа: «точно так! ваша правда!» Потом почитает за нужное об­ратиться к самому сочинителю, смеяться над его поступка­ми, воспитанием, происхождением, неловкостью и пр. Не говорю о той хладнокровной критике, которая, будучи глу­ха для впечатления нежных звуков лиры и слепа для рас^ смотрения очаровательных красот природы и изящных про­изведений человеческих, почитает все изящное безделками, не стоющими внимания, так, как, один жалкий геометр, про­читав «Ифигению», спросил: «какая же теорема этим до­казывается?» Я понимаю такую критику, которая без вся­кого _чпристрастия рассматривает произведения ума и воображения с искренним участием. Эта критика поступает с писателями точно так, как благоразумная и нежная мать с детьми, похваляя в них хорошее и останавливая от худо-

64.

го, с намерением сделать их впредь осторожнее. Она научит нас правильному суждению о эстетических творениях без „всякой личности; она не только не охладит в нас чувство-' ваний к изящному, но усовершенствует оные; она, если мы захотим сами быть писателями, увеличит силу воображения и подкрепит оную силою рассудка. Такою-то образованной критикой руководствовались все лучшие древние писатели, чрез что и по сие время заставляют нас -себе удивляться. И новейшие писатели, предполагавшие себе целию славу в потомстве, рассматривали с помощию таковой критики свои творения и не ошиблись в предположении.

Все знают, что цель критики состоит не только в том, чтоб отыскивать в эстетическом творении худое, но и по достоинству восхищаться хорошим. Напротив того наши филологи,— к сожалению, очень многие,— взялись за одно первое, и, тщательно стараясь отыскивать погрешности, еще тщательнее стараются уколоть или обругать самого писа­теля. Следствием этого было то, что и самая идея критики совершенно изменилась, унизилась. Чего ж они хотят? Ду­мают ли чрез это возвысить успехи литературы? Но брюзг­ливый воспитатель, который с утра до вечера ворчит' на своего воспитанника за самые маловажные ошибки, нако­нец ему наскучивает и делает его упрямым в самых боль­ших погрешностях. То же делают и наши филоло*ги. Они только заставляют презирать их бранчивые упреки и суж­дения и оставляют писателей не только не исправившими­ся, но частр упрямыми защитниками своих погрешностей и потому для литературы не предвидится никакой пользы от их рецензий.

 

питання 4